— Товарищи, штаб дивизии срочно требует сведений. Поляки что-то готовят. Вы знаете, что самолетов у нас мало: вчера подгробили разведчика. Можно выделить один разведывательный и в помощь ему только один истребитель. Задача ответственная — глубокая разведка.
— Товарищ командир, что там говорить: надо — летим. И баста.
— Постой, Хватов, не будь горячим, — надо обсудить.
Решили: рано утром летит Хватов и с ним истребитель, — конвоиром.
— Трудная задача, товарищи. Жаль, что я сам не могу лететь, поляки покрошили малость. Будьте осторожны.
— За кого вы нас принимаете?
— Успокойся, за красных летунов только.
— То-то.
— Ну, все ясно?
— Ясно, как апельсин.
— Значит, спать пора.
Наутро оказалось, что истребитель в самый последний момент зашалил: мотор отказался работать.
Что делать: отказаться от разведки или лететь без охраны глубоко в тыл одному самолету?
А из штаба: «Высылайте на разведку… По сведениям, поляки готовят наступление… Немедленно!»
— Товарищ командир, я полечу один.
— Без толку. Что ты один сделаешь? Сразу поляки тебя собьют. Да и погода «летняя» (т.-е. для полетов мало пригодная).
— Вот и хорошо. Паны не осмелятся в такую погоду вылететь.
Задумался командир.
Из штаба трезвонят:
«Выслали уже?.. Нет? Высылайте немедленно».
— Лети. Только в случае чего — назад, сразу назад.
— Есть, товарищ командир!
На поле ветер, низкие тучи, моросит дождь.
— В такую погоду только на печке лежать, а не летать. Куда летишь? Пропадешь ни за грош! — ворчит моторист.
— Не бубни! Вернусь, вернусь… Лезь, Остроглазов!
Скорей туда, где поляки затаились!
Не успели подняться, как хлынул дождь.
Выше!
Через тучи к солнцу пробрался самолет. Земли не видно, летят по компасу.
— Миша, пора ниже, далеко забрались[4].
— Есть такое дело.
Через тучи вниз.
На земле под самолетом какие-то особые полоски, которыми она вся изрезана в разных направлениях, — окопы.
— Ишь, дьяволы, сколько новых понаделали! Только и штаб о них знать будет. — Нажим спуска фотографического аппарата, еще и еще.
Снимки сделаны.
— Ну, Миша, в штабе будут довольны.
По этим снимкам будет сделан план окопов, батарей; по плану можно заключить, где слабые стороны противника.
Работа началась. Самолет летит дальше.
Тонкие блестящие червяки — самолет над железной дорогой. Пока пусто на ней, не видно вагонов, но дальше будут они, и по их количеству Остроглазов заключит, что делает неприятель. Много вагонов, большое движение — неприятель готовит наступление. А, зная намерения неприятеля, можно их предупредить.
Внизу станция. Много составов стоит на железнодорожных путях. Несколько дымков вьется над вагонами — стоят под парами паровозы. Жизнь на станции кипит.
Внимание Остроглазова привлекает стоящий отдельно в стороне маленький составчик. Какой-то особенный: паровоз посредине.
— Миша, броневой, кажись!
Хватов снижается. Теперь сомнений нет — броневой поезд поляков.
— А ну-ка, Миша, давай попотчуем друзей. Давай ниже, лети над броневиком!
— Есть! Кидай лучше только.
— Готово.
Освобожденная от предохранителя бомба летит за борт самолета. Проходит несколько долгих для летчиков секунд. Самолет поворачивает.
Разорвется?
Вдруг огромный столб черного дыма; жадными глазами за борт — что-то она там, внизу, на земле натворила?
— Неудача, Миша! Даешь на броневой!
— Есть!
Снова самолет над броневым поездом, снова летит бомба за борт. Еще и еще.
— Ага, наконец-то. Вперед, Миша, — дело сделано!
— Молодец! Держим путь дальше.
Внизу остался догорать разрушенный броневик, вагоны. Путь исковеркан — работы хватит надолго…