Однажды холодным осенним вечером 5-го октября 1965 года, почти 50 лет тому вперед, к Мозглявиным явился Волосатов.
Еще горничная, открывавшая ему дверь, заметила нечто странное во внешности гостя и в манере его держать себя.
Галстук его съехал на сторону, одна петля воротника отстегнулась, лицо было красное, глаза мутные. Волосатов тяжело дышал и поминутно втягивал обратно свисавшую у уголка рта слюну.
-- Иван Сергеич, миленький! Что с вами?
Волосатов лукаво улыбнулся и погрозил неверным пальцем:
-- Л-любишь мужчин, шельма?
Сразу растаяла.
-- Что вы, Господи, какой странный?..
-- Я? Странный? Врешь, Степанида! Это не я странный, а твоя передняя странная. Почему зеркало криво висит?
-- Оно прямо висит.
-- Да? Так? Значит, я вру? Значит Волосатов уже -- дешевая собака, котор... рая брешет и больше ничего? Так? Разодолжили! И это называется гостеприим... гостепр... Не важно, впрочем. Так-с! В душу человеку наплевать, это вам первое дело! Человек! Сельтерской!
Он сел на пол и заплакал.
-- Господи, Господи! Все рушится... Здания колеблемы ветром, как былинки, реки вышли из берегов, дети восстали на отцов! Положение хуже губер... рнат... Не важно! После доскажу! Маруся! Как же быть-то? Отвечай, Маруся, не жмись...
Открой мне всю правду, не бойся меня! [Здесь и далее цитируется (не вполне точно) "Песнь о вещем Олеге" (1822) А. С. Пушкина, в которой в форме старинной песни поэт пересказал древнюю легенду смерти князя Олега в 912 г.]
В награду возьмешь ты любого коня!
"Тиф", -- подумала растерявшаяся горничная. -- "Бредит".
И метнулась в сторону, чтобы предупредить хозяев.
-- К-куда!? Только через мой труп, п-подлая!.. Ш-што? Отвечай мне, где выход? Ясно тебя спрашиваю:
"Открой мне всю правду, не бойся меня!
В награду возьмешь... лошадь... все равно какую".
Стой! А ты с... сложи этак руки, и отвечай:
"Волхвы не боятся могучих владык...
А княжеский дар им на... на черта!"
-- Поняла? Эх, Маруся! Какую я из тебя акт... рису сделаю! Весь Дрюри... риленский театр [Друриленский театр -- огромный лондонский театр (вмещает более 4 тыс. зрителей), всемирно известный своими постановками опер, балетов, драматических представлений, концертов.] с ума сойдет. Поняла? Послушайте, Аграфена! Почему у меня губа мокрая? Чья эта дружеская рука обронила на нее чистую... сле...зинку. Впрочем -- тсс... О Зинке -- ни слова! А? Мы ведь ревнивые, Маруся, не правда ли? Хе-хе.
После этого Волосатов, сидя на полу, впал в глубокую задумчивость. Вздохнул, встал и побрел в гостиную.
-- Иван Сергеич! Калоши снимите.
-- Дитя лазурное, -- печально прошептал Волосатов. -- Не надо кричать на меня...
И покорно, как ребенок, протянул горничной руки.
-- Вынь меня из галош. Возьми Ваню на ручки...
* * *
Вступление Волосатова в гостиную произвело величайшее впечатление: он поцеловал руку хозяину, потрепал одобрительно по плечу хозяйку, а гостям, двум красивым барыням, погрозил пальцем.
-- И вы тут, шельмочки? Впрочем, не приставайте. Не до вас тут. После расскажете. Миша! Елена Михайловна! К вам дело есть.
Он взял потрясенного хозяина и хозяйку за руки и отвел их в угол:
-- П-послушайте-вы! Положение-то, а?
-- Боже мой, что с вами, Иван Сергеич?!..
-- Милые, положение-то безвыходное! Пропала моя головушка! Все время к вам шел, об этом думал.
-- Что такое? Несчастье?!.
-- Умопомрач... мрач... Не важно! После договорю! Душа болит, друзья! Спросите -- почему? Пантеона [Пантеон -- усыпальница знаменитых людей. Наиболее известны Римский и Парижский. Первоначально Римский Пантеон был посвящен богам.] -- нет в России, -- вот в чем ужас!
-- Какого Пантеона?!!!
-- Где хоронятся! В Париже который. Вспомнил я, что у нас нет -- сердце мое так и захолодело. Мамаша, думаю, Господи! Где же нам тогда хорониться?!.
Жена в ужасе взглянула на мужа.
-- Что с ним такое? Неужели захворал?
Волосатов, прислушавшись, заплакал снова.
-- Вот видите -- захворал! Скоро помру... А где же мне хорониться? Может, я знаменитый, может я в Пантеоне должен лежать?! А Пантеона-то нет -- ау! Положение, а? Что ты на это скажешь, мамаша?
-- Какой ужас! -- всплеснула руками хозяйка. -- Иван Сергеич, голубчик... Не лучше ли вам прилечь...
-- Что? Бесстыдница... При муже такое предлагаешь... Миша! Будь спокоен! Скала!! Ни за что, сударыня. Но, Боже ты мой! Как любят меня женщины! Как любят!!
Он опустился в глубокое кресло. Погрузился в задумчивость. Хозяева и гости окружили его.
-- Прямо ума не приложу, что с ним! Галстук лопнул, воротник отстал... Нос покраснел, и дыхание тяжелое.
-- Может быть, -- выразила догадку одна из барынь, -- он сейчас испытал сильное нервное потрясение?
-- Что вы, голубушка! Неужели вы полагаете, что он сейчас не совсем... нормален?
-- А что вы думаете? Слышали, как он сейчас странно говорил... Послушайте, Иван Сергеич! Что вы сейчас делали?
Волосатов поднял одно тяжелое веко и покосился на барыню:
-- Ш-што? Пару баночек раздавил, касатка!
-- Ну, вот видите! Какие баночки? Почему раздавил?
-- Однако, глаза у него разумные. Только мутные... Вдруг это воспаление легких?
-- Возможно. Тем более, что при этой болезни бредят...
-- Мамаша! -- простонал, очнувшись, Волосатов. -- Почему нет Пантеона? Где же хорониться знаменитому русскому человеку?
"Открой мне всю правду, не бойся меня! В награду возьмешь ты лошадь и... все, что к ней полагается".
-- Леля, принеси термометр. А я пульс сосчитаю. Может, действительно, что-нибудь серьезное.
Когда хозяин взял руку Волосатова, тот удивился и сказал:
-- Ну, зд... здравствуй еще раз! Как, вообще, тут у вас? Все благополучно?
А когда хозяйка принесла термометр и начала расстегивать Волосатову жилет, он долго ежился и кокетливо отнекивался:
-- Ну что вы, сударыня! Оставьте. Ей-богу, я не такой. При посторонних-то хучь бы постеснялись. Хи-хи...
И потом, усмехнувшись, прошептал с грустным изумлением:
-- Ну, как меня, все-таки, любят женщины! Как любят! К... как мухи. Эх! Теперь только Пантеон бы выстроить, все было бы хорошо. Посудите, мамаша: у французов -- и Золя там, Мопассаны всякие, Гюго, консоме разные [Писатели Эмиль Золя (1840-1902) и Виктор Гюго (1802-1885) действительно похоронены в Парижском пантеоне, Ги де Мопассан (1856-1893) был похоронен в провинции. Консоме (фр.) -- крепкий мясной бульон.], а у нас... Никому нет до тебя дела!..
-- Странно, -- озабоченно шептал хозяин. -- Пульс почти нормальный, температура тоже... В чем же суть?
-- Ничего не поделаешь, -- сказала хозяйка, со слезами поглядывая на Волосатова. -- Доктора нужно позвать.
Позвали доктора.
Молодой, но уж с некоторым именем доктор нашел этот случай чрезвычайно редким, почти неслыханным в медицине.
-- Странно... Температура и пульс в порядке... Может быть... Гм!.. Как жаль, что я не психиатр. Впрочем, попробуем. Послушайте... Как ваше имя?
Волосатов засмеялся.
-- Познакомиться хочешь? В избранное общество лезешь, шельма. Ну, так и быть!. Иван Сергеич Волосатов, очень приятно, садитесь, пожалуйста.
-- Который теперь год?
-- Неужто забыл? 1965... Пятое октября. Я, брат, помню!
-- Где вы живете? -- быстро спросил доктор.
-- Московская, 10, мил... лости просим.
Доктор пожал плечами.
-- Совершенно нормален.
-- У него какой-то странный запах изо рта, -- сказала хозяйка. -- Будто он что-нибудь выпил.
-- Выпил?! Чего же вы молчите! Значит, отравление! Покушение на самоубийство, а они молчат! Послушайте, господин, как вам не стыдно! Жизнь так прекрасна, и никто не имеет права перед Богом прерывать ее раньше срока! Скажите, что вы выпили, чтобы я принял меры.
-- Не на твои деньги напился!.. -- заносчиво отвечал Волосатов.
-- Изумительный случай! Слушайте, он у вас уже давно?
-- Да уж около часу.
-- Ничего не понимаю. Самый медленный яд бы уже подействовал.
* * *
В гостиную вбежал мальчик.
-- Мамочка, дедушка хочет сюда! Просит, чтобы привезли его кресло...
-- Ну, зачем старика расстраивать... Тут тяжело больной, а он...
Дверь распахнулась, и в гостиную въехал дедушка в колесном кресле.
-- Что тут за шум, -- прошамкал он. -- Что такое случилось?
-- Иван Сергеич болен, папаша. Захворал, и сами не знаем, чем.
-- Захворал? Да, да. Я и сам хвораю... Годы мои уже не те... Семьдесят пятый годочек. А подвезите меня к больному, погляжу я на него...
Долго глядел сморщенный, дряхлый старикашка на дремавшего Волосатова и постепенно морщины разглаживались и прояснялся старческий взор.
-- Как вы думаете, дедушка, что с ним?
Дедушка наклонился ближе к лицу Волосатова, потянул носом, и лицо его просветлело.
-- Ну?
-- Знаю! Эх, вы... дети малые! Неужели же, не догадались?
-- Ну, ну?
-- Пьян он.
-- Что-о-о?
-- Пьян человек. Больше ничего.
-- Как это пьян? Что такое? Я это не понимаю. Это инфекционное?
-- Судя по запаху -- коньячное. Только где он ухитрился достать коньяк, расторопный паренек. Это через пятьдесят-то лет?! А хорошо пахнет! Прямо так вот молодость и вспоминаешь.
Старик взял голову Волосатова, положил ее себе на грудь и еще раз втянул носом воздух.
-- Хоррошо!
Волосатов снова поднял тяжелое веко. Поглядел на старика.
-- Здравствуй, дедушка.
-- Здравствуй, внучек.
И между ними завязался странный, непонятный для окружающих, разговор.
-- Коньячок?
-- А то что же? Слышишь носом. Три звездочки!
-- Много дерябнул?
-- Целую собачку раздавил. Эх, дед ты мой замечательный! Только ты меня и понимаешь!..
Задумался:
-- Слыхал, дедушка? Пантеона-то нет, каково нам это?
-- Будет, сынок, Пантеон. Все тебе будет, -- успокаивающе погладил старик Волосатова по голове.
-- Дедушка! И чтобы я в мраморном саркофаге лежал, а кругом свечи. И чтобы мой портрет сбоку.
-- Все будет, сынок, все сделаем: и портрет, и свечи. Пение устроим, балдахины разные будут... А теперь спи, милый. Бог с тобой, спи, мой ненаглядный...
Волосатов мирно улыбнулся и, успокоенный, как ребенок, задремал на стариковой груди.
-- Дедушка, -- спросил доктор, -- чем же его лечить от этого?.. Как его?..
-- От того, что пьян? Да ничем. Поспит немного и встанет, как встрепанный.
И все обменялись взглядами, полными изумления:
-- Боже мой! Такая страшная, тяжелая болезнь, и такое пустяковое лекарство!!!
К утру Волосатов выздоровел.
* * *
Все это было в 1965 году, не забудьте этого.
Сборник рассказов сатириконцев впервые выпущен в Петрограде в 1915 г. как отклик на введение сухого закона во время войны.