Петр Иванович сидел за обеденным столом, глядел на дверь и нетерпеливо постукивал ножом. Александр вошел очень медленно, ежась и потирая руки.
-- Что? Озяб? -- вызывающим тоном спросил у него отец.
-- Мне кажется, что в моей комнате сыро, -- сказал Александр Петрович.
-- Неужели? Это неприятно. Да у тебя, может быть, желудок не в порядке?
-- Нет, я здоров.
Петр Иванович долго молча глядел в лицо сына.
-- Водки не выпьешь? -- спросил он.
-- Ты знаешь, что я не пью.
-- Не пьешь? А я, вот, выпью.
Александр Петрович уселся поудобнее и принялся есть внимательно и систематично.
-- Когда же в Петербург? -- неожиданно спросил отец. -- Или тебе здесь понравилось? Втянулся в нашу тихую деревенскую жизнь? Что же, я очень рад! Переселяйся совсем, и мне не так одиноко будет. Как? Что?
Александр не отвечал, долго и старательно прожевывая пирожок.
-- Если решишь, можно будет отделить тебе комнаты наверху, чтобы не было сыро, -- продолжать Петр Иванович.
Александр чуть-чуть покраснел.
-- Я не люблю твоих шуток, -- сказал он.
-- Почему шуток? -- весело воскликнул старик. -- Я говорю серьезно. Я буду очень рад.
-- Не мог же ты забыть, что я женюсь.
-- Женишься? -- удивленно спросил Петр Иванович. -- Но ты, кажется, раздумал? Помнится, мы с тобой не сошлись в цене? Ты продавал мне свою свободу и требовал наличными. Сколько ты требовал?
-- Столько, сколько ты сам обещал.
-- Совершенно верно! Половину. А ты знаешь точно, сколько это составит половина того, что я имею?
-- Точно не знаю.
-- Так как же это ты пошел на такое условие? Ведь я мог обмануть тебя! Я мог утаить! Хи-хи-хи!
-- Приблизительно я вычислил.
-- Ах, да! Вычислил? Вот это ты прекрасно сделал. Не вводи вора во грех! Надул бы тебя старый мошенник, непременно бы надул.
Александр морщился.
-- Если хочешь опять делать сцены, то отложи до после обеда. Волноваться за едой крайне негигиенично.
Петр Иванович сразу переменил тон.
-- Я скажу тебе без всяких волнений, наш разговор я обдумал и твое требование нашел чрезмерным. Я убежден, что княжна с удовольствием возвратит тебе свое слово, и таким образом все кончится к общему удовольствию.
-- Не к твоему во всяком случае, -- равнодушно сказал Александр и пожал плечами.
-- А вот тут-то ты и ошибаешься! -- крикнул Петр Иванович -- Я не хочу больше этого брака! Ты знаешь: ведь замужеству с тобой она предпочла бы смерть.
-- Ты положительно становишься сантиментальным, -- насмешливо усмехнулся Александр Петрович. -- Берегись, в твои годы это опасно.
-- В мои годы... опасно?.. Ты, кажется, заботишься обо мне, неправда ли? -- сказал он с злобной горечью, исподлобья глядя на сына. -- Я ждал этого всю жизнь. Все меня ненавидели, и я гордился этой ненавистью, почти любил ее. Я ждал привязанности и понимания только от одного человека, и этот человек, -- ты! -- с горьким смехом закончил он.
-- Не прикажешь ли мне объясниться в любви?
-- Нет, не прикажу. Ты не любишь лгать, может быть тебе лень, во всяком случае это одно из твоих достоинств. Ты приглашал меня открыть карты. Они открыты. Ты хотел продать себя за половину моего состояния, ты убил бы меня за другую, если бы пожелание кому-нибудь смерти убивало... А что такое деньги, ты знаешь это? Я наживал их рубль за рублем; я брал их с потом, с кровью, со слезами... И теперь ты хочешь, чтобы я отдал их тебе...
Он стукнул кулаком по столу, так что Александр Петрович поморщился.
-- Отдать? -- крикнул старик. -- Отдать теперь, чтобы ты ушел из-под моей власти и открыто смеялся бы надо мной? Отдать, когда я стар, когда уже поздно начинать жить сызнова? Нет, пусть уж до конца я сохраню иллюзию, что у меня есть сын, что я не совсем одинок, не совсем брошен. Но я отклонился и возвращаюсь к главному: твоего брака с княжной я не хочу.
Александр посмотрел на отца, и в его тусклых глазах промелькнула мысль. Он соображал.
-- Ты думаешь, что смерть князя помешает твоим планам?
-- Нет, я не думаю.
-- В таком случае, если ты не шутишь, я ничего не понимаю!
Старик Гарушин улыбнулся и принялся за поданное блюдо.
-- Отчего ты не ешь? -- спокойно спросил он сына.
-- Не хочу, сыт, -- недовольным тоном ответил тот. -- Однако я не могу позволить, чтобы мной распоряжались так, по произволу. Все лето я ухаживал, как дурак, я сделал предложение. Важнее того: мое долгое пребывание здесь пошатнуло мои дела в Петербурге.
-- Я не распоряжаюсь. Я не хочу больше твоего брака с княжной, но, если ты этого хочешь, если ты влюблен, если она с своей стороны тоже влюблена в тебя -- женитесь.
Весь конец обеда Александр сидел молча, с мрачным и озабоченным лицом. Когда отец встал, он провел рукой по лбу и спросил:
-- Ты дашь мне на дорогу и вообще еще... сколько можешь?
Петр Иванович засмеялся.
-- Дам! -- весело сказал он. -- И на дорогу дам, и вообще... Подождешь похорон князя?
-- Нет.
-- И не надо. Я берусь переговорить с княжной.
И когда сын выходил из комнаты, он крикнул ему вслед:
-- А ты, помнится, грозил рассердиться на меня? Как? Что?
Впервые: журнал "Русское богатство", 1898, No 9.