-- Какой вы смешной, Петя! А кроме мамаши вы никого не любите?

Голос Наташи прозвучал после долгого молчания, и Петя с трудом проснулся от нежных очарований нежных воспоминаний.

Пришел в себя и обернулся.

Наташа, Наташа! Как горят ее звезднояркие глаза, как алеет огонь ее щек и губ... Как быстро и смело дышит она, и стальная грудь как решительно и высоко подымает тонкий шелковый покров, -- и как сладко видеть эту мягкую волну, колеблющуюся здесь, рядом, близко...

Прильнуть бы к волне устами... Прошептать бы сумасшедшие слова... Окунуться бы в бездну этого неизведанного счастья... Забыть все... и умереть, умереть... Как прекрасна смерть!

И глубоко вдохнув в себя липовый воздух, Петя, не думая и не сознавая, шепчет:

-- Я люблю Наташу...

И невольно наклоняется он к ней и ищет воспаленными юными глазами ответа на свои дерзкие слова и видит раскрытые алые, как вишня, губы, сверкающие глаза и дрожащую волну стальной груди.

И в памяти чеканится недавний вечер, первый вечер после их знакомства...

То было на первый день Пасхи. Петя стоял у окна Наташиной комнаты и смущенно рассказывал ей, что делал он в этот день. Говорил бессвязно, краснея, путаясь. А Наташа серебряно смеялась и вдруг спросила:

-- И вы христосовались?

-- Да.

-- А как?

Петя покраснел.

-- Отчего вы молчите? Ну, скажите, как вы христосовались?

Наташа близко подвинулась, наклонилась из окна, и ее черные волосы задразнили щеки Пети.

Он молчал.

И тихо, тихо, как шепот первого всплеска весенней тихой волны, она ароматно вздохнула и прошелестела:

-- Если не хотите сказать, то покажите...

И черные волосы, как змеи, обвили его пылающее лицо, и близко затрепетало горячее прерывистое дыханье, и красные розы губ коснулись своими лепестками тонких губ Пети, -- и весь мир, весь земной шар исчез, улетел ввысь, растаял. И ничего не было вокруг, -- было только пламя роз и огонь только что впервые родившейся страсти.

И когда Петя бросил свои дерзкие слова -- "я люблю Наташу" -- внезапно вспыхнувшей надеждой он поверил, что повторится опять сладкое мгновенье, и опять жаркие красные лепестки губ Наташи раскроются для него, и он выпьет волшебного напитка, сколько хочет и может.

Но Наташа отстранилась. И стало холодно плечу.

И было тихо вокруг. Шептали листья деревьев свою старую весеннюю сказку. Уносил ее далеко тихий вечерний ветерок. И где-то, далеко, кому-то дарил он эту сказку, навевая грезы.

А Наташа молчала долго, долго.

И вдруг, подымаясь со скамьи, сказала:

-- Пойдемте. Уже поздно.

И видя, что Петя сидит неподвижно и весь застыл в ожиданье, Наташа наклоняется к нему -- какое пламя, какое пламя! -- и шепчет:

-- Милый, милый... Но я невеста!..

Зашуршали липы. И, кажется, вздохнули колокола Покровской церкви.

Какая это была темная ночь!..