Когда Генрих вернулся вечером домой, дверь была заперта. Мать, верно, ушла на работу. Но мальчик знал, где ключ: когда уходили, его клали под маленький половичок у порога.
Генрих вошел в темную комнату, и ему стало страшно. Раньше он часто оставался один — и никогда не боялся. Но теперь отца уже нет… а может быть, и мать не вернется?
Однако Генрих не зажег света. Они всегда экономили электричество. А сейчас довольно еще было света с улицы. Он уселся с Вольфи на скамью и стал дожидаться матери.
Снизу доносились звонки трамваев и гудки автомобилей. По темным стенам бегали огни. Генрих обнял Вольфи за шею.
«Все-таки был замечательный день!» подумал он. Как много всего было! Хильда Штарк приходила к нему. А Фриц дал ему стеклянный шарик.
Генрих вынул из кармана шарик и подержал против света, падавшего из окна. Какой красивый! Теперь он был еще красивей. Там, в шарике, был целый мир. Цветные полоски — это были цветы, и деревья, и реки, бегущие змейками. Генрих покатил шарик по скамье. Вольфи понюхал шарик и взял в рот. Видно было, что шарик и ему очень понравился.
— Смотри, Вольфи, не проглоти. Если он тебе нравится, пускай он будет наш общий. Твой шарик и мой. Только у тебя нет кармана, Вольфи; так пусть он будет у меня. Хорошо?
Генрих продолжал вспоминать… И Лотар к нему пришел. Теперь у него новые друзья. Сегодня он узнал, кто его враги; сегодня же он узнал, и кто его друзья. А славную штуку разыграли они с пимфами! Как они вошли во двор — в трусиках, перемазанные зеленой краской! Генрих не мог удержаться от смеха.
Вдруг он умолк. Сердце у него сильно забилось. Как это он мог забыть такое важное, самое-самое важное! То, что сказал ему Лотар: «Из тюрьмы тоже убегают». Отец убежит, непременно убежит из тюрьмы…
И тут же Генрих представил себе: поздняя ночь, отец тихонько стучится в дверь.
«А если его никто не услышит? Ну нет, у Вольфи отличный слух! Уж он-то услышит и разбудит нас».
— Вольфи, — обернулся Генрих к собаке, — смотри, не спи крепко. Если мы сразу не впустим отца, куда ж он пойдет среди ночи? Он ведь из тюрьмы убежит, понимаешь? Полиция за ним погонится, будет искать, придет сюда… Нужно его хорошенько спрятать.
Но куда? Под кроватью его сразу найдут. В шкаф? Откроют шкаф — и увидят! Комнатка такая маленькая, — ни одного местечка, где бы спрятаться! А если отец убежит сегодня ночью? Может быть, он уже бежит по улице и сейчас будет здесь?
Генрих так взволновался, что не мог усидеть на скамье. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Внизу звенели трамваи, гудели автомобили. Проехала мотоциклетка с двумя полицейскими. Может, они как раз и гонятся за отцом? А то зачем бы им так быстро мчаться?
Генрих беспокойно оглядывал комнату: нужно, обязательно нужно найти тайник для отца! Взгляд его остановился на платяном шкафу. Нельзя ли что-нибудь придумать со шкафом? Шкаф стоит вплотную к стене. Там и пальца не просунешь.
«Но… но… задняя стенка шатается, — думал Генрих, — шкаф весь рассохся. Можно вдвинуть доски в шкаф поближе к дверцам. Шкаф тогда станет теснее. Но когда там висит одежда, этого не заметишь. И тогда между шкафом и стенкой получится пустое место. Туда не то что палец, целого человека спрячешь. Ведь тогда получится шкаф из двух частей. В передней половине будет висеть одежда, а в задней, у стены, будет стоять человек. А отсюда, спереди, никто не увидит: стенки шкафа доходят до самой стены, и все будут думать, что и задняя стенка шкафа совсем прижата к стене».
Генрих подбежал к шкафу. Он хотел сейчас же попробовать. Нужно же отцу иметь где спрятаться. Непременно!
Для такого малыша очень трудно было отодвинуть шкаф, хоть он и был почти пустой. Но Генрих собрал все силы — и тянул, тянул: а вдруг отец вернется сегодня ночью?
Наконец ему это удалось. Он забрался за шкаф и осторожно стал вдвигать задние доски. И правда, они глубже и глубже входили в шкаф. Скоро Генриху можно уже было спрятаться позади. Одежда так и осталась висеть в передней половине. Теперь, если придвинуть шкаф к стене, никто и не заметит, что сзади кто-то спрятался.
Генрих от радости обнял и поцеловал Вольфи. Потом он решил попробовать, хороший ли получился тайник. Он упрятал в тайник Вольфи, придвинул шкаф к стене — и захлопал в ладоши. Вот теперь чудесно: Вольфи совсем не видать!
Но Вольфи не понравилось в тайнике. Наверное, он не понял, какая это важная штука. Из задней половины шкафа сейчас же раздался тихий визг. Он становился все громче и превратился в жалобный вой в ту самую минуту, когда матушка Кламм вернулась с работы.
— Что случилось? — спросила она. — Почему Вольфи плачет? Да где он? Почему я его не вижу?
Она удивленно оглядывалась по сторонам.
— А ну, поищи! — воскликнул Генрих. Его лицо сияло гордостью. — Ищи, ищи!
Матушка Кламм открыла шкаф: ведь оттуда слышался визг. Но собаки там не было. Она заглянула за шкаф, но он был придвинут к стене — для собаки там не было места.
— Что это ты выдумал? — спросила она изумленно. — Где собака?
— Где собака? — спросила матушка Кламм.
Генрих засмеялся и опять захлопал в ладоши.
— Отодвинь шкаф от стены! — воскликнул он.
Матушка Кламм отодвинула шкаф, и Вольфи выскочил, очень довольный, а Генрих сам забрался в свой тайник и сказал:
— Когда отец убежит из тюрьмы и придет домой, он тут и спрячется.
Матушка Кламм крепко расцеловала Генриха.
— Ах ты мой умница, мой хороший малыш! — нежно сказала она.
В эту ночь Генрих часто просыпался в страхе. Ему все время слышались чьи-то шаги. Не отец ли идет? Но Вольфи спокойно спал, — а если бы кто-нибудь вошел, он бы непременно проснулся.