На сцену торопливо выходит дама с телеграммой в руках.

Дама. Сейчас принесли телеграмму. От кого бы это? (Задумывается.) Неужели от мужа? Ха-ха-ха! Наверное, от него. Дело в том, что, уходя из дому в театр, я заперла двери на ключ, совершенно забыв, что муж отдыхает после обеда в кабинете на диване. Красный такой диван у нас есть. Широкий. Ха-ха-ха! (Долго смеется.) Бедняга, наверное, проснулся, бегает по комнатам и не может выйти. Вот и дал мне телеграмму, чтоб я его поскорее выпустила... (Возмущенно.) Но, однако, какой негодяй! Когда я сегодня утром просила у него денег на платье, он сказал, что у него нет, а посылать дурацкие телеграммы -- на это деньги находятся! Совершенно невозможная личность! Это первый и последний раз, что я выхожу за него замуж: Вот только подумать: человек дает телеграмму только затем, чтобы я его выпустила из дому... (Задумывается.) Как же он мог дать мне телеграмму, если я его заперла? Значит, не от него. От кого же?

Неужели... (В ужасе смотрит на публику.) Неужели от сестры?! Да что с ней такое могло случиться? Неделю тому назад я проводила ее в Харьков, и девушка была совершенно жива и здорова. Хотя... теперь... эти болезни разные... ужас! В три дня можно свалиться. А для девушки одной, в незнакомом городе, это прямо гибель! (Лирически.) И лежит она одна-одинешенька в дешевом, неуютном номере, мечется в жару по скрипучей постели, и ни одна любящая родственная рука не подаст ей напиться, не поправит одеяла, ни одна рука не позовет доктора. И лежит она, одинокая... (со слезами на глазах) лежит, а дождь окутал все серым покрывалом и монотонно шуршит за окном... Ему нет дела до одинокой, брошенной девушки... Ослабевшей рукой написала она телеграмму, но все хуже ей... Впала она в беспамятство, никого не узнает, и не слышит она того, как хозяин гостиницы -- сухой, жестокий старик -- кричит на весь коридор: "Мне здесь болезней нечего заводить! Умирать можете дома, а не в гостинице! Ишь ты, какая принцесса выискалась!!" А из номера выходит, вытирая слезы, номерной и угрюмо ворчит: "Можете кричать сколько хотите -- девушка умерла". (Всхлипывает.) Умерла... А дальше что?.. Какой-нибудь околоточный напишет протокол, и повезут ее в желтом некрашеном гробу на дрогах в общую могилу, и ни одна живая душа не пойдет за убогим, никому не известным гро... (Утирает слезы, успокаиваясь.) Да! Ведь я же забыла, что сестра позавчера вернулась из Харькова... Гм! (Задумывается.)

Кто же это такой может посылать мне телеграмму? Совершенно недоумеваю. Неужели Владимир?! Неужели?!!. (Хватается за сердце.) Если это он, то, значит, случилось что-нибудь необычайное. (Со стоном.) Боже! Я знаю!! Он разлюбил меня!.. У него не хватило мужества сказать мне это прямо и честно в глаза, и он думает отделаться телеграммой... Ха-ха! Разлюбил? И не надо. Я не из тех, которые бегают, как собачонки, за мужчиной, покинувшим их. (Задумчиво и печально качает головой; медленно.) Брошенная лю-бов-ни-ца. (Кричит.) О, как хотела бы я увидеть ту, ради которой он меня бросил!! Она теперь торжествует, смеется надо мной! (Безумные глаза; хватается за голову.) Дайте мне ее, приведите сюда! Они из меня, из женщины, сделали тигрицу, и я поступлю, как тигрица!!.. Вот этими руками я разорву ей грудь, выну сердце и растопчу, растопчу, как подлую гадину, растопчу это сердце! (Стучит ногами об пол.)

О, Боже, Боже... Какая мука! (Со стоном хватается за грудь.) А ему (зло б но), а ему я знаю что сделаю. В первой же аптеке куплю на рубль кислоты.

Нет, не на рубль! На десять рублей, на сто! На тысячу! Я для любимого человека ничего не пожалею!! Испуганный, в страхе, он будет в ногах у меня валяться, а я засмеюсь вот так (зловеще смеется) и скажу: "А ты меня пожалел? А ты подумал ли о том, что у меня от слез красные, распухшие глаза..." (Прио с танавливается; вынимает из ридикюля зеркальце, смотрится в него, поправляет прическу... постепенно лицо ее делается спокойнее, веселее; любуется собой; смеется.) О Боже, какой вздор!

На кого же он может променять меня? Я прекрасно знаю, что он на меня не надышится!

Гм! Значит, не от него... (Вертит в руках телеграмму.) В таком случае, я совершенно недоумеваю: от кого это может быть телеграмма? Прямо-таки я теряюсь...

Нетерпеливый голос в публике. Ах ты Господи... Ну чего вы тянете?! Самое простое -- распечатайте ее и посмотрите. Прочтете -- будете знать, от кого!

Дама. А знаете? Это идея. Действительно, так я и сделаю. (Распечатывает телеграмму; читает.) "Дорогой Петька! По случаю дня твоего рождения поздравляем тебя и целуем прямо в твою богопротивную физиономию. После спектакля лети в "Золотой якорь", шашлыки и шампанское кахетинское будут ждать. Декоратор Милкин, благородный отец Казуаров. Ура!"

Из будки протягивается рука суфлера.

Суфлер. Извините, это мне-с!

Дама (нервно). Ах ты господи! Лезут тут со своими дурацкими телеграммами!! Черт знает что! (Комкает телеграмму, бросает в будку, торопливо уходит.)

Занавес