Посвящаю Лидѣ Терентьевой.
Подперевъ руками голову, я углубился въ "Исторію французской революціи", и забылъ все на свѣтѣ.
Сзади меня потянули за пиджакъ. Потомъ поцарапали ногтемъ по спинѣ. Потомъ подъ мою руку была просунута глупая морда деревянной коровы. Я дѣлалъ видъ, что не замѣчаю этихъ ухищреній. Сзади прибѣгли къ безуспѣшной попыткѣ сдвинуть стулъ. Потомъ сказали:
-- Дядя!
-- Что тебѣ Лидочка?
-- Что ты дѣлаешь?
Съ маленькими дѣтьми я принимаю всегда преглупый тонъ.
-- Я читаю, дитя мое, о тактикѣ жирондистовъ.
Она долго смотритъ на меня.
-- А зачѣмъ?
-- Чтобы бросить яркій лучъ аналитическаго метода на неясности тогдашней конъюнктуры.
-- А зачѣмъ?
-- Для расширенія кругозора и пополненія мозга сѣрымъ веществомъ.
-- Сѣрымъ?
-- Да. Это патологическій терминъ.
-- А зачѣмъ?
У нея дьявольское терпѣніе. Свое "а зачѣмъ", она можетъ задавать тысячу разъ.
-- Лида! Говори прямо: Что тебѣ нужно? Запирательство только усилитъ твою вину.
Женская непослѣдовательность. Она, вздыхая, отвѣчаетъ:
-- Мнѣ ничего не надо. Я хочу посмотрѣть картинки.
-- Ты, Лида, -- вздорная, пустая женщина. Возьми журналъ и бѣги въ паническомъ страхѣ въ горы.
-- И потомъ, я хочу сказку.
Около ея голубыхъ глазъ и свѣтлыхъ волосъ "Исторія революціи" блѣднѣетъ.
-- У тебя, милая, спросъ превышаетъ предложеніе. Это не хорошо. Разскажи лучше ты мнѣ.
Она карабкается на колѣни и цѣлуетъ меня въ шею.
-- Надоѣлъ ты мнѣ, дядька, со сказками. Разскажи, да разскажи. Ну, слушай... Ты про Красную Шапочку не знаешь?
Я дѣлаю изумленное лицо.
-- Первый разъ слышу.
-- Ну, слушай... Жила была Красная Шапочка...
-- Виноватъ... Не можешь ли ты указать точно ея мѣстожительство? Для уясненія, при развитіи фабулы.
-- А зачѣмъ?
-- Гдѣ она жила?!
Лида задумывается и указываетъ единственный городъ, который она знаетъ:
-- Въ этомъ... Въ Симферополѣ.
-- Прекрасно!
Я сгораю отъ любопытства слушать дальше.
-- ...Взяла она маслецо и лепешечку и пошла черезъ лѣсъ къ бабушкѣ...
-- Состоялъ ли лѣсъ въ частномъ владѣніи или составлялъ казенную собственность?
Чтобы отвязаться, она сухо бросаетъ:
-- Казенная. Шла, шла, вдругъ изъ лѣсу волкъ!
-- По латыни -- Lupus.
-- Что?
-- Я спрашиваю: большой волкъ?
-- Вотъ такой. И говоритъ ей...Она морщитъ носъ и рычитъ:
-- Кррасная Шапочка... Куда ты идешь?
-- Лида! Это неправда! Волки не говорятъ. Ты обманываешь своего стараго, жалкаго дядьку.
Она страдальчески закусываетъ губу.
-- Я больше не буду разсказывать сказки.мнѣ стыдно.
-- Ну, я тебѣ разскажу. Жилъ-былъ мальчикъ...
-- А гдѣ онъ жилъ? -- ехидно спрашиваетъ она.
-- Онъ жилъ у Западныхъ отроговъ Урала. Какъ-то папа взялъ его и понесъ въ садъ, гдѣ росли яблоки. Посадилъ подъ деревомъ, а самъ влѣзъ на дерево рвать яблоки. Мальчикъ и спрашиваетъ: "папаша... яблоки имѣютъ лапки?" -- "Нѣтъ, милый" -- "Ну, значитъ, я жабу слопалъ!"
Разсказъ идіотскій, нелѣпый, подслушанный мной однажды у полупьяной няньки. Но на Лиду онъ производитъ потрясающее впечатлѣніе.
-- Ай! Съѣлъ жабу?
-- Представь себѣ. Очевидно, притупленіе вкусовыхъ сосочковъ. А теперь ступай. Я буду читать.
Минутъ черезъ двадцать знакомое дерганіе за пиджакъ, легкое царапаніе ногтемъ и шопотъ:
-- Дядя! Я знаю сказку.
Отказать ей трудно. Глаза сіяютъ, какъ звѣздочки, и губки топырятся такъ смѣшно...
-- Ну, ладно. Излей свою наболѣвшую душу.
-- Сказка! Жила-была дѣвочка. Взяла ее мама въ садъ, гдѣ росли, эти самыя... груши. Влѣзла на дерево, а дѣвочка подъ грушей сидитъ. Хорошо-о. Вотъ дѣвочка и спрашиваетъ: "мама! груши имѣютъ лапки?" -- "Нѣтъ, дѣтка" -- "Ну, значитъ, я курицу слопала!"
-- Лидка! Да вѣдь это моя сказка!
Дрожа отъ восторга, она машетъ на меня руками и кричитъ:
-- Нѣтъ, моя, моя, моя! У тебя другая.
-- Лида! Знаешь ты, что это -- плагіатъ? Стыдись!
Чтобы замять разговоръ, она проситъ:
-- Покажи картинки.
-- Ладно. Хочешь я найду въ журналѣ твоего жениха?
-- Найди.
Я беру старый журналъ, отыскиваю чудовище, изображающее гоголевскаго Вія, и язвительно преподношу его дѣвочкѣ.
-- Вотъ твой женихъ.
Въ ужасѣ она смотритъ на страшилище, а затѣмъ, скрывъ горькую обиду, говоритъ съ притворной лаской:
-- Хорошо-о... Теперь дай ты мнѣ книгу -- я твоего жениха найду.
-- Ты хочешь сказать: невѣсту?
-- Ну, невѣсту.
Опять тишина. Влѣзши на диванъ, Лида тяжело дышетъ и все перелистываетъ книгу, перелистываетъ...
-- Пойди сюда, дядя, -- неувѣренно подзываетъ она. -- Вотъ твоя невѣста...
Палецъ ея робко ложится на корявый стволъ старой растрепанной ивы.
-- Э, нѣтъ, милая. Какая же это невѣста? Это дерево. Ты поищи женщину пострашнѣе.
Опять тишина и частый шорохъ переворачиваемыхъ листовъ. Потомъ тихій, тонкій плачъ.
-- Лида, Лидочка... Что съ тобой?
Едва выговаривая отъ обильныхъ слезъ, она бросается ничкомъ на книгу и горестно кричитъ:
-- Я не могу... найти... для тебя... страшную... невѣсту.
Пожавъ плечами, сажусь за революцію; углубляюсь въ чтеніе. Тишина... Оглядываюсь.
Съ непросохшими глазами, Лида держитъ передъ собой дверной ключъ и смотритъ на меня въ его отверстіе. Ее удивляетъ, что, если ключъ держать къ глазу близко, то я виденъ весь, а если отодвинуть, то только кусокъ меня.
Кряхтя, она сползаетъ съ дивана, приближается ко мнѣ и смотритъ въ ключъ на разстояніи вершка отъ моей спины.
И въ глазахъ ея сіяетъ неподдѣльное изумленіе и любопытство передъ неразрѣшимой загадкой природы.