Маленькие путешественники ступили на главную улицу деревни, когда солнце уже садилось, но было еще довольно светло, и они смогли заметить красивый, опрятный и нарядный вид домиков, резко отличавшихся от убогих арабских мазанок. Вокруг каждого дома был разбит сад с бамбуковыми, оливковыми и пальмовыми деревьями.
Не зная к кому обратиться с расспросами о дяде, Жан отворил первую же встреченную дверь, вполне уверенный, что обитатели такого приветливого места должны и сами быть приветливы и гостеприимны. И он не ошибся.
Дети остановились на пороге комнаты и увидели длинный стол, уставленный кушаньями, так как был уже час ужина. Высокий старик, без сомнения, хозяин фермы, разливал в тарелки суп своему семейству, состоявшему из жены и множества детей всех возрастов; на конце стола помещались слуги и служанки.
Проголодавшиеся дети были приятно поражены этой патриархальной картиной и запахами вкусной еды.
-- Что это за дети? -- спросил старик, первым заметивший их появление.
Но, видя, что мальчики совершенно растерялись от обращенных на них взоров, он продолжал:
-- Подойдите, маленькие друзья, милости просим. Если вас привлекает запах супа, то и для вас найдется место за столом, а миска, слава Богу, еще полна!
Добрый голос фермера звучал так приветливо, что мальчики приободрились.
-- Благодарю вас, -- отвечал Жан, подходя к столу, -- мы зашли сюда затем, чтобы спросить, не может ли кто указать нам, где живет господин Томас Кастейра?
-- Вы попали как раз туда, куда нужно! -- воскликнул старик. -- Мой друг Кастейра живет именно у меня, причем уже целую неделю. Но сейчас его нет дома, он ушел сегодня утром в горы. Быть может, он скоро вернется, если не встретит того льва, от которого он обещал нас избавить. Во всяком случае, завтра утром он будет здесь. Но пока ничто не мешает вам сесть и поужинать с нами.
Дети не заставили себя упрашивать и с большим аппетитом принялись за еду. Когда же гостеприимный фермер узнал, что они племянники Кастейра, он начал угощать их еще усерднее и даже послал слугу принести старого мускатного вина, чтобы выпить за их здоровье. После ужина фермерша отвела уставших детей в комнату рядом с комнатой их дяди и очень удобно устроила.
Мишель и Франсуа тотчас же погрузились в глубокий сон, а Жан долго не мог заснуть, ожидая, что дядя вот-вот вернется. Всякий раз, как в доме отворялись двери, он вскакивал, думая, что это приехал дядя. Наконец сон одолел и его.
Проснувшись рано утром, Жан снова начал думать о дяде, который в эту минуту, быть может, уже здесь и только ожидает пробуждения детей, чтобы обнять их. Жан не вытерпел, потихоньку оделся и осторожно постучал в дверь дяди.
-- Дядя, вы проснулись? Это я, Жан, ваш племянник!
Ответа не было. Жан подождал немного, потом повернул ручку двери и вошел в комнату. Она была пуста, и даже постель стояла нетронутой. Значит, дядя еще не вернулся.
Опечаленный мальчик вернулся к братьям, которые уже проснулись, и сообщил им невеселую новость. Несмотря на довольно поздний час, в доме было тихо, точно никто еще и не вставал.
Удивленный этой тишиной, Жан спустился в кухню, не встретив по дороге ни души, и только там нашел старую служанку, которая сказала ему, что все с самого рассвета в поле.
Жан отправился с братьями в поле, и там они нашли старого фермера, грузившего сено на телегу.
Жан отправился с братьями в поле, и там они нашли старого фермера, грузившего сено на телегу.
-- А, вы уже встали! -- весело крикнул он детям. -- Хорошо ли спали? Вы, наверное, рассчитывали уже сегодня утром увидеть вашего дядю? Не беспокойтесь, он скоро вернется. Ведь охота на львов -- не такое дело, чтобы можно было сразу сказать, сколько оно продлится. Дала ли вам поесть старая Тереза? Нет? Ну погодите, сейчас я закончу, и мне уже пора домой, есть дела в деревне. Пойдемте вместе, я вас накормлю.
По дороге фермер с законной гордостью рассказал Жану историю этой маленькой колонии, отличавшейся превосходным климатом и, главное, очень высокой производительностью -- благодаря энергии французских поселенцев.
Сначала все было не так. Первые колонисты спали на земле, пока построили глиняные мазанки с крышами из сушеного льна. Дорог не было, пришлось их прокладывать и мостить, а также вспахивать, удобрять и засеивать поля. И все -- малыми силами, с несколькими волами и скудными запасами пищи. Но все препятствия, в конце концов, были преодолены общим дружным трудом. И шестьдесят шесть семейств, поселившихся здесь с тысяча восемьсот семьдесят третьего года, теперь имели кирпичные дома с садами, участки земли, церковь, школу, аптеку, доктора и даже маленькую библиотеку.
-- Это же настоящий рай! -- воскликнул Жан.
-- Да, здесь хорошо, -- отвечал старик. -- Не мешало бы вашему дяде поселиться здесь вместе с вами. Мы отлично устроили бы вас; каждый здесь был бы счастлив помочь Кастейра в его новом хозяйстве. Мы в большом долгу перед ним -- ведь он избавил нас от пантер, пожиравших нашу лучшую скотину. Но вот мы и дома. Тереза, дайте детям хлеба, яиц, сыра -- все, что у вас есть. Они умирают с голода.
-- Сейчас, сейчас! -- засуетилась старуха. -- А тут вам письмо принесли!
-- Письмо? Да это от Кастейра! -- и фермер принялся читать:
"Добрый Гейльброннер, я отправляюсь в Батну, там, близ Ламбессы, появился черный лев, а такую дичь нечасто можно встретить в Алжире. Как только покончу с ним, что будет недели через две, вернусь к вам, чтобы сдержать слово и убить вашего льва. Итак, до свидания. Ваш старый друг, Томас Кастейра".
-- Как жаль, а я-то ждал его сегодня! -- огорчился фермер. -- Ну, делать нечего... Что же вы не едите, дети?
-- Я не голоден, -- ответил Жан, у которого от неожиданной новости пропал аппетит.
-- Не огорчайтесь, дети, две недели пройдут быстро. Кроме того, я напишу Томасу, что вы его ждете, и он вернется поскорее.
-- Не стоит писать, лучше мы сами отправимся к нему. Может быть, дядя не сможет так быстро убить этого черного льва или передумает возвращаться...
-- Но ты знаешь, что отсюда до Батны три дня ходьбы без остановки? Надо вернуться в Алжир и ехать оттуда дилижансом.
-- Ничего, мы справимся, -- отвечал Жан на все доводы фермера, который, в конце концов, вынужден был уступить. Он наполнил провизией сумки мальчиков и заплатил за переезд в Алжир.
-- Хорошо, хорошо! -- отвечал он на благодарность Жана. -- Твой дядя отдаст мне когда-нибудь потом. Я сам много ему должен.