Свидетельство Нестора о переписчиках при Ярославе Мудром. -- Чернец Илларион, св. Сергий и Кирилл Белозерский. -- Ошибки в книгах, возникавшие по безграмотности и невежеству писцов. -- Дороговизна рукописных книг. -- Техника переписывания. -- Происхождение выражений "красная строка" и "рубрика". -- Знаки препинания, употреблявшиеся в старину. -- Остромирово Евангелие. -- Господствовавшая в старину склонность наших предков к богословским познаниям. -- Псалтырь -- самая распространённая книга в древней Руси. -- Указ, или правила старинной декламации: как читать псалтырь. -- Древний обычай гадать по псалтырю. -- Русские летописи и летописцы.
Как известно, книгопечатание в России введено было при царе Иоанне Грозном. До этого времени существовали только рукописные книги. Есть указание, что переписчики существовали в России в самые древнейшие времена. По словам Нестора, они были уже при Ярославе Мудром: "Бе Ярослав книгам прилежа и почитая часто в нощи и во дни, и собра писцы многи и прелагающе от Грек на славянское письмя и списаша книги многи, ими же поучахуся людие".
Князь Николай-святоша, постригшийся в Печорском монастыре, тратил на покупку книг свою казну и просил переводить их инока Феодосия.
Переписывание служило единственным способом распространения книг. Оригинал из рук автора переходил в руки переписчиков. По словам того же Нестора, в Печорском монастыре "чернец Илларион бяше и книгам хитр писати, ту по вся дни и нощи писаше книгы в келии у блаженнаго Феодосия". К переписыванию книг приступали с благоговением: "горе пишущим Святыя Божии книги, а страха Божия и веры правы в сердце -- Богу не имуще. Таковый осужден есть муце вечной и огню негасимому". В Триоди постной, полууст. XV в., рукописи Троице-Сергиевского монастыря, имеется такое начало: "помози рабу Божию Олексею писати книги начало триводи постной". В древнее время монастыри на Руси служили школой для народа. В уединённой тишине монашеских келий, часто в глуши лесов, изучались и списывались славянские переводы отцов церкви. Иноки, принимаясь за переписку книги, обращались к игумену за благословением. Основатель и первый игумен Троице-Сергиевского монастыря, преподобный Сергий, с первыми подвижниками своими, за неимением бумаги писал даже "на берестех" и отличал особой любовью хороших книгописцев.
Об ученике Сергия, Афонасии, с 1374 года игумене Серпуховского-Высоцкого монастыря, жизнеописатель препод. Сергия говорит: "в божественных писаниях бе зело разумен, и доброписания многа руки его и доныне свидетельствуют, и сего ради любим зело старцу (т. е. св. Сергию)".
В уставе Иосифа Волоколамского, в 10-й главе, под названием: "Отвещание любозазорным", говорится, что по бедности "в обители блаженного Сергия (Радонежского) и самые книги не на хартиях писаху, но на берестех".
Кирилл Белозерский, друг и собеседник Сергия, ещё простым иноком в Московском Симоновом монастыре занимался перепиской книг, а на Белоозере сам ничего не держал в своей келье, кроме книг. Доселе хранятся в монастыре 17 книг, писанных его рукой. Нил Сорский, читая разные книги, списывал из них места, более ему нравившиеся, находя в этом величайшее удовольствие, как сам признавался в письме к князю-иноку Вассиану: "Печаль приемлет мя и обдержит, аще не пишу". О Моисее, в 1353-1362 гг. Новгородском архиепископе, летопись говорит, что он "добре пасяше стадо свое, пожив в целомудрии, и многи писцы изыскав и книги многы исписав".
В начале XIII века великий князь Константин Всеволодович устроил училище во Владимире, при церкви св. Михаила, где учили юношей русские и греческие монахи. Умирая, он завещал училищу свой дом и книги. Константин был большой любитель книг; он держал при себе учёных людей и покупал по высокой цене греческие книги. Результатом его деятельности была библиотека во Владимире, где одних греческих книг насчитывалось более 1 000.
Митрополит Макарий, в предисловии к своим четьи-минеям, говорит: "Написал я эти святыя книги в Великом Новгороде, когда был там архиепископом, а писал и собирал их в одно место двенадцать лет, многим имением и многими различными писарями, не щадя сребра и всяких почестей".
Переписчики книг, по безграмотности и невежеству делали в рукописях массу ошибок, которые с течением времени накапливались больше и больше.
Уже св. Киприан обращался к переписчикам с просьбой, чтобы они внимательнее переписывали его сочинения.
В послесловии к служебнику, хранящемуся в московской синодальной библиотеке, он говорит: "аще кто восхощет сия книги переписывати, смотряй, не преложити или отложити тычку едину, или крючкы, иже суть под строками в рядех, ниже переменити слогню некую".
Даже опытные "доброписцы" говорили, что "не писа Дух Святый, ни Ангел, но рука грешна и брьна", и потому просили исправлять ошибки "Бога деля". Нередко приходилось исправлять ошибки наугад даже таким лицам, каков был митрополит Иосаф, поместивший в некоторых сборниках, им переписанных, следующее предисловие: "писах с разных списков, тщася обрести правы, и обретох в списках онех много неисправлена. И елика возможна моему худому разуму, сия исправлях; а яже невозможна, сия оставлях, да имущии разум больше нас, тии исправят неисправленная и наполнят недостаточная. Аз же что написах, и аще кая обрящутся в тех несогласна разуму истины, и аз о сих прощения прошу".
Перепиской книг занимались и иноки, и лица белого духовенства, и миряне, иногда даже и князья, как, например, Владимир Васильевич Галицкий. Некоторые посвящали этому занятию всю свою жизнь.
Пожертвование той или другой книги в какую-либо церковь считалось важным вкладом. Летописцы наши почти о каждом благочестивом князе русском говорят: "церковные уставы любил, церкви созидал и украшал их святыми иконами и книгами наполнял". В псалтыре, в Императорской Публичной библиотеке, т. F, No 1, XIII века, на последнем листе написана следующая вкладная: "В лето 69 сотное 39-е (т. е. 1431) сию книгу дала раба Божия Ульяна, нареченная в иноческом житии Елена, церкви чудо святаго архангела Михаила на поминок господину своему князю великому Глебу Смоленскому и мне инокине Елене и нашим детем. И кто сию книгу отъимет, погубит нашу память, самого его погубит Христос, Сын Бога живаго. Ему слава со Отцем и со святым Духом ввеки аминь".
В Октоихе, писанном полууставом в 1497 г. в Троице-Сергиевской лавре, переписчик обращается к читателю: "Аще кто сию книгу покусится от святыя сия обители отдати, или продати, или в заклад положити, и да судится он на втором пришествии пред Господом нашим Ис. Христом".
Точно так же на "Апостоле" 1309-1312 года один староста Воскресенской церкви в Пскове написал, что он дал эту книгу в церковь на память не только себе, своим братьям, всему своему семейству, но и всему своему племени.
Переписчик, писавший книгу для монастыря, нередко обозначал, по чьему благословению он предпринял труд; и почти всегда в послесловии обращался к братии с просьбой, чтобы она не предавала его забвению, и вместе с книгой поминала бы его.
В "Лествице" (рукопись Троице-Сергиевской лавры) имеется следующая приписка: "Помощию Св. Троицы списася книга сия, ей же именование: Лествица, на имя священнику Матфею, рукою грубаго и худаго, страннаго, последняго в иноцех -- Варлаама. Слава свершителю Богу и Пречистей Его матери в веки. Аминь. Ты же возлюбленный о св. Дусе, Священно-иноче Матфее, Христа ради не сотвори мя забвена, егда престоиша пред Престолом славы, и ту да помянеши мя в священных ти молитвах, и не сотвори мя забвена грубости ради писания. В лето sцк написася Божественная Лествица мцаОктоврия дï день, на память святых мученик... в обители преподобнаго Сергия. В то же лето и освящена бысть в церкви, в той же обители, мца семптямрия в кэ день.
О, ленивый Варламе, готовися кранам. Близь есть конец".
В "Зерцале" переписчик оповещает, что он приступил к сему делу "не от себе устремляем, но принужден был от Отца духовного, именем Каллиника, житие убо имуща в странах Смоленских".
По окончании труда прибавлено следующее размышление переписчика: "словеса убо писаная придоша в конец: уму же да не будет когда прияти конец. В любителех душеспасительных словес кое убо когда будет насыщение?"
Через несколько строк -- "В лето 6926 списана бысть книга сия, рекомая, по Еллинех: Диатропа, по нас же: Зерцало, Святей Троицы в Сергиев монастырь, замышлением игумена Никона, а рукою раба Божия Иосифа..."
В Евангелии, полууст. XVI века, на обороте 9-го листа -- запись: "Лета 7047, ноября месяца, в пятый день, положил Евангелие тетр у Николы у чудотворца в своей вотчине, в Заозерие". Внизу по листам: "Книга княгини Василисы Васильевны по своему мужу по князе по Петре по Феодоровиче, а никому того Евангелия с престола не снять".
Жертвовали книги или единственно по усердию или, большей частью, с условием вечного поминовения жертвователя, и имя его заносилось в синодик. Иногда при этом выговаривалось, кроме своего собственного имени, записать ещё несколько других имен. Например, "рпо году дали сию книгу сборник с Москвы пушкари Семен Яковлев да Иван Захарьев, а за ту книгу написати в подстенный синодик к имян".
В Соловецком монастыре находится следующая любопытная книга с надписью: "Дарю сию книгу устав в дом Пресвятыя Троицы анзерския пустыни. Царь и государь и великий князь Михаил Феодорович всея россии".
В этих, так называемых "вкладных", в конце книги или по листам, говорится, кто за кого и какому церковному учреждению пожертвовал книгу; при этом вкладчик заклинает тех, кто нарушит его завещание, и часто грозит за это судом Божьим. Так, например, патриарх Никон, в конце так называемой "никоновской летописи" собственной рукой сделал следующую приписку: "Лета 1661 сию книгу положил в дом Святаго живоноснаго воскресения Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа, Новаго Иерусалима, Смиренный Никон, Божиею милостию патриарх. А кто восхощет 10 усвоить, якож Ахарь, сын Хармиев, или утаить, яко Анания и Сапфира, да отъимет от него Господь Бог святую свою милость, и затворит двери святых щедрот своих, и да приидет на него не благословение, а клятва, и казнь Божия душевная и телесная, в нынешнем веце и в будущем вечная мука".
Иногда во "вкладной" обозначалось, что книга пожертвована не одним вкладчиком, а несколькими, или даже от целого прихода. Например, на харатейном Новгородском прологе, в Московской синодальной библиотеке, имеется следующая "вкладная": "в лето 6998 написана быша книга сия, глаголемая пролог ко Святома Чудотворцома Козме и Дамиану на Кузмодемьяну улицу при князи Великом Василии Дмитриевиче, при архиепископе Новгородском влце Иване, а повелением рабов бжиих бголюбивых бояр: Юрия Онисифоровича, Дмитрия Микитинича, Василия Кузмича, Ивана Даниловича и всех бояр и всей улици Кузмодемьяне".
Книгами благочестивые люди благословляли иногда детей своих и обозначали это в приписке; "а иному никому до сея книги дела нет", прибавляет один из таких отцов.
Если книга продавалась кому-нибудь, то владелец отмечал это в приписке на последней странице. Например: "Чернец Давид продал чернецу Панфутию и деньги взял". При этом иногда обозначалась и цена, за которую книга продана: " рiг году продал сию книгу архангельскаго города Спасскому попу Ивану Романову Филатко Иван Воронин, взял на ней рубль двадцать шесть алтын".
Очень часто владелец книги собственноручно записывал на ней свой фамилию: в знак того, что книга принадлежит ему, а не кому-нибудь другому: "сия книга (библия XVI-XVII века) Володимирскаго уезду синодальная Боглачевской волости, деревни Конюшни крестьянина Кирила Лукъянова, сына Курицына". Или: "Сия книга лежит в закладе у старца" (Шестоднев, XVI в., полууст. ркп Троице-Сергиевского монастыря).
Считалось грехом небрежное отношение к книге, особенно если она находилась в церкви. В приписке к одному евангелию значится: "а который поп или дьякон чтет, а не застегает всих застежек, буди проклят".
Вообще, содержание последней страницы старинных рукописных книг довольно любопытно. Разного рода записи и приписки на последних страницах старинных книг по своему содержанию можно подразделить так: 1) "вкладная", 2) "послесловие", 3) доказательство о принадлежности книги, 4) свидетельство о продаже книги, 5) родительское благословение, 6) случайные записи исторического характера и, наконец, 7) разного рода заклинания, чтобы никто другой книгу не трогал, чтобы с книгой обращались бережно и т. п.
Как известно, нынешние, современные книги нередко выходят в свет с предисловием, которое помещается в начале книги и предпосылается самой книге. В старину почти каждая книга заканчивалась послесловием, помещавшимся в конце книги.
Для исследователя послесловие -- самая интересная и необходимая составная часть старинной книги. Послесловие проливает нам свет на внешнюю обстановку возникновения книги: благодаря послесловию мы узнаём, кем книга написана, для кого она написана, в каком городе и в каком году написана и т. п.
Во Мстиславовом евангелии, написанном по повелению князя Мстислава для новоотстроенной им в 1103 г. церкви Благовещения Пресвятой Богородицы близ Новгорода, на 213 листах на пергаменте (евангелие хранится в Московском соборе) имеется следующее послесловие:
"Господи Боже отец наших авраамов, исааков, иаков и Семене их праведнаго, сподобивый мя грешнаго раба своего алексу (т. е. Алексея) написати сие евангелие благоверному и христолюбивому и Богом чтимому князю Федору, а мирски Мстиславу, внуку сущу вьсеволожю а сыну володимирю, князю новгородскому, иже съверши сие евангелие на благословение пречистей честней владычице нашей богородицы дай же ему Господь Бог милость свою и наследие царства небеснаго и долголетно княжение и со всеми своими аминь"
Затем, через строку: "вы же братие почитающе сие евангелие, аще кде криво налезете, то исправивше чьтете, а не кльнете, аз 60 грешный раб алекса (т. е. Алексей) написал сие евангелие, сын лазорев (т. е. Лазарев) просвитера".
Как видно, писец Алекса смиренно заявляет, что Бог сподобил его написать Евангелие, далее рассказывает, для кого оно написано, и в заключение обращается к читателям: "аще кде криво налезете", т. е. если найдёте ошибки, то "исправивши чьтете же, а не кльнете".
Приводим другое послесловие, позднейшее: "Лета 7134 марта 15 дня, сия книга, глаголемая Трефолой писана бысть при государе (орфография, как в подлиннике) царе и великом князе Михаиле Феодоровиче всея Руси и при великом государе святейшем Филарете патриархе Никитиче Московском и всея Руси, Кинешемскаго уезду, Владычинские волости, Троицкаго и Никольскаго попа Ивана Кирилова сына и его детей Терентия да Марка, а писал сию книгу аз, поп Иван, сам своею рукою и подписал, и где прописался аз грешный не разумом, или не смыслил, или недоумением, или непокорством, или непослушанием, или не рассмотрел, или поленился рассмотреть, или не дозрил, и вы меня, Бога ради, простите и не кляните, а сами собою исправливайте. Богу нашему слава и ныне и присно и ввеки веков. Аминь".
Выше мы заметили, что в монастырях переписчики принимались за переписывание книг "с благословления" игумена монастыря: нередко это обозначалось и в послесловии. Например, в послесловии к поучениям Ефрема Сирина (писано в 1591 году), читаем: "сия книга, глаголема Ефрем, писана бысть... в монастыре пречистыя Богоматери на Симанове, повелением и многотщанием архимандрита Варлаама Симановскаго рукою многогрешнаго диакона Васьки".
В начале возникновения рукописного книжного дела переписчики смиренно подписывали своё имя в конце переписанной книги, как бы смущаясь, что их имя соединяется с какой-нибудь священной книгой. В XV и XVI веках это смирение переходит в гордыню и уверенность в своём праве на память потомства. Подписываются не просто, например, "грешный раб Алекса", а для пущей важности прибегают к разного рода криптографиям -- тайнописям.
"В лето 7006-е списана бысть сия книга святое благовествование Матфея, Марка, Иоанна, Луки на введение пречистыя владычицы нашея Богородицы у святаго Георгия", и далее тайнописью: а нилас циятоп Ишап Рогасош, т. е. "а писал диякон Иван Мочалов".
Это -- одна из самых лёгких и употребительнейших криптографий, когда гласные оставались те же самые, а согласные употреблялись в обратном азбучном порядке.
В шенкурском прологе (1229 года) десять строк -- тайнописью, из них на первых пяти стояло:
мацъ щык томащсь
именсышви нугипу
ромьятую. като хе
и ниледь топгашви тъ -
пичу лию. арипъ.
Эту тайнопись разобрать нетрудно, если помнить, что буквы в ней приняты одна за другую по такому ключу:
б в г д ж з к л м н
щ ш ч ц х ф т с р п.
Она означает следующее:
рад быст корабль
переплывши пучину
морьскую, тако же
и писец кончивши къ -
нигу сию. аминь.
Случалось, что имя писца скрывалось "счетною тайнописью", например, в "книге апостольских чтений, 1307 г.", (рукопись хранится в синодальной библиотеке):
ББ (2+) 2 = 4 =Д; НК (50+20) = 70 = О;
КК (20 + 20) = 40 = М; ДД (4 + 4) = 8 = И;
ББ (2 + 2) = 4 = Д; Ъ = Домидъ.
Затем другая тайнопись:
ДАВИД. ОРГАН. МЫСЛЬ. ИСТИНА. ДОБРО Ч. ДОМИДЪ.
Позднее вместо тайнописания является нечто вроде шарад: "имя его седми-литерно, троесложно, в нём же убо 4 гласных и 3 согласных; начало приемлет от перваго гласнаго, число же его суть..." (не дописано: Иоасаф?)
Выказывая смирение паче гордости, писец не скрывает и своей неподдельной радости при окончании труда, фигурально сравнивая себя с зайцем, "избегшим из тенет или с птицей, излетевшей из клетци".
Вот, например, послесловие, писанное в 1350 году:
"О владыко Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! О всесвятая владычица приснодевыя Мария, мати Христа Бога нашего! О святителю Христов Николае, скорый помощник теплый заступник! И святыя безмездницы Христовы, чудотворцы Козьма и Дамьян, скорые пособники и поспешники, и все святые угодники Христовы: яко сподобили есте написати сию книгу, глаголемую пролог, много грешною рукою малоумнаго, нечистаго, безумнаго, неразумнаго, неистоваго... (Затем, по свидетельству Строева, ещё 43 подобных эпитета) раба Божия Парфения Маркова сына Злобина; а сотворением и благословением священнаго ерея Марка Павлова сына, Спаскаго монастыря, у Головциных, в Логинове стану, на Покше реке. А скончана бысть сия книга в лето 7058, месяца майя в 24 день, на память преподобнаго и богоноснаго отца нашего Симиона Столпника, иже на дивне горе чудотворца, при царе и великом князе Иване Васильевиче всея Руси и при господине отце Митрополите Московстем Макарии всея Руси; а писана тому, кому даст Бог. А как рад заяц из тенет избегши, а птица из клетци излетев, тако рад писец, списав сию книгу. А где буду, господине, пред Богом согрешил, и в сей книге где описался, вражьим навождением в помысле, Бога для не покляните, да собою направляйте: а будет согрешена здесе и утаена, и будет пред Богом не утаена. Слава совершителю Ис. Христу. Аминь".
Сама техника переписывания книг заключалась в следующем.
Для ведения строк в равном одна от другой расстоянии, писец проводил по бумаге прямые черты. Писали так называемым уставным или полууставным почерками, а также и скорописью. Орудием письма служили "трости", или так называемые "каламы", привозимые из Греции. Начальную букву "красной строки" писали красными чернилами, киноварью, отсюда произошло и само название "красной строки", а также и слово "рубрика" (Rubrica, т. е. буква красного цвета). Из знаков препинания ставили только точки, и то не всегда в надлежащем месте. Запятая, двоеточие и прочие знаки препинания появились с XIV века.
Даже в завещании преподобного Дионисия Глушицкого, писанном около 1437 г. на бумаге, поставлены только точки после каждого слова. В древнейших рукописях точки ставились при середине букв, а не как ныне.
В конце грамот, статей и в книгах писалась не одна точка, но либо три, либо четыре, с разными чертами, крестами и проч. В конце строки, при неоконченных речениях, не было знака переноса.
Обыкновенно древние грамоты наших государей всегда писались черными чернилами, и известен только один пример, что царь Иван Васильевич письмо своё к Гурию, архиепископу Казанскому, в 1555 году всё написал киноварью. С XVI века в Польше появились "золотые письмена" в грамотах, и то только при прописи королевских имён.
Жизнь рукописей, как и жизнь людей, преисполнена треволнениями. Замечательные и редкие памятники письменности имеют своего рода биографии. Из старинных русских рукописей особенной святыней считается Остромирово евангелие, написанное в 1056-1057 г. в Новгороде для посадника Остромира диаконом Григорием. Евангелие это -- древнейшая из известных доселе рукописей кирилловского письма с означением года. Оно написано на пергаменте, длиной 8 вершков, шириной без малого 7 вершков, тетрадями по 8 листов, всего 294 листа. Из них 290 занято чтениями, а 4 предопределены для изображения евангелистов: на 1 листе -- изображение св. Иоанна, на 57 должно бы было быть изображению св. Матвея, но оно осталось не нарисованным, на 87 листе -- изображение св. Луки, на 196 -- св. Марка. Эти изображения писаны разными красками и украшены золотом.
Каждое чтение начинается большой рисованной буквой; некоторые буквы и знаки написаны киноварью. Вся книга писана в два столбца по линиям, проведённым железным орудием с правильным размером расстояний между строками. Ширина столбцов без малого 2 вершка, длина -- 5 вершков. Расстояние между столбцами полвершка. В каждом столбце 18 строк. Начато евангелие 21 октября 1056 года, а кончено 12 мая 1057 года. Следовательно, написано в продолжение 6 месяцев и 3 недель с небольшим: всего 203 дня, т. е. по 10 листов в неделю с небольшим, по 100 строк в 1 день.
Нельзя не удивляться ясности и простоте языка Остромирова Евангелия. Приведём начало благовествования Иоаннова:
"Искони бе Слово и Слово бе от Бога и Бог бе Слово: се бе искони у Бога. И тем вся быша, и без него ничьто же не бысть еже бысть. В том живот бе, и живот бе свет человеком, и свет во тьме светится, и тьма его не объят. Бысть человек послан от Бога, имя ему Иоанн. Тъ приде в свидетельство да свидетельствует о свете, да вьси веру имуть им. Не бе тъ свет, но да свидетельствует о свете. Бе свет истиньный, иже просвещает всякого человека, грядуща в мир. В мире бе, и мир тем бысть, и мир его не позна. В своя приде, и своя его не прияша. Елико же их приять, и дасть им область чядом Божием быти, верующем во имя его.
Иже не от кръви, ни от похоти плътскыя, ни от похоти мужскыя, но от Бога родишася. И Слово плъть бысть, и въселися в ны. И видехом славу Его: славу яко единочяднаго от Отца: испълнь благодати и истины. Иоанн съвидетельствова о нем, и възъва, глаголя: сь бе Его же рех; грядыи по мне, пред мною бысть: яко пьрвеи мене бе. И от испълнения Его мы вьси прияхом благодать възблагодать. Яко закон Мосеом дан бысть, благодать и истина Иисус Христом бысть".
Остромиров список Евангелия из всех памятников русской письменности в наибольшей чистоте удержал особенности древнейшего болгарского текста, с которого был списан.
Носовые
Это евангелие принадлежало потом Новгородскому Софийскому собору, о чём свидетельствует на первом листе единственная в целой рукописи надпись крупного скорописного почерка XVI века:
. По красоте письма, роскоши украшений и сохранности Евангелия, надо полагать, что оно было в соборе напрестольным; но о времени пожертвования его туда и лице, сделавшем этот вклад, не сохранилось никаких указаний, точно так же, как не имеется доныне никаких сведений, по какому случаю и кем эта драгоценная рукопись, как полагают библиографы, была поднесена императрице Екатерине II. Знали только, что после смерти императрицы Остромирово Евангелие было найдено в её покоях Я. А. Дружининым, который в 1806 году представил его императору Александру I.
Директор Спб. Публичной Библиотеки обращался, начиная с 1851 г., к разным ведомствам, в архиве которых, по его мнению, можно было ожидать сведений об этой драгоценной рукописи; полученные ответы не содержали ничего нового.
Совершенно неожиданно отыскиваемые следы истории Остромирова Евангелия были открыты в конце 1858 года архивариусом Московской Оружейной Палаты, г. Филимоновым. Занимаясь по распоряжению директора Московской Оружейной Палаты составлением новой описи книгам и рукописям, хранящимся в архиве палаты, г. Филимонов обратил своё внимание на описные книги утвари церквей, входивших с давнего времени в состав дворцовых, и потому состоявших в заведовании Московской Оружейной Палаты. В одной из этих описных книг, содержащей в себе: а) осмотр (т. е. поверку наличности) утвари Спасской церкви, ч то у Государей на верху, составленной в 1720 году против прежней описи 1700 года, и б) списки вещам, оказавшимся сверх описей в церквах Воскресенской, Предтеченской, Распятской и Спасской, г. Филимонов встретил Остромирово Евангелие в любопытном перечне книг, принадлежавших некогда Воскресенской церкви, что у Государей на верху. На обороте 65 листа описной книги написано: "В большом сундуке, а в нем книги: Евангелие писано уставом на пергамине чернилами и золотом, оболочено бархатом красным, застешки и пристешки серебряныя. На нем надпись внизу: (следует известное послесловие Остромирова евангелия, буквально переписанное)". В начале послесловия, между строками и на полях страницы, сделана отметка: "послано по указу в Санкт-Петербург, ноября 13 нынешняго 1720 года". Таким образом, видно, что Остромирово Евангелие издавна находилось в Москве, в ризнице Воскресенской Церкви, что у Государей вверху, и что оно было послано отсюда в Петербург в 1720 г. по указу Петра Великого.
По какому случаю Остромирово евангелие попало в Москву?
В Новгородской третьей летописи, под 7078 (1570) годом, при описании запустения Новгорода вследствие похода на него Иоанна IV, сказано: "... а дворецкому своему Льву Андреевичу Салтыкову и протопопу Евстафиеву, и прочим боярам своим повелел Государь итти в соборную церковь святыя Софии и взять ризную казну и прочие драгия освященныя вещи церковныя, и святыя корсунския иконы, ризы и колокола..."
Полагают, что в числе вещей, взятых из Софийского собора, находилось и Остромирово евангелие, которое таким образом и могло быть вывезено из Новгорода в Москву.
В 1843 году Остромирово евангелие издано академиком Востоковым с приложением греческого текста евангелия, словарём и грамматикой.
Что читали наши предки в старину? Список книг для чтения был невелик по количеству и однообразен по качеству.
Читали: 1) Священное Писание, 2) книги богослужебные, часослов и псалтырь, 3) разные летописи, 4) всевозможные "жития", из коих особенно назидательны те, где описываются подвиги святых, подвизавшихся в северных странах: тут им приходилось вступать в борьбу с самой, почти первобытной, природой. К "житиям" относятся и разные "сказания", например, "сказание об Индейском царстве", об "осаде Троицкой лавры", и т. п., и, наконец, 5) повести и сказки, например, "о Горе-Злосчастье", сатира "Шемякин суд" и т. п.
Кто не умел читать, те слушали "калик-перехожих", которые появились на Руси давным-давно, чуть ли не в эпоху введения христианства в России. Калики-перехожие распевали про Алексея Божьего человека, про бедного Лазаря и т. п.
Вообще, наши предки особенное внимание обращали на богословские познания. Уже в XI веке по этой части прославились: Иларион, Нестор, Кирилл Туровский и др. О Никите-затворнике (XI в.) Поликарп говорит: "не можаше никто стязатися с ним книгами Ветхого Завета: весь 60 из уст умеяше -- Бытие, Исход, Левит, Числ, Судии, Царства и вся пророчества по чину и вся книги..."
Летописцы наши называли людей образованных так: "бе любя словеса книжныя", "муж хытр книгам и учению", "в словесех книжных веселуяся", "учителен и хытр учению божественных книг", "книжный философ", "исполнен книжнаго учения" и мн. др.
Под грамотой разумели умение читать и писать. Так, про св. Бориса говорится: "взимаше книг и чтяше: бяше 60 и грамоте научен". Св. Ефросиния Полоцкая, научившись книжному писанию, "нача книги писати своима рукама".
Псалтырь, как произведение лирическое, была самой любимой и распространённой книгой в древней Руси. Многие иноки знали наизусть весь псалтырь, так, о св. Спиридоне читаем: "и изучи весь псалтырь изуст". Древний устав иноческого жития почти весь связан был с псалтырью. Двадцать кафизм псалтыри делились на четыре "статии" для удобства исполнения псалтыри в течении суток. Прочтение одной кафизмы заменялось произношением 300 раз Иисусовой молитвы, а вместо всей псалтыри требовалось произнести 6 000 раз эту молитву.
Сам основатель русской иноческой жизни, преподобный Феодосий, говорит своей братии: "паче же имети в устех псалтырь Давыдов подобает черноризцем, сим 60 прогоняши бесовское уныние".
В рукописном требнике митрополита Макария начала XVI века встречается молитва "на учение грамоте детям", в которой испрашивается от Бога помощь "уразумети учение книжное и псалмы Давидовы". В предисловии к грамматике Мелетия Смотрицкого причиной к изданию этой грамматики между прочим поставляется и то, что "издревле российским детоводцем обычай бе и есть учити дети малыя в начале азбуце, потом же часословцу и псалтыри".
Нередко при псалтыри прилагались и правила самого обучения -- под названием "Наказание ко учителем, како им учити детей грамоте, и како детем учитися Божественному писанию и разумению". В них заповедуется "самим учителем знати естество словес, и силу ихразумети, и где говорити дебело и тоностно, и где с пригибением уст, и где с раздвижением, и где просто".
Научившись читать псалтырь, или лучше сказать, выучивши её почти наизусть, русский человек, можно сказать, почти не расставался с ней. (Иногда даже и во время путешествия).
В древних рукописных псалтырях встречается особый "указ", или правила, как читать псалтырь: "Зри, внимай, разумей, разсмотряй, памятуй, как псалтырь говорити.
Первое -- что говорити; второе -- всяко слово договаривати; третие -- на строках ставитися; четвертое -- умом разумети словесе, что говорити; пятое -- пословицы знати да и памятовати, как которое слово говорити: сверху слово ударити голосом, или прямо молвити, слово поставити. А всякое слово почати духом: ясно, чисто, звонко; кончати духом по тому-ж, слово чисто, звонко, ровным голосом, ни высоко, ни низко, ни слабети словом, ни на силу кричати, ни тихо, ни борзо, а часто отдыхати, а крепко по три или по четыре строки духом; а ровно строкою говорити. А весь сей указ умом, да языком, да гласом держится и красится во всяком человеце и во всяких пословицах книжных. А ум, и глас, и язык требует помощи сея молитвы, воздержания и чистоты".
В древнем быту русского народа псалтырь употреблялся (даже и теперь): 1) как книга богослужебная, 2) как книга назидательная, 3) как книга учебная и 4) как книга спасительная в некоторых особых случаях жизни.
Рейнтенфелс, бывший в Москве в 1670 году, говорит о царе Алексее Михайловиче, что он "употребляя большую часть дня на дела государственныя, немало также занимался благочестивыми размышлениями и даже ночью вставал славословить Господа песнопениями венценоснаго пророка".
Предки наши нередко брали псалтырь даже в своих путешествиях.
Следует упомянуть об обычае гадать по псалтыри. Указание на этот обычай можно видеть в следующих словах Владимира Мономаха:
"... и отрядив я (отослав послов), взем псалтырю в печали, и то ми ся выня: Векую печалуеши душе... Не ревнуй лукавствующим..." Находясь в тяжком положении, в какое поставило его посольство от князей, Мономах искал облегчения и разрешения своих недоумений в псалтыри, раскрыл её наугад, наудачу, и вот что вышло, говорит он: "не ревнуй лукавствущим".
На одной рукописной псалтыри XVI века встречается следующая приписка прежнего её владельца: "Я гадал по сей псалтыри, и мне вышло жить только пять лет, а я думал жить ещё пятьдесят лет".
Говоря о переписчиках книг в древней Руси, следует упомянуть и о наших летописцах.
Почти в каждом монастыре был свой летописатель, который в кратких заметках заносил сведения о важнейших событиях своего времени. Полагают, что летописям предшествовали календарные заметки, которые и считаются родоначальниками всякой летописи. По своему содержанию летописи можно подразделить на 1) летописи государственные, 2) летописи семейные или родовые, 3) летописи монастырские или церковные.
Фамильные летописи составляются в родах служилых людей, чтобы видеть государственную службу всех предков.
Последовательность, соблюдаемая в летописи, есть хронологическая: годы описываются один за другим.
Если в каком-нибудь году не случилось ничего примечательного, то против этого года в летописи ничего не значится.
Например, в летописи Нестора:
"В лето 6368 (860 года). В лето 6369. В лето 6370. Изгнаша Варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети; и не бе в них правды...
В лето 6371. В лето 6372. В лето 6373. В лето 6374 иде Аскольд и Дир на Греки..."
Если случалось "знамение небесное", летописец отмечал и его; если было солнечное затмение, летописец простодушно записывал, что такого-то года и числа "солнце погибло".
Отцом русской летописи считается преподобный Нестор, монах Киево-Печерской лавры. По исследованиям Татищева, Миллера и Шлёцера, он родился в 1056 г., 17 лет поступил в монастырь и умер в 1115 году. Его летопись не сохранилась, но зато дошёл до нас список с этой летописи. Этот список называется Лаврентьевским списком, или Лаврентьевской летописью, потому что списан Суздальским иноком Лаврентием в 1377 году.
В Патерике Печорском про Нестора сказано: "что он поживе лета довольна, труждаясь в делах летописания и лета вечная поминая".
Лаврентьевская летопись писана на пергаменте, на 173 листах; по сороковую страницу она писана древним уставом, а с 41 страницы до конца -- полууставом. Рукопись Лаврентьевской летописи, принадлежавшая графу Мусину-Пушкину, была поднесена им императору Александру I, который подарил её Императорской Публичной Библиотеке.
Из знаков препинания в летописи употребляется только точка, которая, однако же, редко стоит на своём месте.
Эта летопись заключала в себе события до 1305 года (6813 г.).
Лаврентьевская летопись начинается следующими словами:
"Се повести времянъных лет, откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть.
Се начнем повесть сию. По потопе первее сынове Ноеви разделиша землю..." и т. д.
В конце летописи имеется следующее послесловие:
"Радуется купец, прикуп сотворив и кормчий в отишье приставь и странник в отечество своё пришед, такожде радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, такоже и аз худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних... И ныне, господа отци и братия! оже ся где буду описал, или переписал, или не дописал: чтите, исправляя Бога дьля, а не клените, занеже книги ветшаны, оум молод, не дошел, слышите Павла Апостола глаголюща: не клените, но благословите. А со всеми нами Христьяны Христос Бог наш, Сын Бога живаго, Ему же слава и держава и честь и покланянье со отцем и пресвятым Духом, и ныне и присно в веки, аминь".
Кроме Лаврентьевской летописи известны Новгородская летопись, Псковская летопись, Никоновская летопись, названная так потому, что на листах имеется подпись (скрепа) Патриарха Никона (см. выше), и мн. друг.
Всего насчитывается до 150 вариантов или списков летописей.
Наши древние князья повелевали вносить в летопись всё, что случалось при них, доброе и недоброе, без всякой утайки и украшений: "первии наши властодержцы без гнева повелевающи вся добрая и недобрая прилучившаяся написовати, да и прочии по них образы явлени будут".
В период междоусобий, в случае какого-нибудь недоразумения, русские князья иногда обращались к летописи, как к письменному доказательству.
Вспомните, например, Гермогена, останавливающего преступление народа угрозой занести сказание о нём в летопись.
Пушкин в своей известной драме "Борис Годунов" представил нам величавый образ русского летописца в лице Пимена.
Мы позволим себе привести начало знаменитой сцены в келье Чудова Монастыря.
НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ. (1603 год),
отец Пимен, Григорий (спящий).
Пимен (пишет перед лампадой): ещё одно последнее сказанье -
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил:
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдёт мой труд усердный, безыменный;
Засветит он, как я, свою лампаду,
И пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет, -
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро;
А за грехи, за тёмные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною...
Давно ль оно неслось событий полно,
Волнуяся, как море-океан?
Теперь оно безмолвно и спокойно:
Немного лиц мне память сохранила,
Немного слов доходит до меня, А прочее погибло невозвратно!
Но близок день, лампада догорает -
Еще одно, последнее сказанье. (Пишет).