День спустя, рано утром мадам Поттель была очень удивлена и вместе с тем обрадована, увидев трех маленьких Кастейра в сопровождении Али и Бетси.
Жан подробно рассказал ей обо всем, что с ними случилось.
-- Как же ты думаешь поступить? -- спросила мадам Поттель, когда он закончил свой рассказ.
-- Ехать к дяде в Батну и отыскать его там.
-- Но на какие же средства? Ведь все твои деньги пропали, мой бедный Жан?
-- Вы правы, но нашли же мы возможность отправиться в Тлемсен. Может быть, как-нибудь доедем и до Батны.
-- Право, ты храбрый мальчик! -- воскликнула мадам Поттель.
Но у Жана были свои причины не отчаиваться. Дело в том, что Франсуа героически предложил ему продать Бетси.
-- Раз уж господин Гэррисон купил у нас Бенито, -- дрожащим от волнения голосом произнес он, -- то, может быть, он возьмет у нас и Бетси...
-- Как же ты решился?
-- Что же делать, если это необходимо, -- сквозь слезы отвечал мальчик.
Да и в самом деле, другого выхода не было. Подумав немного, Жан принял предложение брата. Одно только беспокоило мальчика: зная любовь мадам Поттель к хорошенькому попугаю, он представлял, как она будет опечалена известием, что Бетси попадет в чужие руки.
Действительно, он не ошибся: узнав об участи Бетси, мадам Поттель начала громко охать и повторять:
Узнав об участи Бетси, мадам Поттель начала громко охать.
-- Какое несчастье, что у меня нет средств купить ее! Кто знает, будет ли ей хорошо у этого Гэррисона? Ах, Боже мой, я скорее хотела бы видеть ее мертвой, чем знать, что ей плохо, что за ней некому ухаживать!..
Вздохам доброй женщины не было конца. Увидев входящего Лефильеля, она рассказала ему, в чем дело. Доброму архитектору было душевно жаль мадам Поттель, и в голове предприимчивого молодого человека тут же начал созревать план.
-- Во всяком случае, -- заметил Лефильель, обращаясь к Жану, -- вы не можете выехать раньше завтрашнего утра. Я вполне одобряю ваше намерение. Если до обеда мы ничего не придумаем, то еще будет время сходить к господину Гэррисону.
-- Но, господин Лефильель...
-- Я все устрою, мой милый друг, не беспокойся ни о чем!
Он торопливо простился с Жаном и ушел, обещав к обеду дать ответ.
Все общество, за исключением мальчиков, было уже в сборе, когда в столовую вбежал Лефильель. Воспользовавшись отсутствием детей, он вкратце поделился с товарищами своей мыслью, каким образом достать денег, не огорчая мадам Поттель продажей Бетси.
Все горячо принялись обсуждать предстоящее дело, когда вошел Жан с братьями.
Дети были встречены весьма радушно; все наперебой хвалили их энергию и храбрость, предсказывая скорый счастливый конец затянувшимся приключениям.
Хотя Жан и был тронут их участием, беспокойство не покидало его во все время обеда; он поминутно бросал взгляды на Лефильеля, как бы напоминая о его обещании.
Казалось, архитектор не обращал никакого внимания на умоляющие взгляды бедного мальчика, а тот не решался расспрашивать его. Но если бы Жан не был так озабочен, то наверняка заметил бы, что сегодня в кругу этой милой, сердечной молодежи господствовало какое-то особенное оживление.
Когда после кофе все собирались разойтись, Лефильель вдруг позвал служанку.
-- Мари, -- торжественно объявил он ей, -- передайте вашей хозяйке, что нам надо сделать очень важное для нее сообщение.
Служанка, едва удерживаясь от смеха, вышла из комнаты.
-- Прошу вас, господа, если только у вас нет ничего серьезного и важного, не задерживать меня, я, право, не расположена сегодня смеяться с вами, -- угрюмо сказала вошедшая мадам Поттель.
-- Как ничего серьезного?! -- с видом крайнего изумления воскликнул Лефильель. -- Напротив, дело весьма важное!
-- Ну тогда, пожалуйста, говорите скорее.
-- Уважаемая наша хозяйка, -- продолжал молодой человек, -- скажите, прошу вас, какого вы мнения о случайностях игры в карты или, что еще лучше, о лотерее?
-- Вы смеете беспокоить меня, чтобы говорить мне об этом вздоре?
-- Какой вздор?! Я говорю совершенно серьезно.
-- Ну тогда я просто ничего не понимаю! Впрочем, из ваших слов всегда бывает трудно узнать, где дело, а где шутка! -- проговорила мадам Поттель, помимо воли смущенная торжественным тоном Лефильеля.
-- Прошу вас ответить на мой вопрос.
-- На ваш вопрос? Ах да, это насчет лотереи-то? Вы хотите знать мое мнение, что такое лотерея? Не что иное, как глупая выдумка, которая сулит златые горы, а в итоге не дает ничего.
-- О, теперь я вижу, почему вы против нее! Вы, вероятно, никогда ничего не выигрывали в лотерею?
-- Никогда и ничего.
-- И поэтому вы и не верите в нее?
-- Конечно, нет, и предупреждаю вас, что поймать меня на эту удочку весьма трудно.
-- Если так, то мне очень досадно.
-- Вам досадно? Скажите на милость, а какое это имеет отношение к вам?
-- Лично ко мне -- никакого.
-- Но тогда отчего же вы так волнуетесь?..
-- Видите ли в чем дело, дорогая наша мадам Пот-тель... Все мы, здесь присутствующие, думали устроить одну вещь, но теперь это невозможно. Не будем об этом и говорить.
-- Какую вещь?
-- О, пустяки. Раз это невозможно, мы отказываемся от нашего плана.
-- Нет, все-таки скажите.
-- Конечно, ничего дурного в этом не было... Тем более, что мы никого не принуждали; каждый волен был сам дать свои деньги.
-- Я ничего не понимаю, объясните, пожалуйста, в чем дело.
-- Ну, хорошо, я вам скажу, раз вы так настаиваете. Мы хотели устроить между собой маленькую лотерею; каждый бы внес...
-- Да скажите хоть, что же будет разыгрываться в этой лотерее?
-- А-а, это уже лучше. Вас, кажется, начинает разбирать любопытство!..
-- Полно, пожалуйста, ваша затея меня вовсе не интересует!
-- Ну, не говорите! Может быть, вы измените ваше мнение, когда узнаете главный выигрыш.
-- Никогда! И в доказательство того, что я ко всему этому совершенно равнодушна, я вас больше не слушаю.
И мадам Поттель направилась к двери.
Но Лефильель, казалось, только того и ждал, и когда она взялась за дверную ручку, он как бы нечаянно пробормотал:
-- Конечно, конечно, я был вполне уверен, что Бетси достанется не вам!
-- Что? Бетси?! Неужели Бетси -- главный выигрыш вашей лотереи?! -- быстро подходя к столу, воскликнула добрая женщина.
-- Разве я это сказал?
-- Ну я же не глухая!
-- Очень жаль, но это слово вырвалось у меня случайно.
-- Стыдно вам, господин Лефильель, смеяться надо мной! Вы же знаете, как я люблю Бетси!..
-- Не сердитесь на меня, дорогая моя хозяюшка, ваш упрек меня очень огорчает. Дело в том, что я и мои товарищи ни за что не хотим отдавать Бетси в чужие, незнакомые руки, а между тем детям на дорогу все же надо франков триста; вот мы и решили устроить лотерею между собой. Пятнадцать билетов по двадцать франков каждый, и я рассчитывал, что один билет возьмете вы. Но так как вы этого не хотите, то кто-нибудь из нас оставит его себе...
-- Господи, Боже мой, вы меня совсем с толку сбили! Разве я знала, что дело идет о Бетси!.. Вот вам двадцать франков, и немедленно дайте мне мой билет!..
-- Как, вы хотите участвовать? А как же ваше обещание никогда не брать лотерейных билетов?..
-- Ах, оставьте меня в покое!..
-- Непостижимые вещи творятся на свете. Ну, если вы настаиваете...
-- Да, да, давайте уже!..
-- Ах, милая мадам Поттель, как вы любите спешить! Прежде всего порядок. Вот тарелка; каждый из нас должен внести двадцать франков. Я же, надписав на билетиках имена участвующих, положу их в шляпу, а Франсуа, как самый младший, станет их вытаскивать. Прошу внимания, я начинаю.
Первые деньги, конечно, были внесены мадам Поттель, которая, страшно волнуясь, попросила Франсуа хорошенько перемешать билеты.
-- Только бы я выиграла... -- шептала она. -- Ну подумайте, что вы с ней будете делать? Все равно придется мне же ее отдать: для ухода за птицей нужно время. Самое лучшее, если я ее получу. Тогда и за прокорм не надо будет платить.
Когда Франсуа, тщательно перемешав билеты, вынул один и подал его Лефильелю, тот взял его с видом полнейшего равнодушия. Он спокойно развернул билетик и, бросив на него быстрый взгляд, молча, не спеша разорвал все остальные четырнадцать билетов.
-- Кто, кто выиграл? Да скажете ли вы наконец! -- нетерпеливо воскликнула мадам Поттель.
-- Сейчас, сейчас, чего же спешить! -- медленно поворачивая билет в руках и показывая его всем присутствующим, произнес архитектор.
Наконец он встал и громко, отчетливо прочел:
-- Мадам Поттель!
Трудно описать радость счастливой хозяйки. В восторге от того, что Бетси, ее бесценная Бетси досталась ей, она бросилась целовать детей, Лефильеля и всех присутствующих. О, теперь никто уже не разлучит ее с красавицей Бетси! Она принадлежит ей, и только ей!
Неудивительно, что она не заметила веселых улыбок, которыми обменивались молодые люди, а также и то, что Лефильель разорвал все остальные билетики, на каждом из которых стояло одно и то же имя: "Мадам Поттель"...
-- Мой юный друг, -- сказал Лефильель, подавая тарелку Жану, -- вот триста франков, сам Гэррисон никогда не дал бы больше. С этими деньгами вы свободно можете доехать до Батны; теперь ты сам видишь, что моя идея была не так уж и дурна.
-- Ах, господин Лефильель, -- ответил, чуть не плача, мальчик, тронутый его добротой, -- разве у вас могут быть дурные мысли!..
Бетси в это время была уже водворена на свое прежнее место в углу кухни; очень довольная своим положением, красотка любезно отвечала на ласки своей новой хозяйки.
Все-таки на другое утро, когда наступила минута прощания, у бедного Франсуа больно сжалось сердце.
-- Вы будете ее беречь, не правда ли? -- спросил он мадам Поттель.
-- О, на этот счет ты можешь быть совершенно спокоен! -- отвечала добрая женщина.
По совету архитектора дети купили себе большие полотняные кепи для защиты от палящих лучей солнца. Кроме того, Лефильель дал Жану рекомендательное письмо к одному своему другу, поручику Шасерье, -- на всякий случай.
-- Благодарю вас, благодарю! -- горячо прощался мальчик со своими друзьями. -- Надеюсь, что когда мы доберемся до Батны, все наши невзгоды кончатся, мы найдем дядю, и он нас не оставит.
-- Да, верно, мой друг, но мало ли что может случиться... Возьми письмо и напомни господину Шасерье обо мне.
-- Непременно, я первым делом постараюсь исполнить ваше поручение.
-- Ну, а теперь в путь! Будь здоров, обними меня и -- с Богом!.. -- горячо попрощался добрый архитектор со своим маленьким другом.
Тяжелый дилижанс двинулся в путь по улице Бад-Азуина; вскоре четверка лошадей скрылась в облаках пыли.
Тяжелый дилижанс двинулся в путь по улице Бад-Азуина.
Несмотря на жару и пыль, наши маленькие друзья легко переносили переезд. Труднее всех пришлось бедному Али: храбрую собаку не взяли в дилижанс, а поместили сзади кондуктора под парусинный чехол, покрывавший верх кареты. Несчастный пес там просто задыхался, так что когда на подъеме в гору кондуктор сжалился и выпустил его на волю, Али, разминая свои онемевшие лапы, громким лаем и радостными прыжками около колес выражал свое удовольствие. Нечего и говорить, что на каждой станции -- в Минервиле, в Палестро, в Уед-Джемад и в Буи-ре -- дети спешили выйти и приласкать его, чтобы хоть как-то утешить лишенного свободы пса.
Попутчиками трех братьев были продавец платья из Константины и его жена с двумя девочками. Жан, по обыкновению, был очень вежлив и обходителен, и знакомство быстро завязалось. С первого же дня путешествия в тесном помещении дилижанса между всеми путниками царило полное согласие; следующие день и ночь прошли без каких-либо приключений.
На другое утро, около восьми часов, дилижанс прибыл в Бордж-Бу-Арреридж, крупное поселение посреди равнины Меджана, самой плодородной местности в Алжире. Во время восстания кабилов в тысяча восемьсот семьдесят первом году Бордж-Бу-Арреридж был почти разрушен, и если бы его населению не удалось вовремя укрыться в городской крепости, оно было бы немилосердно перерезано.
Наконец, в четыре часа пополудни дилижанс прибыл в Сетиф, еще более заметный город, чем Бордж-Бу-Арреридж. Значение Сетифа должно возрасти с проведением железной дороги из Константины в Алжир.
Пока меняли лошадей и обедал кучер, господин Дюрозье (так звали торговца из Константины) повел детей осматривать город. Сетиф, со своими широкими, прямыми, очень красивыми улицами, окаймленными могучими деревьями, театральной площадью, монументальным фонтаном и прелестной мечетью, минарет которой высоко возносится над городом с его окрестностями, показался братьям очень интересным и симпатичным.
Большая часть переезда из Сетифа в Константину совершается ночью, и дети в это время делали самое лучшее, что могли сделать в данном случае, а именно: спали все трое, как счастливейшие люди на свете, и проснулись лишь около пяти часов утра, когда дилижанс въезжал в город.
Странный и почти дикий вид той части Константины, которая заселена арабами, древней Серты, поразил детей, точно также как и ее местоположение, в высшей степени живописное -- на вершине уединенной скалы, на плоской покатой возвышенности, которая господствует над окрестными, совершенно невозделанными полями.
Туземные жители Константины имеют очень характерные лица, и если арабы, гордо прогуливающиеся по городской площади в Алжире в своих оборванных бурнусах, имеют вид персонажей из балета, то про жителей Константины этого сказать нельзя. Нигде так, как здесь, не сохранило арабское племя свой характер, нравы и обычаи, и тем более нигде не найти туземного населения трудолюбивее и деятельнее.
Чтобы лучше понять жизнь арабов, надо обойти узкие и извилистые переулки, которыми усеяна низменная часть плоской возвышенности в Константине. Там масса маленьких лавочек, принадлежащих маврам, евреям и кабилам; одни продают, другие тут же, под открытым небом, выделывают тысячи предметов из кожи, которая идет и на упряжь лошади, и на наряд ее господина, а также не менее многочисленные и разнообразные изделия из тканей и шерсти, как, например, бурнусы и ковры.
Дилижанс в Батну отправлялся лишь в семь часов вечера, и детям хватило времени отдохнуть и отлично закусить перед отъездом. Нечего говорить, что они горячо поблагодарили семейство Дюрозье за ласковый прием, обещая снова их посетить при возвращении через Константину.
Шесть лошадей, запряженных в дилижанс, выглядели тощими и изнуренными, но дорога оказалась хорошей, и поехали довольно быстро. Скоро наступила ночь; по своему обыкновению, юные путешественники тотчас же заснули.