Жалоба Ивана Грозного на Стоглавом соборе в Москве, в 1551 году, на неисправность письменных книг. -- Указ Стоглавого собора для пресечения "описьливых" книг. -- Рукописный промысел. -- Ганс Миссингейм. -- Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец. -- Первенец русской печати -- "Деяния апостольские". -- Дороговизна бумаги. -- Несчастная участь первых русских книгопечатников. -- Бегство их из Москвы в Литву. -- Типография в Заблудове. -- "Евангелие учительное". -- Второе издание "Апостола" в Львове. -- Библия Острожская. -- Надгробная плита на могиле Фёдорова в предместье города Львова. -- Дальнейшая судьба русского книгопечатания. -- Андроник Тимофеев Невежа и Никифор Тарасиев. -- Псалтырь 1568 г. -- Две триоди 1590-1592 г. -- Октоих 1594 г. -- Исправление церковных книг. -- Наши первые справщики. -- Грамота Михаила Феодоровича в 1616 году об исправлении "Требника". -- Архимандрит Дионисий и его враги. -- Московский собор при патриархе Никоне об исправлении церковных книг. -- Возникновение церковного раскола. -- Московская "правильня" для церковных книг. -- Переименование московской типографии в синодальную. -- Начало печати в Сибири.
Начатки искусства книгопечатания посвящены были богослужению и теологии. Церковь обрела в типографском станке важную опору. Ошибки и злоумышленные перемены давали повод к разным толкованиям слов, рождались ереси, распри и преследования. Искусство книгопечатания успокоило церковь: способы размножения однообразных книг упрочили навсегда целость священных песнопений, правил и т. п.
Царь Иоанн Грозный на Стоглавом соборе в Москве, в 1551 г., в 5 вопросе своём жаловался на неисправность письменных книг, говоря: "Божественныя книги писцы пишут с неправленых переводов, а написав не правят же; опись к описи прибывает и недописи и точки не прямыя; и по тем книгам в церквах Божиих чтут и поют, и учатся, и пишут с них".
Собор на это определил: "Протопопам и старейшим священникам и избранным священникам со всеми священники в коемждо граде, во всех святых церквах дозирати священных книг, святых Евангелий и Апостол и прочих книг, их же соборная церковь приемлет, и которые обрящутся не правлены и описьливы, те все с добрых переводов исправливати соборне. А которые писцы по городам книги пишут, и им велети писать с добрых переводов, да написав правити, потом же бы продавати; а не правив бы книг не продавали. А который писец, написав книгу, продает не исправив, и тем возбраняти с великим запрещением. А кто у него неисправленную книгу купит, и к тому потомуж возбраняти с великим запрещением, чтобы впредь так не творили. А вперед таковии обличени будут, продавец и купец, и у них те книги имати даром без всякаго зазору; да исправив отдавати в церковь, которыя будут книгами скудны, да видячи таковыя и прочих страх имут".
Царь Иоанн IV Грозный
Громадное развитие рукописного дела сильно тормозило появление в России книгопечатания. Списывание рукописей в то время было и делом благочестия, и прибыльным промыслом.
Занимаясь этим делом, по словам людей того времени, человек достигал трёх целей сразу: питался от своих трудов, разного беса изгонял и с Богом беседовал.
"Доброе и преславное дело", как тогда выражались лучшие люди про книгопечатание, должно было положить конец распространению "растленных рукописей".
По просьбе царя, в 1550 году датский король Христиан III прислал в Москву в 1552 году мастера Иоганна или Ганса Миссингейма с письмом к государю. Христиан между прочим писал: "... посылаем тебе искренно нами любимаго Ганса Миссингейма и Библию с двумя другими книгами, в коих содержится сущность нашей (лютеранской) христианской веры. Если приняты и одобрены будут тобою, митрополитом, патриархом, епископами и прочим духовенством сие наше предложение (т. е. принятие лютеранства) и две книги вместе с Библиею, -- то оный слуга наш напечатает в нескольких тысячах экземплярах означенныя сочинения, переведя на отечественный ваш язык, так что сим способом можно будет в немногие годы споспешествовать и содействовать пользе ваших церквей и прочих подданных, ревнующих славе Христовой и своему спасению".
Но ещё до приезда Ганса в Москву здесь уже были два печатника -- Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец, которые "малыми некиими и неискуснии начертании печатываху книги".
Как известно, книгопечатание было введено в Московском государстве спустя почти целое столетие после его изобретении и распространения в Западной Европе.
В 1553 году царь Иван Васильевич, нуждаясь в богослужебных книгах для вновь строившихся многих церквей, воздвигаемых усердием царя в завоёванном Казанском царстве и других местах России, повелел скупать рукописные книги на торжищах. В летописи сохранилось известие, что в 1555 г. по Московскому государству собирали книги для Казани: "По всем монастырем новгородским сбирали деньги на владыку Казанскаго на Гурия, да и книги певчии имали по монастырем, апостолы, и евангелии и четьи в Казань". Но оказалось мало исправных, и вот, по словам современного сказания, в том же 1553 году "царствующему над всею Россией царю и великому князю Иоанну Васильевичу вложил Бог в ум благую мысль, как бы ему изряднее в русской земле учинить и вечну память о себе оставить: произвести бы ему от письменных книг печатныя, ради крепкаго исправления и утверждения и спорнаго (скорого) делания, и ради легкой цены, и ради своей похвалы, дабы (можно) было всякому православному христианину праведно и несмутно читать святыя книги и говорить по ним, и дабы (можно было) повелеть испущать (эти печатные книги) во всю Русскую землю".
Митрополит Макарий, узнав от царя о таком благом начинании, сказал, что "эта мысль внушена царю самим Богом, что это -- дар, свыше сходящий".
Ободряемый таким образом, царь Иван Васильевич приказал строить в Москве особый дом для помещения типографии.
В 1563 начали заниматься книгопечатанием два русских мастера: дьякон Иван Фёдоров и Пётр Тимофеев Мстиславец. В марте 1564 г. окончено было печатание "Деяния Апостольска и послания соборная и святаго Апостола Павла послания". Этот первенец русской печати состоит из 267 листов в 25 строк на каждой странице. Внешность книги весьма удовлетворительна. По обычаю того времени она отпечатана с разными украшениями, с рисунком, где изображён евангелист Лука. Он держит развернутый свиток, на котором написано: "первое убо слово". Да, это было, действительно, первое печатное слово в России! Набор по большей части без отделения предлогов и союзов, и расстановка между главами отмечена на полях счётом. Вот что говорит Карамзин об этой книге:
"Сия книга редка; я видел её в московской типографской библиотеке. Формат -- в малый лист, бумага плотная, чистая; заглавные буквы напечатаны киноварью; правописание худо".
Евангелист Лука, гравюра из первопечатного "Апостола"
По причине редкости приводим послесловие "Апостола".
"Изволением Отца и споспешением Сына и совершением Святаго Духа, повелением Благочестиваго Царя и Великаго князя Ивана Васильевича, всея Великия России Самодержца и Благословением Преосвященнаго Макария, митрополита всея Руси. Многи Святыя церкви воздвигаемы бываху во царствующем граде Москве и по окрестным местом и по всем градом Царства его, паче в новопросвещенном месте, во граде Казани и в пределех его. И сия вся святыя храмы Благоверный Царь украшаше честными иконами и святыми книгами и сосуды, и ризами, и прочими церковными вещами по преданию и по правилом Святых Апостол и Богоносных отец, и по изложению Благочестивых царей Греческих во Царе-граде царствовавших, Великаго Константина и Иустиниана, и Михаила, и Феодоры, и прочих Благочестивых царей, в своё время бывших. И тако благоверный Царь и Великий князь Иван Васильевич всея Русин повеле святыя книги на торжищах куповати и в святых церквах полагати, Псалтыри, Евангелия и Апостолы и прочая святыя книги, в них же мали обретошася потребни, прочия же вси растлени от преписующих не наученых сущих и не искусных в разуме, овоже и неправлением пишущих. И сие доиде к царю вслух, он же начат помышляти, како изложити печатныя книги, яко же в Грекех и Венеции и во Фригии и в прочих языцех, дабы впредь Святыя книги изложилися праведне. И тако возвещает мысль свою Преосвященному Макарию, митрополиту всея Русии. Святитель же слышав зело возрадовася и Богови благодарение воздав, Царю глаголаше, яко от Бога извещение приемшу, и свыше дар сходящ. И тако повелением благочестиваго царя и Великаго князя Ивана Васильевича всея Русии и благословением Преосвященнаго Макария митрополита, начаше изыскивати мастеров печатных книг в лето 61 осьмыя тысячи (1553 от Р. Хр.) в 30 лето Государства его. Благоверный же царь повеле устроити дом от своея царския казны, идеже печатному делу строитися, и нещадно даяше от своих царских сокровищ делателем, Николы Чудотворца Гостунскаго Диакону Ивану Федорову да Петру Тимофееву Мстиславцеву на составление печатному делу и к их успокоению дондеже и на совершение дело их изыде. И первее начаша печатати сия святыя книги -- Деяния Апостольска и Послания Соборная и Святаго Апостола Павла послания в лето 7070 первое (1563) Апреля в 19, на память преподобнаго отца Иоанна Палеврета, сиречь ветхия лавры; совершении же быша в лето 7070 второе (1564), марта в 1 день, при архиепископе Афанасие, митрополите всея Русии, в первое лето святительства его, во славу Всемогущия и живоначальныя Троицы Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь".
Заставка из "Апостола"
"Апостол" был напечатан на плотной голландской бумаге. Летописцы оставили нам известия о дороговизне бумаги, что, разумеется, должно было их занимать. Так, в Новгородской летописи, под 1545 годом, находим известие: в этом году была бумага дорога, "десть 2 алтына книжная"; под 1555 г.: бумага дорога была, "лист полденьги писчей".
На первых же порах книгопечатанию пришлось бороться с предрассудками тёмных людей. Кроме этого, в то время в Москве существовал обширный класс "доброписцев", которые занимались перепиской книг. Книгопечатание отнимало у них работу и лишало доходов. Всё это было причиной, что первых типографщиков обвинили в ереси и волшебстве, в связи с нечистой силой. Не находя защиты в своём отечестве, Иван Фёдоров, подобный в своей участи Гутенбергу, оставив свой город и родную землю, убежал за границу. Фёдоров со своим товарищем удалились в Литву, где их радушно принял гетман Ходкевич, который в своём имении Заблудове основал типографию. Первой книгой, отпечатанной в заблудовской типографии в 1568 г., было "Евангелие учительное", изданное на средства Ходкевича, который в предисловии к сочинению говорит: "не пощадех от Бога дарованных ми сокровищ на сие дело дати, ктому же изобретох себе в том деле друкарском людей наученых Ивана Федоровича Москвитина, да Петра Тимофеевича Мстиславца повелелисмы им учинивши варштать друкарски выдруковати сию книгу Евангелие учительное".
Первая страница из первопечатного "Апостола"
Затем Фёдоров поселился в Львове, главном городе Галиции (Червонной Руси). Здесь, в 1574 г., было напечатано второе издание "Апостола".
Эта книга любопытна в том отношении, что в ней Фёдоров подробно рассказывает о своём происхождении, гонениях и трудах по печатному делу. Говоря о причинах, заставивших его бежать из Москвы, он пишет следующее:
"Сии же убо не туне начах поведати вам, но презельнаго ради озлобления, часто случающагося нам, не от самаго государя (Иоанна Грозного), но от многих начальник и священноначальник, и учитель, которые на нас, зависти ради, многия ереси умышляли, хотячи благое во зло превратити и Божие дело вконец погубите; якоже обычай есть злонравных и ненаученых, и неискусных в разуме человек, ниже грамотическия хитрости навыкше, ниже духовнаго разума исполнени бывше, но туне и всуе слово зло принесоша. Такова 60 есть зависть и ненависть, сама себе наветующи не разумеет, како ходит и о чем утверждается: сия убо нас от земли и отечества, и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пресели".
Ходкевич дал Фёдорову деревню во владение, но энтузиаст-типографщик пылал страстью к своему делу и предпочитал "вместо житных семян духовныя семена по вселенной разсевати". По приглашению князя Константина Острожского, воеводы Киевского, Фёдоров отправился в город Острог. Здесь, вместе со своим сыном, в 1583 г. Фёдоров напечатал по поручению благочестивого князя знаменитую Библию Острожскую, первую полную Библию на славяно-русском языке. Вот полный титул этой книги: "Библия, сиречь книги Ветхаго и Новаго Завета по языку словенску, от еврейска в еллинский язык седмидесят и двема Богомудрыми преводники прежде воплощении Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа ТН лета, на желаемое повеление Филадельфа царя Египетска -- преведены с тщанием и прилежанием елико мощно помощию Божиею последовася и исправися".
В конце "Библии" приложено послесловие Фёдорова на греческом и славянском языках:
"Всесильный и неизреченный Бог в триех составех от всея твари покланяемый и славимый, Ты еси всякая благости начало и вина! Поспешение и совершение! благоволил еси убо православному князю в уме сие прияти, да мне грешному и дело недостойному повелит Божественное слово Твое всем по всюду тиснением печатным предложити. Тем же убо аз, аще и не достойно, повинухся повелению, надеяся щедротам твоим, вергохся в пучину неизследимую Божественнаго и всесветлаго писания твоего, купно с поспешники и единомышленники моими, яко же ныне Твоим человеколюбием в пристанище совершения достигохом; души колени преклоняюще и главами нашими в землю ударяюще, со слезами радости славим и превозносим Твое трисвятое и прехвальное имя Отца и Сына и Святаго Духа. Всем же повсюду православным Христианом, господнем и братии и другом, раболепно метание до лица земнаго умилено сътворяю, от усердия же души прилежно молю, аще приключися неко погрешение, прощайте, сами же сподоблыиеся от богатодавца больших дарований духовных и исправляйте, ведуще яко Господин винограда сего приемлет последняго, яко и перваго, и от единонадесятаго часа делавшаго, яко и тяготу вседневнаго вара понесшаго".
Титульный лист Острожской Библии
Первый русский книгопечатник умер в страшной нищете, в предместье города Львова. В церкви преподобнаго Онуфрия показывают простой надгробный камень с надписью: "друкарь Москвитин, который своим тщанием друкование... преставися в Львове, року
, декевр."; наверху доски: "успокоении, воскресения из мертвых чаю"; внизу доски: "друкарь книг предтым не виданных".
Дело книгопечатания вначале у нас не было оценено по всей своей важности. Задачу типографщика долго у нас не отличали от менее важной задачи переписчика. Первые типографщики наши были вместе с тем и первыми исправителями богослужебных книг.
На место первых типографщиков поступили их прежние сотрудники: Андроник Тимофеев, прозванием Невежа, и Никифор Тарасиев. В 1568 году они напечатали в Московской типографии Псалтырь в 4 д. л. В послесловии они замечают, что "составили штанбу", т. е. набрали буквы и вставили их в "печатальныя доски", по повелению самого царя, "к очищению и исправлению ненаученых и неискусных книгописец". С 1590 по 1592 г. они же напечатали две Триоди в лист: Постную и Цветную. В 1594 году вышел Октоих и печатался два года.
Во время междуцарствия Трубецкой с товарищами думали восстановить типографию. В 1612 году, когда ещё Пожарский был в Ярославле, бояре московские составили смету "сделати два станы на фряжское дело со всем сполна, как в них печатати всякия книги". При этом случае составлена роспись жалованья мастерам печатного дела. Любопытно, сколько в то время получали жалованья эти мастера. Главному мастеру назначено в год 15 рублей, 15 четвертей ржи и столько же овса; словолитцам по 10 рублей, да ещё хлебного жалования по 28 четвертей каждому.
В начале XVII века церковные книги до такой степени были наполнены погрешностями всякого рода -- грамматическими, логическими, догматическими, что это стали замечать многие. Сам царь Михаил Феодорович и патриарх Филарет говорили, что в церковных книгах было: "многое некое и преизлишнее разгласие, еже и в заповедем Господним не сличное стихословие", от которого возникало уже "всякое несогласие и несостояние в церковном соединении".
Преподобный старец Арсений, известный деятель по исправлению книг при патриархе Филарете Никитиче, так характеризует первых наших справщиков: "иные из них едва и азбуке умеют; а то ведаю, что не знают, кои в азбуке письмена гласныя и согласныя и двоегласныя; а еже осьмь частей слова разумети, и к сим предстоящая, сиречь, роды и числа, и времена, звания же и залоги, то им ниже в разум всхаживало. Священная же философия и в руках не бывала... Божественная же писания точию по чернилу проходят, разума же сих не понудятся ведети".
Любопытна характеристика типографщика Логина, которого патриарх Филарет в окружной грамоте 1633 года называет "вором и бражником". В житии преподобного Дионисия об этом справщике говорится, что он, имея отличный голос, умел петь на семнадцать напевов, но только "хитрость грамматическую и философство книжное нарицал еретичеством". Преподобный Дионисий сказал ему однажды: "ты мастер всему, и что поешь и говоришь, того в себе не разсудиши... только вопиши великим гласом: Аврааму и семени (вм. съмени) его до века". Обличая укоренившуюся привычку довольствоваться только формой и не вникать в смысл, Дионисий говорил: "Видишь ли, апостол Павел говорит: "воспою языком, восхвалю же умом"; "если не знаю силы слова, какая из того польза? Бых яко кимвал"", т. е. все равно, бубен или колокол. "Человек, не знающий смысла слова, которое произносит, похож на собаку, лающую на ветер; впрочем, и умная собака не лает напрасно, а подает лаянием весть господину. Только безумный пес, слыша издалека шум ветра, лает всю ночь!"
Когда поляки выгнаны были из Москвы, и смута улеглась в Московском государстве, на престоле сидел избранный народом государь Михаил Феодорович; первым делом его было восстановить книгопечатание: он приказал собрать бежавших из Москвы печатников и вызвал из Нижнего Новгорода Никиту Фофанова и "повеле дом печатный превеликий вновь состроити на древнем месте". Приступив к исправлению богослужебных книг, решили передать это дело не самим типографщикам, а подчинить его знающим людям. Грамотой 8 ноября 1616 года царь поручил архимандриту Дионисию исправление "Требника", назначив ему помощниками старцев обители преподобного Сергия -- Арсения Глухого, Антония Крылова и священника Ивана Наседкина. Трудившихся в исправлении книг велено было снабжать всем нужным от обители, облегчать во всем, чтобы дело исправления шло скорее. И после царского указа иные ещё боялись приняться за исправление. Арсений пишет: "Я, нищий чернец, говорил архимандриту Дионисию на всяк день: Архимандрит, откажи дело Государю, не сделать нам того дела в монастыре без митрополичьяго совета, а привезем книгу изчерня в Москву, и простым людям будет смутно".
Однако поддерживаемый Наседкиным Дионисий принялся за дело смело. Исправители имели при себе 20 списков пергаментных и бумажных; из них некоторые были 200-летней давности. Между славянскими списками отличался список митрополита Киприана. Имея такие пособия, исправители усердно занимались делом исправления. "Бог свидетель, -- говорит Арсений, -- без всякия хитрости сидели полтора года день и ночь". При тщательном рассмотрении исправители нашли: 1) прибавления против старых списков "Требника"; например, в чине освящения воды на день Богоявления Господня напечатано было в молитве: "Сам и ныне, Владыко, освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем". Последнее слово оказалось прибавкой. В древних списках этого слова не было. Любопытно, что в одном из списков слово "огнем" приписано было на полях рукописи, а в другом -- поверх строки.
Таким образом, видно, как мало-помалу ошибка или прибавка внедряется в текст книги.
Исправители исключили из молитвы слово "огнем".
Сознавая многочисленность и важность в церковном отношении поправок в служебнике, исправители решили предварительно донести об этом исправлении царю и испросить согласия и совета высшей духовной власти. Архимандрит Дионисий сам отправился в Москву в 1618 году и представил исправленный служебник митрополиту Ионе. Но враги Дионисия и невежественные защитники прежних ошибок обвинили исправителя в ереси, и потому в 1618 г. предали его суду. Дионисия обвиняли в том, что "имя Святой Троицы велел в книгах марать, и Духа святаго не исповедует, яко огнь есть".
Четыре дня кряду призывали исправителя на патриарший двор, потом истязали в Вознесенском монастыре. Не внимая никаким оправданиям, заключили всех исправителей в оковы. Лихоимцы просили было с архимандрита Дионисия 500 рублей, чтобы погасить дело. Но Дионисий отвечал: "Я денег не имею, да и дать не за что: худо для чернеца, если велят его разстричь, а достричь -- сие ему венец и радость". Его поставили на правёж в сенях на патриаршем дворе, глумились над ним, плевали на него. Дионисий не падал духом, но смеялся и шутил с теми, которые ругались над ним: "Грозят мне Сибирью, Соловками. Я не боюсь этого. Я тому рад. Это мне и жизнь". Дионисия 40 дней били и мучили и, наконец, увезли его в Кирилло-Белозёрский монастырь. Так как все дороги заняты были поляками, то его оставили в Новоспасском монастыре, назначив епитимью по 1000 поклонов в день. Нередко, особенно в праздничные и торговые дни, митрополит Иона приказывал приводить Дионисия на патриарший двор и там заставлял класть земные поклоны. Его привозили верхом на кляче. Грубая чернь ругалась над ним и бросала в него грязью за то, что он хотел, по их словам, "огонь вывесть из мира".
Раздражались против Дионисия особенно те, которые, по роду своих занятий, постоянно обращались с огнём, например, разного рода мастера, повара, кузнецы и т. п. Уважающие его люди говорили: "Ах, какая над тобою беда, отче Дионисий!" "Это не беда, -- говорил им Дионисий, -- это притча над бедою. Это милость на мне явилась: господин мой, первосвященный митрополит Иона паче всех человек говорит мне добро".
Заточение Дионисия было непродолжительно: в Москву приехал иерусалимский патриарх Феофан.
Филарет, по современным известиям, спрашивал Феофана: "Есть ли в ваших греческих книгах прибавление: и огнём?" Феофан отвечал: "Нет, и у вас тому быть непригоже; добро бы тебе, брату нашему, о том порадеть и исправить, чтобы этому огню в прилоге и у вас не быть". Вследствие этого собран был собор. Призванный к ответу Дионисий более 8 часов защищал правоту сделанных исправлений в напечатанном "Требнике"; он успел обличить всех своих противников и с торжеством возвратился в свой монастырь, где продолжал "искать красоты церковной и благочиния братскаго". Митрополит и архиепископы целовали его в знак мира и любви. Впрочем, Филарет Никитич не был успокоен доказательствами Дионисия и свидетельством Феофана; он говорил последнему: "Тебе бы, приехав в Греческую землю и посоветовавшись с своею братиею, вселенскими патриархами, выписать из греческих книг древних переводов, как там написано". В ожидании разрешения своих недоумений, приказал печатать исправленный Дионисием "Требник" с оставлением в молитве на день Богоявления слов: "и огнем". Но тут же, на полях, припечатано было: "быти сему глаголанию до Соборнаго указу".
5 апреля 1625 г. привезены были грамоты от патриарха Герасима Александрийского и Феофана Иерусалимского и переводы из древних греческих "Требников", скреплённые их подписью. Тогда только Филарет предписал наконец исключить из молитвы слова: "и огнем".
В половине XVII века вопрос об исправлении церковных книг возник снова, и на этот раз послужил причиной возникновения раскола в православной церкви. Искажение книг особенно было распространено при патриархе Иосифе, с 1642-1652 год.
"И бысть всех книг, -- говорит митрополит Тобольский Игнатий, -- вкупе 6 000. И всю Россию оный смрад подхне и зарази".
По просьбе патриарха Никона царь Алексей Михайлович в 1654 году созвал в Москве собор из высшего духовенства, которому предложен был на рассмотрение вопрос: следовать ли новым печатным служебникам или греческим и нашим старым? На это все единогласно отвечали: "достойно и праведно исправити против старых харатейных и греческих".
Патриарх Никон
"Патриарх Никон, -- пишет митрополит Макарий, -- отнюдь не навязывал собору своих мыслей; он только напоминал своим сопастырям, отцам собора, их священный долг хранить неизменно все переданное святыми апостолами, святыми соборами и святыми отцами... а потом указал некоторые новины в наших тогдашних книгах и церковных обычаях".
Из всего собора только один епископ Коломенский Павел не согласился признать указанные Никоном обряды новинами, о чём и заявил в своей подписи под соборным уложением. Никон послал грамоту к царьградскому патриарху Паисию, с изложением признанных нашим собором новин, прося рассудить вместе с прочими патриархами и архиереями о замеченных в наших книгах разностях, причём упомянул, что неучёные люди считают эти новины истиной и тем производят смуту и возжигают ненависть. В то же время царь и патриарх приказали собрать из монастырских книгохранилищ древние харатейные рукописи и отправили Арсения Суханова на Афон и другие места востока за греческими книгами; тамошние монастыри, в том числе и русский, прислали с ним 500 книг; между ними были такие, которым было по 1050, 700, 600, 500 и 400 лет. Для сличения вновь привезённых книг с нашими, призваны были люди, хорошо знакомые со славянским и греческим языками: например, Иеромонах Епифаний Славеницкий -- из Киевобратского училища, келарь Сергиевской лавры Арсений Суханов, архимандрит Афонского Иверского монастыря Дионисий и старец Арсений Грек.
Никон созвал новый собор, на котором присутствовали два патриарха: Антиохийский Макарий и Сербский Гавриил.
На этом соборе Макарий заявил о недостатках и новинах в русской церкви и обрядах, причём занялись рассмотрением греческих и славянских рукописей и "обретоша древния греческия с ветхими славянскими книгами во всем согласующася; в новых же московских печатных книгах с греческими и славянскими древними -- многая несогласия и погрешности".
При этом собор постановил напечатать исправленный уже по древним книгам "Служебник", и приступил к исправлению прочих богослужебных книг, в которых находились погрешности.
Издатели "Служебника" 1655 года имели полное право сказать, что благочестивым повелением патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, "лукавство исчезе, неправда отгнана бысть, лжа истребися, вместо же сих -- истина ликует, правда цветет, любовь владычествует".
Однако многие были недовольны исправлением книг. Кроме упомянутого выше епископа Павла, особенной привязанностью к старым книгам заявил себя Неронов, поп Лазарь, дьякон Фёдор и в особенности протопоп Аввакум.
Все они подозревали в новинах латинские тенденции. Многие из простонародья были также против Никоновских новшеств.
Антиохийский патриарх Макарий с дороги из Макарьевского желтоводского монастыря писал в Москву к патриарху Иосифу. "В здешней стране много раскольников и противников не только между невеждами, но и между священниками".
Что-нибудь исправить в церковно-богослужебной книге, значило: "загладить великий догмат премудрости". "Дрожь великая поймала и ужас напал на меня, -- говорит писец Михаил Медоварцев, -- когда преподобный Максим Грек велел ему загладить несколько строк в одной церковно-богослужебной книге".
Протопоп Аввакум, вопреки канонам церкви, устроил самовольно особую молельню и переманивал туда богомольцев из Казанского собора, говоря, что "в некоторое время и конюшня де иныя церкви лучше".
Аввакум сослан был в Пустозёрский острог на Печоре вместе с его сообщниками: дьяконом Фёдором и попом Лазарем. Держали их тут в строгом отдалении от внешнего мира. "Осыпали нас землею, -- рассказывает протопоп, -- сруб в земле, и паки около земли другой сруб, и паки около всех общая ограда за четырьмя замками, стражие же пред дверьми стражаху темницы". Все это не помешало, однако, узникам написать целый ряд посланий и догматических сочинений, которые они через стражу же, мало-помалу перешедшую на их сторону, распространяли между своими единомышленниками.
Когда пустозерские послания достигли до властей, преследование неисправимых расколоучителей усилилось: Аввакума посадили в отдельный сруб, врытый в землю, на хлеб и на воду, а дьякону Фёдору и попу Лазарю, за их резкие выражения повырезали языки.
Четырнадцать лет провёл Аввакум в Пустозёрске, не отказываясь ни на йоту от своих убеждений. В 1681 году он написал письмо к царю Фёдору Алексеевичу, в котором обращается к нему с такой просьбой: "а что, царь-государь, кабы ты мне волю дал, волю, я бы их (никонианцев), что Илия-пророк всех перепластал во един день. Не осквернил бы рук своих, но освятил, чаю... Перво-бы Никона, собаку, разсекли на четверо, а потом бы никониан". Но этого мало, Аввакум начинает поносить память Алексея Михайловича, за что и присуждён был к сожжению на костре вместе со своими "соузниками". "1 апреля 1681 г., -- сообщает Мельников на основании раскольничьей литературы, -- построили в Пустозёрске сруб из дров, на котором сгорели Аввакум, Лазарь, Епифаний и Никифор. Аввакум предвидел казнь и заблаговременно распорядился имуществом и раздал книги.
На казнь собрался народ и снял шапки... дрова подожгли, замолчали все; Аввакум народу говорить начал и крест сложил двуперстный: "вот будете этим крестом молиться -- вовек не погибнете, а оставите его -- городок ваш погибнет, песком занесет; а погибнет городок, настанет и свету конец!" Огонь охватил казнимых, и один из них закричал; Аввакум наклонился к нему и стал увещевать... Так и сгорели".
На одной из далёких окраин России, в Поморье, в Соловецком монастыре, в 1657 году, вспыхнуло открытое возмущение по поводу исправленных книг. Когда туда проникли новые служебники, то "чёрный собор", с митрополитом во главе, были не довольны ими: "встали новые учители и от веры Православной и отеческаго предания нас отвращают и велят нам служить на ляцких крыжах (польских крестах) по новым служебникам".
Монахи послали царю челобитную, которую мы и приводим ниже, как образец старинного слога.
"Бьют челом богомольцы твои государевы: Соловецкаго монастыря келарь Азарий, бывший Саввина монастыря архимандрит Никанор, казначей Варсонофий, священники, дьяконы, все соборные чернецы и вся братия рядовая и больнишная, и служки, и трудники все. Прислан с Москвы к нам архимарит Сергий с товарищи учить нас церковному преданию по новым книгам, и во всем велят последовать и творить по новому преданию, а предания великих святых Апостол и св. отец седми вселенских соборов, в коем прародители твои государевы и начальники преподобные отцы Зосима и Савватий и Герман и преосвященный Филипп митрополит, ныне нам держаться и последовать возбраняют. И мы чрез предания св. Апостол и св. отец священные уставы и церковные чины пременять не смеем, понеже в новых книгах выходу Никона патриарха, по которым нас учат по новому преданию, вместо Исуса написано с приложением излишней буквы Иисус, чего страшно нам грешным не точию приложити, но и помыслити" и т. д. "Милосердый государь! помилуй нас нищих своих богомольцев, не вели архимариту Сергию прародителей твоих и начальников наших, преподобных Зосимы, Савватия, Германа и Филиппа предание нарушить, и вели, государь, нам в том же предании быть, чтоб нам врознь не разбрестись и твоему богомолию украйному и порубежному месту от безмодства не запустеть".
Алексей Михайлович, получив челобитную, хотел воздействовать на монахов мерами кротости и послал увещевание. Но монахи были непреклонны и послали в ответ: "Вели, государь, на нас свой царский меч прислать, и от сего мятежнаго жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие".
И Алексею Михайловичу пришлось прибегнуть к силе.
Пользуясь неприступным положением своей обители, монахи целых 20 лет отсиживались за стенами её от царских воевод, пока, наконец, в 1676 году не были усмирены окончательно. Главнейшие мятежники были повешены.
При царевне Софии споры из-за старых книг возникли с новой силой, и притом не где-нибудь на далекой окраине, как мы видели, например, в Соловках, а в самом центре государства, в Москве.
Раскольники, опираясь на стрельцов, благодаря которым Софья захватила в свои руки царскую корону, решили подать челобитную, чтобы патриарх и власти дали ответ, за что они старые книги возненавидели.
Решено было подать челобитную от имени стрельцов. Но среди их не нашлось ни одного человека, который бы сумел составить челобитную: "во воинех таковых ведцев святых писаний, кии бы могли сию добре сочинити и ответ дати патриарху и прочим архиереом, не обреталось". После долгих поисков стрельцы обратились "к ревнителю отеческих преданий, к твёрдому адаманту" монаху Сергию. "Подвигнемся!", -- отвечал им Сергий. Сочинили челобитную и прочитали стрельцам: "и вси со ушии ту прилежно слушаху, мнози же и плакаху", так как "во днех своих такого изряднаго слогу и толикаго описания в новых книгах ересей отнюдь доселе не слыхали".
Для обсуждения вопроса о старых и новых книгах раскольники требовали торжественного собора на Лобном месте или в Кремле, меж соборами, у Красного Крыльца -- пред всем народом, в присутствии патриарха и властей. Со своей стороны, главным оппонентом раскольники выставили известного Никиту Пустосвята, премудрого книжника и искусного совопросника, против которого архиереи "не могут ни мало глаголати: той вскоре уста им заградит, и прежде сего ни един из них не можаше противу его стати, но яко листие падоша".
5 июля 1682 года и происходило в московском кремле знаменитое прение о старых и новых книгах, исправленных Никоном.
Рано утром раскольники отпели молебен, благословились у отца Никиты, взяли крест, евангелие, образ Богородицы, страшного суда, старые книги, зажгли свечи и торжественно отправились в Кремль, сопутствуемые огромной толпой народа. Давка была страшная. В толпе раздавались похвалы раскольничьим монахам и священникам. Более всего нравились их старинные клобуки, надвинутые на глаза, их постнический вид. "Не толсты брюхи-то у них, не как у нынешних учителей!" -- говорили в толпе. Раскольничий крестный ход остановился у Архангельского собора. Здесь расставили налои, разложили на них иконы, книги, зажгли свечи и начали проповедовать против Никоновских новшеств. Патриарх в это время со страхом и со слезами на глазах служил молебен в Успенском соборе.
По окончании молебна патриарх выслал к народу протопопа Василия с печатным обличением на Никиту. Но раскольники побили протопопа.
Главари раскола требовали публичного обсуждения старых и новых книг. Патриарх Иоаким отвечал, что пусть раскольники войдут в Грановитую палату, но раскольники боялись, не устроена ли тут для них ловушка; кроме того, они чувствовали себя сильными среди народа, на площади: "Пусть патриарх свидетельствует книги перед всем народом, а мы в палату не пойдем", -- говорили они. Наконец, после продолжительных препирательств раскольники согласились войти в Грановитую палату.
Учинивши на Красном крыльце кулачную потасовку с православными священниками, раскольники шумной пестрой толпой ринулись в залу и начали хозяйничать, как на площади: расставили налои, разложили книги, зажгли свечи, не обращая внимания на присутствующие здесь власти.
Кроме патриарха, на царских тронах восседали Софья Алексеевна, тетка её Татьяна Михайловна, Наталья Кирилловна и Марья Алексеевна.
Прение началось.
Патриарх спросил:
-- Зачем пришли в царския палаты и чего требуете от нас?
-- Мы пришли бить челом об исправлении православной веры, -- ответил Никита.
Патриарх сказал:
-- Не подобает вам исправлять церковныя дела; а книги исправлены с греческих и с наших харатейных книг по грамматике, а вы грамматического разума не коснулись, и не знаете, какую он содержит в себе силу!
-- Мы пришли не о грамматике с тобою говорить, а о церковных догматах! -- возразил Никита.
За патриарха стал отвечать Холмогорский епископ Афанасий.
-- Ты, нога, становишься выше головы; я говорю не с тобою, я с патриархом! -- закричал на него Никита и "отведе его малою рукою", как деликатно выражается раскольничий писатель. На самом же деле Никита ударил архиерея по лицу. Царевна Софья поднялась с трона и сказала: "Видите, что Никита творит, при нас архиерея бьет!" Затем стали читать челобитную, писанную на двадцати столбцах.
Когда челобитная была прочитана, патриарх взял в одну руку евангелие, писанное митрополитом Алексеем, в другую соборное деяние патриарха Иеремии с исправленным символом веры:
-- Вот старые книги, -- сказал Иоаким, -- и мы им вполне последуем!
Потом выступил какой-то священник "чрево велие имый", и в доказательство неисправностей любимых раскольниками изданий, вычитал из книги, изданной при патриархе Филарете, разрешение на сыр и мясо в великий четверток и великую субботу. Доказательство было чрезвычайно убедительно. Чреватый поп попал прямо в цель. Никита, до сих пор молчавший, снова разразился бранью: "Книгу эту печатали такие же плуты, как и вы!"
Спор ни к чему не привёл. Раскольники, выходя из палаты на площадь, кричали народу: "Мы всех архиереев препрехом и посрамихом!"
Опасаясь народного возмущения, царевна София приказала Никиту Пустосвята казнить, ему отрубили голову.
Для исправления церковных книг при Московской типографии организована была так называемая "правильня". В помещении печатного двора устроена была особая палата, называвшаяся "правильнею". К "правильне" прилегала библиотека, или книгохранительная палата, в которую сдавались книги и рукописи, необходимые для исправления книг, приготовляемых к изданию. Здесь же хранились и так называемые "кавычныя книги", т. е. те подлинники, на которых деланы были корректурные поправки и заметки справщиков. Печатный приказ относился очень внимательно к вопросу о снабжении "правильни" необходимыми пособиями для справы и тратил значительные суммы на приобретение книг, нужных для перевода. Так, например, по указу великого господина Иоакима, патриарха московского "взята книга устав в переплете из Зачатейского монастыря, а быть той книге на книжном дворе в книгохранильной палате, а у них та книга лишняя. А денег указал пять рублей за книгу житие Николая чудотворца".
Исправления делались чернилами и киноварью, их помещали над текстом или на полях книги, а там, где приходилось делать большие изменения и вставки, их записывали на особых листах, которые приклеивались к книге.
Статьи и места, подлежавшие исключению, зачёркивались киноварью, иногда с объяснением на полях причины. По окончании "справы" приступали к печатанию книги: оно происходило по указу государя и по благословению патриарха. Перед началом печатания каждой книги служили молебен, при этом священникам выдавали за молебен "по гривне", а мастеровым людям, приступавшим к печатанию, наборщикам по 4, а прочим по 2 деньги "на калачи". Этот обычай продолжался до конца XVII века.
В "правильню" в течение XVI и XVII веков, для исправления книг выбирали, по словам царской грамоты 1616 года, людей "духовных и разумичных, которые подлинно и достохвально извычни книжному учению и граматику и историю умеют".
В течении XVII века в звании типографских справщиков были почти все передовые люди того времени, например: Арсений Глухой, Сильвестр Медведев, Епифаний Славеницкий и т. д. В 1653 году, по повелению патриарха Никона, для типографской правильни была составлена и передана в правильню московской типографии особая подробная опись монастырским библиотекам "того ради, чтобы было ведомо, где которые книги взяти -- книг печатного дела исправления ради".
По отпечатании книги, известное количество экземпляров оставлялось для поднесения государю, членам царской семьи и патриарху Кроме того, бесплатные экземпляры выдавались также и справщикам. Затем оставшиеся экземпляры обращались в продажу для публики, по цене, которая назначалась "по указу великаго Государя". По выходе из печати устава, в 1641 году, положено было, например, "иметь за продажные 1131 книгу по 2 рубля 23 алтына 2 деньги книга в тетратех опричь тех денег, что поднесено государю царю и великому князу Михаилу Феодоровичу всея Русии -- девять книг по образцу золоченых и в простом переплете. Да в приказ большого дворца государеву казну -- 50 книг в тетратех безденежно.
Да Государева жалованья дано книжным справщикам: двум протопопам да ключарю, да старцу Савватию, да диакону Ивану, да Шестому (фамилия) шесть книг в тетратех безденежно. Да исправщикам -- кавычная книга. А противу выходу 1200 книг стали в деле по 2 рубля по 18 алтын по 3 деньги с полушкою книга в тетратях".
Патриарх Иоаким установил ещё новую цензуру перед выходом книги из типографии до выпуска её в обращение. Цензура состояла в том, что новоизданную книгу прочитывали в "крестовой полате" в присутствии патриарха, и уже после этого, если не оказывалось никаких препятствий, книгу преподносили государю и патриарху.
По выходе книги в свет подводили итоги сделанным исправлениям.
Во время патриарха Иосифа московская типография достигла такого цветущего состояния, что, по свидетельству иностранцев, могла стоять наряду с лучшими европейскими учреждениями этого рода. Само здание типографии отличалось изяществом и роскошью архитектуры, в русском стиле. На фасаде резных ворот изображён был "лев и единорог": этот герб употреблялся и на книгах, выходивших из Московской типографии. Эта эмблема появилась на печати с самого её основания. Особенно роскошно отделана была "правильня": стены и потолок расписаны были масляными красками. На потолке изображен свод небесный: на голубом фоне -- с одной стороны золотое солнце с серебряными и золотыми лучами, а с другой -- золотой месяц на серебряных облаках: остальное пространство потолка усеяно звёздами.
Через 6 лет по учреждении Свят. Синода, в 1727 году, петербургская синодская типография Александро-Невского монастыря переведена была в Москву, и тогда древняя Московская типография получила название Синодальная типография. Значение её сузилось: она получила право печатать, под ведением синода, одни только церковные книги.
В 1810 году, за ветхостью здания типографии, нужно было приступить к сносу старинных палат. Духовное начальство настаивало, чтобы новое здание сооружено было по образцу прежнего, в особенности чтобы сохранены были прежние ворота, "яко древностию ознаменованныя".
В 1811 году здание Синодальной типографии в Москве отстроено заново... в готическом вкусе. В основание положена медная доска с надписью:
"Божиею милостию, повелением Благочестивейшаго Великаго Государя Императора Александра Павловича, Самодержца всероссийскаго, Монарха кроткаго, милосер даго отца своих поданных, к славе великой империи, в чести своего века, к украшению древней столицы, положено дома сего для печатания книг духовных основание в лето от сотворения мира 7319, от Рождества Христова 1811, благополучнаго же Его Императорского Величества царствования в и лето".
В 1815 году здание было окончено и открыто.
В 1865 году в Московской Синодальной типографии праздновалась трёхсотлетняя годовщина напечатания первой книги в Москве.
В этой типографии хранится, как драгоценность, печатный станок Петра Великого, и на этом самом станке, в 1864, печатались билеты, рассылавшиеся от Синодальной типографии к разным лицам с приглашением на торжество.
На окраинах России книгопечатание появилось позднее. Начало печати в Сибири относится к 1789 году, т. е. спустя почти два с половиной столетия с того времени, когда книгопечатание возникло в Москве.
Вот при каких обстоятельствах появилось книгопечатание в Сибири.
Петр I не разрешил открытия типографии в Сибири Филофею Лещинскому, обращавшемуся к нему в 1705 году с челобитной.
Благодаря закону, предоставлявшему возможность широкого развития типографской деятельности в царствование Екатерины II, начали заводиться типографии во многих городах. В 1789 году последовало открытие в Тобольске первого печатного станка в Сибири. Эта первая сибирская типография принадлежала Тобольскому 1 гильдии купцу Василию Корнильеву, владевшему, кроме того, бумажной фабрикой, устроенной близ Тобольска, изделия которой покупались всеми присутственными местами Тобольского наместничества: на этой бумаге печатались изданные в свет в конце прошлого столетия в Тобольске книги и журналы.
Об открытии сибирской типографии Тобольское наместническое управление извещало печатным указом 5 апреля 1789 года, несомненно, бывшим первым оттиском сибирского печатного станка.
Указ Тобольского наместного правления разослан был во все присутственные места и учреждения наместничества.
Первой печатанной в типографии Корнильева книгой, а следовательно, и первой книгой, вышедшей в свет из-под типографского сибирского станка, как это видно из указа Тобольского наместного правления, извещавшего об открытии типографии, была переведённая с французского языка английская повесть "Училище любви". С первого же открытия вольной типографии в Сибири стал издаваться в Тобольске и первый периодический ежемесячный журнал "Иртыш, превращающийся в Ипокрену", подписная цена 3 рубля. В 1790 году журнал имел 186 подписчиков, в 1791 году -- 106, затем журнал прекратился. Неразошедшиеся в продаже экземпляры "Иртыша" раздавались в награду отличившимся ученикам Тобольского главного народного училища, в силу устава: "отличившимся в науках -- раздавать каждому из сих отличившихся по учебной книге в хорошем переплете".
Так как вследствие малой подписки на журнал ежемесячных выпусков осталось много, то, в отвращение гибели от мышеядья, оставшиеся экземпляры переплетены были заново и потом в продолжение долгого времени служили наградами для отличившихся учеников.
В самое последнее время, с расширением русского владычества в Средней Азии, книгопечатание проникло в Закаспийский Край, где в 1886 году в Асхабаде была открыта типография.
Чтобы показать, какие успехи сделало русское печатное дело со времени Ивана Федорова, т. е. свыше чем за 300 лет, приведём следующую небезынтересную таблицу о количестве типографий в России в 1885 году по губерниям:
В настоящее время общее количество типографий должно быть ещё больше. Так, например, в Петербурге теперь уже насчитывается 125 типографий.