О волостномъ судѣ вообще.

Волостной судъ представляется мнѣ всегда, выражаясь низкимъ стилемъ, въ образѣ человѣка, сидящаго на двухъ стульяхъ, которые постепенно раздвигаются подъ нимъ въ разныя стороны. Стулья эти -- законъ и обычай.

Не столѣтіями, а только десятилѣтіями приходится измѣрять промежутокъ времени съ того момента, когда новая струя вторглась въ тѣсно замкнутый кругъ народной жизни, гдѣ все было такъ прилажено по своимъ мѣстамъ, гдѣ всякое явленіе имѣло свое объясненіе, а на всякій случайно возникавшій вопросъ имѣлся уже готовый, дѣдами и прадѣдами выработанный во всѣхъ деталяхъ отвѣтъ,-- и за этотъ-то сравнительно короткій промежутокъ времени новыя начала успѣли произвести такую ломку въ основахъ народной жизни, что отъ стройнаго зданія мірскихъ и семейныхъ обычаевъ остались лишь жалкія развалины, и только богатое воображеніе можетъ возстановить по нимъ всю картину исконнаго обычнаго права. Но, съ другой стороны, и новое, стройное зданіе писанной регламентаціи, т.-е. закона, не успѣло еще воздвигнуться на мѣстѣ катастрофы, и вотъ нынѣшній деревенскій обыватель съ тоской бродитъ между развалинами одесную и начатыми постройками ошую, тщетно разыскивая тѣ "устои", которые послужили бы ему опорной точкой въ его исполненной треволненіями жизни. Правда, что слово "законъ" получило уже въ народѣ полное право гражданства: его употребляютъ и кстати, и не кстати, въ послѣднемъ случаѣ даже чаще, чѣмъ въ первомъ; выраженіе -- "сдѣлать по закону" стало синонимомъ "сдѣлать ловко, хорошо, надежно", независимо отъ того, будетъ ли это сдѣлано по совѣсти, согласно мірскимъ воззрѣніямъ на справедливость, или нѣтъ; но законъ не замѣнилъ собою народу полу-исчезнувшихъ устоевъ его жизни. Дѣйствительные законы совершенно неизвѣстны народу; онъ знаетъ только одинъ законъ: это то, что говоритъ или приказываетъ начальство, какое бы оно ни было,-- урядникъ ли, писарь, мировой ли судья или судебный слѣдователь... Законъ сталъ аттрибутомъ власти, власть, попрежнему, внушаетъ одинъ только страхъ (признаковъ уваженія, довѣрія, любви -- нѣтъ),-- поэтому, и законъ сталъ внушать безотчетный страхъ. И вотъ откуда происходитъ такое колоссальное значеніе закона въ народной жизни и такое, при этомъ, огромное непониманіе истиннаго его смысла и требованій: законъ, въ глазахъ мужика, это -- нѣчто грозное, необъятное, таинственное, то нѣчто, во имя котораго начальство напускаетъ страхъ, ругается, поретъ, выколачиваетъ недоимки, ссылаетъ въ Сибирь, потрошитъ покойниковъ, сноситъ избы, убиваетъ больную скотину, брѣетъ лбы, прививаетъ оспу, и т. д., и т. д., до безконечности. И откуда же темному, невѣжественному народу понять логическую причину всѣхъ этихъ на него воздѣйствій, если нѣкоторые исполнители закона, понимающіе ими творимое, не удостаиваютъ входить въ разъясненіе своихъ поступковъ и ограничиваются всесильной формулой: "законъ того требуетъ",-- а нѣкоторые, преимущественно низшіе исполнители, наиболѣе близко стоящіе къ народу, сами не понимаютъ истиннаго смысла и конечной цѣли выполняемыхъ ими предначертаній начальства, которыя и суть въ ихъ глазахъ самъ законъ? Изъ этой путаницы понятій вытекаетъ путаница терминовъ, выраженій и проч., и наоборотъ, ничего не говорящіе термины порождаютъ дикія представленія: "сдѣлать по закону" значитъ, съ точки зрѣнія мужика, сдѣлать такъ, чтобы начальство, съ которымъ придется имѣть дѣло, осталось довольно, не придралось бы. "Напиши мнѣ росписку: да гляди -- по закону напиши!" говоритъ мужикъ писарю: это значитъ, что онъ проситъ написать такъ, чтобы мировой судья, которому, можетъ быть, придется читать росписку, не швырнулъ бы ее обратно (что нерѣдко случается), а принялъ бы ее къ разсмотрѣнію. "Ямы для зарыванія павшаго отъ чумы скота надо рыть не менѣе 3-хъ аршинъ",-- приказываетъ урядникъ и, для большаго убѣжденія, добавляетъ: "ты пойми, вѣдь это не я говорю, а законъ!" И мужики пунктуально выполняютъ сообщенный имъ законъ: роютъ ямы въ 3 аршина глубины, но валятъ въ одну яму по три трупа, такъ что верхній лежитъ почти въ уровень съ поверхностью земли. А урядникъ уходитъ довольный собою и увѣренный, что имъ въ точности исполнено требованіе закона... Да такихъ примѣровъ можно привести не десятки, не сотни, и не тысячи, а милліоны: въ любомъ No любой газеты найдется разсказъ о послѣдствіяхъ дурно понятаго или вовсе непонятаго закона.-- Посмотримъ, что изъ всего этого слѣдуетъ. Зная, какъ народъ боится закона и, вмѣстѣ съ тѣмъ не понимаетъ, что законъ и что произволъ,-- всякій, кто по развязнѣе (ужъ не говоря про начальство) отарается при помощи "закона" извлекать выгоду въ трепещущихъ передъ этимъ сфинксомъ простофилей.

-- Ты чего, тетеря, не сворачиваешь съ дороги?-- кричитъ мой ямщикъ на встрѣчнаго мужика съ возомъ.

-- Да пострянешь: вишь, сугробъ какой!

-- А не знаешь, иродъ, что "по закону" ты должонъ начальнику дорогу давать?.. Сворачивай иль я те кнутомъ огрѣю...

Въ данномъ случаѣ, ямщикъ, везущій хотя такое микроскопическое начальство, каковъ волостной писарь, тѣмъ самымъ уже выдвинулся изъ общаго уровня народной массы и считаетъ себя въ правѣ издавать встрѣчнымъ лапотникамъ выгодные для себя "законы"... И такъ всегда и вездѣ, и примѣровъ этого рода такое обиліе, что ихъ приводить не стоитъ.

Куда мужикъ ни сунется, вездѣ ему тычутъ истинными или вымышленными законами. Хочется батюшкѣ съ мужика содрать лишнюю пятишницу за свадьбу,-- онъ говоритъ, что нужна метрическая выпись. "Батюшка, да нельзя-ли какъ-нибудь безъ этой метривки?" -- Нельзя, надо, не я, а законъ этого требуетъ.-- "Батюшка, ужъ я те трюшницу дамъ, не нудь ты меня!" И законъ -- попранъ, но мужикъ не знаетъ, истинный или вымышленный.-- Пошла баба въ казенный лѣсъ ягодъ набрать, ее поймалъ объѣздчикъ и требуетъ рубль штрафу, таща къ лѣсничему: "не я, а законъ требуетъ".-- "Отпусти, родименькій, я те двоегривенничекъ дамъ!".. И законъ опять исчезаетъ со сцены.-- Старшина не хочетъ страховать зданія: "нельзя по закону,-- тутъ четырехсаженнаго разрыва нѣтъ", а напился чаю, да получилъ рублевку,-- и четырехсаженный разрывъ превращается въ законный.-- Нужно мужику подать какое-нибудь прошеніе; сунулся онъ къ становому, а тотъ посылаетъ его въ городъ къ исправнику: "я бы помогъ тебѣ, да по закону не могу"... Мужикъ -- къ исправнику, а тотъ его -- въ уѣздное присутствіе, которое -- "по закону" -- должно вѣдать эти дѣла; но въ присутствіи ему именемъ того же закона приказываютъ доставить прежде всего справку изъ волостного правленія,-- и вотъ мужикъ опять идетъ въ село за справкой. Такимъ образомъ, мужикъ видитъ вокругъ себя сплошные тенета закона и постоянно чувствуетъ тяжесть опеки: нѣкоторыя личности, посмѣлѣе, прибѣгаютъ къ хроническому подкупу, какъ испытанному средству ускользать изъ тенетъ закона; другія, по-проще, доходятъ даже да комизма въ опасеніяхъ своихъ проштрафиться по отношенію къ законамъ, существующимъ иногда только въ ихъ напуганномъ воображеніи.

Приходитъ ко мнѣ какъ-то разъ мужикъ, котораго я лично зналъ; мужикъ хорошій, но по нынѣшнимъ временамъ излишне смирный. Выбрали его недавно опекуномъ къ сироткѣ-мальчику, и вотъ эта опека стала истиннымъ источникомъ мученія для несчастнаго мужика, чувствующаго себя постоянно подъ дамокловымъ мечомъ закона.

-- Ты что, Акинфьевичъ?

-- Да что, H. М., къ вашей милости. Дѣло тутъ выходитъ такое, что и ума не приложу.

-- Небось, опять касательно опеки?..

-- Объ ней, батюшка, объ ней, постылой. Ужъ вы, H. М., ослобоните меня, сдѣлайте такую милость: выберите другого опекуна! Совсѣмъ она меня скружила, треклятая!..

-- Да что такое случилось? Сказывай, пожалуйста!

-- Дѣло то вотъ какое: остался отъ покойничка Ивана Сидорыча полушубокъ старенькій; а какъ таперича къ зимѣ дѣло подходитъ, я было надумался переченить полушубокъ для Мишутки,-- пускай, думаю, себѣ носитъ на здоровье,-- да ужъ и не знаю, какъ съ этимъ дѣломъ быть...

-- Мишутка -- это сирота что-ль?

-- Онъ, онъ самый!.. Такъ какъ же, батюшка H. М., по закону это какъ будетъ -- ничего? Въ отвѣтѣ я не буду?

-- Да что ты, другъ мой, рехнулся что ли? За что же ты виноватъ будешь? За то, что старый отцовскій полушубокъ сыну передѣлаешь?.. Да посуди ты самъ, ты этимъ вѣдь добро сиротѣ сдѣлаешь: такъ за что же тутъ виноватымъ быть?

-- Вотъ то-то мы народъ темный!.. Думается, ку-быть ничего плохого нѣтъ, а сосѣди говорятъ: пойди, спросись, какъ бы въ отвѣтъ за это не попасть, потому, молъ, все до совершенныхъ годовъ мишуткиныхъ въ цѣлости должно быть; какъ на руки принялъ, такъ и сдай,-- до нитки то-ись...

-- Пустое, Акинфьевичъ, пустое! Зря тратить, или на себя изводить не хорошо, а если на пользу...

-- Ну, вотъ это самое и я думалъ, а все-таки, говорятъ,-- поди съ писаремъ погутарь,-- онъ человѣкъ ученый, всѣ законы знаетъ... А мы народъ темный, кто е знаетъ, може, и впрямь такой законъ есть...

Въ одномъ изъ селеній нашей волости рѣшительно въ каждомъ дворѣ занимаются посѣвомъ табаку-махорки на огородахъ; культура эта возникла лѣтъ около семи тому назадъ. До изданія акцизныхъ правилъ 1883 года сбытъ табака производился безпрепятственно, безъ всякихъ формальностей, а тутъ вдругъ пошли разныя регламентаціи относительно выправленія изъ волости ярлыковъ, укупорки табачныхъ мѣстъ, и пр. Недоразумѣній по этому поводу была въ первое время масса.

-- А что, H. М., хотѣли мы поспрошать васъ объ одномъ дѣлѣ... таинственно докладываютъ мнѣ два табаковода изъ этого селенія.

-- Спрашивайте.

-- Ужь мы не знаемъ, какъ и говорить-то: такого горя напринялись. Научите ужъ насъ, какъ бы намъ въ отвѣтѣ не быть. Табачекъ-то мы отвезли свой, продали, все по формѣ, и ярлыки сдали, что отъ васъ получили; а оказывается, что все-таки грѣхъ-то насъ попуталъ.

-- Какой же грѣхъ? Вы не бойтесь, говорите все, какъ есть.

-- Да вотъ какое дѣло. H. М.: трубочкой мы и сами съ сватомъ займаемся, такъ не весь табачекъ-то свезли на продажу, а оставили себѣ фунтиковъ по десятку -- на баловство, значитъ, а тутъ и прослышали, быдто этого по новому закону нельзя, быдто за это въ острогъ сажаютъ!

Послѣ нѣкоторыхъ усилій съ моей стороны мужики успокоиваются относительно своей контрабанды.

-- И еще ужъ хотѣли за одно обезпокоить вашу милость. Правду гуторятъ, что съ будущаго года менѣе пятидесяти пудовъ табаку нельзя и съ огорода сымать, чтобы маленькихъ, значитъ, огородовъ совсѣмъ не было? А у кого меньше полъ-ста окажется, такъ у того задаромъ будутъ табакъ въ полки отбирать для солдатъ?

А вотъ подлинный разсказъ мужика о волненіяхъ, охватившихъ деревню при появленіи новаго въ ней начальства -- урядника.

-- ...Вбѣгаетъ, этто, мальченка мой, запыхался весь и говоритъ: "тятька, сичасъ мы на улицѣ съ робятами играли,-- вдругъ идетъ по улицѣ новый урядникъ, что вечоръ пріѣхалъ,--важный такой, усищи -- во!.. и большущая у него сабеля на боку виситъ. А тутъ тетка Матрена съ теткой Анисьей стоятъ и гуторятъ промежъ себя: вотъ его, говорятъ, царь прислалъ, и можетъ онъ, по закону, этой самой сабелей головы рубитъ ворамъ... А съ сабелей этой онъ, слышь, и спитъ, николи не съимаетъ, а какъ снялъ,-- сичасъ его въ Сибирь"... Что ты, говорю, щенокъ пустое болтаешь? "Нѣтъ, гритъ ей-Богу, не вру! Поди, самъ посмотри". И взяло меня тутъ раздумье: пожалуй, и впрямь новое такое начальство проявилось; пойду, думаю, въ трахтиръ, тамъ у людей узнаю. Пришелъ; а тамъ народу -- словно въ праздникъ набралось, и все объ этомъ самомъ урядникѣ толкуютъ. Кто гритъ -- что точно, головы рубить будетъ, а кто -- что только поджилки на ногахъ будетъ подрѣзывать... Только сидимъ это мы, толкуемъ промежь себя -- глядь, вотъ онъ и самъ тутъ: сурьезный такой, и прямо къ Ермилычу въ его горницу прошелъ. Ну, думаемъ, чтой-то будетъ?.. Какіе -- по домамъ разбѣглись, а какіе -- не поопасались, остались чай допивать: мы, говорятъ, свои деньги за чай заплатили, а такого закона нѣтъ, чтобы чай пить въ трактирѣ нельзя было... Смотримъ, Ермилычъ къ нему водку несетъ, а тутъ Михейка у насъ есть, безшабашная головушка -- и гритъ Ермилычу: "слышь, Ермилычъ, а что: для-ради перваго знакомства нельзя полуштофчикомъ господина урядника попросить?" Тотъ смѣется: чего опасаетесь, подносите!-- Мы это живымъ манеромъ сорудовали водочку, и селедочку спросили, кренделей фунтъ взяли пшеничныхъ, и говоримъ Ермилычу: какъ бы это ихнюю милость кликнуть?.. А тотъ по-просту -- извѣстно, ему не боязно -- и гритъ ему-то: тамъ, молъ, мужики съ поклономъ васъ ждутъ. "Онъ" и выходитъ къ намъ: что вы, гритъ, ребята?-- Такъ и такъ,-- Михейко-то ему,-- не пожалуете ли для-ради пріѣзда стаканчикъ отъ насъ откушать? Какъ мы, т.-е., всею душею... Ну, да и ловокъ же Михейка зубы-то чесать, это что и говорить... Ладно; а тотъ долго ломаться не сталъ, сичасъ, это, сѣлъ, выпилъ стаканъ и гритъ: хороша, дескать, водка. Ну, мы тутъ духу-то набрались и стали допытываться, что и какъ; а онъ все это съ форсомъ о себѣ: теперь, гритъ, я по закону старѣе всѣхъ у васъ по волости,-- мнѣ и старшина ни по чемъ. Одначе, про сабелю сказалъ, что она только по формѣ требуется, а что поджилокъ рѣзать онъ не будетъ: такого, вишь, закона еще не было.

Не могу тутъ же не вспомнить разсказъ старшины Якова Иваныча о томъ, какъ онъ знакомился съ машиной, т.-е. съ желѣзной дорогой. Было ему лѣтъ 17, когда провели эту машину, надѣлавшую огромнаго шума въ околоткѣ. Пронесся, между прочимъ, слухъ, что на нее глядѣть не дозволяется, "а кто глядѣть будетъ, въ того съ машины изъ ружья палить будутъ". Вотъ Яковъ Иванычъ былъ въ лѣсу, какъ-то недалеко отъ линіи желѣзной дороги.--"Вдругъ слышу, гудитъ... Ну, думаю, пропалъ я: застрѣлятъ!.. Либо въ чащу бѣжать, либо на мѣстѣ остаться -- посмотрѣть, что за машина такая; авось въ лѣсу-то не замѣтятъ... Легъ я на брюхо, да ползкомъ за кустъ, оттуда и посмотрѣлъ. Потомъ, какъ на деревни сказывалъ, не вѣрили: врешь, говорятъ, хвастаешь"...

И вотъ тотъ же самый Михейка, допытывавшійся,-- будетъ ли урядникъ рѣзать поджилки,-- попадаетъ въ волостные судьи; его берутъ прямо изъ трактира, гдѣ рѣчь идетъ про "сабелю" и "поджилки", сажаютъ за столъ, подъ портретомъ въ золотой рамкѣ, и говорятъ: суди!.. А судить надо "по закону" -- это Михейка твердо знаетъ, потому что ежедневно слышитъ это и отъ мужиковъ, и отъ старшины съ писаремъ, и отъ всякихъ деревенскихъ грамотѣевъ и бывалыхъ людей. И тяжущіеся очень часто говорятъ ему, Михейкѣ, во время судопроизводства: "ты какъ насъ судишь-то?.. ты суди по закону, а не какъ-нибудь". Да и у писаря, что рядомъ сидитъ, книги лежатъ на столѣ и бумаги разныя,-- значитъ, и впрямь законы есть, по которымъ судить должно, а какіе-такіе законы -- онъ, Михейка, рѣшительно не знаетъ и потому держитъ себя на судейскомъ креслѣ смирнехонько, слушаясь во всемъ писаря. Несмотря на то, что я на практикѣ старался возможно объективно относиться къ дѣйствіямъ волостныхъ судей, но и мнѣ иногда приходилось "во имя закона" становиться въ разрѣзъ съ мнѣніями судей: изъ описанія дѣлопроизводства въ крестьянскомъ судѣ читатель, я думаю, замѣтилъ, что я принужденъ былъ защищать отвѣтчика по гражданскому дѣлу отъ тягчайшаго уголовнаго наказанія -- порки. Не сдѣлать этого я, по закону, не могъ, такъ какъ на писарѣ лежитъ обязанность разъяснять судьямъ законы, а поступивъ такъ, какъ поступилъ, я грубо подавилъ требованіе народнаго правосудія о наказаніи наглаго обманщика, вина котораго -- ложная божба -- хотя и не была юридически доказана, но очень ясно чувствовалась всею обстановкою дѣла. Сколько же давленія производится вообще писарями и старшинами на правовой обычай въ пользу химерическаго, экспромтомъ придуманнаго "закона", подъ которымъ, въ большинствѣ случаевъ, скрывается пристрастіе, подогрѣтое мѣрою пшена или поросенкомъ?.. И вотъ, судья окончательно не знаетъ, чѣмъ ему руководствоваться,-- слышанными ли отъ стариковъ изреченіями народной мудрости: "какъ допрежь живали дѣды и отцы и какъ намъ приказывали жить",-- или авторитетными указаніями писаря на законы?

Я не говорю, что всѣ писаря всегда толкуютъ фальшиво законы, но, при нѣкоторой беззастѣнчивости, самыя невѣроятныя штуки могутъ сходить съ рукъ единственному умственному во всей волостной администраціи человѣку. Хотя и не всѣ такія продѣлки съ закономъ удаются, но мужикъ въ теченіе своей жизни успѣваетъ тысячу разъ убѣдиться на дѣлѣ, что начальство въ одномъ случаѣ примѣняетъ одинъ законъ, въ другомъ, совершенно подобномъ случаѣ -- другой законъ, и т. д.; отсюда происходитъ стремленіе упросить администрацію примѣнить къ данному случаю какой-нибудь законъ полегче, а всякій проситель твердо памятуетъ пословицу: "сухая ложка и ротъ деретъ".. Послѣдствія такого положенія вещей понятны.

Однако, кромѣ ближайшаго, непосредственнаго толкователя законовъ -- писаря, надъ волостными судами тяготѣетъ еще другой, болѣе авторитетный и поэтому болѣе опасный для самостоятельности судовъ толкователь: это: -- уѣздное по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе. Писарь въ поступкахъ своихъ руководствуется, главнымъ образомъ, матеріальнымъ расчетомъ: дана ему мѣра пшена -- попранъ обычай, торжествуетъ "законъ", въ другомъ, однороднымъ съ этимъ, случаѣ,-- пшено на сцену не появлялось -- и писарю нѣтъ никакой цѣли, никакого расчета производить давленіе на судей; словомъ, принципъ не играетъ въ данномъ случаѣ никакой роли, и отдѣльныя злоупотребленія писарей, не будучи, такъ сказать, систематизированы, никакъ не могутъ производить такого же эффекта, какой производитъ сознательное подчиненіе одного начала другому, рядъ мѣропріятій, имѣющихъ одну цѣль,-- словомъ, какъ дѣятельность уѣздныхъ присутствій.

Эти присутствія суть, по закону, кассаціонныя инстанціи для обжалованія рѣшеній волостного суда; аппелляціонной инстанціи для той же цѣли реформа 1861 года не учредила, а возложила на кассаціонную обязанность слѣдить за ненарушеніемъ волостными судами, съ одной стороны -- общихъ существующихъ законовъ, и съ другой -- предѣловъ компетенціи. Отсутствіе посредствующей инстанціи между этими двумя сословными учрежденіями -- волостнымъ судомъ и крестьянскимъ присутствіемъ (кому же неизвѣстно, что крестьянскія присутствія только по названію крестьянскія, а въ дѣйствительности, по составу своихъ членовъ -- чисто дворянскія?) -- привело къ полному подчиненію одного изъ нихъ другому и къ безпрепятственному вторженію сильнѣйшаго въ область слабѣйшаго. Нужно ли говорить, которое изъ этихъ двухъ учрежденій сильнѣе и которое слабѣе, беззащитнѣе!.. Здѣсь не мѣсто производить полную оцѣнку вліянія уѣздныхъ присутствій на волостные суды, такая оцѣнка уже нѣсколько разъ выполнялась лицами, располагавшими матеріаломъ несравненно обширнѣйшимъ, чѣмъ располагаю я, да цѣль настоящихъ замѣтокъ не есть какая-либо цѣль научная, съ готовыми, законченными выводами; я предполагалъ дать только рядъ картинъ изъ народной жизни въ области, ея соприкосновенія съ волостью вообще и съ волостнымъ писаремъ -- въ особенности. Поэтому, не рѣшая такого важнаго вопроса, каковъ вопросъ о подчиненіи сословнаго суда, основаннаго на обычномъ правѣ, административно-чужесословному учрежденію, я ограничусь только нѣсколькими бѣглыми замѣчаніями.

Совокупность мѣропріятій уѣзднаго присутствія относительно волостного суда клонится къ захвату непосредственной надъ нимъ власти черезъ низведеніе себя изъ кассаціонной инстанціи въ апелляціонную; конечная цѣль этой метаморфозы есть подчиненіе независимаго учрежденія писанному закону, нивеллировка особенностей народной жизни, не гармонирующихъ съ началами, положенными въ основаніе всего строя государственнаго бюрократизма. Наилучшій практическій способъ для такого подчиненія себѣ независимыхъ крестьянскихъ судовъ уже открытъ и состоитъ въ регламентаціи дѣятельности этихъ судовъ посредствомъ различныхъ распоряженій, дѣлаемыхъ по адресу волостныхъ правленій. И вотъ, мы видимъ грустную и вмѣстѣ съ тѣмъ преуморительную картину. Волостной судъ не есть какое-либо постоянно функціонирующее учрежденіе: оно возникаетъ по воскресеньямъ, примѣрно въ 4 часа дня, и вновь распадается послѣ нѣсколькихъ часовъ существованія, никакія "бумаги" до него не доходятъ; волостной старшина и сельскіе староста не имѣютъ, по закону, права даже присутствовать при разборахъ дѣлъ, не говоря уже -- руководить судомъ или разъяснять ему что-либо. Слѣдовательно, единственнымъ посредникомъ между уѣзднымъ законодательнымъ учрежденіемъ и волостнымъ судомъ опять-таки является наемное лицо,-- волостной писарь, не имѣющій, по закону, права вмѣшиваться въ разборъ дѣла,. и вся обязанность котораго, опять по закону же, должна ограничиваться записью постановленій этого "независимаго" суда. Между тѣмъ, въ силу распоряженій присутствія, которыя даются волостнымъ правленіямъ и которыми разрѣшаются или возбраняются волостному суду тѣ или другія отправленія,-- этотъ писарь является какъ бы предсѣдателемъ независимаго суда, законо-толкователемъ, единственнымъ лицомъ, знающимъ, что дозволено и что не дозволено суду, и поэтому накладывающимъ на то или другое рѣшеніе суда свое veto. Судъ хочетъ приговорить человѣка къ наказанію -- стой, нельзя, онъ въ этомъ дѣлѣ только свидѣтелемъ, а не отвѣтчикомъ, судъ хочетъ взыскать съ вора убытки, причиненные его кражей, и, кромѣ того, наказать его уголовнымъ порядкомъ -- опять стой, нельзя въ одномъ дѣлѣ соединять уголовный и гражданскій иски; судъ хочетъ разобрать дѣло о принадлежности огорода, тому или другому брату -- опять нельзя: эта дѣло сельскаго схода; судъ хочетъ наказать подравшихся пьяницъ -- опять и опять нельзя: это дѣло мирового судьи, потому что драка происходила на улицѣ... И вотъ, цѣлымъ рядомъ распряженій, уѣздное присутствіе узаконяетъ беззаконіе: даетъ просторъ дѣйствіямъ волостного писаря, т.-е. сознательно подчиняетъ судъ писарю, не выпуская этого послѣдняго изъ своихъ ежевыхъ рукавицъ и властвуя, такимъ образомъ, надъ судомъ чрезъ посредство своего вполнѣ зависимаго подчиненнаго, вольнонаемнаго безправнаго лица. Вотъ въ общихъ очертаніяхъ картина настоящаго положенія вещей; позволяю себѣ, по принятому мною порядку, нѣсколько иллюстрировать все вышесказанное.

Въ одномъ сельскомъ кабакѣ, поздно вечеромъ, засидѣлась компанія пріятелей-кумовьевъ; кабатчикъ, истый типъ мелкаго деревенскаго кулака, закрылъ ставни и входную дверь, самъ присосѣдился къ компаніи, и попойка продолжалась, такимъ образомъ, какъ бы въ домашнемъ кругу. Изрядно выпивъ, одинъ изъ гостей заспорилъ о чемъ-то съ хозяиномъ; дальше больше, дошло и до драки: драться началъ кабатчикъ и, будучи сильнѣе своего противника, избилъ его, раскровянилъ ему губу и разорвалъ на немъ новую рубаху "французскаго ситца". Все это подтвердилось на судѣ свидѣтельскими показаніями прочихъ двухъ кумовьевъ, когда ихъ спрашивали,-- почему же они не вмѣшались въ дѣло и не прекратили избіенія своего товарища, то они отвѣтили, что не посмѣли идти противъ Сергѣича, т.-е. кабатчика. Избитый подалъ жалобу въ волостной судъ. Вызванный по повѣсткѣ кабатчикъ еще до суда отозвалъ меня къ сторонкѣ и просилъ "похлопотать", чтобы дѣло окончилось ничѣмъ или, самое большее, какимъ-нибудь денежнымъ штрафомъ въ полтинникъ или рубль... Несмотря на то, что двое изъ четырехъ судей видимо клонили дѣло къ желаемому отвѣтчикомъ исходу, въ концѣ концовъ было постановлено подвергнуть негостепріимнаго хозяина аресту на трое сутокъ и взыскать съ него въ пользу потерпѣвшаго -- за изорванную рубаху "французскаго" ситца -- одинъ рубль. Кабатчикъ остался рѣшеніемъ этимъ недоволенъ и подалъ жалобу въ присутствіе, которое и отмѣнило рѣшеніе на томъ основаніи, что драка происходила въ публичномъ мѣстѣ, и разборъ дѣла подлежалъ, поэтому, вѣдѣнію мирового судьи. Какимъ образомъ избушка, служащая въ ночную пору квартирою хозяина, оказалась публичнымъ мѣстомъ, когда у ней были окна и двери на запорѣ -- рѣшить не берусь. Послѣдствіемъ такого примѣненія закона было, что обиженный мужикъ, уже три раза ѣздившій за 10 верстъ по этому дѣлу въ волость (въ 1-й разъ -- записать жалобу, во 2-й -- явиться къ разбору дѣла и въ 3-й -- выслушать рѣшеніе уѣзднаго присутствія), только рукой махнулъ и отъ дальнѣйшаго веденія дѣла отказался, въ виду новыхъ поѣздокъ за 25 в. къ мировому судьѣ... А Сергѣичъ торжествовалъ.

Въ описываемой черноземной мѣстности, гдѣ земля съ избыткомъ окупаетъ лежащія на ней повинности, скидка и накидка тяголъ совсѣмъ не производится, и общество не вмѣшивается въ порядокъ владѣнія отдѣльными домохозяевами своими душевыми надѣлами: братья дѣлятся, сыновья наслѣдуютъ отцовскія души безъ всякаго вмѣшательства со стороны общества,-- потому что земля, числящаяся за извѣстной семьей, считается какъ бы ея неотъемлемою собственностью отъ передѣла до передѣла, которые въ описываемой мѣстности бываютъ большею частью при ревизіяхъ. Всякіе споры, происходящіе при раздѣлѣ или при наслѣдованіи, принято здѣсь передавать на разсмотрѣніе волостного суда, изъ этого общаго правила не изъемлются и споры о надѣлѣ, какъ объ объектѣ владѣнія.-- Два брата, давно уже жившіе врозь, не сумѣли мирно подѣлитъ земельный надѣлъ ихъ умершаго отца: одинъ требовалъ подѣлить его пополамъ, а другой хотѣлъ его вовсе присвоить себѣ на томъ основаніи, что покойный отецъ жилъ у него до самой своей смерти, требовалъ ухода, содержанія, и былъ, наконецъ, похороненъ имъ на свой счетъ, безъ всякой матеріальной помощи со стороны перваго брата. Волостной судъ, разсмотрѣвъ это дѣло, рѣшилъ, чтобы младшій братъ, у котораго жилъ отецъ, въ возмѣщеніе своихъ убытковъ отъ болѣзни и похоронъ отца, пользовался два года всѣмъ отцовскимъ надѣломъ, а по прошествіи двухъ лѣтъ -- уступилъ бы половину его другому брату. Этотъ послѣдній остался рѣшеніемъ суда недоволенъ и подалъ жалобу въ присутствіе; но такъ какъ тамъ не спѣшатъ съ разборомъ дѣлъ, и они лежатъ по году и дольше, то, пождавъ нѣкоторое время резолюціи присутствія, жалобщикъ махнулъ рукой и рѣшилъ подчиниться постановленію суда -- т.-е. дозволилъ брату запахать весь надѣлъ,-- какъ вдругъ приходитъ изъ присутствія ненужная уже резолюція: постановленіе суда отмѣнить, такъ какъ принятое имъ къ разсмотрѣнію дѣло подлежитъ-де вѣдѣнію сельскаго схода, на основаніи такой-то ст. Общ. Полож. И вотъ, сельскій сходъ, изъ болѣе чѣмъ ста человѣкъ, долженъ приступить къ необычному для него дѣлу,-- разбору семейной тяжбы; братья тратятся на угощеніе "стариковъ" виномъ, чтобы задобрить ихъ; происходитъ трехчасовая брань, чуть-чуть не доходящая до всеобщаго мордобитія, и дѣло, наконецъ, кончается тѣмъ же, что и на волостномъ судѣ, вѣрнѣе сказать -- утверждается состоявшееся годъ тому назадъ постановленіе суда, которое, конечно, было сходу извѣстно... Какое, подумаешь, знаніе мѣстныхъ обычаевъ, какое пониманіе духа Общ. Положенія сказалось въ резолюціи уѣзднаго законо-толковательнаго учрежденія!..