Царство муравьев-скотоводов лежало по ту сторону муравейника чернокожих. Миновав лесную прогалину, два муравья-атамана пошли опушкой. На пути их стоял роскошный, весь унизанный распустившимися розанами, шиповник.

-- Вот один из рассадников наших, -- сказал Сосун. -- Постойте минуточку...

И мигом он влез на шиповник. Грызун с любопытством следил за ним. Атаман скотоводов сидел уже в пышном розане и отцеплял с него светло-зеленую тлю или, попросту сказать, травяную вошь.

-- Посторонитесь, полковник!

Грызун едва успел отступить в сторону, как тля упала к его ногам. За нею, с ловкостью гимнаста, соскочил вниз и сам Сосун.

-- Надеюсь, не ушиблась, милая? -- заботливо наклонился он к тле.

Та, круглая, пухлая, как упала, так и осталась лежать на спине, поворачивая только с боку на бок свою хоботообразную мордочку и болтая по воздуху ногами.

-- Глупое создание, право! -- заметил Сосун. -- Ничего-то не разумеет. Низшая порода. Одно слово; корова. Но полюбуйтесь-ка, полковник, что за экземплярчик? Хоть и из простых, зеленых, а как ведь жирна, как сочна! Ну, виноград да и только.

-- Так у вас, значит, есть они и других цветов? -- удивился Грызун.

-- Еще бы. Вот увидите скоро. Но и у этой, я уверен, молоко первый сорт. Прошу отведать.

Он усиком искусно пощекотал тлю. Она тотчас же выделила прозрачную каплю.

-- А вы сами что же? -- спросил Грызун.

-- Прошу, -- повторил тот, -- вы ведь гость, а я хозяин. После жаркого боя у вас, верно, в горле пересохло?

Грызун с жадностью проглотил заманчивую каплю, потом облизнулся и обтер усы.

-- Как прохладительно! -- сказал он. -- И что за сладость!..

-- Дело мастера боится, -- с самодовольством отозвался Сосун. -- Выбирать скотину не так просто, как, может быть, кажется. Недаром, значит, я окрещен Сосуном, недаром прозван Губой-не-дурой.

-- Что же, вы ее тут и оставите?

-- Нет, жаль; может, еще пригодится.

Он сунул крошку тлю, как узелок, под мышку. Инстинктивно, чуя, что зла ей не сделают, она доверчиво прильнула к великану-муравью.

Друзья наши шли, не торопясь. С приближением к муравейнику скотоводов их стали обгонять земляки Сосуна, бурые муравьи. Кто тащил зернышко, кто волок иглу или соломинку, кто нес, как Сосун, под мышкой или в зубах живую тлю. Узнавая своего атамана, они почтительно отдавали ему честь и спешили затем далее.

Но вот под сенью векового дуба показался и грандиозный купол муравейника скотоводов. Перед главными воротами толпа молодых скотоводов забавлялась военной игрой: приподнявшись на задние ножки, они боролись между собой и звонко хлопали друг друга по щекам.

-- У вас, стало быть, тоже есть военное сословие! -- сказал Грызун. -- А вы же сами уверяли...

-- Нет, это не настоящие воины, как у вас, -- отвечал Сосун, -- это кадеты -- ополченцы, добровольцы. Набегов мы никогда не предпринимаем, но каждый обязан защищать свой муравейник. Вот молодежь и практикуется.

Они вошли в муравейник. Попадавшиеся им тут бурые муравьи удивленно оглядывали рыжего муравья, очутившегося в их муравейнике. Но его сопровождал сам атаман их, Сосун, и все молча сторонились.

-- Хлебные амбары, я думаю, вас не интересуют? -- заговорил Сосун. -- Это то же, что и у вас, да к тому же они еще и пусты. Детских наших я вам также показывать не стану; разница только та, что няньки у нас не наемные, а из своих же, бурых.

-- А этот коридор куда ведет? -- спросил Грызун.

-- Это в покои нашей матушки-муравьихи, -- отвечал хозяин, понижая голос. -- Она у нас, признаться, терпеть не может, когда ее застают над яйцами; а вы притом посторонний.

-- Ни за что туда не пойду! -- сказал Грызун. -- Это такое дело, что можно, пожалуй, сглазить. Мне бы только хотелось осмотреть ваше молочное хозяйство.

-- Так прошу идти за мной.

Перед ними раскрылась обширная подземная зала. По всему полу были разложены правильными рядами бесчисленные микроскопические крупинки. Взад и вперед между ними ходили бурые муравьи, то обмахивая с крупинок пыль, то облизывая их язычком, то прикладываясь к ним чутким ухом.

-- Что это у вас за крупа? -- спросил Грызун. -- Это не муравьиные ли яйца?.. И к чему они там прислушиваются?

Сосун таинственно улыбнулся.

-- А вот сейчас узнаем. Глядите.

Один из прислушивавшихся муравьев разгрыз крупинку, и оттуда неуклюже выкарабкалась прехорошенькая малютка-тля!

-- Вон оно что! -- проговорил Грызун. -- Это теленочек?

-- Теленок. Вырастим, насколько требуется, в колыбельке -- и выпустим. А теперь пойдемте-ка посмотреть, как пристроят его к месту.

Муравей-скотник бережно поднял на руки новорожденного и вынес из детской. Оба атамана пошли за ним следом. До сих пор их окружал глубокий мрак, и только благодаря своему зоркому муравьиному зрению Грызун различал предметы вокруг себя.

Теперь в конце коридора блеснул свет. Они вышли на открытое место.

Сверху, сквозь искусственную расщелину в своде муравейника, проникал скудный дневной свет. Но света этого было довольно, чтобы поддерживать питательную силу мелких растений, покрывающих почву. Это был подземный луг, подземное пастбище.

Муравей-скотник поднес младенца-теленка к свободной травке. Тот пиявкой к ней присосался. Вокруг другие растения были точно так же усажены, словно пуговичками, сосущими младенцами-телятами.

-- Удивительно!.. -- мог только выговорить Грызун.

-- Не правда ли? Но это, так сказать, цветочки, а сейчас будут ягодки.

Подземные ходы извивались то вправо, то влево, огибая громадные древесные корни.

-- На этих корнях у нас пасется скот зимой; сюда же сгоняется он и на ночь, -- объяснял Сосун. -- Это наш хлев, это наш скотный двор.

-- А где же он теперь, ваш скот?

-- В поле.

Снова блеснул издали свет, но уже целым потоком лучей. Коридор, поднимаясь круто в гору, вышел, наконец, на поверхность земли, на вольный воздух.

Под легким светом заходящего солнца расстилалось впереди зеленеющее поле. Кругом был обведен земляной вал, -- очевидно, с целью, чтобы скотина не разбежалась. На листьях же, стеблях и корнях сочных злаков паслась сама скотина, тли-коровы всех видов и цветов: круглые, грушеобразные и плоские, светлые, темно-зеленые, голубые, розовые, белые и даже полосатые.

Грызун был так озадачен, что не мог вымолвить ни слова.

-- Теперь вы, надеюсь, убедились, что правильное скотоводство -- дело не совсем-то простое? -- говорил Сосун. -- Подойдите ближе. Заметьте, сколько разновидностей! И одна другой лучше.

-- Так что же, у них и молоко даже разное? -- спросил Грызун.

-- А то как же? Можете сейчас удостовериться.

-- Благодарю, я сыт...

-- Сделайте милость, не обидьте. Прикажете мне подоить или сами, может быть?..

-- Любопытно бы самому...

Они стояли около розовой тли. Грызун кончиком уса легонько прикоснулся к ней. Она послушно тотчас же угостила его бледно-розовым молочком.

-- Вкус розы! -- воскликнул он.

-- Вот видите. А ананаса не желаете ли?

Хозяин тронул усом темно-зеленую корову, и у нее

выступила капелька зеленоватого оттенка.

-- И по духу уж слышно, -- заметил Грызун.

-- Да вы откушайте, пожалуйста.

Пришлось откушать и ананаса.

-- А тут вот наше шампанское: маковая росинка! -- продолжал Сосун, подводя гостя к полосатой тле.

-- Ей-ей, не могу... -- отговаривался гость.

-- Демьянова уха? Ну, одну еще капельку только, последнюю.

Что тут делать! Чтобы не обидеть хозяина, надо было приложиться. Но, приложившись, Грызун вдруг откинулся назад головой, схватился за грудь и закатил глаза.

-- Не знаю, что это со мной?.. -- пробормотал он. -- Точно все кругом завертелось, а на душе стало так легко, так уморительно-весело... Сейчас бы, кажется, пустился вприсядку.

-- Мак, значит, в голову ударил, -- усмехнулся Сосун. -- Но ничего, это скоро пройдет. Не правда ли, божественный напиток? А вот и детвора наша, -- прибавил он.

На пастбище высыпала теперь из муравейника гурьба бурых дядек. Каждый нес на спине по грудному муравейнику. К одной и той же корове подносилось по несколько младенцев, которые с жадностью упивались выдоенным дядьками молочком.

-- Кормление это производится у нас три раза в день: утром, в полдень и перед сном, -- толковал гостю Сосун. -- А уж пользительно ли им -- сами можете судить: вон какие все пузаны! Что бы вам пример с нас взять?

-- И то уж подумываю... -- отвечал серьезно Грызун.

-- Да кстати бы и рабство тоже отменить.

-- Ну, это будет труднее...

-- Однако попытаетесь?

-- Может быть, со временем... Но я у вас, право, непозволительно загостился! Вон и солнце совсем уж заходит.

-- Да вы бы переночевали?

-- Нет уж, увольте. И то вам, я думаю, надоел. Нельзя ли мне прямо отсюда, чтобы не ходить опять через весь муравейник?

-- Отчего же, можно.

Оба атамана стояли уже на валу.

-- Никогда не забуду вашего гостеприимства! -- говорил-растроганно Грызун. -- Милости просим и к нам. Во мне вы приобрели себе самого верного друга. Что бы там ни было -- я друг ваш навеки.

В последний раз прижал он нового друга к сердцу и соскочил затем совала.

До дому, впрочем, Грызун в этот вечер уже не добрался. Утомление ли от дальнего похода и от пережитых днем разнообразных впечатлений, или же предательская маковая росинка подкосила его богатырские силы, -- только на полпути он повалился на придорожный мох и заснул как убитый.