-- Что замечтались, полковник? -- так спросил над самым ухом Грызуна насмешливый голос. В то же время чей-то ус фамильярно тронул его по плечу.
Грызун с высоты своего муравья-коня искоса оглядел вопрошающего. То был одного с ним роста силач-муравей. Но силач этот не был из породы рыжих. Цвет кожи у него был бурый и на груди у него красовался ярко-красный щиток.
-- С кем имею честь?.. -- сдержанно спросил в ответ Грызун.
-- Такой же атаман, как и вы, полковник, только племени муравьев-скотоводов. Зовут меня Сосуном, а прозванье мое -- Губа-не-дура.
-- Очень рад, -- вежливо промолвил Грызун и, в свою очередь, назвал себя.
-- Муравей-богатырь? -- переспросил Сосун. -- Что ж! Прозвище, мне кажется, вами вполне заслуженное. Вон с того дерева я наблюдал за всем ходом боя. Вы работаете удивительно чисто. А при всем том, скажу... все-таки...
-- Что -- все-таки?
-- Вы не обидитесь, полковник? -- Я говорю с вами, как равный с равным...
-- Говорите.
-- За что столько погубили муравьиных жизней?
Он указал на поле сраженья, усеянное телами черных, а кое-где и рыжих муравьев.
-- Да коли без этого было нельзя?..
-- Будто нельзя? Вам требовались невольники, не так ли?
-- Так.
-- А без них вы разве не могли обойтись? Разве вам самим не сладить с вашим хозяйством?
Новый знакомец высказывал именно то, на что он сам, Грызун, еще намедни намекал матери-муравьихе. Но та пристыдила его на первых же словах перед всей компанией рыжих. Мелочные заботы о куске хлеба, о детях были обязанностью мелкоты -- рабов. Он же был благородный воин...
-- Я, прежде всего, воин и исполнял свой долг... -- заговорил он.
-- А между тем, все же находите нужным оправдываться? -- заметил, усмехаясь, Сосун. -- Извиняешься -- так, значит, виноват, сударь. А давеча, вместо того, чтобы ликовать по случаю своей победы, вы были так подавлены, убиты, будто сами потерпели поражение. И я вам объясню причину: в душе вы точно потерпели поражение. Вы должны были втайне сказать себе, что без надобности принесли в жертву сотни себе подобных.
-- Вовсе не себе подобных! -- перебил запальчиво Грызун и собирался еще что-то добавить, но внезапно замолк.
Мимо них торжественным маршем уже проходил арьергард [5] рыжих грабителей. В это время показался один рыжий силач с непосильной ношей: он волок за собой большущий кокон. Трое мелких чернокожих вцепились сзади в рыхлую оболочку кокона и тем еще более затрудняли движение грабителя.
-- Сейчас пустите его! -- коротко и повелительно крикнул карапузам Грызун.
-- Никак, сударь, невозможно-с! -- плакались те в ответ. -- Это царский детеныш... Будущая принцесса и мать чернокожих... Насквозь даже слышно, как дышит голубушка, как бьется...
-- В последний раз говорю вам: пустите! -- грозно объявил Грызун.
-- Ей-ей, не смеем... Мы ведь дядьки ее...
Грызун без дальних разговоров соскочил наземь. Через мгновение все три малютки-дядьки кубарем разлетелись в стороны. Но, увы, и самой принцессе их пришлось плохо. Держались они, видно, за оболочку кокона слишком крепко; тонкая оболочка порвалась, расползлась; заключенная внутри крошка-муравьиха, корчась и извиваясь, выползла наружу.
Грызун бережно поднял, ее с земли и передал с рук на руки тому самому рыжему, что притащил ее в коконе.
-- На вот, неси дальше. Только смотри у меня, не помни!
-- Виноват, полковник, -- вмешался тут Сосун, молча наблюдавший до сих пор за всей сценой. -- Что, скажите, станется с этой бедняжкой?
-- То же, что и с другими, -- отвечал Грызун. -- Мы ее вырастим, а потом...
-- А потом завалите работой?
-- Ну, разумеется.
-- Да что вам в одном лишнем рабочем? А здесь, дома у себя, как мать-муравьиха, она положила бы сотню тысяч яиц, и из них вышло бы столько же трудолюбивых чернокожих...
-- Которых мы в свое время могли бы также увести в неволю? -- смеясь, подхватил Грызун. -- Что правда, то правда! Что выгоднее: один ли рабочий теперь или, немного погодя, сто тысяч их? Конечно, сто тысяч. Да, разница большая.
Он кивнул ближайшему из трех чернокожих.
-- Подойди-ка сюда, любезный. Возьми обратно свою принцессу. Донесешь ли?
-- Донесем-с. Много благодарен, сударь...
И, сгибаясь чуть ли не до земли под живою ношей, он скрылся за воротами муравейника. Товарищи собирались было последовать за ним. Грызун остановил их:
-- Вы куда, чумазые! Назад!
Потом указал на них своим двум рыжим подчиненным: грабителю и тому, что служил ему, Грызуну, конем:
-- Отвести их, куда следует.
Пленники бухнулись в ноги победителю:
-- Батюшка, не погуби!
-- В самом деле, что вам толку-то в них? -- вступился опять Сосун. -- Что из малых детенышей вы можете воспитать себе послушных слуг -- это я понимаю. Но взрослые враги всегда будут врагами...
-- Да, чего доброго, возмутят и послушных, -- досказал Грызун. -- Справедливо. Ну, любезные, благодарите Бога и вот этого господина. Налево кругом, марш!
Пленники не дали повторить себе команды и побежали без оглядки.
-- И вы, ребята, ступайте-ка домой, -- обратился Грызун к своим двум подчиненным. -- Скажите, что скоро буду.
Атаманы остались одни.
-- Мне, признаться, хотелось еще побеседовать С вами, -- сказал Грызун своему новому знакомцу. -- Ваше бурое племя считается у нас, между муравьями, наравне с нашим рыжим. Но скажите-ка, неужели вы вовсе обходитесь без рабов?
-- Вовсе.
-- Правда, у вас куда меньше дела...
-- Не думаю. Запасы на зиму мы собираем точно так же, как и вы; детей своих так же воспитываем; да сверх того, у нас есть такие занятия, которых нет у вас: это молочное хозяйство.
-- Да будто уж оно так сложно?
-- А не угодно ли убедиться своими глазами? Чужих мы к себе вообще не допускаем, но для вас, полковник, сделаем исключение. За безопасность вашей особы я отвечаю своим офицерским словом. Угодно?
Он прямодушно протянул Грызуну свой ус. Тот крепко потряс его.
-- С удовольствием принимаю ваше любезное приглашение.