Подобно тому как в мирное время большинство штатских граждан делаются на две недели солдатами, отправляясь на так называемый "учебный сбор" -- так и в редакциях газет перед Рождеством и Пасхой мобилизуются все наличные силы для писания праздничных рассказов...
Передовик пишет пасхальный рассказ, злобист, обозреватель провинциальной жизни пишет -- и даже беговой рецензент пытается застенчиво и робко сунуть в грозную редакторскую руку неуверенный рассказ из жокейской жизни.
Таков бытовой уклад. Не от нас это повелось, не нами и кончится...
Специалист по вопросам кооперации Кривобоков сидел у себя дома в столовой, заменявшей ему кабинет, и писал для газеты статью: "Вопросы кооперации в Соединенных Штатах".
Вошла жена и озабоченно сказала:
-- Проваливай отсюда, сейчас будем окна мыть, пыль сметать.
-- А может быть, не стоит, -- пролепетал кроткий Кривобоков, только что настроивший себя самым кооперативным образом.
-- Вот еще новости! Праздники на носу, а мы будем в грязи сидеть... В этакий-то праздник!
-- Неужели уже праздники?
-- А ты что же думал?!..
Как раз в этот момент с колокольни ближнего собора ударил густой колокол, а из кухни потянуло запахом чего-то дьявольски скоромного -- не то запекаемого окорока, не то индейки.
-- Гм!.. -- подумал Кривобоков. -- А ведь, пожалуй, и действительно праздники. Надо будет рассказец праздничный нажарить...
Он побрел с чернильницей и бумагой в спальню и уселся за туалетный столик.
Четырехлетняя Нюся взобралась к нему на колени, любовно поцеловала его в нос и спросила:
-- Папочка, праздники скоро?
-- Да, детка.
-- А мне елочка будет?
Кривобоков поглядел на дочку своими туго соображающими кооперативными глазами и медленно переспросил:
-- Е-лоч-ку? А почему бы я тебе ее и не устроил? Конечно, будет и елочка. Только ты, Нюся, не мешай мне. Я сейчас напишу рассказец, а потом тебе и елочка будет.
Нюся ушла, а Кривобоков опустил голову на грудь и глубоко задумался.
-- Елочка... Чем же и побаловать ребенка, как не елочкой. О, Боже, Боже, как несчастны те детки, родители которых не могут сделать им елочки... Напишу-ка я рассказ о бедных детках, у которых не было елочки.
Кривобоков обмакнул перо в чернильницу и принялся писать.
Но так как он был добрый человек, то и рассказ у него выходил хороший, добрый.
Дело было вот в чем: папа бросил маму и ушел к другой, нехорошей женщине... Мама и детки стали жить в домике, на окраине города, где уже начинался лес. И вот наступила Рождественская ночь, а елки у деток (мама ихняя была бедная) -- не было, если не считать одной большой елки, которая стояла на опушке леса, перед самыми окнами обездоленных деток. И что же! В Рождественскую ночь папе вдруг делается жаль своих деток, он покупает им игрушек, елочных украшений, но так как раскаявшийся грешник боится войти в дом, то он и украшает купленными игрушками елку, стоящую совсем на улице перед окнами детей. И дети, проснувшись, видят елку, и мама видит, и папу все видят около елки -- и все плачут, кто как: дети и мама радостно, папа смущенно, и даже елка плачет, потому что уж, действительно, трудно сдержаться.
Хороший вышел рассказ.
Идя в редакцию, Кривобоков распахнул шубу и, отдуваясь, думал так:
-- С этой кооперацией возишься и совсем не замечаешь, что климат у нас в России меняется с каждым годом. Теплынь такая, что хоть в летнем пальто ходи. Бывало, раньше на Рождество эва какие морозы завинчивали... Положим, в ледниковый период и летом все было завалено льдами, а теперь... Гм... да! Очень оригинальная штука -- природа.
-- Рассказ принесли? -- встретил его редактор. -- Давайте.
Взял рассказ, прочел. Задумался.
-- Скажите, вы сколько времени шли из дому?
-- Минут двадцать. А что?
-- А я думал -- четыре месяца.
-- А что? -- обеспокоился Кривобоков. -- Устарелый рассказ?
-- Черт его знает, как его рассматривать: если он написан для прошлого Рождества -- он устарел. Для будущего -- он очень молод. Вопросы кооперации -- вещь, конечно, хорошая и нужная, но уж очень эта вещь мозги засаривает. Знаете ли вы, что теперь не Рождество, а Пасха?
Кривобоков оторопел.
-- Серьезно?!.. Что же это я, действительно... Постойте! А как же дочка моя елку у меня просила?..
-- А ей сколько лет?
-- Четыре.
-- А вам чуть не сто! Стыдитесь. Забирайте ваш рассказ.
-- Может быть, вы как-нибудь... тово... ошибаетесь? -- робко прошептал Кривобоков. -- Я хорошо помню, что нынче у нас сметали пыль, запекали окорок... Опять же колокол звонил...
-- Это ничего не доказывает, -- сухо возразил редактор. -- Эти явления повторяются и на Пасху, и на Рождество.
-- Так знаете что? Пусть и рассказ мой будет пасхальным, а?
-- Тоже вы скажете. Там одного снегу сколько...
-- Снег уберем.
-- Детишки у вас резвятся вокруг елки в полушубках...
-- Детишек разденем.
-- А елка? Куда ж вы елку сунете?!
-- Елка?.. Елку? А мы вместо нее устроим пасхальный стол. Папа ихний вместо елки, вместо игрушек покупает кулич, окорок, крашеные яйца и украшает пасхальный стол.
-- Но ведь у нас вся суть в том, что папа этот анафемский делает свой сюрприз потихоньку на улице!!..
Кривобоков защищал свое детище с мужеством отчаяния:
-- Ничего не значит! Мама выставила стол на улицу, потому что в квартире было тесно, а папа потихоньку подкрался с окороком и куличом, положил на стол... и... тово...
Кривобоков споткнулся, весь обмяк и сконфуженно умолк.
-- Нет, -- с достоинством сказал редактор. -- Еще елка могла стоять на улице, в лесу, но чтобы стол стоял на улице, в лесу... Нам таких рассказов не надо. Напишите лучше к четверговому номеру "Вопросы кооперации на Скандинавском полуострове".
* * *
О, Боже, Боже!.. Как несчастны те детки, которые лишены лучшей радости ребенка -- зеленой, кудрявой елочки!
Не одно читательское сердце сожмется, узнав, что у малютки Нюси так и не было в эту Пасху зеленой, кудрявой елочки...
Бедные городские дети!