I.

Цезарь на высотѣ своего величія.

Шумъ и движеніе въ улицѣ Сентъ-Онорэ въ зимнія ночи почти не прекращаются: на смѣну каретамъ, которыя возвращаются съ бала или спектакля, являются телѣги огородниковъ, отправляющихся на рынокъ. Но около часу утра наступаетъ на мгновенье затишье, пауза въ великой симфоніи парижскаго гула. Въ это именно время жена Цезаря Бирото, владѣльца парфюмернаго магазина близъ Вандомской площади, внезапно проснулась подъ вліяніемъ ужаснаго сна. Парфюмершѣ явился ея двойникъ: она, г-жа Бирото, сидѣла въ креслѣ у кассы своего магазина, и она же, въ лохмотьяхъ, стояла на порогѣ у дверей и протягивала сухую морщинистую руку, прося милостыни у самой себя! Ея собственный голосъ раздавался одновременно и въ лавкѣ, и за дверью!.. Парфюмерша хотѣла разбудить мужа, но подъ рукой ея оказалась только холодная постель. Тутъ страхъ сковалъ члены г-жи Бирото, волосы ея стали дыбомъ, горло судорожно сжалось, голосъ пропалъ.

Вся въ холодномъ поту, подъ впечатлѣніемъ слышаннаго во снѣ, сидѣла она, точно пригвожденная, на постели; расширившіеся зрачки ея были неподвижны, сердце то сильно билось, то замирало...

Страхъ -- чувство болѣзненное; оно такъ могущественно дѣйствуетъ на людей, такъ усиливаетъ энергію организма, что въ нѣсколько мгновеній способности человѣка достигаютъ апогея своего развитія или доходятъ до послѣдней степени упадка. Этотъ феноменъ долго поражалъ физіологовъ, такъ какъ онъ противорѣчитъ законамъ ихъ науки, разрушаетъ всѣ ея предположенія, между тѣмъ это родъ внутренняго взрыва, явленіе, весьма сходное съ электрическими. Такое объясненіе покажется совершенно естественнымъ, когда ученые признаютъ наконецъ громадное вліяніе электричества на человѣческое мышленіе. Г-жа Бирото оказалась жертвой одного изъ подобныхъ разряженій воли, и такимъ образомъ эта бѣдная женщина въ теченіе нѣкотораго промежутка времени -- весьма короткаго, если опредѣлять его обыкновенными часами, но несоизмѣримо длиннаго по количеству и быстротѣ впечатлѣній, владѣла чудовищной силой производить гораздо больше мыслей, переживать гораздо больше воспоминаній, чѣмъ она при нормальномъ состояніи духовныхъ силъ переживала въ теченіе цѣлаго дня.

Результатомъ всѣхъ ея ощущеній явился слѣдующій монологъ, полный нелѣпыхъ фразъ, которыя противорѣчили одна другой:

-- Ничто не заставило бы Бирото сойти съ постели. Онъ съѣлъ много телятины... Такъ, пожалуй, не захворалъ ли онъ? Но въ такомъ случаѣ онъ разбудилъ бы меня. Девятнадцать лѣтъ спимъ мы съ нимъ на этой постели, въ этомъ самомъ домѣ, и никогда еще онъ не оставлялъ своего мѣста, не предупредивъ меня! Онъ не спалъ со мной только ту ночь, которую провелъ на гауптвахтѣ. А легъ ли онъ сегодня вечеромъ со мной? Ну, конечно... Боже, какъ я глупа!

Она окинула взглядомъ постель и увидѣла ночной колпакъ мужа, сохранившій почти коническую форму его головы.

-- Неужели, онъ покончилъ съ собой? Но изъ-за чего?-- продолжала она думать.-- Правда, онъ на себя не похожъ съ тѣхъ поръ, какъ его назначили помощникомъ мэра, вотъ уже два года. А не глупо ли заставить его служить?!. Дѣла его идутъ хорошо... онъ подарилъ мнѣ еще недавно великолѣпную шаль! Можетъ быть, теперь они пошли хуже? Ба, я бы знала объ этомъ. Сегодня мы наторговали на пять тысячъ франковъ! Да помощникъ мэра и не можетъ наложить на себя руки, онъ знаетъ законы. Но гдѣ же онъ?

Она не могла ни повернуть головы, ни даже протянуть руки въ шнуру звонка, который, поднялъ бы на ноги кухарку, трехъ приказчиковъ и мальчика, разсыльнаго. Подъ вліяніемъ кошмара она совсѣмъ забыла и про дочь, мирно почивавшую въ сосѣдней комнатѣ, дверь въ которую находилась недалеко отъ постели. Наконецъ, она крикнула:-- Бирот о!-- Но отвѣта не послѣдовало... Ей показалось только, что она позвала мужа, но въ дѣйствительности она не произнесла ни одного звука.

-- Неужели у него есть любовница? Ну, нѣтъ, онъ слишкомъ глупъ, да и меня очень любитъ. Развѣ онъ не говорилъ самъ г-жѣ Рогенъ, что никогда не измѣнялъ мнѣ даже мысленно? Вѣдь этотъ человѣкъ сама честность! Ужь если кто попадетъ въ рай, такъ это онъ. И въ чемъ онъ можетъ каяться духовнику? Бѣдняжка уже въ восемь часовъ отправляется къ обѣднѣ тайкомъ, точно идетъ не въ церковь, а въ увеселительное заведеніе. Онъ искренно почитаетъ Бога, не руководствуясь страхомъ ада. И какъ ему завести любовницу? Онъ не отходитъ отъ моей юбки, душу готовъ за меня отдать. За девятнадцать лѣтъ онъ ни разу не возвысилъ голоса, говоря со мной. Дочь ему не такъ дорога. Да вѣдь Цезарина тутъ... Цезарина!.. Цезарина!.. О чемъ бы Бирото ни подумалъ, онъ всѣмъ дѣлится со мной. Да, правду онъ говорилъ, когда, посѣщая магазинъ "Маленькій матросъ", увѣрялъ меня, что я узнаю его, только поживши съ нимъ. А все-таки его нѣтъ!.. Вотъ странно-то!-- Съ трудомъ повернувъ голову, она боязливо оглядѣла комнату и не узнала ея, такъ измѣнилось все при слабомъ, дрожащемъ свѣтѣ ночника. О, какъ причудлива бываетъ порой игра ночныхъ тѣней! Только кисть художника въ состояніи изобразить ее, слово же оказывается безсильнымъ. Г-жа. Бирото вглядывалась съ чувствомъ невыразимаго страха въ окружавшіе предметы: здѣсь небрежно брошенное платье имѣло видъ привидѣнія, тамъ пугали взоръ красныя занавѣси, казалось, пріютившія вора, глаза котораго сверкали изъ-за складовъ. Какихъ только ужасовъ не создаетъ разстроенное воображеніе въ ночные часы! Парфюмершѣ показалось, что сосѣдняя комната сильно освѣщена. Пожаръ!.. было первою ея мыслью, но тутъ ей бросился въ глаза красный фуляръ, который она приняла за лужу крови; мебель въ комнатѣ показалась ей сдвинутой точно въ борьбѣ... Нѣтъ сомнѣнія, воры! Вспомнивъ, какая сумма лежитъ въ кассѣ, г-жа Бирото, позабывъ о кошмарѣ, въ рубашкѣ бросилась въ другую комнату, чтобы помочь мужу въ борьбѣ съ мнимыми грабителями.-- Бирото, Бирото!-- крикнула она въ страхѣ. Въ залѣ она увидѣла, наконецъ, мужа: съ аршиномъ въ рукѣ, въ ситцевомъ зеленомъ халатѣ съ коричневыми крапинками; онъ, казалось, измѣрялъ комнату; ноги его покраснѣли отъ холода, но онъ, повидимому, ничего не чувствовалъ, до того онъ былъ углубленъ въ свое занятіе. Когда же Цезарь повернулся къ ней, то видъ у него былъ такой странный, что г-жа Бирото разсмѣялась.

-- Боже мой, Цезарь, что съ тобою?-- воскликнула она.-- Зачѣмъ ты оставилъ меня одну, не сказавши ни слова? Я чуть не умерла со страху, не знала, что и думать. И что ты тутъ дѣлаешь совсѣмъ раздѣтый? Вѣдь ты страшно простудишься. Слышишь, Бирото?

-- Да, да, женушка,-- отвѣтилъ парфюмеръ, входя въ спальню.

-- Ну, или же скорѣй въ постель и скажи, что за новыя причуды у тебя,-- прервала г-жа Бирото, разжигая огонь въ каминѣ.-- Я совсѣмъ замерзла.

-- Охота тебѣ была вскакивать съ постели въ одной рубашкѣ.

-- Но я, право, думала, что на тебя напади, разбойники.

Торговецъ поставилъ подсвѣчникъ на каминъ, завернулся въ халатъ и машинально отправился за фланелевой юбкой жены.

-- Вотъ, милочка, закройся,-- сказалъ онъ,-- Двадцать два и восемнадцать,-- продолжалъ онъ высчитывать,-- у насъ можетъ быть прекрасный залъ.

-- Да ты, Бирото, совсѣмъ сходишь съ ума! Спишь ты, что ли?

-- Нѣтъ, женушка, я высчитываю.

-- Какія глупости, ты могъ бы для этого дождаться утра!-- вскричала она, завязывая юбку подъ кофтой; потомъ она отворила дверь въ спальню дочери.-- Цезарина спитъ, она насъ не услышитъ. Говори же, Бирото, что съ тобой?

-- Я, видишь ли, рѣшилъ дать балъ.

-- Дать балъ!.. Да ты бредишь, дружокъ, ей Богу!

-- Нисколько не брежу, милочка. Послушай только, вѣдь надо же дѣлать то, къ чему обязываетъ положеніе. Правительство меня теперь отличило, значитъ я долженъ соображаться съ его дѣйствіями и намѣреніями. Герцогъ Ришелье только-что остановилъ оккупацію Франціи. Это событіе слѣдуетъ отпраздновать; по мнѣнію г. Биллярдьеръ, это обязанность представителей города Парижа. Вотъ и выкажемъ настоящій патріотизмъ и заставимъ покраснѣть мнимыхъ либераловъ, этихъ проклятыхъ интригановъ. Ну, какъ это тебѣ нравится? Вѣдь я люблю свое отечество и хочу доказать либераламъ, моимъ врагамъ, что любить короля -- все равно, что любить Францію.

-- Такъ ты думаешь, что у тебя есть враги, бѣдняжка мой Бирото?

-- Ну, конечно, женушка, у меня есть враги. Да половина моихъ друзей принадлежитъ къ нимъ. Что.они всѣ говорятъ? "Бирото повезло, Бирото ничтожество, а его сдѣлали помощникомъ мэра! Во всемъ-то ему удача". Ну, ловко же они еще разъ попадутся! Узнай же первая, что я кавалеръ ордена Почетнаго Легіона -- вчера король подписалъ приказъ.

-- О, въ такомъ случаѣ,-- сказала взволнованная г-жа Бирото,-- нужно дать балъ, дружокъ. Но за что же тебѣ дали орденъ?

-- Знаешь, я задалъ себѣ такой же вопросъ вчера, когда, г. Биллярдьеръ сообщилъ мнѣ эту новость; но на обратномъ пути я вспомнилъ и призналъ свои заслуги. Во-первыхъ, я приверженецъ короля... я былъ раненъ при Saint-Roch, во время смуты. Развѣ этого мало? Кромѣ того, по словамъ многихъ купцовъ, я прекрасно исполнилъ свои обязанности консула, всѣ остались довольны мною. Наконецъ, я помощникъ мэра. Король назначилъ четыре креста для раздачи членамъ Парижскаго городского совѣта. Когда стали выбирать, кому изъ нихъ дать орденъ,-- префектъ и записалъ меня первымъ. Да самъ король долженъ меня знать: благодаря старику Рагону, я поставляю его величеству пудру, единственную, которую онъ употребляетъ; мы одни имѣемъ рецептъ приготовленія пудры бѣдной покойной королевы, нашей дорогой августѣйшей страдалицы. Мэръ сильно за меня стоялъ. Что же дѣлать? Если король даетъ мнѣ орденъ, котораго я у него не просилъ, то, кажется, я не могу отказаться; иначе я выкажу неуваженіе его величеству. А развѣ я добивался должности помощника мара? Значитъ, женушка, разъ намъ везетъ, какъ говоритъ твой дядя Пильеро, я хочу, чтобъ все у насъ было по новому. Почемъ знать, что мнѣ Богъ судилъ: можетъ быть, я буду и супрефектомъ. Да, женушка, ты очень заблуждаешься, когда думаешь, что гражданинъ уже заплатилъ свой долгъ отечеству, если продавалъ въ теченіе двадцати лѣтъ парфюмерные товары. Если теперь государству понадобились наши познанія, мы должны ихъ ему посвятить -- также, какъ мы платимъ ему налогъ на двери, окна, и такъ далѣе. Неужели тебѣ самой хочется вѣчно торчать у кассы? Довольно ужь насидѣлась! Я сожгу нашу вывѣску "Царица Розъ", сотру надпись "Цезарь Бирото, парфюмеръ, преемникъ Рагона", и велю написать большими золотыми буквами только два слова: "Парфюмерные товары". Въ мезонинѣ у меня будетъ контора, касса и хорошенькій кабинетъ для тебя. Изъ нашей столовой, кухни и комнаты за лавкой я сдѣлаю магазинъ, затѣмъ я найму первый этажъ сосѣдняго дома, продѣлаю дверь въ стѣнѣ, перенесу лѣстницу, и у насъ будетъ громадное помѣщеніе. Да, я закажу для тебя мебель, устрою тебѣ будуаръ и отведу хорошенькую комнату Цезаринѣ. Во второмъ этажѣ мы помѣстимъ нашего главнаго приказчика, кассиршу, которую ты наймешь, и горничную.

Вотъ какъ, сударыня, у васъ будетъ и горничная! Въ третьемъ этажѣ устроимъ кухню, тамъ помѣстимъ кухарку и разсыльнаго. Въ четвертомъ будетъ складъ бутылокъ и всякой посуды. Наконецъ, на чердакѣ будутъ работать наши поденщицы. Тогда ужь прохожіе не увидятъ, какъ наклеиваютъ этикетки, сортируютъ стклянки, закупориваютъ флаконы. Все это можно продѣлывать въ улицѣ Сенъ-Дени; но здѣсь, въ Сентъ-Онорэ, такъ не годится. Магазинъ у насъ будетъ важный, богатый. Вѣдь мы теперь на виду, и кто знаетъ, что будетъ впереди. Есть же купцы, которые командуютъ національной гвардіей и являются во дворецъ. Послѣдуемъ и мы ихъ примѣру, расширимъ свою торговлю и выйдемъ въ знать.

-- Ну, Бирото, знаешь, что я думаю? Ты, право, ищешь вчерашняго дня. Помнишь, что я говорила, когда тебя хотѣли назначить помощникомъ мэра? Вотъ мои слова: "Ты совсѣмъ не годишься для высокаго положенія, почести только погубятъ тебя". Ты меня не послушалъ тогда, вотъ и погубишь насъ теперь. Чтобы выдвинуться, нужны вѣдь деньги, гдѣ они у насъ? Ты хочешь сжечь свою вывѣску, которая намъ стоила 600 франковъ и вывела тебя въ люди? Нѣтъ, пусть ужь лучше другіе гоняются за почестями. Не играй, говорятъ, съ огнемъ, обожжешься! У насъ вѣдь есть сто тысячъ франковъ золотомъ, кромѣ магазина, фабрики и товаровъ. Если тебѣ хочется нажить еще больше, то сдѣлай, какъ въ 1793 г.: купи ренты, онѣ,ъ теперь по 72 франка; ты выиграешь десять тысячъ ливровъ на курсовой разницѣ. Вотъ это будетъ дѣло! Потомъ мы пристроимъ дочь, продадимъ все, что имѣемъ, и уѣдемъ на твою родину. Вѣдь цѣлыхъ пятнадцать лѣтъ ты только и думалъ о покупкѣ Трезорьеръ, этого хорошенькаго имѣнія близъ Шанона; тамъ есть вода, лѣса, луга, виноградники, двѣ мызы, приносящія тысячу экю дохода, и все это мы можемъ имѣть за шестьдесятъ тысячъ франковъ! И вдругъ господинъ Бирото вздумалъ теперь выйти въ знать! Да вспомни же, что ты торговецъ, парфюмеръ. Вѣдь если бы шестнадцать лѣтъ тому назадъ, прежде чѣмъ ты изобрѣлъ "Двойную пасту сераля" и "Воду красоты" тебѣ сказали: "У васъ будутъ деньги для покупки Трезорьеръ", да вѣдь ты бы обезумѣлъ отъ радости! Теперь ты можешь купить это имѣніе, о которомъ столько мечталъ... зачѣмъ же бросать на глупости деньги, которыя мы заработали въ потѣ лица? Я говорю: "мы" заработали потому, что я вѣчно сидѣла у кассы, какъ собака въ конурѣ. Вмѣсто того, чтобы спустить теперь всѣ денежки, лучше ужь купить имѣніе въ Шанонѣ: тамъ мы будемъ проводить восемь мѣсяцевъ въ году, а на зиму станемъ пріѣзжать въ Парижъ къ дочери, которую выдадимъ за нотаріуса. Подожди повышенія fonda publics, ты дашь тогда восемь тысячъ ливровъ дочери, да еще останется двѣ тысячи для насъ, а на деньги, вырученныя отъ продажи имущества, мы купимъ Трезорьеръ. Вотъ тамъ-то, на родинѣ, насъ примутъ, какъ князей, а здѣсь и милліона мало, чтобы тебя замѣтили.

-- Постой женушка,-- сказалъ Цезарь,-- я совсѣмъ не такъ глупъ, какъ ты полагаешь, и обо всемъ подумалъ. Выслушай меня. Намъ не надо лучшаго зятя, чѣмъ Александръ Крота. Онъ хочетъ купить нотаріальную контору Рогена, но неужели ты думаешь, что этого можно достигнуть съ помощью ста тысячъ франковъ, приданаго Цезарины, то есть того капитала, которымъ мы располагаемъ? Я, конечно, согласенъ глодать сухія корки до конца, дней, да знать, что дочь счастлива и замужемъ за нотаріусомъ. Но нашего капитала не хватитъ на пріобрѣтеніе конторы Рогена. А этотъ Ксандро считаетъ насъ милліонерами... Его же отецъ, этотъ толстый фермеръ, страшный скряга! Если онъ не продастъ тысячъ на сто земли, Ксандро не быть нотаріусомъ, такъ какъ Рогенъ потребуетъ тысячъ четыреста или пятьсотъ. А Крота не дастъ больше половины этой суммы... Какъ же тутъ быть? Надо, значитъ, дать за Цезариною двѣсти тысячъ, мы же оставимъ Парижъ, имѣя пятнадцать тысячъ франковъ дохода. Недурно, а?

-- Конечно, если у тебя есть золотые пріиски...

-- Есть, есть, милочка!-- воскликнулъ Бирото, охваченный радостнымъ волненіемъ, и, обнявъ жену, продолжалъ:-- Я не хотѣлъ тебѣ ничего говорить, пока дѣло не будетъ слажено, но завтра, Богъ дастъ, я покончу съ нимъ. Видишь ли, Рогенъ затѣялъ выгодное дѣльце и предлагаетъ мнѣ участвовать въ немъ. Онъ пригласилъ еще Рагона, твоего дядю Пильеро и двухъ изъ своихъ кліентовъ. Мы купимъ въ окрестностяхъ Маделэнъ землю, которая, но разсчетамъ Рогена, черезъ 3 года страшно поднимется въ цѣнѣ; тогда намъ можно будетъ ею пользоваться и мы наживемъ барыши. Каждый изъ насъ шестерыхъ внесетъ извѣстную сумму. Я хочу дать триста тысячъ франковъ и буду имѣть три восьмыхъ прибыли. Если кому изъ насъ понадобятся деньги, онъ можетъ занять подъ залогъ своего участка. Чтобы быть ближе къ дѣлу и слѣдить за всѣмъ, я хочу купить половину земли на свое имя, но въ компаніи съ Рогеномъ и Нильеро, которыхъ я обезпечу векселями. Другую же половину купитъ самъ Рогенъ съ своими кліентами, но не на собственное имя, а на имя Карла Клапарона. Объяснять тебѣ всѣ подробности будетъ слишкомъ долго. Знай только, что черезъ три года и безъ всякаго труда мы получимъ милліонъ. Цезаринѣ будетъ тогда двадцать лѣтъ, землю мы продадимъ, и передъ нами будетъ широкая дорога къ почестямъ.

-- Да гдѣ же ты возьмешь триста тысячъ франковъ?-- сказала г-жа Бирото.

-- Ты ничего не понимаешь въ дѣлахъ, милочка. Я отдамъ сто тысячъ, которыя лежатъ у Рогена, займу сорокъ тысячъ подъ строенія и землю подъ нашими фабриками въ предмѣстьѣ Тампль; двадцать тысячъ у меня въ бумажникѣ; вотъ тебѣ сто шестьдесятъ тысячъ франковъ. Остается еще сто сорокъ тысячъ; на эту сумму я выдамъ векселей на имя Карла Клапарона, банкира, а онъ мнѣ выдастъ деньги съ учетомъ. Когда векселямъ настанетъ срокъ, я заплачу по нимъ изъ своихъ барышей. Если я не буду въ состояніи разсчитаться, Рогенъ отсрочитъ уплату подъ залогъ моего участка земли. Но врядъ ли мнѣ придется занимать: я открылъ новую эссенцію для рощенія волосъ, которая выручитъ меня. Ливингстонъ снабдилъ уже меня гидравлическимъ прессомъ, съ помощью котораго я буду выжимать масло изъ орѣховъ. Черезъ годъ, по моему разсчету, я получу сто тысячъ франковъ. Я уже обдумываю рекламу, которую начну такъ: Долой парики! Это произведетъ большой эффектъ. Ты не замѣтила, что уже три мѣсяца я совсѣмъ не сплю, а отчего? Все изъ-за успѣха Maкассарскаго масла. Вотъ ему-то я и хочу подставить ножку!

-- Такъ вотъ какія дѣла ты затѣялъ, не сказавъ мнѣ ни слова? А я только-что видѣла себя нищей на порогѣ собственнаго магазина... вѣдь это предостереженіе неба! Черезъ нѣсколько времени намъ придется только плакать о своемъ несчастьѣ. Нѣтъ, ты этого не сдѣлаешь, пока я жива, слышишь, Цезарь? Тутъ затѣваютъ какой-нибудь обманъ, а ты и не замѣчаешь этого. Ты самъ очень честенъ и потому не подозрѣваешь другихъ. Ну, зачѣмъ тебѣ предлагаютъ милліоны? Ты хочешь отдать все свое состояніе, надѣлаешь долговъ не по средствамъ, и если потомъ твое масло не пойдетъ въ ходъ, земля ничего не принесетъ, денегъ не достанемъ, то чѣмъ ты заплатишь по векселямъ? Скорлупами отъ орѣховъ? Ты хочешь стереть свое имя съ вывѣски нашего магазина и не думаешь о томъ, что изъ-за твоихъ хвастливыхъ афишъ и глупыхъ объявленій имя Цезаря Бирото будетъ красоваться на всѣхъ столбахъ и заборахъ!

-- О, ты меня не понимаешь. Я открою второй магазинъ на имя Попино, гдѣ-нибудь въ улицѣ Ломбаръ, и тамъ посажу маленькаго Ансельма; этимъ я заплачу еще долгъ признательности супругамъ Рагонъ: имъ будетъ пріятно, что я пристроилъ ихъ племянника. Ихъ дѣла, кажется, поразстроились.

-- Знаешь, всѣмъ этимъ людямъ нужны только твои деньги.

-- Да кому же, милочка? Не дядѣ же Пильеро, который насъ любитъ и каждое воскресенье у насъ обѣдаетъ? Не старикашкѣ Рагону, моему предшественнику, который сорокъ лѣтъ честно велъ свои дѣла, и всегда играетъ со мною въ бостонъ? Не Рогену же, наконецъ, человѣку 57 лѣтъ, парижскому нотаріусу? Вѣдь ужь двадцать пять лѣтъ онъ управляетъ своей конторой! Кому же и довѣриться, какъ не парижскому нотаріусу! Въ случаѣ нужды мнѣ помогутъ компаньоны. Гдѣ же ты видишь заговоръ, милочка? Знаешь, я долженъ тебѣ высказать правду: ты всегда была страшно недовѣрчива. Случалось ли намъ продать только на два су, ты увѣряла, что насъ обокрали покупатели. А теперь надо на колѣняхъ просить у тебя позволенія разбогатѣть. Право, для парижанки у тебя мало честолюбія. Я былъ бы самый счастливый человѣкъ, если бы не твой вѣчный страхъ. Дѣлай я все по твоему, никогда не изобрѣлъ бы я ни "Двойной пасты сераля", ни "Воды красоты", а между тѣмъ эти два изобрѣтенія дали намъ сто шестьдесятъ тысячъ франковъ; лавка же только кормила насъ. Если бы не мой геній, не мой талантъ парфюмера, я былъ бы мелочнымъ торговцемъ и мы еле сводили бы концы съ концами. Никогда бы мнѣ не попасть въ число именитыхъ купцовъ, не быть бы ни членомъ коммерческаго суда, ни помощникомъ мэра. Знаешь, кѣмъ бы я былъ? Лавочникомъ, какъ старикъ Рагонъ, не въ обиду ему будь сказано! Послѣ сорока лѣтъ торговли, у насъ было бы, какъ у него, три тысячи ливровъ дохода, а при нынѣшнихъ цѣнахъ этого еле хватало бы на житье. Кстати, дѣла стариковъ Рагонъ все больше и больше меня заботятъ. Надо все узнать обстоятельно, и завтра же черезъ Попино. Ты всегда дрожишь за свое счастье, не довѣряешь завтрашнему дню, и если бы я тебя слушалъ, то не имѣлъ бы кредита, не получилъ бы ордена Почетнаго Легіона, и не былъ бы на дорогѣ къ почестямъ. Нечего качать головой; если только наше дѣло пойдетъ на ладъ, я могу попасть въ депутаты Парижа. Да, недаромъ меня зовутъ Цезаремъ, все мнѣ удается. Вѣдь это удивительно! Внѣ дома всѣ вѣрятъ въ мои способности, здѣсь же -- единственная особа, которой я хочу нравиться, для счастья которой я работаю, какъ волъ, считаетъ меня просто глупцомъ!

Эти обличительныя фразы быстро слѣдовали одна за другою, хотя наступали иногда и паузы, и очень эффектныя. Но не одинъ только упрекъ звучалъ въ рѣчахъ Цезаря: онѣ дышали такой глубокой любовью, что г-жа Бирото была тронута. Однако, какъ всѣ женщины, она рѣшила воспользоваться чувствомъ, которое внушала мужу, и поставить на своемъ.

-- Ну, Бирото,-- сказала она,-- если ты меня любишь, позволь мнѣ быть счастливой по своему. Вѣдь мы съ тобой образованія не получили, не умѣемъ ни ступить, ни сказать, какъ свѣтскіе люди; такъ какъ же намъ выдвинуться? Право, мнѣ будетъ лучше въ Трезорьерѣ. Я всегда любила и животныхъ, и птицъ, и буду счастлива на фермѣ. Давай продадимъ все, что у насъ есть, пристроимъ дочь, и Богъ съ ней, съ твоей новой эссенціей! Зиму мы будемъ жить въ Парижѣ, у зятя, и все у насъ будетъ хорошо. Ну, зачѣмъ тебѣ подставлять ножку другимъ? Развѣ намъ мало нашего богатства? Вѣдь ты не станешь обѣдать два раза, когда наживешь милліоны? Не заведешь себѣ любовницы? Посмотри-ка на дядю Пильеро, какъ онъ доволенъ тѣмъ, что есть. Не придетъ ему въ голову заказывать новую мебель! А ты, я увѣрена, уже заказалъ для меня новую обстановку... недаромъ же приходилъ сюда Брашонъ!

-- Ну, да, милочка, я заказалъ новую мебель, а завтра начнутся работы въ домѣ... архитектора я взялъ по рекомендаціи г. Бильярдьеръ.

-- Помилуй насъ, Господи!-- вскричала г-жа Бирото.

-- Какая ты неразумная, милочка. Тебѣ тридцать семь лѣтъ, ты еще свѣжа и красива, и хочешь похоронить себя въ Шанонѣ. А мнѣ еще, слава Богу, только тридцать девять лѣтъ. Подвернулся теперь случай сдѣлать карьеру,-- не пропустить же его! Вѣдь я могу создать солидную фирму, и тогда имя Бирото станетъ на ряду съ Келлеръ, Демарэ, Роганъ, Лёба, Сальяръ, Попино, Матифа и другими извѣстными фирмами Парижа. Ну, право же, если бы дѣло, за которое я берусь, не было вѣрнымъ...

-- Вѣрнымъ!

-- Конечно, вѣрнымъ. Два мѣсяца я съ нимъ вожусь. Не подавая виду, я собираю справки въ городскомъ бюро, толкую съ архитекторами и антрепренерами. Молодой архитекторъ, который будетъ передѣлывать нашу квартиру, г-нъ Грэндо, просто въ отчаяніи, что не имѣетъ денегъ и не можетъ участвовать въ нашемъ дѣлѣ.

-- Ну, понятно! Вамъ нужно будетъ строиться, онъ и подговариваетъ васъ, чтобы потомъ нажиться.

-- Да развѣ обманешь такихъ людей, какъ Пильеро, Карлъ Клапаронъ и Рогенъ? Право, прибыль тутъ такъ же вѣрна, какъ отъ продажи "Двойной пасты сераля".

-- Но, дружокъ, зачѣмъ Рогену затѣвать новыя дѣла, если бы свэе шло хорошо, и у него было бы отложено на черный день? Я часто вижу, какъ онъ проходитъ мимо, нахмуренный, озабоченный, точно министръ, и вѣчно смотритъ подъ ноги. Не люблю я этого. У него есть заботы. Посмотри, на что онъ сталъ похожъ за послѣднія пять лѣтъ: совсѣмъ истасканный. Можетъ быть, ему и деньги-то ваши нужны, чтобы самому стать на ноги? Развѣ, такъ не случается? Вѣдь мы не знаемъ Рогена; хоть онъ и считается 15 лѣтъ нашимъ другомъ, а я бы за него не поручилась. Онъ развратникъ, съ женой не живетъ; мнѣ кажется, онъ держитъ любовницъ, которыя его разоряютъ, вотъ отчего онъ такъ грустенъ. Знаешь, когда я утромъ одѣваюсь, то часто посматриваю въ окно, и всегда вижу, какъ онъ возвращается домой пѣшкомъ, а откуда? Никто не знаетъ. Право, онъ живетъ на два дома. А. развѣ нотаріусъ можетъ такъ жить? Если они получаютъ пятьдесятъ тысячъ франковъ, а тратятъ шестьдесятъ, такъ какъ же не спустить капитала: будешь голъ, какъ соколъ! Денегъ нѣтъ, а къ роскоши привыкли, ну, и давай друзей разорять, своя вѣдь рубашка ближе къ тѣлу, онъ очень подружился съ Тилье, нашимъ прежнимъ приказчикомъ; эта дружба не къ добру. Надо быть глупцомъ, чтобы не сумѣть раскусить Тилье; если же Рогенъ его знаетъ, то зачѣмъ же за нимъ ухаживаетъ? Ты скажешь, пожалуй, что жена Рогена любитъ Тилье? Такъ хорошъ же человѣкъ, которому нѣтъ дѣла до чести жены! Да неужели тѣ, у кого вы покупаете землю, такъ глупы, что отдаютъ за сто су то, что стоитъ сто франковъ? Вѣдь еслибъ ты встрѣтилъ ребенка, не знающаго, что стоитъ луидоръ, ты объяснилъ бы ему, не такъ ли? Ну, а ваше дѣло пахнетъ мошенничествомъ, не въ обиду тебѣ будь сказано.

-- Боже мой! Какъ глупы иногда женщины, и какъ онѣ умѣютъ все перепутать! Если бы Рогенъ не участвовалъ въ нашемъ дѣлѣ, ты сказала бы: "Знаешь, Цезарь, не затѣвай дѣла безъ Рогена, ничего не выйдетъ". Теперь мы гарантированы именемъ Рогена, а ты говоришь...

-- Постой, вмѣсто Рогена у васъ г-нъ Клапаронъ.

-- Видишь ли, нотаріусъ не имѣетъ права участвовать въ спекуляціи.

-- Зачѣмъ же онъ поступаетъ противъ закона? Ну-ка, скажи.

-- Не мѣшай мнѣ продолжать. Рогенъ затѣялъ дѣло, а ты говоришь, что оно не выгоритъ. Ну, гдѣ же тутъ смыслъ? Ты еще говоришь: онъ поступаетъ противъ закона. Но если нужно будетъ, онъ выступитъ и подъ своимъ именемъ. Ты говоришь: онъ богатъ. А я развѣ не богатъ? Однако, ни Рагонъ, ни Пильеро не говорятъ мнѣ: зачѣмъ вы участвуете въ этомъ дѣлѣ, когда у васъ денегъ куры не клюютъ?

-- Нечего сравнивать торговцевъ съ нотаріусомъ,-- сказала г-жа Бирото.

-- Моя совѣсть чиста,-- продолжалъ Цезарь.-- Тѣ люди, у которыхъ мы покупаемъ землю, продаютъ ее, нуждаясь въ деньгахъ. Значитъ мы такіе же воры, какъ тѣ, кто продаетъ ренты по семьдесятъ пять франковъ. Вѣдь цѣна на ренты измѣняется; такъ же и цѣна земли не всегда одинакова. Мы заплатимъ то, что земля стоитъ теперь, а черезъ два года цѣна ей будетъ ужь другая. Знайте же, Констанція-Варвара-Жозефина Пильеро, что никогда Цезарь Бирото не пойдетъ противъ совѣсти, никогда вамъ не уличить его въ поступкѣ нечестномъ, беззаконномъ. Считать меня безчестнымъ!.. И это послѣ восемнадцати лѣтъ супружества.

-- Ну, успокойся, Цезарь! Женщина, которая прожила съ тобой столько лѣтъ, конечно, знаетъ тебя. Наконецъ, вѣдь ты хозяинъ! Ты нажилъ состояніе, не такъ ли? Значитъ оно твое, и ты можешь его тратить. Если ты доведешь даже меня и дочь до крайней нищеты, и тогда не услышишь отъ насъ ни одного упрека. Но послушай: когда ты изобрѣталъ свою "Пасту сераля" и "Воду красоты", чѣмъ ты рисковалъ? Пятью или шестью тысячами франковъ. А теперь вѣдь ты ставишь на карту все состояніе, и дѣйствуешь еще не одинъ, а съ компаньонами, которые могутъ провести тебя. Давай, если хочешь, балъ, передѣлывай квартиру, истрать десять тысячъ франковъ! Все это безполезно, но не разоритъ насъ. Но противъ этого дѣла съ землей я положительно возстаю. Ты вѣдь парфюмеръ, и оставайся парфюмеромъ, а нечего покупать да продавать какія-то земли. У насъ, женщинъ, есть инстинктъ, который насъ никогда не обманываетъ. Я тебя предупредила, теперь дѣлай, какъ знаешь. Ты былъ членомъ коммерческаго суда, знаешь законы, и всегда велъ дѣда хорошо... Я не оставлю тебя, Цезарь! Но я не успокоюсь, пока мы не вернемъ наши деньги и не выдадимъ Цезарину замужъ. Дай Богъ, чтобы мой сонъ не оказался пророческимъ.

Эта покорность разсердила Бирото и онъ употребилъ невинную хитрость, къ которой часто прибѣгалъ въ подобныхъ случаяхъ.

-- Послушай, Констанція, я вѣдь еще не далъ слова...

-- О, Цезарь, все уже сказано, не будемъ больше говорить объ этомъ. Честь дороже денегъ. Ну, иди, ложись, дружокъ! Дровъ больше нѣтъ. Да въ постели и удобнѣе разговаривать. Ахъ, этотъ скверный сонъ! Богъ мой, видѣть самое себя! Это ужасно! Сколько молебновъ мы съ Цезариной отслужимъ за успѣхъ твоего дѣла!

-- Конечно, помощь Божія ничему не повредитъ,-- сказалъ съ важностью Бирото.-- Но эссенція изъ орѣховъ тоже сила, женушка! Это открытіе я сдѣлалъ такъ же случайно, какъ и первое; только при изобрѣтеніи "Пасты сераля" меня навела на счастливую мысль одна книга, а теперь гравюра Геро и Леандра... Знаешь, та, гдѣ нарисована женщина, льющая масло на голову своего любовника... не дурно, неправда ли? Нѣтъ спекуляцій вѣрнѣе тѣхъ, которыя разсчитаны на тщеславіе людей, ихъ самолюбіе, желаніе нравиться. Вѣдь эти чувства никогда не умираютъ.

-- Увы, я это прекрасно вижу!

-- Въ извѣстномъ возрастѣ мужчины готовы надѣлать сотню глупостей, чтобы только имѣть опять волосы. А нынче, говорили мнѣ парикмахеры, страшно раскупаютъ не только Макассарское масло, но и всякія снадобья, годныя для окраски или рощенія волосъ. А откуда такой спросъ на этотъ товаръ? Видишь ли, теперь нѣтъ войны, мужчинамъ есть время ухаживать за женщинами, а тѣ лысыхъ-то и не любятъ... Хэ, хэ! Значить, эссенцію, сохраняющую волосы, будутъ раскупать, какъ хлѣбъ, тѣмъ болѣе, если она будетъ еще одобрена Академіей Наукъ. Мнѣ это, можетъ быть, устроитъ г. Воклэнъ. Я завтра же пойду съ нимъ поговорить о своемъ открытіи и кстати поднесу ему гравюру, которую искалъ два года и досталъ, наконецъ въ Германіи. Онъ занимается именно анализомъ волосъ. Мнѣ сказалъ объ этомъ г. Шифревиль, его компаньонъ по фабрикѣ химическихъ продуктовъ. Если только Воклэнъ одобритъ мою эссенцію, ее будутъ раскупать и мужчины, и женщины. Да, мое открытіе -- цѣлое состояніе. И я совсѣмъ не сплю изъ-за него. Къ счастью, у маленькаго Попин о чудные волосы. Если бы еще найти кассиршу съ волосами до пятъ, и она бы всѣмъ говорила, что употребляетъ мою эссенцію (а грѣха, тутъ большого право не будетъ!), вотъ-то набросятся всѣ старики на эту эссенцію! А про балъ-то мы и забыли, милочка. Я хотѣлъ бы позвать этого глупенькаго Дю-Тилье, который важничаетъ своимъ богатствомъ и всегда бѣгаетъ отъ меня на биржѣ. Онъ знаетъ, что мнѣ извѣстны его грѣшки. Пожалуй, я былъ ужь слишкомъ снисходителенъ къ нему. Не странно ли, женушка, что всегда бываешь наказанъ за добрыя дѣла?.. здѣсь на землѣ, конечно! Вѣдь я былъ ему отцомъ. Ты и не знаешь всего, что я для него сдѣлалъ.

-- Не говори мнѣ о немъ. Даже имя-то его мнѣ ненавистно. Если бы ты зналъ всѣ его замыслы, ты, навѣрно, не скрылъ бы покражу трехъ тысячъ франковъ. Я вѣдь отгадала, какимъ образомъ ты его обѣлилъ. Лучше было отправить его въ тюрьму, ты оказалъ бы этимъ услугу многимъ.

-- А какіе у него были замыслы?

-- Ты не въ состояніи сегодня спокойно выслушать меня Бирото, но все-таки совѣтую тебѣ не связываться съ Дю-Тилье.

-- А не найдутъ развѣ страннымъ, что я не пригласилъ бывшаго своего приказчика, за котораго самъ поручился на сумму въ двадцать тысячъ франковъ, когда онъ началъ свое дѣло? Надо дѣлать добро для добра. Наконецъ, Тилье, можетъ быть, исправился.

-- Здѣсь придется все перевернуть вверхъ дномъ?

-- Ужь ты скажешь! Вверхъ дномъ! Такой будетъ вездѣ порядокъ, на диво! Ты, значитъ, забыла, что я тебѣ сейчасъ говорилъ о лѣстницѣ и наймѣ сосѣдняго дома? Я ужь сговорился съ Сейрономъ, продавцемъ зонтиковъ, и завтра мы съ нимъ вмѣстѣ, пойдемъ къ домовладѣльцу Молине. Дѣлъ-то у меня завтра сколько, какъ у министра!

-- Ты совсѣмъ вскружилъ мнѣ голову твоими планами,-- сказала Констанція,-- я ничего не понимаю. Притомъ же, Бирото, я хочу спать.

-- Добраго утра,-- отвѣтилъ мужъ.-- Не удивляйся, милочка, что я такъ говорю, вѣдь утро давно наступило... Но она уже спитъ, милое дитя! Да, ты будешь богачкой, или я перестану называться Цезаремъ.

Черезъ нѣсколько минутъ и Констанція, и Цезарь оба заснули.

Бросимъ теперь мимоходомъ быстрый взглядъ на прошлую жизнь этой четы. Посмотримъ, по какой странной случайности Цезарь Бирото, парфюмеръ, бывшій офицеръ національной гвардіи, попалъ въ помощники мэра и кавалеры ордена Почетнаго Легіона. Исторія его величія ясно покажетъ, какъ разно вліяютъ на людей коммерческія неудачи: для однихъ это -- небольшія препятствія, для другихъ же -- настоящія катастрофы. И такъ, результаты событій зависятъ всецѣло отъ индивидуальныхъ особенностей человѣка: несчастье для генія -- ступенька къ славѣ, для человѣка ловкаго -- кладъ, для слабыхъ -- бездна. Огородникъ изъ окрестностей Шинона, по имени Жакъ Бирото, работалъ въ виноградникахъ одной дамы и женился на горничной своей госпожи. Супруги прижили трехъ мальчиковъ, изъ которыхъ послѣдній стоилъ жизни матери; бѣдный мужъ вскорѣ послѣдовалъ за женой. Госпожа очень любила свою горничную и воспитала съ своими сыновьями старшаго изъ дѣтей винодѣла, Франциска, и затѣмъ помѣстила мальчика въ семинарію. Во время революціи Францискъ Бирото, уже священникъ, долженъ былъ скрываться и велъ такую же бродячую жизнь, какъ и многіе изъ его собратій, не утвержденные въ санѣ: ихъ травили, какъ дикихъ звѣрей, и за самый ничтожный проступокъ взводили на эшафотъ. Въ эпоху, въ которую начинается нашъ разсказъ, Францискъ Бирото былъ викаріемъ въ Турѣ, и только разъ выѣзжалъ изъ этого города, чтобы повидаться съ братомъ Цезаремъ. Парижскій шумъ такъ оглушилъ добродушнаго священника, что онъ не смѣлъ выйти изъ комнаты, называлъ кабріолеты -- полуфіакрами, и удивлялся всему. Пробывъ недѣлю въ столицѣ, онъ возвратился въ Туръ и далъ себѣ слово не ѣздить больше въ Парижъ. Второй сынъ винодѣла, Жанъ Бирото, попалъ въ милицію и во время революціи быстро дослужился до капитана. Когда при Требіи Макдональдъ вызвалъ охотниковъ взять батарею, капитанъ Жанъ Бирото выступилъ съ своей ротой и былъ убитъ.

Младшій изъ трехъ братьевъ -- герой нашего разсказа. Лѣтъ четырнадцати Цезарь Бирото, выучившись читать, писать и считать, покинулъ родину. Пѣшкомъ, съ однимъ луидоромъ въ карманѣ, пришелъ онъ въ Парижъ искать счастья. По рекомендаціи одного турскаго аптекаря, онъ сразу поступилъ въ парфюмерный магазинъ Рагона. Кромѣ луидора, у Цезаря была пара грубыхъ башмаковъ, синіе штаны, чулки, три холщевыхъ рубахи, пестрый жилетъ, мужицкая куртка и дорожная палка. Коренастый, сильный, но нѣсколько лѣнивый, какъ всѣ обитатели его родины, онъ страстно желалъ нажиться. Не обладая ни умомъ, ни образованіемъ, онъ отличался честностью и необыкновенной впечатлительностью, качествами, унаслѣдованными отъ матери, которую на родинѣ не называли иначе, какъ золотое сердце. Нанялся Цезарь за шесть франковъ въ мѣсяцъ на хозяйскихъ харчахъ; помѣстили его на чердакѣ, съ кухаркой. Приказчики, учившіе его мести магазинъ, завертывать товары для покупателей, безпощадно смѣялись надъ нимъ, по обычаю лавочниковъ: безъ этого вѣдь не обучишь! Рагонъ и жена его обходились съ мальчикомъ, какъ съ собакой. Никто не обращалъ вниманія на его усталость, и каждый вечеръ у бѣдняжки ныли ноги отъ бѣготни по городу, и весь онъ былъ точно разбитый. Да, тяжела была для Цезаря жизнь въ столицѣ, гдѣ каждый заботится только о себѣ. Всякій вечеръ, обливаясь слезами, онъ вспоминалъ о родинѣ, гдѣ земледѣлецъ работаетъ, сколько можетъ, гдѣ тяжелый трудъ смѣняется отдыхомъ. Съ радостью вернулся бы онъ туда, но не было ему времени и подумать о бѣгствѣ: онъ засыпалъ, какъ убитый, а съ утра ранняго начиналась опять ходьба по городу... Случалось иногда, что мальчикъ жаловался вслухъ; тогда первый приказчикъ говорилъ ему, улыбаясь:

-- Жаль, жаль, малецъ, что жареные рябчики не валятся намъ сами въ ротъ, а поди еще за ними погоняйся, да поймай, да приготовь...

Толстуха-кухарка выбирала себѣ лучшіе куски, отдавая остатки Цезарю. Говорить съ нимъ она считала лишнимъ; только когда ужъ очень накипало у ней на сердцѣ противъ хозяевъ, которые не давали ей возможности воровать, обращалась она съ сѣтованіями къ мальчику. Но къ концу перваго мѣсяца положеніе Цезаря немного измѣнилось. Въ одно воскресенье кухарка осталась дома одна съ Цезаремъ. Со скуки Урсула завела съ нимъ разговоръ. Въ праздничномъ нарядѣ она показалась мальчику красивой и онъ, не слыхавшій ни отъ кого ласковаго слова, полюбилъ эту первую женщину, обратившую на него привѣтливый взоръ. Съ этого времени кухарка взяла Цезаря подъ свое покровительство, и между ними возникла тайная связь, надъ чѣмъ страшно потѣшались приказчики. Два года спустя Урсула измѣнила Цезарю для своего земляка, парня двадцати лѣтъ, за котораго она и вышла замужъ. Это случилось въ 1792 г.; тогда ужь Цезарь привыкъ къ своимъ труднымъ обязанностямъ и познакомился съ изнанкою парижской жизни. Измѣна Урсулы мало огорчила его: онъ живо утѣшился. Эта грубая и чувственная женщина совсѣмъ не подходила подъ его идеалъ и не могла внушить ему глубокой симпатіи. Пьяница, хитрая и алчная, она только оскорбляла чистоту ребенка. У бѣднаго Бирото часто сжималось сердце при мысли, что онъ связанъ самыми прочными узами съ подобной тварью. И вотъ, наконецъ, онъ сталъ свободенъ и могъ располагать своимъ сердцемъ! Ему было тогда шестнадцать лѣтъ и врожденныя способности его достигли полнаго развитія. Съ виду простой, онъ былъ очень проницателенъ и понималъ все съ перваго взгляда. Онъ зорко наблюдалъ за покупателями, замѣчалъ, гдѣ что лежитъ въ магазинѣ, разспрашивалъ въ свободное время приказчиковъ и знакомился такимъ образомъ съ товарами. Въ короткое время онъ изучилъ парфюмерную торговлю и зналъ цѣны и номера товаровъ. Тогда супруги Рагонъ обратили на него вниманіе и онъ сталъ иногда замѣнять приказчиковъ.

Во второй годъ французской республики былъ произведенъ большой рекрутскій наборъ: почти всѣ приказчики Рагона ушли, въ солдаты. Благодаря такому случаю, Цезаря Бирото сдѣлали вторымъ приказчикомъ: онъ получилъ 50 франковъ жалованья въ мѣсяцъ и сталъ обѣдать за хозяйскимъ столомъ. Радости его не было предѣла. Онъ получилъ отдѣльную комнату и могъ, наконецъ, разложить по комодамъ и шкапамъ всѣ вещи, которыя успѣлъ пріобрѣсти. Деньгами у него было уже шестьсотъ франковъ. Къ концу года онъ былъ сдѣланъ кассиромъ. Почтенная гражданка Рагонъ сама стала присматривать за его бѣльемъ, да и вообще хозяева скоро привыкли къ Цезарю и полюбили его.

Въ 1794 году у Цезаря было уже сто луидоровъ. Онъ вымѣнялъ ихъ на шесть тысячъ франковъ ассигнаціями, купилъ ренты по тридцати франковъ и, невыразимо счастливый, спряталъ, свои бумаги. На другой-же день началось ихъ пониженіе на биржѣ. Съ этой поры Цезарь сталъ слѣдить съ тайнымъ страхомъ за курсомъ фондовъ и за перемѣнами въ политикѣ, которыми такъ богатъ былъ этотъ періодъ исторіи Франціи. Гражданинъ Рагонъ былъ нѣкогда поставщикомъ духовъ ея величества королевы Маріи-Антуанеты и потому питалъ привязанность къ падшимъ тиранамъ, какъ называли королевскую чету въ смутное время. Въ этой привязанности онъ признался разъ Цезарю Бирото, и это признаніе стало однимъ изъ важныхъ обстоятельствъ въ жизни послѣдняго. Семейные разговоры по вечерамъ, когда, лавка была уже заперта, дневной доходъ подсчитанъ и на улицѣ, все было тихо и спокойно, разожгли въ душѣ туренца врожденную преданность королевскому дому, и онъ сталъ роялистомъ. Разсказы о добродѣтеляхъ Людовика XVI и о прекрасныхъ качествахъ королевы, которую оба супруга Рагонъ превозносили до небесъ, воспламенили воображеніе Цезаря. Ужасная судьба обоихъ вѣнценосцевъ, сложившихъ головы на эшафотѣ, возмутила его нѣжное сердце. Онъ возненавидѣлъ правленіе, которое безъ зазрѣнія совѣсти пролило столько неповинной крови. Какъ истый парфюмеръ, онъ не взлюбилъ еще революцію за то, что она обстригла всѣ головы подъ гребенку и вывела изъ моды пудру. Наконецъ онъ предвидѣлъ, что политическія бури въ конецъ убьютъ торговлю, и сознавалъ, что спокойствіе, необходимое для ея развитія, можетъ доставить только державная власть. Все это сдѣлало его ревностнымъ роялистомъ. Когда Рагонъ убѣдился въ его чувствахъ, онъ сдѣлалъ его своимъ первымъ приказчикомъ и ввѣрилъ ему тайну "Царицы Розъ": большинство покупателей, посѣщавшихъ этотъ магазинъ, были ревностными и дѣятельными агентами Бурбоновъ, и здѣсь производилась переписка Запада съ Парижемъ. Пылкій и увлекающійся, подобно большинству молодыхъ людей, воспламененный сношеніями съ Бильярдьеръ, Монторанъ, Бованъ, Манда Бернье, Ле-Фонтэнъ, Цезарь принялъ участіе въ заговорѣ, который роялисты и террористы составили противъ Конвента, доживавшаго послѣдніе дни. Цезарю выпала на долю честь участвовать въ сраженіи съ Наполеономъ при церкви St.-Roch, и въ самомъ началѣ дѣла онъ былъ раненъ (всѣмъ извѣстенъ результатъ этой попытки). Нѣсколько пріятелей перенесли воинственнаго приказчика въ магазинъ "Царица Розъ", гдѣ онъ скрывался на чердакѣ и гдѣ сама г-жа Рагонъ ухаживала за нимъ. Къ счастью, никто не вспомнилъ о немъ. Этою вспышкой храбрости окончилась военная карьера Цезаря Бирото. Цѣлый мѣсяцъ продолжалось его выздоровленіе, и въ это время онъ успѣлъ разсудить, какъ смѣшно быть въ одно и то же время парфюмеромъ и политическимъ дѣятелемъ. Онъ не измѣнилъ своимъ убѣжденіямъ и рѣшилъ остаться роялистомъ, но только парфюмеромъ роялистомъ: душой и тѣломъ онъ предался торговлѣ и оставилъ политику въ сторонѣ. Послѣ 18-го брюмера супруги Рагонъ, увидѣвъ, что дѣло Бурбоновъ погибло, рѣшили оставить торговлю и жить скромно на свои деньги, не вмѣшиваясь въ политику. Для выгодной продажи магазина имъ нуженъ былъ человѣкъ не честолюбивый, а честный и не глупый. Таковъ именно былъ Бирото, и Рагонъ предложилъ ему свой магазинъ. Цезарю было тогда двадцать лѣтъ и онъ имѣлъ уже тысячу франковъ дохода отъ купленныхъ имъ бумагъ. Предложеніе хозяина заставило его призадуматься: у него были другіе планы. Онъ думалъ увеличить свой годовой доходъ еще на пятьсотъ франковъ и поселиться потомъ около Шинона. "Зачѣмъ мѣнять честное и независимое существованіе на превратное счастье купца?" говорилъ онъ себѣ. Онъ собирался жениться на одной богатой женщинѣ, своей землячкѣ, и купить затѣмъ Трезорьеръ; это маленькое имѣніе давно ему нравилось. Онъ хотѣлъ уже отказать Рагону, какъ вдругъ любовь внезапно перевернула всѣ его планы и заставила мечтать о другомъ будущемъ. Послѣ измѣны Урсулы Цезарь велъ себя скромно. Но если страсти остаются долго безъ удовлетворенія, онѣ громко заявляютъ о себѣ; тогда люди средняго класса начинаютъ мечтать о женитьбѣ: это единственный для нихъ способъ покорить и присвоить себѣ женщину. Такъ случилось и съ Бирото. Ни одной минуты не могъ онъ посвятить удовольствіямъ потому, что всѣ дѣла магазина лежали на немъ. При такой жизни страсти предъявляли свои права; понятно, что встрѣча съ хорошенькой дѣвушкой должна была произвести сильное впечатлѣніе на Цезаря. Въ одинъ чудный іюньскій день онъ отправился на островъ Св. Людовика. Перейдя черезъ мостъ Маріи, онъ вдругъ увидѣлъ молоденькую дѣвушку, стоявшую въ дверяхъ лавки на углу Анжуйской набережной. Констанція Пильеро была главное продавщицей въ модномъ магазинѣ "Маленькій матросъ", первомъ изъ тѣхъ, которыхъ развелось потомъ такъ много въ Парижѣ. Ихъ расписныя вывѣски, украшенныя витрины, гдѣ видишь и шали, подобранныя фестонами, и пирамиды изъ галстуховъ, и тысячи другихъ приманокъ; ихъ пышныя объявленія, прейскуранты, разные оптическіе обманы,-- все привлекаетъ взоръ... И все доведено до такого совершенства, что окна магазиновъ -- эта настоящія коммерческія поэмы. Дешевизна товаровъ, новостей "Маленькаго матроса" доставила ему громкую извѣстность. Этому много способствовала и красота Констанціи, слава о которой разнеслась по всему Парижу и привлекала въ магазинъ и старыхъ, и молодыхъ; отъ покупателей отбою не было. Первый приказчикъ "Царицы Розъ", всецѣло занятый своимъ дѣломъ, не подозрѣвалъ даже о существованіи "Маленькаго матроса": мелкіе магазины Парижа часто не знаютъ другъ друга. Цезаря такъ сильна поразила красота Констанціи, что онъ стремительно вошелъ въ магазинъ и спросилъ полдюжины полотняныхъ рубашекъ; выбиралъ онъ ихъ, точно капризная дама, и долго торговался. Констанція, какъ всѣ женщины, сейчасъ замѣтила произведенное ею впечатлѣніе и поняла, что покупатель явился только для нея. Она отнеслась къ Цезарю очень вѣжливо, но, едва онъ расплатился, перестала обращать на него вниманіе. Бѣдный Бирото совсѣмъ не зналъ, что дѣлать; онъ не смѣлъ произнести ни слова: любовь помутила его разсудокъ.

Цѣлую недѣлю онъ отправлялся каждый вечеръ бродить около "Маленькаго матроса", выжидая, какъ милостыни, взгляда красавицы. Приказчики и продавщицы, столь внимательные къ покупателямъ, издѣвались надъ Цезаремъ, но онъ не обращалъ на эта вниманія. Наконецъ, ему пришла счастливая мысль. И вотъ нѣсколько дней спустя онъ явился опять въ рай, гдѣ находился его ангелъ, и потребовалъ носовыхъ платковъ. Расплачиваясь, онъ сказалъ Констанціи:

-- Можетъ быть, вамъ нужно будетъ духовъ, mademoiselle, такъ я могу принести сколько угодно.

Красавица Пильеро получала всякій день самыя блестящія предложенія, въ которыхъ, однако, не было и намека да женитьбу.

Сердце ея было совсѣмъ свободно, и, однако, Цезарь долгое время не имѣлъ успѣха: цѣлыхъ шесть мѣсяцевъ пришлось ему ухаживать, прежде чѣмъ она стала къ нему болѣе ласкова, прежде чѣмъ она обратила вниманіе на силу его чувства. Но все же она не рѣшалась дать ему отвѣтъ, и не мудрено: слишкомъ много было у ней поклонниковъ! Кто только не засматривался на красавицу! Крупные виноторговцы, содержатели ресторановъ и другіе богачи умильно на нее поглядывали. Бирото, хитрый, какъ всѣ влюбленные, познакомился съ опекуномъ Констанціи, господиномъ Клавдіемъ-Іосифомъ Пильеро, торговцемъ желѣзомъ, и рѣшилъ прибѣгнуть къ его помощи. Не передать въ бѣгломъ очеркѣ, всего, что дѣлалъ для возлюбленной нашъ герой: какъ онъ привозилъ ей плоды, едва только они появлялись, угощалъ обѣдами у Vénna, бралъ для нея билеты въ театръ, а по воскресеньямъ устраивалъ поѣздки за городъ. Наружность Цезаря производила, благопріятное впечатлѣніе. Ничто въ немъ не напоминало болѣе крестьянина: даже здоровый цвѣтъ лица смѣнился теперь блѣдностью, благодаря долгому пребыванію въ столицѣ. Густые черные волосы, сильная шея, крупные члены, честное, открытое лицо, все говорило въ его пользу. Пильеро, заботясь о счастіи племянницы, разузналъ о положеніи и средствахъ Цезаря и, довольный собранными справками, поощрилъ съ своей стороны намѣренія молодого человѣка. Наконецъ Констанція-Варвара-Жозефина Пильеро согласилась на предложеніе Цезаря Бирот о, который лишился чувствъ отъ радости въ этотъ важный моментъ своей жизни.

-- Ну, племянница,-- говорилъ Пильеро,-- славный у тебя будетъ мужъ. И честный малый, и сердце золотое! Лучшаго не найти.

Констанція, подобно всѣмъ модисткамъ, нерѣдко мечтала о роскоши и беззаботной жизни, но она охотно отреклась отъ этихъ блестящихъ надеждъ и рѣшилась стать честной женой и хорошей матерью, зажить, какъ большая часть женщинъ средняго круга. Это болѣе согласовалось съ ея наклонностями, чѣмъ та суетная, полная опасностей жизнь, которая прельщаетъ столько молодыхъ горячихъ головъ. Ограниченная, но съ большимъ практическимъ умомъ, Констанція была истая дочь своей среды. Дѣятельная и суетливая, она не отказывалась отъ работы, хотя подчасъ и роптала на нее. Чего только не сдѣлаетъ такая женщина! И на кухнѣ-то она присмотритъ, и счета подведетъ; не упуститъ дѣла важнаго, но не забудетъ и бѣлье починить. Нѣжно любя, Констанція умѣла и упрекнуть; недовѣрчивая, она всего боялась, все обдумывала, взвѣшивала и всегда заботилась о будущемъ. Ея холодная красота, невинный взоръ, женственность и свѣжесть восхищали Бирото. А трудолюбіе, любовь къ порядку и знаніе торговаго дѣла искупали въ его глазахъ всѣ ея недостатки. Констанціи было тогда восемнадцать лѣтъ и она имѣла одиннадцать тысячъ франковъ. Цезарь, которому любовь внушила неутолимое честолюбіе, купилъ магазинъ "Царица Розъ" и перевелъ его въ новое прекрасное помѣщеніе близъ Вандомской площади. Теперь счастью Бирото не было предѣла... Молодой, только двадцати двухъ лѣтъ, обладатель красавицы жены, любимой и любящей, хозяинъ богатаго магазина, онъ смѣло смотрѣлъ впередъ, будущее улыбалось ему. Какъ далекъ онъ былъ отъ того мальчишки, который явился когда-то въ столицу съ однимъ луидоромъ въ карманѣ! Магазинъ достался Цезарю на выгодныхъ условіяхъ, благодаря нотаріусу Рогену, у котораго былъ заключенъ брачный контрактъ Бирото. Рогенъ далъ парфюмеру мудрый совѣтъ -- не тратить приданаго жены, а заплатить Рагону только три четверти стоимости "Царицы Розъ".

-- Деньги вамъ еще пригодятся для какого-нибудь выгоднаго предпріятія,-- сказалъ онъ.

Бирото посмотрѣлъ на нотаріуса съ восхищеніемъ, и съ этихъ поръ сталъ всегда приходить къ нему за совѣтами. Подобно Рагону и Пильеро, онъ питалъ уваженіе къ должности нотаріуса и никогда не пришло бы ему въ голову заподозрить Рогена. Итакъ, благодаря мудрому совѣту нотаріуса, у Цезаря осталось одиннадцать тысячъ франковъ наличными. Онъ такъ былъ доволенъ, что не помѣнялся бы своимъ жребіемъ и достояніемъ ни съ кѣмъ, даже съ первымъ консуломъ Наполеономъ. Молодые супруги заняли неприхотливую, но довольно хорошо отдѣланную квартиру надъ своимъ магазиномъ и наняли одну прислугу. Начался наконецъ медовый мѣсяцъ Бирото, и не было ему конца. Г-жа Констанція сіяла, какъ звѣзда, въ своемъ магазинѣ. Ея красота привлекала легіоны покупателей, и только о ней и говорила золотая молодежь того времени. Къ самому Цезарю всѣ стали относиться иначе, чѣмъ прежде; находили, что онъ вполнѣ достоинъ своего счастья. Рана, полученная имъ когда-то на ступеняхъ церкви St.-Roch, доставила ему славу храбреца и политическаго дѣятеля. И, однако, Бирото не былъ ни тѣмъ, ни другимъ. Слѣдствіемъ хорошаго мнѣнія о Цезарѣ явилось то, что его выбрали въ капитаны національной гвардіи; но Наполеонъ его разжаловалъ. "Онъ сердится на меня за прошлое", говорилъ Бирото. Это возвысило Цезаря въ глазахъ противниковъ правительства: они стали уважать его, какъ человѣка, гонимаго Наполеономъ.

Вотъ какова была жизнь этихъ супруговъ, всегда счастливыхъ у себя дома; ихъ безпокоили и волновали только коммерческія дѣла. Въ первый же годъ женитьбы Цезарь Бирото познакомилъ жену со всѣми подробностями парфюмернаго дѣла, которое она прекрасно усвоила: казалось, она родилась для этой именно отрасли торговли. Но когда въ концѣ года парфюмеръ подсчиталъ свои доходы, онъ ужаснулся: судя по барышамъ, ему предстояло еще торговать лѣтъ двадцать, чтобы скопить ту сотню тысячъ, о которой онъ мечталъ. Что дѣлать? Какъ разбогатѣть скорѣе? Цезарь рѣшилъ расширить свое дѣло и, кромѣ магазина, завести еще фабрику парфюмерныхъ товаровъ. Хотя Констанція была противъ этого, онъ нанялъ все-таки въ предмѣстьѣ Тампль какой-то сарай и пригвоздилъ къ нему вывѣску; на ней большими буквами было написано: "Фабрика Цезаря Бирото". Потомъ онъ переманилъ отъ Грасса хорошаго работника и въ компаніи съ нимъ началъ приготовлять разныя эссенціи, мыла и одеколонъ. Компаньоны проработали всего шесть мѣсяцевъ; въ результатѣ фабрика дала убытки, которые пали на одного Бирото. Не смѣя сознаться женѣ въ этой неудачѣ, Цезарь рѣшилъ непремѣнно добиться своей цѣли. Однако, подчасъ его охватывало такое отчаяніе, что онъ готовъ былъ даже броситься въ Сену, какъ самъ позже признавался женѣ; только религія удержала его отъ самоубійства. Въ одинъ изъ такихъ припадковъ отчаянія онъ бродилъ по бульварамъ. Какъ жестоко, однако, ошибаются тѣ, кто считаетъ праздными фланерами всѣхъ гуляющихъ по парижскимъ бульварамъ! А сколько между ними людей съ отчаяніемъ въ душѣ, готовыхъ наложить на себя руки! Цезарь возвращался уже домой. Проходя мимо одного разносчика-букиниста, онъ бросилъ мимоходомъ взглядъ на его книги, и вдругъ ему бросилась въ глаза, слѣдующая надпись на одномъ запыленномъ фоліантѣ: "Абдеверъ, или искусство сохранять красоту". Онъ взялъ въ руки эту якобы арабскую книгу, написанную въ дѣйствительности однимъ врачемъ прошлаго столѣтія, и случайно раскрылъ ее на страницѣ, гдѣ говорилось о духахъ. Прислонившись въ дереву, онъ сталъ перелистывать дальше и напалъ еще на примѣчаніе, гдѣ авторъ указывалъ на свойства кожицы и кожи; тутъ же объяснялось, почему разныя мыла и притиранья производятъ часто не то дѣйствіе, которое имѣлъ въ виду изобрѣтатель. Свѣтлая мысль блеснула въ головѣ Бирото и онъ немедленно купилъ книгу. Не полагаясь только на свои познанія, онъ отправился къ знаменитому химику Воклэну и попросилъ научить изобрѣсти какой-нибудь составъ, который могъ бы благотворно дѣйствовать на вожу. Извѣстно, что истинные ученые всегда готовы снизойти и помочь нищимъ духомъ; сами же эти великіе люди рѣдко пользуются при жизни такою славой, какую они заслуживаютъ своими трудами. Воклэнъ принялъ парфюмера подъ свое покровительство, научилъ его приготовить составъ, отъ котораго руки становятся бѣлѣе, и позволилъ ему присвоить это изобрѣтеніе себѣ. Бирото назвалъ новое косметическое средство "Двойной пастой сераля". Не довольствуясь этимъ, онъ приготовилъ на тѣхъ же началахъ воду для лица и далъ ей названіе "Воды красоты". Затѣмъ, подражая магазину "Маленькій матросъ", онъ пустилъ въ ходъ то, что несправедливо называютъ шарлатанствомъ: именно, онъ сталъ выпускать объявленія и рекламы, въ заголовкѣ своихъ разноцвѣтныхъ афишъ, повѣдавшихъ всему міру о появленіи "Пасты сераля" и "Воды красоты", Бирото поставилъ еще слѣдующія слова: "одобренныя академіей". Эта формула, употребленная въ первый разъ, произвела магическое дѣйствіе. Не только во Франціи, во всей Европѣ запестрѣли красныя, желтыя, голубыя объявленія владѣльца "Царицы Розъ", которому приходилось только приготовлять и разсылать повсюду свои косметическія средства.

Въ то время всѣ особенно интересовались Востокомъ, и потому названіе "Паста сераля" производило особое обаяніе и привлекало какъ мужчинъ, такъ и женщинъ. Нельзя было удачнѣе назвать новое изобрѣтеніе; и хотя дать подходящее названіе можетъ и самый дюжинный человѣкъ, Бирото все же прослылъ за необыкновеннаго человѣка въ коммерческомъ, мірѣ: такъ велика сила успѣха! Славѣ парфюмера много способствовала его первая реклама, полная оригинальныхъ, почти забавныхъ терминовъ, доставлялъ онъ ее самъ. Намъ удалось найти, хотя не безъ труда, одинъ экземпляръ этой рекламы въ торговомъ домѣ Попино и К°, въ улицѣ des Lombards. Это любопытное произведеніе является тѣмъ, что историки называютъ вещественнымъ доказательствомъ. Приводимъ его:

"Двойная Паста сераля"

и "Вода красоты"

Цезаря Бирото

Чудесное открытіе.

Одобрено Французской Академіей.

"Уже издавна въ Европѣ и мужчины, и женщины, занимающіеся своею наружностью, мечтали о такой пастѣ для рукъ, равно и водѣ для лица, которыя производили бы несравненно лучшее дѣйствіе, чѣмъ одеколонъ. Извѣстно, какъ высоко цѣнятъ оба пола слѣдующія достоинства кожи: ея нѣжность, гибкость, блескъ и бархатистую мягкость. Посвятивъ долгіе годы изученію всѣхъ свойствъ кожи и кожицы человѣка, господинъ Бирото, парфюмеръ, извѣстный какъ въ столицѣ, такъ и вездѣ за границей, изобрѣлъ пасту для рукъ и воду для лица, которыя при первомъ же ихъ появленіи были справедливо прозваны чудесными. Дѣйствительно, эти паста и вода обладаютъ удивительнымъ свойствомъ: онѣ дѣйствуютъ на кожу, не производя на ней преждевременныхъ морщинъ. Это даетъ имъ громадное преимущество передъ тѣми косметическими средствами, которыя употреблялись до сихъ поръ и были изобрѣтены какими-нибудь алчными невѣждами. Новое изобрѣтеніе основано на различіи темпераментовъ людей, которые дѣлятся на два обширныхъ класса: лимфатиковъ и сангвиниковъ. Сообразно съ этимъ, и новыя косметическія средства, двухъ сортовъ, различающихся по цвѣту: розовыя паста и вода предназначаются для лимфатиковъ, бѣлыя же рекомендуются сангвиникамъ.

"Новая паста названа "Пастою сераля" потому, что такое же изобрѣтеніе было нѣкогда сдѣлано для женъ султана однимъ арабскимъ медикомъ. Нынѣ "Паста сераля" одобрена академіей по докладу нашего знаменитаго химика Воклэна. Такъ же одобрена, учеными и вода, составленная на такихъ же началахъ, какъ и паста. Эта драгоцѣнная паста распространяетъ дивное благоуханіе, уничтожаетъ самыя упорныя веснушки, дѣлаетъ бѣлою самую смуглую кожу и прекращаетъ выдѣленіе пота, на который часто жалуются и дамы, и мужчины. "Вода красоты" уничтожаетъ угри, которые, появляясь внезапно на лицѣ, страшно досаждаютъ дамамъ и нерѣдко препятствуютъ ихъ выѣздамъ въ свѣтъ. Она освѣжаетъ кожу и улучшаетъ цвѣтъ лица, открывая или закрывая поры, смотря по требованію темперамента. "Вода красоты" вполнѣ заслуживаетъ свое названіе: она дѣйствительно предохраняетъ отъ вліянія всеразрушающаго времени и поддерживаетъ красоту лица.

"Одеколонъ есть не что иное, какъ обыкновенные духи, которые не производятъ какого-либо особаго дѣйствія. "Двойная же паста сераля" и "Вода красоты" суть два состава съ чудодѣйственной силой: они могущественно дѣйствуютъ на внутреннія свойства кожи, способствуя ихъ лучшему развитію, и притомъ совершенно безвредны. Ихъ возбуждающій бальзамическій запахъ благотворно вліяетъ на расположеніе духа, а равно и на дѣятельность мозга. Наконецъ, новыя косметическія средства усиливаютъ обаяніе женщинъ; мужчинамъ же они доставляютъ также лишнее средство понравиться.

"При ежедневномъ употребленіи "Воды красоты" исчезаютъ слѣды обжога, царапины, никогда не трескается нѣжная кожа губъ, и онѣ остаются вѣчно свѣжими и алыми. Вода сгоняетъ постепенно веснушки и придаетъ прекрасный видъ кожѣ. Къ чудесному дѣйствію воды надо отнести еще то, что она вызываетъ и поддерживаетъ хорошее расположеніе духа, а слѣдовательно можетъ избавить особъ, подверженныхъ мигрени, отъ этой ужасной, мучительной болѣзни. Наконецъ, "Вода красоты", не препятствуя дѣятельности тканей, предохраняетъ отъ всѣхъ накожныхъ болѣзней и придаетъ кожѣ бархатистую мягкость.

"Обращаться къ Цезарю Бирото, преемнику Рагона, бывшаго поставщика королевы Маріи-Антуанеты. Магазинъ "Царица Розъ", улица St-Honoré, близъ Вандомской площади. Цѣна пасты -- три ливра кусокъ, флаконъ воды -- шесть ливровъ".

"Для избѣжанія поддѣлки на оберткѣ пасты имѣется подпись изобрѣтателя Цезаря Бирото, за флаконахъ же вырѣзана печать".

Громадному успѣху пасты и воды много способствовала Констанція, хотя Цезарь этого и не подозрѣвалъ. Она посовѣтовала мужу предложить 30% прибыли другимъ парфюмерамъ Франціи и иностранныхъ государствъ съ тѣмъ, чтобы они выписывали новыя косметическія средства большими партіями и распродавали ихъ. Были, конечно, и другія причины успѣха: "Паста сераля" и "Вода красоты" оказались дѣйствительно лучше, чѣмъ другія подобныя косметики; кромѣ того, на невѣждъ произвела большое впечатлѣніе реклама Бирото. Пятьсотъ парфюмеровъ Франціи польстились на 30 процентовъ прибыли, и каждый изъ нихъ сталъ покупать у Цезаря ежегодно болѣе трехсотъ ящиковъ воды и пасты. Такимъ образомъ Бирото, получая небольшой барышъ на каждомъ кускѣ и флаконѣ, на всей массѣ проданнаго заработалъ громадную сумму денегъ. Тогда онъ купилъ землю въ предмѣстьѣ Тампль, построилъ обширныя фабрики парфюмерныхъ товаровъ и великолѣпно убралъ свой магазинъ "Царицу Розъ". Въ домашней жизни Бирото явилась уже нѣкоторая роскошь, и вѣчныя опасенія Констанціи уменьшились. Въ 1810 г. Цезарь, по совѣту Констанціи, нанялъ весь первый этажъ дома, гдѣ находился ихъ магазинъ; по этому случаю онъ истратилъ лишнее на обстановку для жены. Разсчетливая Констанція не возстала, однако, противъ мотовства мужа, и причиною этого было новое счастливое событіе: Цезаря избрали въ члены коммерческаго суда. Эту должность доставили ему его строгая честность и то уваженіе, которымъ онъ вездѣ пользовался. Теперь Бирото сталъ уже принадлежать въ числу именитыхъ, почетныхъ купцовъ Парижа. Чтобы съ честью отправлять свои новыя обязанности, парфюмеръ вставалъ въ пять часовъ утра и принимался изучать узаконенія по коммерческой части. Однако, не эти занятія выдвинули Цезаря въ судѣ: онъ владѣлъ отъ природы двумя лучшими качествами судьи: справедливостью и неподкупной честностью. Самъ Цезарь считалъ себя ниже другихъ и потому охотно уступалъ мнѣніямъ товарищей; послѣднимъ это льстило, и парфюмеръ пріобрѣлъ прекрасную репутацію: одни считали его за человѣка умнаго, другіе восхваляли его скромность и уступчивость. Тяжущіеся въ свою очередь превозносили доброту Бирото, его стремленіе помирить стороны, и часто его выбирали посредникомъ въ спорахъ. Здравый смыслъ всегда подсказывалъ ему вѣрное рѣшеніе, и онъ прослылъ чуть не вторымъ Соломономъ. Въ судѣ Цезарь усвоилъ особую манеру говорить: онъ касался только общихъ мѣстъ и пересыпалъ свою рѣчь разными аксіомами и разсужденіями, которыя облекалъ въ красивыя фразы. Людямъ недалекимъ это казалось верхомъ краснорѣчія. Занятія въ судѣ отнимали у него столько времени, что жена принудила его, наконецъ, отказаться отъ этой почетной должности, которая вводила только въ убытокъ. Къ 1813 г. супруги Бирото сочли уже свое счастье вполнѣ обезпеченнымъ: ничто не грозило имъ больше въ будущемъ. У нихъ былъ тогда небольшой кругъ друзей, къ которому принадлежали слѣдующія лица: чета Рагонъ, бывшіе владѣльцы "Царицы Розъ", дядя Констанціи, Пильеро, нотаріусъ Рогенъ, москотильщики Матифа изъ улицы Ломбаръ, поставщики Бирото; Іосифъ Лёба, продавецъ суконъ, судья Попино, братъ г-жи Рагонъ; Шифревиль, изъ торговаго дома Протецъ и Шефревиль; супруги Кошэнъ, аббатъ Лоро, духовникъ и пастырь всего этого кружка, и еще нѣсколько человѣкъ. Несмотря на то, что Бирото слылъ роялистомъ, общественное мнѣніе было въ его пользу. Его считали чуть не милліонеромъ, хотя онъ имѣлъ только сто тысячъ франковъ наличными.

Правда, его изобрѣтеніе принесло ему громадные барыши, но постройки и фабрики поглотили много денегъ. Кромѣ того, Бирото проживали тысячъ двадцать въ годъ. Наконецъ, не мало затратъ требовало и воспитаніе ихъ единственной дочери Цезарины, которую они оба боготворили. Они не въ состояній были съ ней разстаться, и ни Цезарь, ни Констанція не жалѣли для нея денегъ. Представьте, какое наслажденіе испытывалъ Цезарь, самъ вышедшій изъ крестьянъ, когда его ненаглядная Цезарина исполняла на фортепіано сонату Штейбельта или пѣла какой-нибудь романсъ. Какъ пріятно ему было видѣть, что она правильно пишетъ на родномъ языкѣ, прекрасно рисуетъ и карандашемъ, s красками. Какое удовольствіе испытывалъ онъ, когда дочь читала ему произведенія лучшихъ французскихъ писателей и объясняла ихъ красоты. Что могло сравниться съ счастьемъ переживать опять свою молодость въ этомъ чудномъ, чистомъ созданіи, слѣдить съ страстной любовью за развитіемъ этого нѣжнаго цвѣтка? Какое наслажденіе было сознавать, что этотъ ангелъ -- родная дочь, которая никогда не станетъ ни презирать отца, ни смѣяться надъ его невѣжествомъ! Еще до прихода въ Парижъ Цезарь умѣлъ читать, писать и считать; этимъ и окончилось его образованіе: онъ былъ всегда такъ занятъ, что не могъ научиться ничему, кромѣ своего парфюмернаго дѣла. Живя постоянно съ людьми, которымъ литература и науки были совершенно чужды, которые знали только свою спеціальность, нашъ парфюмеръ сталъ тоже узкимъ практикомъ. Вращаясь въ средѣ парижскихъ буржуа, онъ усвоилъ ихъ языкъ, мнѣнія и предразсудки. А извѣстно, каковы мнѣнія и познанія этого круга. Парижскій буржуа восхищается, положимъ, Мольеромъ, Вольтеромъ, Руссо, но восхищается со словъ другихъ; самъ же только покупаетъ творенія великихъ писателей, но отнюдь не читаетъ ихъ. А какимъ глупостямъ способны вѣрить буржуа! Они убѣждены въ томъ, напримѣръ, что великій трагикъ Тальма ѣлъ сырое мясо, а m-lle Марсъ заказывала соусы изъ жемчуга, въ подражаніе одной знаменитой египетской актрисѣ; что императоръ въѣзжаетъ на лошади на лѣстницу Версальской оранжереи, и что у него карманы кожаные и набиты нюхательнымъ табакомъ. Астрономы, по ихъ мнѣнію, ѣдятъ пауковъ; писатели и артисты всегда умираютъ въ больницѣ, и всѣ они -- безбожники: надо бояться пускать ихъ въ домъ. Іосифъ Лёба съ ужасомъ говорилъ о томъ, что его сводная сестра Августина вышла замужъ за живописца Соммервье. Этихъ примѣровъ достаточно, чтобы получить понятіе объ умственномъ уровнѣ буржуа. Если бы какой-нибудь поэтъ прошелся по улицѣ Ломбардъ, то, вѣроятно, не разъ унесся бы мечтою въ Азію: то запахъ ветивера перенесъ бы его въ Индію, въ каравансарай, и воображенію предстали бы прекрасныя танцовщицы; то блескъ кошенили или слоновой кости напомнилъ бы о браминахъ, о ихъ религіи и поэмахъ, вызывая цѣлый рядъ дивныхъ образовъ. Но мелкіе торговцы не поэты; они даже не знаютъ, гдѣ растутъ, откуда привозятся тѣ продукты, которыми наполнены ихъ лавки. Бирото, самъ парфюмеръ, не имѣлъ никакого понятія ни о химіи, ни объ естественной исторіи. Вотъ почему онъ смотрѣлъ на Воклэна, какъ на великаго человѣка, какъ на исключеніе среди смертныхъ. Самъ Бирото былъ твердо убѣжденъ, что алоэ и опіумъ можно найти только въ улицѣ Ломбаръ, что розовую воду не привозятъ изъ Константинополя, какъ говорятъ, а приготовляютъ въ Парижѣ, какъ и одеколонъ. По его мнѣнію, названія разныхъ мѣстностей выдумали торговцы, чтобы угодить французамъ, которымъ не нравится ничто свое. Для большаго успѣха и приходится французскимъ купцамъ выдавать свои изобрѣтенія за англійскія, въ Англіи же товары выдаютъ за французскіе. Несмотря на свое невѣжество, Цезарь не былъ ни глупцомъ, ни тупицей; честность же и доброта его могли только внушать къ нему уваженіе и заставляли забывать о недостаткѣ образованія. Постоянный успѣхъ во всемъ придалъ ему смѣлости, а въ Парижѣ увѣренность въ себѣ считается признакомъ ума и способностей. Узнавъ и оцѣнивъ Цезаря въ первые же три года замужества, Констанція постоянно трепетала за него. И немудрено: она была умна и дальновидна, легко подвергалась сомнѣніямъ и опасеніямъ; Цезарь же, честолюбивый и дѣятельный, имѣлъ успѣхъ, благодаря смѣлости и неслыханному счастью. Однако, въ душѣ парфюмеръ былъ болѣе трусливъ, чѣмъ жена, которая обладала мужествомъ и терпѣніемъ. Итакъ, малодушный и безхарактерный Бирото прослылъ мужественнымъ и рѣшительнымъ; вѣдь публика всегда судитъ по успѣху! Человѣкъ дюжинный, безъ образованія, безъ знаній, Цезарь никогда бы не выдвинулся, если бы его не одушевляла любовь къ женѣ, если бы онъ не умѣлъ обходиться съ людьми, не обладалъ внутренними достоинствами: справедливостью, истинно-христіанскою добротой, и т. п. Кромѣ Пильеро и судьи Попино, никто изъ того круга, къ которому принадлежалъ парфюмеръ, не могъ вѣрно судить о немъ: всѣ знали его слишкомъ мало. Притомъ же тѣ двадцать или тридцать друзей, которыхъ имѣлъ Цезарь, были не умнѣе его, говорили такія же глупости, повторяли однѣ и тѣ же фразы, и всѣ считали, что ихъ кружокъ выше другихъ изъ ихъ же среды. Жены ихъ щеголяли другъ передъ другомъ туалетами и пышными обѣдами, причемъ каждая считала долгомъ сказать что-нибудь дурное про своего мужа. Одна г-жа Бирото всегда отзывалась въ обществѣ съ уваженіемъ о своемъ супругѣ, что еще болѣе укрѣпляло хорошее мнѣніе о немъ. Конечно, Констанція знала, что мужъ ея не уменъ, но все же она питала къ нему уваженіе за то, что онъ нажилъ состояніе и пріобрѣлъ положеніе и почетъ, чѣмъ пользовалась и она. Подчасъ, однако, она задавала себѣ съ недоумѣніемъ вопросъ: "Да неужели же всѣ люди, которыхъ считаютъ выше другихъ, похожи въ дѣйствительности на Бирото?"

Начало 1814 г., столь рокового для императора Франціи, ознаменовалось въ домѣ Бирото двумя событіями, которыя во всякомъ другомъ семействѣ показались бы незначительными, но на Цезаря и его жену произвели впечатлѣніе. Дѣло въ томъ, что въ магазинъ Бирото поступилъ первымъ приказчикомъ молодой человѣкъ двадцати двухъ лѣтъ, по имени Фердинандъ Дю-Тилье. Онъ служилъ раньше въ другомъ парфюмерномъ магазинѣ; но такъ какъ ему не приходилось тамъ участвовать въ барышахъ, то онъ и рѣшилъ оставить мѣсто. Зная самого Бирото, а также его семейныя и торговыя дѣла, онъ пожелалъ поступить въ магазинъ "Царицы Розъ" и употребилъ все, что отъ него зависѣло, чтобы добиться этого. Дю-Тилье слылъ способнымъ малымъ, и потому Цезарь принялъ его, далъ тысячу франковъ жалованья и рѣшилъ сдѣлать его впослѣдствіи своимъ преемникомъ. Этому Дю-Тилье суждено было имѣть такое вліяніе на будущее семьи Бирото, что нелишнимъ будетъ сказать о немъ нѣсколько словъ. Въ первые годы своего пребыванія въ Парижѣ онъ не имѣлъ совсѣмъ фамиліи, а назывался просто Фердинандомъ. Кто былъ виновникомъ его рожденія -- неизвѣстно. Справки обнаружили только слѣдующіе факты. Въ 1793 г. одна бѣдная дѣвушка изъ мѣстечка Тилье, близъ Андели, разрѣшилась ночью въ саду священника и, оставивъ тамъ ребенка, пошла и утопилась. Добрый пастырь принялъ къ себѣ ребенка, далъ ему первое имя, попавшееся въ святцахъ, и сталъ воспитывать его, какъ сына. Но въ 1804 г. священникъ скончался, не оставивъ такихъ средствъ, которыя позволили бы мальчику продолжать и окончить образованіе. Фердинандъ попалъ въ Парижъ, и тамъ началась для него жизнь авантюриста... Вполнѣ отъ случая зависѣла его будущность: онъ могъ попасть и въ армію, и на скамью подсудимыхъ, и въ лавку купца, и на мѣсто лакея; могъ выйти въ люди и сложить голову на эшафотѣ. Странствуя, какъ Фигаро, Фердинандъ сталъ комми-вояжеромъ: онъ объѣздилъ вск" Францію, познакомился съ жизнью и людьми и возвратился, наконецъ, въ Парижъ съ твердымъ намѣреніемъ пробить себѣ дорогу во что бы то ни стало. Въ 1813 г. онъ нашелъ, наконецъ, необходимымъ пріобрѣсти бумаги, удостовѣряющія его личность, и вотъ онъ обратился съ прошеніемъ въ властямъ своей родины; оттуда, прислали въ парижскую мэрію его свидѣтельство о крещеніи. Тогда онъ выхлопоталъ еще, чтобъ ему позволили называться фамиліей Дю-Тилье, подъ которой онъ уже сталъ извѣстенъ въ коммерческомъ мірѣ. Не имѣя ни отца, ни матери, ни родныхъ, ни. покровителей, совершенно одинокій, Фердинандъ могъ пожаловаться на судьбу, какъ на злую мачиху. Неудивительно, что и самъ онъ сталъ относиться къ людямъ безъ жалости, безъ пощады. Некому было руководить имъ, и вотъ онъ поставилъ выше всего свой личный интересъ и добивался удачи въ жизни, не разбирая средствъ.

Вкрадчивыя манеры обличали въ немъ хитреца и сутягу: онъ не уступилъ бы ничего своего, ни самой малой крохи, но на чужое готовъ былъ предъявлять права, гдѣ только можно... И всегда, настойчивость и терпѣніе доставляли ему успѣхъ. Сверхъ того онъ былъ замѣчательно ловокъ и изворотливъ, подобно Мольеровскому Скапэну; такъ и чесались у него руки взять, что плохо лежитъ. Ко всѣмъ этимъ качествамъ присоединялись еще страстная жажда дѣятельности и умѣнье пользоваться людьми и обстоятельствами. Людей Дю-Тилье презиралъ, считая ихъ всѣхъ продажными; самъ же не задумывался надъ средствами для достиженія своей цѣли. Понятно, что онъ долженъ былъ рано или поздно добиться чего хотѣлъ: такому человѣку предстоитъ всегда либо острогъ, либо положеніе милліонера. Мстительный, скрытный, Фердинандъ быстро рѣшался на все, но глубину своихъ замысловъ онъ скрывалъ подъ внѣшнимъ легкомысліемъ и шутками. Простой приказчикъ-парфюмеръ, онъ былъ безгранично честолюбивъ; онъ рѣшилъ занятъ, положеніе въ обществѣ и поклялся не жениться до сорока лѣтъ.

И дѣйствительно, сдержалъ свое слово. Коснемся теперь наружности Дю-Тилье: это былъ высокій и стройный молодой человѣкъ; манеры его и обращеніе мѣнялись, смотря по тому, въ какомъ обществѣ ему приходилось быть. Лицо его съ перваго взгляда нравилось, но, приглядѣвшись внимательнѣе, можно было замѣтить на немъ подчасъ какое-то странное выраженіе, точно отпечатокъ внутренняго разлада, борьбы съ совѣстью. Глаза какого-то неопредѣленнаго цвѣта, съ металлическимъ блескомъ, бѣгали по сторонамъ, но если случалось, что онъ смотрѣлъ пристально, то взглядъ его вселялъ ужасъ. Черты лица обличали человѣка, у котораго родители стояли на разныхъ ступеняхъ соціальной лѣстницы: изящныя очертанія тонкихъ губъ могли быть унаслѣдованы только отъ аристократа; острый же загнутый носъ, почти черные волосы нелегка выпуклый лобъ указывали на происхожденіе изъ низшей среды. Голосъ вполнѣ гармонировалъ съ наружностью: онъ былъ глухой, точно у человѣка, уставшаго говорить. Таковъ былъ новый служащій въ магазинѣ Бирото.

Велико было изумленіе парфюмера, когда онъ узналъ, что его первый приказчикъ ведетъ знакомство съ банкирами и нотаріусами, ѣздитъ къ нимъ на балы. Всегда изящно одѣтый, и возвращается очень поздно домой. Это не понравилось Цезарю: по его понятьямъ, приказчики должны были заботиться объ исполненіи своихъ обязанностей и не искать знакомствъ внѣ своей среды. Цезарь обратилъ вниманіе и на нѣкоторыя мелочи: такъ онъ замѣтилъ, что Дю-Тилье носитъ очень тонкое бѣлье, имѣетъ визитныя карточки, на которыхъ его имя написано такъ, какъ принято у аристократовъ: Ф. Дю-Тилье. Парфюмеръ слегка упрекнулъ за это молодого человѣка. Надо замѣтить, что Фердинандъ поступилъ къ Бирото съ тайной цѣлью сыграть роль Тартюфа въ домѣ Оргона: съ первыхъ же дней онъ сталъ ухаживать за Констанціей, писалъ ей любовныя письма и старался склонить ее измѣнить мужу. Хозяина своего онъ быстро разгадалъ и судилъ о немъ такъ же вѣрно, какъ сама г-жа Бирото. Но эта послѣдняя не оправдала ожиданій Дю-Тилье: она почувствовала къ нему отвращеніе. Какъ ни былъ онъ скрытенъ и остороженъ, какъ ни обдумывалъ свои слова, все же онъ обнаружилъ передъ нею свои взгляды на жизнь и на людей. Понятно, что его цинизмъ привелъ въ ужасъ честную женщину, считавшую чуть не преступленіемъ малѣйшую несправедливость. Фердинандъ скоро понялъ, что Констанція презираетъ его, однако, нисколько не смутился. Онъ позволилъ себѣ даже излишнюю развязность съ нею, чтобы увѣрить другихъ въ своемъ успѣхѣ. Тогда г-жа Бирото, не объясняясь съ мужемъ, откровенно посовѣтовала ему уволить Дю-Тилье. Цезарь ничего не имѣлъ противъ этого: рѣшено было отпустить перваго приказчика. За три дня до увольненія Фердинанда, въ субботу Бирото произвелъ мѣсячную ревизію кассы и не досчитался трехъ тысячъ франковъ. Изумленію его не было границъ; но не потеря денегъ ужаснула его,-- ему непріятно было заподозрить своихъ приказчиковъ и прислугу. Кто изъ нихъ могъ взять деньги, и какимъ образомъ? Г-жа Бирото почти не отходила отъ кассы. Замѣнялъ ее, когда нужно, и велъ счета приказчикъ Попино, племянникъ Рагона; это былъ юноша девятнадцати лѣтъ, воплощенная честность. Итоги его вычисленій не сходились съ суммой, лежавшей въ кассѣ; ясно было, что покражу произвели послѣ мѣсячнаго баланса. Оба супруга рѣшили умолчать пока о потерѣ и наблюдать за всѣми въ домѣ. На слѣдующій день, въ воскресенье, у нихъ собрались близкіе знакомые. Во время игры въ карты нотаріусъ Рогенъ выложилъ на столъ старинные луидоры; совершенно такіе же получила нѣсколькими днями раньше Констанція отъ одной новобрачной, г-жи Д'Еспаръ.

-- Вы ограбили какую-то знатную фамилію,-- сказалъ со смѣхомъ парфюмеръ.

Рогенъ отвѣтилъ, что выигралъ эти деньги у Дю-Тилье, на вечерѣ у одного банкира. Приказчикъ подтвердилъ отвѣтъ нотаріуса, причемъ нисколько не покраснѣлъ. Бирото же весь вспыхнулъ. Когда гости разошлись, Фердинандъ хотѣлъ отправиться въ свою комнату, Бирото пригласилъ его въ магазинъ подъ предлогомъ поговорить о дѣлѣ.

-- Дю-Тилье,-- сказалъ честный парфюмеръ:-- у меня въ кассѣ не хватаетъ трехъ тысячъ франковъ; я не знаю, кого подозрѣвать. Этотъ случай со старинными луидорами сильно васъ компрометируетъ; поэтому я не хочу ложиться, пока мы не выяснимъ этого дѣла. Тутъ просто какое-нибудь недоразумѣніе. Не брали ли вы денегъ въ счетъ вашего жалованья?

Дю-Тилье сказалъ, что онъ дѣйствительно взялъ луидоры. Тогда парфюмеръ просмотрѣлъ въ свою главную книгу: оказалось, что деньги, взятыя первымъ приказчикомъ, не были нигдѣ записаны.

-- Я забылъ сказать Попино, чтобъ онъ записалъ взятую мной сумму,-- сказалъ Фердинандъ.-- Мнѣ было некогда!

-- Такъ, такъ!-- произнесъ Бирото, пораженный холодной безпечностью Дю-Тилье, который прекрасно зналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло.

Всю ночь парфюмеръ и его первый приказчикъ провѣряли и сличали книги, хотя почтенный торговецъ зналъ, что эти труды безполезны. Прохаживаясь взадъ и впередъ, Цезарь сунулъ въ кассу три банковыхъ билета, по тысячѣ франковъ каждый, и прижалъ ихъ въ стѣнкѣ ящика. Потомъ, усѣвшись, онъ притворился, что заснулъ отъ утомленія, и даже захрапѣлъ. Тогда Фердинандъ, который все видѣлъ и понялъ, докончилъ комедію: онъ разбудилъ хозяина и съ торжествомъ, съ напускной радостью объявилъ, что деньги нашлись въ кассѣ. На другое утро Бирото при всѣхъ служащихъ сдѣлалъ выговоръ женѣ и Попино за ихъ небрежность. Черезъ двѣ недѣли Фердинандъ Дю-Тилье перешелъ въ контору биржевого маклера. "Торговля не по мнѣ, говорилъ онъ уходя: я хочу изучать банковыя дѣла". Оставивъ мѣсто у Бирот о, Фердинандъ сталъ распускать слухи, будто Цезарь уволилъ его изъ ревности. Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. И вотъ однажды Дю-Тилье явился къ своему бывшему хозяину и попросилъ поручиться за него въ двадцати тысячахъ франковъ; эту сумму онъ занялъ, чтобы участвовать въ одномъ выгодномъ дѣлѣ, которое обѣщало его сильно подвинуть на пути къ богатству. Наглость Дю-Тилье такъ поразила Бирото, что онъ не могъ скрыть своего изумленія; тогда Фердинандъ нахмурившись спросилъ: "Вы, кажется, мнѣ не довѣряете?" Разговоръ этотъ происходилъ при Матифа и двухъ негоціантахъ, имѣвшихъ дѣла съ парфюмеромъ; они замѣтили его негодованіе, и Цезарь поспѣшилъ сдержать свой гнѣвъ въ ихъ присутствіи. У него мелькнула еще мысль: А, можетъ быть, Дю-Тилье сталъ честнымъ человѣкомъ? Вѣдь прежній проступокъ могъ быть вызванъ отчаяннымъ положеніемъ любовницы или большимъ проигрышемъ. Теперь молодой человѣкъ, вѣроятно, раскаивается; отказъ ему въ просьбѣ, публично выраженное недовѣріе къ нему со стороны человѣка, извѣстнаго своею честностью, можетъ только вернуть его на скользкій путь преступленій. Подъ вліяніемъ такой мысли Бирото, этотъ ангелъ во-плоти, взялъ перо и поставилъ свой бланкъ на векселяхъ Дю-Тилье. Мало того, онъ сказалъ еще, что охотно дѣлаетъ эту услугу человѣку, который былъ ему весьма полезенъ. Вся кровь однако, бросилась ему въ лицо, какъ онъ произнесъ эти лживыя и льстивыя слова. Дю-Тилье не выдержалъ взгляда Бирото, и съ этой минуты онъ почувствовалъ къ честному парфюмеру ту непримиримую ненависть, какую должны питать къ ангеламъ духи мрака и зла. Дѣла у Дю-Тилье шли хорошо. Какъ акробатъ ловко балансируетъ на туго натянутомъ канатѣ, такъ же искусно и Фердинандъ избѣгалъ неудачъ въ спекуляціяхъ; онъ умѣлъ казаться богатымъ, когда еще у него ничего не было. Вращался Дю-Тилье только въ средѣ финансовой аристократіи, людей, которые счастливо сочетали дѣла и удовольствія, и въ фойэ оперы кончали начатое на биржѣ. Такія знакомства Фердинандъ пріобрѣлъ, благодаря супругамъ Рогенъ, съ которыми онъ сошелся еще у Бирото; быстро и прочно сумѣлъ онъ утвердиться въ высшемъ финансовомъ кругу. Слѣдствіемъ успѣховъ Дю-Тилье явилось, наконецъ, и настоящее богатство. Никто не зналъ, откуда онъ бралъ громадныя суммы для оборотовъ, но такое счастье всѣ приписывали его уму и честности.

Наступила Реставрація. Вихрь политическихъ переворотовъ заставилъ Цезаря забыть о томъ, какъ поступилъ съ нимъ ДюТилье. Новыя почести выпали на долю Бирото: онъ былъ назначенъ батальоннымъ командиромъ въ національную гвардію, хотя не умѣлъ произнести ни одного слова команды. Въ 1815 г. Наполеонъ, вѣчный врагъ Бирото, отрѣшилъ его отъ этой должности. Въ эпоху Ста Дней Цезарь былъ бѣльмомъ на глазу у либераловъ, такъ какъ стоялъ за политическое спокойствіе, столь необходимое для успѣховъ торговли. Во вторую Реставрацію новое правительство должно было перемѣнить составъ членовъ муниципальнаго корпуса. Тогда назначили Бирото мэромъ; однако, парфюмеръ отказался отъ этой чести, по совѣту умной жены своей, и принялъ только должность помощника мэра (тутъ онъ былъ менѣе на виду). Такая скромность увеличила общее къ нему уваженіе и доставила ему дружбу новаго мэра, господина де-Ля-Бильярдьеръ. Этого послѣдняго Цезарь встрѣчалъ прежде въ магазинѣ "Царица Розъ", когда еще тамъ собирались приверженцы Бурбоновъ; поэтому, отказавшись быть мэромъ, онъ самъ указалъ префекту на Билярдьера, какъ на человѣка, достойнаго занять эту должность. Понятно, что господинъ и госпожа Бирото всегда получали приглашенія отъ мэра. Когда же возникъ вопросъ, кого изъ членовъ муниципальнаго корпуса натра дить орденомъ, Ля-Бильярдьеръ усиленно, сталъ хлопотать за Цезаря; онъ выставилъ на видъ его преданность Бурбонамъ, рану, полученную имъ при St.-Roch, и уваженіе, которымъ онъ пользовался вездѣ. Министерство, которому надо было привлечь на сторону Бурбоновъ выдающихся людей науки, искусствъ и торговли, представило Бирото къ ордену. Эта награда, въ связи съ блестящимъ положеніемъ парфюмера въ своемъ округѣ, ставила его въ исключительныя условія. Немудрено, что ему захотѣлось еще большаго, захотѣлось подняться въ высшіе слои парижской буржуазіи и распроститься съ парфюмерной торговлей. Но для этого нужны были большія средства, и Бирото рѣшилъ участвовать въ спекуляціи, предложенной Рогеномъ.

Цезарю было тогда сорокъ лѣтъ. Заботы и труды на фабрикѣ провели на лицѣ его нѣсколько преждевременныхъ морщинъ; въ длинныхъ густыхъ волосахъ проглянула уже сѣдина. Ясный, честный взглядъ голубыхъ глазъ гармонировалъ съ открытымъ лбомъ. Носъ, плоскій вверху и сильно раздутый внизу, сообщалъ физіономіи глупо-удивленный видъ уличнаго зѣваки. Толстыя, точно распухшія, губы и большой подбородокъ дополняли черты Бирото. На красномъ, почти багровомъ лицѣ его лежало выраженіе хитрости, всегда отличающей умнаго мужика. Крупные и сильные члены, широкая спина, большія ноги, обросшія волосами руки съ тупыми квадратными ногтями, все обличало крестьянина, все свидѣтельствовало о низкомъ происхожденіи. На губахъ Цезаря вѣчно играла та привѣтливая улыбка, съ какою купецъ встрѣчаетъ покупателя; но улыбка эта не имѣла ничего фальшиваго, она вполнѣ отражала внутреннее состояніе души Бирото: онъ всегда былъ доволенъ всѣмъ и всѣми. Только въ дѣлахъ коммерческихъ выказывалъ онъ недовѣрчивость, но стоило ему покинуть биржу или уйти изъ магазина,-- и онъ становился самымъ безхитростнымъ человѣкомъ. Комическая самоувѣренность, смѣсь тщеславія и добродушія, наивное преклоненіе предъ самимъ собою дѣлали его забавнымъ и подчасъ вызывали насмѣшливую улыбку у окружающихъ; не будь этого, Бирото подавлялъ бы своими достоинствами, былъ бы неизмѣримо выше другихъ. Во время разговора Цезарь держалъ обыкновенно руки за спиной. Если ему казалось, что онъ сострилъ или сказалъ что-нибудь лестное, онъ незамѣтно, въ два пріема, приподнимался на носки и затѣмъ сразу тяжело опускался, точно подчеркивалъ фразу. Въ пылу спора онъ иногда круто повертывался, дѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, точно отправляясь за помощью, и вдругъ, снова повернувшись, возвращался къ противнику. Рѣчей другихъ онъ никогда не прерывалъ, и часто ему приходилось страдать отъ такого строгаго соблюденія приличій: собесѣдники его перебивали другъ друга, а ему, бѣдняжкѣ, некогда было вставить слова; онъ обреченъ былъ на молчаніе. Въ дѣлахъ коммерческихъ у Бирото тоже были свои обычаи, которые многіе находили странными. Не получивъ, напримѣръ, въ срокъ по векселю, онъ предоставлялъ взыскивать по нему законнымъ властямъ. Если же должникъ объявлялъ себя несостоятельнымъ, то Цезарь немедленно прекращалъ дѣло и не являлся даже на собраніе кредиторовъ; векселя, однако, не уничтожалъ, а хранилъ у себя. Такой образъ дѣйствій онъ заимствовалъ у Рагона. Старикъ, умудренный опытомъ, считалъ тяжбы потерей времени и не разъ говорилъ Цезарю:

-- Если несостоятельный должникъ честный человѣкъ, онъ самъ безъ принужденія заплатитъ все, когда дѣла улучшатся. Если его постигло несчастье, грѣшно его мучить. Если же вы напали на плута, вамъ все равно ничего не получить. Наконецъ, если знаютъ, что вы -- человѣкъ строгій въ дѣлахъ, который не пойдетъ ни на какую сдѣлку, повѣрьте, всегда вамъ заплатятъ первому.

На дѣловое свиданіе Цезарь являлся всегда въ назначенный часъ и терпѣливо ждалъ десять минутъ; но больше онъ не дарилъ ни одной секунды и, какъ бы его ни просили остаться, уходилъ. Такая непреклонность заставляла быть аккуратными всѣхъ, кто имѣлъ съ нимъ дѣло, костюмъ Бирото вполнѣ соотвѣтствовалъ его наружности. Онъ носилъ черные шелковые чулки, башмаки съ лентами, которыя вѣчно развязывались, и синія панталоны. Двубортный жилетъ изъ бѣлаго пика низко спускался на брюшко, начинавшее уже принимать солидные размѣры. Галстухи Цезарь носилъ только бѣлые кисейные, вышитые женой или дочерью; другихъ бы онъ не надѣлъ ни за что въ мірѣ. Просторный сюртукъ оливковаго цвѣта и шляпа съ широкими полями придавали ему видъ квакера. Для пріема гостей въ воскресные дни Цезарь принаряжался: онъ надѣвалъ башмаки съ золотыми пряжками, шелковыя панталоны, коричневый фракъ съ длинными фалдами, и выпускалъ жабо, все въ складкахъ. На неизмѣнномъ двубортномъ жилетѣ красовались въ такихъ случаяхъ двѣ цѣпочки для часовъ.

Таковъ былъ Цезарь Бирото, человѣкъ достойный во всѣхъ отношеніяхъ. Судьба отказала ему только въ способности понимать связь между политической жизнью и жизнью отдѣльной личности,-- и потому онъ слѣдовалъ всегда рутинѣ; всѣ его убѣжденія были ему навѣяны, и онъ ихъ примѣнялъ, ни разу не подвергнувъ ихъ критикѣ. Но если онъ не обладалъ умомъ, зато имѣлъ доброе и чистое сердце. Это сердце билось только для двухъ существъ -- для жены и дочери, которыхъ онъ страстно любилъ. Любовь къ нимъ была свѣточемъ его жизни и главнымъ источникомъ его честолюбія.

Женѣ Цезаря было тридцать семь лѣтъ. Въ описываемую нами эпоху это была воплощенная Венера Милосская. Но нѣсколько мѣсяцевъ спустя горе сразу измѣнило ее: лицо ослѣпительной бѣлизны поблекло, чудные глаза ввалились, и темная синева окружила ихъ. И все-таки Констанція осталась красивой женщиной, только красота ея приняла иной характеръ: кроткій и грустный взглядъ, отпечатокъ чистоты и скромности на лицѣ, все придавало ей сходство съ мадонной старыхъ картинъ; своей пышной красотой ей суждено было блеснуть въ послѣдній разъ на томъ именно балѣ, о которомъ такъ мечталъ Цезарь.

Въ жизни каждаго человѣка бываетъ періодъ, когда всѣ его силы достигаютъ наибольшаго развитія, всѣ способности развертываются въ полномъ блескѣ. Это время является настоящими полднемъ жизни; послѣ него существованіе склоняется уже къ закату. Такой моментъ яркаго расцвѣта передъ началомъ увяданія наступаетъ не только въ жизни человѣка, но и въ жизни цѣлаго народа, всякаго города, учрежденія, даже въ развитіи той или другой идеи. Все здѣсь на землѣ рождается, постепенно достигаетъ апогея развитія и затѣмъ уже клонится къ упадку. Этотъ законъ настолько всесиленъ, что даже сама смерть подчиняется ему: развѣ мы не видимъ, что эпидеміи медленно разростаются, утихаютъ, вновь разгораются съ особой энергіей и затѣмъ исчезаютъ? Сама наша земля -- не болѣе, какъ ракета, которая вспыхнула, чтобы погаснуть. Тѣмъ болѣе ненадежно величіе человѣка: историческіе примѣры ясно доказываютъ это. Какимъ предостереженіемъ они должны бы были служить! И однако, ни завоеватели, ни артисты, ни женщины, ни писатели не хотятъ понимать уроковъ прошлаго.

Цезарь Бирото уже достигъ вершины своего счастья и славы и, однако, ошибочно думалъ, что еще большее ждетъ его впереди. Онъ не зналъ исторіи, на страницахъ которой повѣствуется о паденіи столькихъ династій, государствъ, великихъ людей... А сколько еще памятниковъ свидѣтельствуютъ о томъ же! Прошлое постоянно говоритъ людямъ, что всѣ ихъ мечты уничтожитъ рано или поздно рука неумолимой судьбы.

Послѣ приведеннаго разговора съ женой Цезарь рѣшилъ пораньше встать и покончить задуманное дѣло, боясь новыхъ возраженій со стороны Констанціи. Къ счастью, ему удалось рано проснуться; осторожно, чтобы не разбудить жены, покинулъ онъ спальню, живо одѣлся и спустился въ магазинъ. Тамъ онъ засталъ только мальчика, отворявшаго ставни; приказчиковъ еще не было ни одного. Бирото, поджидая ихъ, всталъ въ дверяхъ магазина и принялся смотрѣть, какъ Para (такъ звали мальчика) справлялся съ своимъ дѣломъ. Когда-то и самому Цезарю приходилось исправлять такую же обязанность! Наконецъ, показался кассиръ Ансельмъ.

-- Попино,-- крикнулъ ему хозяинъ,-- попроси сюда Целестина, а самъ поди одѣнься: мы отправимся съ тобой въ Тюльери, потолкуемъ кое о чемъ.

Попино, славный малый, представлявшій полную противоположность Дю-Тилье, играетъ также не малую роль въ нашемъ разсказѣ; скажемъ о немъ нѣсколько, словъ. Г-жа Рагонъ была урожденная Попино. Она имѣла двухъ братьевъ. Младшій изъ нихъ былъ членомъ окружнаго суда въ Сенскомъ департаментѣ. Старшій братъ занялся торговлей, разорился на ней и скончался, оставивъ круглымъ сиротою единственнаго сына Ансельма. Матери мальчикъ лишился гораздо раньше: она умерла въ родахъ. Сироту взяли на свое попеченіе его тетка и бездѣтный дядя -- судья. Г-жа Рагонъ доставила племяннику мѣсто въ магазинѣ Бирото; она надѣялась, что со временемъ Ансельмъ станетъ преемникомъ Цезаря. Попино былъ небольшого роста и хромой; зато онъ могъ утѣшаться мыслью, что этимъ же недостаткомъ страдали такіе великіе люди, какъ лордъ Байронъ, Талейранъ и Вальтеръ Скоттъ. Лицо Ансельма было испещрено веснушками; огненно-рыжіе волосы обрамляли бѣлый, чистый лобъ. Сѣрые глаза и красиво очерченный ротъ производили пріятное впечатлѣніе. Отъ всего существа его вѣяло цѣломудріемъ, скромностью, робостью, и это особенно влекло къ нему: онъ возбуждалъ симпатію. Никто не называлъ его иначе, какъ "маленькій Попино". Ансельмъ воспитывался въ семьѣ глубоко религіозной, всѣ члены которой вели примѣрную жизнь и отличались добродѣтелями. Не мудрено, что и онъ выросъ скромнымъ, стыдливымъ, кроткимъ, какъ агнецъ, неутомимымъ въ работѣ; онъ былъ готовъ для своихъ на всякія жертвы, довольствовался малымъ, однимъ словомъ, былъ истымъ христіаниномъ первыхъ вѣковъ.

Велико было удивленіе Ансельма, когда Бирото позвалъ его прогуляться въ Тюльери; первой мыслью его было, что хозяинъ задумалъ его пристроить. Тутъ Попино вспомнилъ о Цезаринѣ, этой настоящей царицѣ розъ, въ которую онъ влюбился съ перваго же взгляда, и его охватило такое волненіе, что онъ даже пріостановился на лѣстницѣ: сердце у него усиленно билось, въ вискахъ стучало. Оправившись, Ансельмъ позвалъ главнаго приказчика Целестина, и оба спустились въ магазинъ. Тогда Бирото вышелъ съ Ансельмомъ, и они направились по дорогѣ въ Тюльери. Шли они молча: каждый былъ занятъ своими мыслями. Попино, юноша двадцати одного года, думалъ, конечно, о Цезаринѣ. Онъ постоянно мечталъ о бракѣ съ нею, хотя самъ подчасъ считалъ эти мечты безуміемъ: красота молодой дѣвушки и богатство парфюмера являлись въ его глазахъ непреодолимымъ препятствіемъ. Но какой же влюбленный не уповаетъ безъ конца? Чѣмъ несбыточнѣе, чѣмъ безумнѣе его надежды, тѣмъ болѣе онъ имъ вѣритъ. Ансельмъ, несмотря на свои сомнѣнія, безпокойство и боязнь, не разставался съ своей завѣтной мечтою; теперь же онъ былъ счастливъ и тѣмъ, что каждый день обѣдалъ съ Цезариной. Обязанности свои у Бирото онъ исполнялъ съ необыкновеннымъ усердіемъ, никакая работа не казалась ему тяжелой и никогда онъ не зналъ устали: трудиться для Цезарины было наслажденіемъ для него. Бирото видѣлъ усердіе Ансельма, находилъ его способнымъ малымъ и не разъ говорилъ г-жѣ Рагонъ:

-- Помяните мое слово, быть ему негоціантомъ! Онъ выйдетъ въ люди.

У Попино явились еще большія препятствія къ достиженію завѣтной цѣли. На Цезарину имѣлъ виды первый клеркъ Рогена, Александръ Крота; онъ былъ сынъ богатаго фермера, и Бирото поощрялъ его намѣренія. Кромѣ того, Ансельмъ терзался мыслью, что между нимъ и Цезариной разверзлась еще большая пропасть, такъ какъ Рагоны потеряли состояніе и ничего не могли ему оставить. Послѣднее время бѣдный сирота самъ приносилъ имъ посильную помощь, отдавая все свое скудное жалованье. И, однако, несмотря на всѣ преграды, Попино надѣялся еще на успѣхъ! Ему удалось нѣсколько разъ уловить взглядъ Цезарины, устремленный на него; въ глубинѣ ея чудныхъ глазъ таилось нѣчто, позволявшее ему питать надежду. И вотъ онъ шелъ около Бирото, дрожа отъ волненія, весь охваченный мгновенно возродившейся надеждой; то же испыталъ бы на его мѣстѣ каждый юноша, у котораго вся жизнь впереди.

-- Попино,-- сказалъ, наконецъ, парфюмеръ,-- хороши ли обстоятельства у твоей тетки?

-- Да, хозяинъ.

-- Однако, въ послѣднее время она какъ будто озабочена. Все ли у нихъ ладно? Ты, милый, не бойся сказать мнѣ правду, вѣдь я почти родной Рагонамъ. Двадцать пять лѣтъ я друженъ съ твоимъ дядей. Я поступилъ къ нему въ домъ прямо изъ деревни, пришелъ въ грубыхъ башмакахъ, съ однимъ луидоромъ въ карманѣ. Этотъ луидоръ дала мнѣ моя крестная мать, покойная маркиза Дюксель, родственница герцога и герцогини де-Лёнонкуръ... Они теперь много закупаютъ у меня. Каждое воскресенье я молюсь за нее и всю ея семью. Ея племянница, г-жа де-Монсофъ, тоже выписываетъ у меня всѣ парфюмерные товары. Много я получилъ черезъ нихъ покупателей, которые берутъ у меня товары на тысячу франковъ въ годъ и больше. За одно ужъ это надо быть благодарнымъ. А тебѣ я желаю добра отъ души, безъ всякой задней мысли.

-- О, хозяинъ, не у всякаго на плечахъ такая голова, какъ у васъ!

-- Не въ головѣ дѣло, мой милый. Я не говорю, что моя хуже другихъ; но я бралъ честностью, хорошимъ поведеніемъ... И притомъ я не любилъ ни одной женщины, кромѣ своей жены... А любовь -- большая сила!

-- Любовь!-- повторилъ Попино.-- О, хозяинъ, неужели вы...

-- Вотъ тебѣ разъ! Рогенъ идетъ откуда-то пѣшкомъ въ такую рань. Что бы это значило?-- сказалъ Цезарь, мгновенно забывъ объ Ансельмѣ Попино и объ орѣховомъ маслѣ. Въ головѣ его пронеслись предположенія жены, и вмѣсто того, чтобы войти въ садъ Тюльери, Бирото пошелъ навстрѣчу нотаріусу. Ансельмъ, удивленный этимъ, послѣдовалъ за хозяиномъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ него. Юноша былъ невыразимо счастливъ: его сильно ободрили разсказы Цезаря о своемъ прошломъ и его слова о любви.

Рогенъ, высокій и полный человѣкъ, съ угреватымъ лицомъ и черными волосами, былъ когда-то недуренъ. Онъ не лишенъ былъ предпріимчивости и смѣлости, и потому изъ мелкаго клерка сумѣлъ сдѣлаться нотаріусомъ. Въ эпоху, о которой говорится, лицо Рогена носило явные слѣды разгульной жизни. Никогда человѣкъ не можетъ безнаказанно погружаться въ грязь разврата: эта грязь оставляетъ знаки, которые выдаютъ развратника. Рогена обличали преждевременныя морщины и неестественный румянецъ, не походившій на краску здоровья у людей воздержныхъ. Носъ его былъ испорченъ болѣзнью; чтобы скрыть ея непріятныя послѣдствія, Рогенъ употреблялъ нюхательный табакъ. Но пользы это не приносило, и недугъ нотаріуса явился главною причиной его несчастій.

Какъ ошибочно, однако, судятъ о мужчинахъ! Какъ мало знаютъ истинныя причины ихъ непостоянства! Одной изъ главныхъ является болѣзнь. Разрушая тѣло, она дурно дѣйствуетъ и на нравственную сторону человѣка, а слѣдовательно имѣетъ вліяніе и на событія его жизни. Романистамъ слѣдовало бы обратить на это вниманіе.

Г-жа Бирото вѣрно отгадала тайну супружеской жизни четы Рогенъ. Съ первой же брачной ночи очаровательная дочь банкира Шеврель, его единственное дитя, почувствовала къ своему супругу непреодолимое отвращеніе и рѣшила немедленно требовать развода. Рогенъ не хотѣлъ, конечно, разставаться съ женой, которая принесла ему 500 тысячъ франковъ, кромѣ надеждъ въ будущемъ. И вотъ онъ рѣшился пойти на всякія уступки, чтобы только удержать жену: онъ предоставилъ ей полную свободу въ ихъ интимной жизни. Съ той поры госпожа Рогенъ вела себя съ мужемъ, какъ куртизанка со старикомъ-любовникомъ. Конечно, нотаріусъ нашелъ, что жена ему не по карману: какъ большинство мужей-парижанъ, онъ завелъ вторую семью. Сначала эта затѣя обходилась недорого. Рогенъ сталкивался съ гризетками, которыя были счастливы его покровительствомъ и не предъявляли большихъ требованій. Но послѣдніе три года онъ сталъ жертвою той неукротимой страсти, какая часто охватываетъ и порабощаетъ стариковъ; предметомъ его страсти сдѣлалась красавица, которую въ полусвѣтѣ называли прекрасной голландкой. Ее привезъ когда-то изъ Брюгге одинъ изъ кліентовъ Рогена. Въ 1815 г. онъ былъ вынужденъ покинуть Парижъ и уступилъ свою любовницу Рогену. Нотаріусъ купилъ для нея небольшой домъ близъ Елисейскихъ Полей, завелъ роскошную обстановку и съ этой поры не переставалъ тратиться на голландку: онъ исполнялъ всѣ ея прихоти, и мотовство ея вскорѣ поглотило все его состояніе.

Мрачное выраженіе на лицѣ Рогена исчезло, едва онъ увидѣлъ Бирото. Разгадку такой перемѣны намъ дадутъ событія прошлаго; они же выяснятъ, почему такъ скоро разбогатѣлъ Дю-Тилье. Поступивъ къ Бирото, Дю-Тилье имѣлъ въ виду не столько связь съ Констанціей, сколько бракъ съ Цезариной. Но, узнавъ, что отецъ ея не такой богачъ, какимъ онъ его считалъ, Фердинандъ быстро измѣнилъ свои планы и обратилъ взоры въ другую сторону. Въ первое же воскресенье въ домѣ Цезаря онъ познакомился съ че тою Рогенъ и замѣтилъ странныя отношенія между супругами. Дю-Тилье вкрался въ довѣріе нотаріуса, сталъ слѣдить за нимъ, познакомился съ прекрасной голландкой и узналъ, что та пригрозила Рогену бросить его, если онъ не въ состояніи окружать ее роскошью.

Прекрасная голландка принадлежала къ тѣмъ безумнымъ женщинамъ, которымъ все равно откуда достаютъ имъ средства; принеси имъ деньги отцеубійца, и онѣ не поколеблются ихъ взять и устроить пиръ. Любовница Рогена никогда не задумывалась надъ прошлымъ и не заглядывала въ будущее. Будущимъ для нея являлся только вечеръ наступившаго дня; конецъ же мѣсяца представлялся гдѣ-то въ вѣчности. Эту женщину Дю-Тилье рѣшилъ сдѣлать однимъ изъ орудій своихъ замысловъ. И вотъ онъ добился того, что она согласилась дарить Рогена своею благосклонностью не за пятьдесятъ, а за тридцать тысячъ франковъ въ годъ. Такой услуги влюбленные старики не забываютъ. Довѣріе Рогена къ Дю-Тилье возросло, и однажды, послѣ ужина съ обильнымъ количествомъ винъ нотаріусъ признался Фердинанду въ своемъ бѣдственномъ финансовомъ положеніи. У него не было уже состоянія, и страсть заставила его пойти на преступленіе: онъ растратилъ больше половины денегъ, довѣренныхъ ему кліентами. Когда будетъ растрачено и остальное, придется пустить пулю въ лобъ. Тутъ въ головѣ Дю-Тилье возникъ мгновенно планъ быстраго обогащенія. Онъ поспѣшилъ успокоить Рогена.

-- Такому человѣку, какъ вы, нечего приходить въ отчаяніе,-- сказалъ онъ.-- Разъ вы уже пошли на рискъ, надо идти впередъ и дѣйствовать смѣло. Дю-Тилье уговорилъ Рогена довѣрить ему значительную сумму съ тѣмъ, чтобы начать игру на биржѣ или принять участіе въ какой-нибудь спекуляціи. Въ случаѣ успѣха Фердинандъ совѣтовалъ Рогену открыть, въ компаніи съ нимъ, банкирскую контору; тогда будутъ средства у нихъ обоихъ. Если же игра будетъ неудачна, можно вмѣсто самоубійства оставить только отечество и устроиться въ чужихъ краяхъ. Планъ Фердинанда показался нотаріусу якоремъ спасенія; между тѣмъ въ дѣйствительности Дю-Тилье накинулъ ему петлю на шею.

Узнавъ тайну Рогена, Дю-Тилье воспользовался ею, чтобы забрать въ руки не только самого нотаріуса, но и жену его, и любовницу. Онъ предупредилъ госпожу Рогенъ о скоромъ разореніи ея супруга и вызвался ей помочь въ несчастіи. Прекрасную голландку онъ безъ труда уговорилъ играть на биржѣ, чтобы имѣть что-нибудь на черный день и не прибѣгать въ будущемъ въ проституціи. Жена нотаріуса ликвидировала свои личныя дѣла, собрала небольшой капиталъ и передала его Дю-Тидье, котораго успѣла уже страстно полюбить. Отъ самого Рогена Фердинандъ получилъ сто тысячъ франковъ. Тогда онъ оставилъ мѣсто у Бирото и началъ играть на биржѣ за троихъ своихъ довѣрителей; отъ каждаго изъ нихъ онъ получалъ извѣстную часть барыша. Ее этого было мало Дю-Тилье: онъ повелъ игру и за себя лично; тогда все, что проигрывали его кліенты, выигрывалъ онъ самъ. Такимъ образомъ въ короткое время онъ пріобрѣлъ пятьдесятъ тысячъ франковъ. Во время политическихъ переворотовъ во Франціи Фердинандъ увеличилъ свое состояніе, такъ какъ предугадывалъ событія: такъ онъ игралъ на пониженіе во время войнъ Наполеона,-- и на повышеніе по возвращеніи Бурбоновъ. Черезъ два мѣсяца по восшествіи на престолъ Людовика XVIII, г-жа Рогенъ имѣла уже двѣсти тысячъ франковъ, а Дю-Тилье -- сто тысячъ экю. Дѣла нотаріуса тоже поправились. Прекрасная же голландка безумно тратила деньги: она сама стала жертвой гнуснаго паразита, Максима-де-Трай, бывшаго пажа императора. Дю-Тилье, составляя актъ для голландки, узналъ, наконецъ, ее настоящее имя: звали ее Сарой Гобсекъ. Фердинандъ слыхалъ о ростовщикѣ того же имени и отправился къ нему, чтобы узнать, не родственникъ ли онъ Сарѣ и не ссудитъ ли ее деньгами. Ростовщикъ, дѣйствительно родственникъ голландки, оказался безжалостенъ къ ней; но Дю-Тилье, выдавшій себя за банкира Сары, имѣющаго деньги для оборотовъ, понравился старику. Родственныя натуры чуютъ другъ друга. Гобсеку нуженъ былъ ловкій молодой человѣкъ, которому онъ могъ бы поручить одно дѣльце за границей. Одинъ изъ членовъ государственнаго совѣта, желая имѣть значеніе при дворѣ Бурбоновъ, рѣшилъ скупить векселя принцевъ, выданные ими во время изгнанія въ Германіи. Эта коммерческая. операція имѣла для него самого только политическое значеніе, и потому всѣ барыши отъ нея онъ предлагалъ тому, кто дастъ ему деньги для выкупа долговыхъ обязательствъ. Гобсекъ рѣшилъ принять участіе въ этомъ дѣлѣ и отыскивалъ только свѣдущаго человѣка, который могъ бы за него поѣхать и оцѣнить векселя. Дю-Тилье показался старику подходящимъ для его плановъ человѣкомъ. Но ростовщики, какъ извѣстно, никому не довѣряютъ, они требуютъ гарантіи: Дю-Тилье представилъ денежный залогъ, но зато выговорилъ себѣ извѣстный процентъ и, кромѣ того, просилъ, чтобы его деньги были пущены въ оборотъ. Затѣмъ онъ отправился съ господиномъ Клементомъ Шардэнъ-де-Люпо въ Германію, гдѣ провелъ всю эпоху Ста Дней; вернулся онъ только во вторую Реставрацію. Путешествіе это было выгодно для Дю-Тилье: онъ увеличилъ свое состояніе и пріобрѣлъ довѣріе и дружбу Гобсека, который посвятилъ его въ тайны высшей политики. Возвращенія Фердинанда ждала съ нетерпѣніемъ госпожа Рогенъ, которая оставалась ему вѣрна. Бѣдный нотаріусъ тоже не могъ дождаться Дю-Тилье, такъ какъ вновь былъ разоренъ прекрасной голландкой. Дю-Тилье подвергъ красавицу допросу и открылъ, наконецъ, тайну, которую она такъ долго и тщательно скрывала отъ него: она была безумно влюблена въ Максима де-Трай, негодяя, кутилу и страстнаго игрока. Тутъ только понялъ Фердинандъ, почему Гобсекъ былъ такъ безжалостенъ къ своей родственницѣ. Принявъ все къ свѣдѣнію, Дю-Тилье, ставшій уже банкиромъ, посовѣтовалъ Рогену серьезно подумать о будущемъ, затѣять новую спекуляцію и вовлечь въ нее самыхъ богатыхъ своихъ кліентовъ, такъ какъ игра на биржѣ была неудачна для нотаріуса (она обогатила только Дю-Тилье и госпожу Рогенъ) и такъ какъ не сегодня -- завтра должно было наступить банкротство, то Рогенъ согласился послѣдовать совѣту своего лучшаго друга. Тогда Фердинандъ указалъ на земли близъ Маделэнъ, какъ на предметъ выгодной спекуляціи. Желая погубить Бирото, Дю-Тюлье посовѣтовалъ Рогену заманить въ свои сѣти близкихъ знакомыхъ и друзей.-- Съ ними меньше подвергаешься опасности,-- говорилъ онъ.-- Друзья, даже въ гнѣвѣ, пощадятъ васъ. Немногимъ извѣстно, какъ мало стоила въ то время сажень земли близъ Маделэнъ, но эти участки должны были сильно подняться въ цѣнѣ. Дю-Тилье захотѣлъ извлечь изъ этой комбинаціи выгоду для себя, не подвергаясь, однако, риску спекуляціи; онъ рѣшилъ загребать жаръ чужими руками. Въ такихъ случаяхъ люди, подобные Гобсеку, хищные ростовщики и банкиры, помогаютъ другъ другу; но Дю-Тилье ни съ кѣмъ изъ нихъ не былъ настолько близокъ, чтобы просить поддержки. Притомъ же, онъ хотѣлъ скрыть свое участіе въ дѣлѣ; при этихъ только условіяхъ онъ могъ безнаказанно воспользоваться плодами воровства и не навлечь на себя стыда и поношенія. Для выполненія своихъ плановъ Дю-Тилье нуждался въ человѣкѣ, который былъ бы послушнымъ орудіемъ въ его рукахъ; подходящимъ для такой роли показался ему одинъ изъ бывшихъ его товарищей, комми-вояжеръ Карлъ Клапаронъ. Это былъ человѣкъ безъ всякихъ способностей; но зато онъ понималъ, чего отъ него требуютъ, умѣлъ хранить ввѣренную ему тайну и готовъ былъ пожертвовать даже честью для своего довѣрителя. Этого-то бѣдняка, не имѣвшаго ни копѣйки за душой, Дю-Тилье сдѣлалъ банкиромъ, которому пришлось вести обширныя дѣла. Клапаронъ прекрасно зналъ, что именно ему придется расплачиваться за спекуляціи дю-Тилье. Но для бѣдняка, не имѣвшаго ничего ни въ настоящемъ, ни въ будущемъ, барыши, обѣщанные Фердинандомъ въ каждомъ изъ дѣлъ, казались столь заманчивыми, что онъ закрылъ глаза на все остальное и продалъ свою честь. Онъ всегда былъ преданъ Дю-Тилье; эта преданность еще больше возросла, когда онъ увидѣлъ, какъ осмотрительно тотъ дѣйствуетъ. Кончилось тѣмъ, что Клапаронъ привязался въ бывшему товарищу, какъ собака къ своему хозяину. Въ предстоявшей спекуляціи на земли, Клапаронъ доложенъ былъ явиться покупателемъ участковъ близъ Маделэнъ, наравнѣ съ Цезаремъ Бирото; векселя этого послѣдняго долженъ былъ получить также Клапаронъ. Такимъ образомъ Дю-Тилье получалъ возможность довести парфюмера до банкротства, лишивъ его предварительно наличныхъ денегъ. На эти деньги Фердинандъ и его сообщники намѣревались купить землю за половину ея цѣны. Нотаріусъ участвовалъ въ этомъ заговорѣ, такъ какъ разсчитывалъ получить немалую часть добычи; но Дю-Тилье, которому Рогенъ слѣпо вѣрилъ, захватилъ себѣ, разумѣется, львиную долю. Преслѣдовать его за это судомъ нотаріусъ не могъ; и вотъ пришлось ему покинуть отечество и довольствоваться ничтожными подачками, которыя Фердинандъ высылалъ ему иногда въ Швейцарію. Адскій замыселъ Дю-Тилье былъ порожденъ его ненавистью къ Бирото. Ненависть безъ желанія мщенія подобна сѣмени, упавшему на гранитъ; но далеко не безплодна она, если соединена съ жаждой мести. А Дю-Тилье поклялся отомстить Цезарю. Это было вполнѣ естественно: вѣдь парфюмеръ одинъ во всемъ Парижѣ зналъ о воровствѣ, совершонномъ Фердинандомъ. Развѣ могъ послѣдній не желать его уничтоженія? Не смѣя, однако, пойти на убійство, онъ рѣшилъ втоптать врага въ грязь, чтобы тотъ не могъ повредить ему. Долго зрѣлъ замыселъ Дю-Тюлье, не принося плода: другія заботы отвлекали вниманіе Фердинанда. Среди шума и суеты столичной жизни трудно сосредоточиться на чемъ-нибудь одномъ, но зато случайности этой кипучей жизни всегда помогутъ человѣку ловкому достичь своей цѣли. Умѣй только ими пользоваться! Дю-Тилье сумѣлъ не пропустить перваго же случая, давшаго возможность разорить Цезаря: исповѣдь Рогена навела Фердинанда впервые на мысль, какъ именно привести свой замыселъ въ исполненіе.

Между тѣмъ нотаріусъ наслаждался послѣдними каплями изъ чаши блаженства: каждый вечеръ онъ отправлялся къ прекрасной голландкѣ и только утромъ возвращался домой. Такимъ образомъ подозрѣнія г-жи Бирото были совершенно справедливы. Стоитъ только человѣку взяться за такую низкую роль, какую игралъ Рогенъ, и онъ превзойдетъ въ искусствѣ притворяться самаго опытнаго актера; онъ становится зоркимъ, проницательнымъ и умѣетъ усыпить подозрѣніе своей жертвы. Нотаріусъ увидѣлъ Бирото гораздо раньше, чѣмъ самъ былъ замѣченъ парфюмеромъ, и едва тотъ кинулъ на него взглядъ, Рогенъ уже издали поклонился ему.

-- Я возвращаюсь отъ одного знатнаго лица,-- сказалъ онъ, подойдя въ Цезарю,-- бѣдняга лежитъ на смертномъ одрѣ и пожелалъ сдѣлать духовное завѣщаніе. Только со мной обошлись, какъ съ деревенскимъ лекаремъ: прислали-то за иной карету, а назадъ отпустили пѣшкомъ.

Эти слова разсѣяли легкое облачко сомнѣній, которое омрачило вначалѣ чело Бирото и не ускользнуло отъ взгляда Рогена; нотаріусъ рѣшилъ, что не начнетъ первый говорить о затѣянной спекуляціи.

-- Послѣ духовнаго завѣщанія,-- брачный контрактъ,-- сказалъ Бирото,-- вотъ она, жизнь! Кстати, когда же, батенька, будетъ нашъ сговоръ съ Маделэнъ? Хе, хе! Ловко сказано!-- прибавилъ онъ, слегка хлопнувъ Рогена по животу.

Въ мужской компаніи самый скромный буржуа желаетъ казаться игривымъ.

-- Если мы не порѣшимъ сегодня же,-- отвѣтилъ нотаріусъ,-- то у насъ ничего не выйдетъ. Боюсь, что наше дѣло огласится. Меня и то одолѣваютъ двое изъ моихъ кліентовъ, оба богачи, непремѣнно хотятъ они участвовать въ нашей спекуляціи. Значитъ, теперь или никогда! Сегодня послѣ полудня у меня будутъ уже готовы всѣ документы, и мы покончимъ это дѣло. Однако, до свиданія! Мнѣ еще надо просмотрѣть черновые отчеты, составленные Ксандро сегодня ночью.

-- Ну, такъ по рукамъ! Я согласенъ,-- сказалъ Бирото, прощаясь съ нотаріусомъ.-- Возьмите сто тысячъ франковъ, которые я отложилъ въ приданое дочери.

-- Хорошо!-- отвѣтилъ Рогенъ, уходя.

Возвращаясь къ маленькому Попино, Бирото почувствовалъ на мигъ какое-то стѣсненіе въ груди; его кинуло въ жаръ, въ ушахъ зашумѣло.

-- Что съ вами, хозяинъ?-- спросилъ Попино, замѣтивъ внезапную блѣдность Цезаря.

-- Ничего, мой милый! Я сейчасъ порѣшилъ одно важное дѣло, а въ такихъ случаяхъ хоть кого въ потъ броситъ! Кстати, это дѣло и тебя касается. Я нарочно привелъ тебя сюда, чтобы потолковать безъ помѣхи, здѣсь насъ никто не услышитъ. Твоя тетка въ очень затруднительныхъ обстоятельствахъ, неправда ли? Куда же дѣвались ея деньги?

-- Видите ли, хозяинъ, дядюшка и тетушка положили всѣ свои деньги въ контору Нюсингена. Банкиръ этотъ прогорѣлъ и въ уплату кліентамъ предложилъ акціи Ворчинскихъ рудниковъ. Къ несчастью, эти акціи все еще не даютъ дивиденда... А старикамъ тяжело жить однѣми надеждами.

-- Чѣмъ же они живутъ?

-- Мнѣ выпало счастье содержать ихъ на свое жалованье.

-- Прекрасно, Ансельмъ, прекрасно!-- сказалъ парфюмеръ, у котораго навернулись слезы на глазахъ.-- Ты славный малый!.. Недаромъ у меня сердце лежитъ къ тебѣ. Ты и не ожидаешь, какъ я тебя награжу за твое усердіе у меня на службѣ.

Произнося напыщенно эти слова, Бирото выросталъ въ собственныхъ глазахъ и въ глазахъ Попино.

-- Боже мой, да неужели, хозяинъ, вы угадали мою страсть къ...

-- Къ кому? спросилъ парфюмеръ.

-- Къ мадмуазель Цезаринѣ.

-- Ого, братецъ! Да ты смѣлый малый!-- вскричалъ Бирото.-- Смотри же, держи это про себя, и я забуду, будто ничего не слыхалъ. Впрочемъ, я не сержусь на тебя... На твоемъ мѣстѣ, чортъ возьми, я бы и не того надѣлалъ! Ужь очень она хороша!

-- О, хозяинъ!-- сказалъ Попино, весь обливаясь п о томъ.

-- Видишь ли, мой милый, скоро только сказка сказывается, а не дѣло дѣлается... Цезарина у меня сама себѣ госпожа, а у матери ея опять свои планы. Поэтому держи лучше сердечко на привязи... А теперь успокойся, вытри глаза, и ни слова больше объ этомъ. Конечно, чѣмъ ты мнѣ не зять? Ты племянникъ судьи Попино, племянникъ г-жи Рагонъ, я самъ можешь выйти въ люди... Но все же есть запятая!.. И надоумилъ же тебя лукавый болтать о пустякахъ, когда мнѣ нужно поговорить о дѣлѣ. Ну, садись скорѣе и изъ влюбленнаго обратись въ моего приказчика... Попино!-- продолжалъ Бирото, пристально смотря на и его,-- хватитъ ли у тебя мужества бороться съ тѣмъ, кто сильнѣе тебя? Можешь ли схватиться съ нимъ грудь съ грудью?

-- Да, хозяинъ, да!

-- А не побоишься ты долгой борьбы, упорной, опасной...

-- Да въ чемъ дѣло, хозяинъ? Кого нужно побѣдить?

-- Макассарское масло!-- воскликнулъ Бирото, вскочивъ съ мѣста.-- Не будемъ, однако, обманывать себя: врагъ нашъ силенъ, грозенъ... Макассарское сумѣли пустить въ ходъ... И какъ хитро все обдумали!.. А какія баночки-то оригинальныя!.. Для нашего масла я хотѣлъ заказать треугольныя баночки, но передумалъ: лучше заказать маленькія бутылочки изъ тонкаго стекла и въ плетенкѣ изъ тростника. Это скорѣе завлечетъ публику... Вѣдь ей подавай всегда что-нибудь новое!

-- Но это дорого обойдется,-- сказалъ Попино.-- А намъ надо затратить какъ можно меньше, чтобы дѣлать потомъ большую уступку мелочнымъ торговцамъ.

-- Славно сказано, мой милый! Что вѣрно, то вѣрно. Но подумай, вѣдь Макассарское масло будетъ защищаться. Оно въ большомъ ходу... Одно ужъ названіе чего стоитъ!.. И выдаютъ это масло за иностранное, а наше-то, къ несчастью, будетъ отечественное. Такъ берешься ли ты, Понино, побѣдить? Сначала надо взять верхъ надъ Макассарскимъ масломъ въ Индіи. Оно, кажется, дѣйствительно изъ тѣхъ краевъ, такъ пусть и въ Индіи получаютъ наше французское произведеніе! Но надо еще вытѣснить Макассарское и заграницей, и у насъ въ провинціи. А это очень трудно: масло это такъ расхваливали въ объявленіяхъ, что его сильно раскупаютъ. И публикѣ оно извѣстно. Такъ въ силахъ ли ты, Попино, уничтожить Макассарское?

-- Уничтожу!-- вскричалъ Попино, и глаза его засверкали.

-- А чѣмъ, позволь спросить? Охъ, ужь эти молодые люди! Выслушай ты меня до конца.

Ансельмъ вытянулся, какъ солдатъ передъ генераломъ.

-- Я выдумалъ, Попино, масло; оно будетъ способствовать росту волосъ, смягчать кожу на головѣ и сохранять цвѣтъ волосъ. Эта эссенція должна имѣть такой же успѣхъ, какъ моя паста и вода. Но я не хочу самъ заняться распространеніемъ этого новаго изобрѣтенія, я думаю даже совсѣмъ оставить торговлю. Тебѣ, мой милый, вручаю я судьбу моего масла, которое я назвалъ "Huile Comagène".-- Comagène происходитъ отъ латинскаго слова coma, что значитъ волосъ; это мнѣ сказалъ лейбъ-медикъ Алиберъ. Слово comagène встрѣчается въ одной трагедіи Расина, гдѣ говорится о царицѣ Вереникѣ. Она славилась своими волосами; и вотъ одинъ король, влюбленный въ нее, назвалъ свое государство Comagèna, въ честь Вереники. И чего только не выдумаютъ эти геніи!

Попино, довольно образовалный, даже не улыбнулся, выслушавъ это нелѣпое объясненіе

-- Ансельмъ! Я хочу, чтобы ты завелъ въ улицѣ Ломбардъ оптовую продажу москотильныхъ товаровъ. Я буду твоимъ тайнымъ компаньономъ, и я же дамъ денегъ на первое обзаведеніе. По Huile Comagène мы попробуемъ приготовить ванильную эссенцію и мятый спиртъ. Однимъ словомъ, мы произведемъ переворотъ въ москотильной торговлѣ, такъ какъ будемъ продавать всѣ вещества въ экстрактахъ, а не въ природномъ ихъ видѣ. Ну, честолюбивый юноша, доволенъ ли ты?

Ансельмъ не могъ произнести ни слова: его душило волненіе; слезы показались у него на глазахъ. Ему казалось, что Цезарь заботится о немъ изъ отеческой къ нему привязанности и даетъ ему возможность пріобрѣсти положеніе и богатство, чтобы получить потомъ руку Цезарины.

-- Хозяинъ,-- отвѣтилъ, наконецъ, Полино,-- я непремѣнно выйду въ люди.

-- Молодецъ!-- вскричалъ парфюмеръ.-- То же и я говорилъ всегда въ молодости. Если тебѣ не удастся жениться на моей дочери, то, по крайней мѣрѣ, богатство не ускользнетъ отъ тебя. Но что съ тобой?

-- Позвольте мнѣ надѣяться, что, наживъ состояніе, я получу и руку вашей дочери.

-- Надѣяться, конечно, ты можешь, дружокъ,-- сказалъ Бирото, тронутый волненіемъ Ансельма.

-- Такъ можно, хозяинъ, сегодня же начать разыскивать помѣщеніе для лавки?

-- Конечно, мой милый! А завтра мы отправимся на фабрику и, запершись, будемъ вдвоемъ работать. Теперь сходи прежде всего къ Ливингстону и узнай, можно ли завтра пустить въ ходъ мой гидравлическій прессъ. Сегодня вечеромъ мы съ тобой отправимся къ знаменитому и доброму Воклину; мнѣ надо съ нимъ посовѣтоваться. Этотъ ученый недавно занимался анализомъ волосъ, изслѣдовалъ ихъ строеніе и узналъ, какое вещество ихъ окрашиваетъ и откуда оно происходитъ Это очень важно для насъ, Попино! Но прежде чѣмъ пойти къ Ливингстону, забѣги еще къ Бенару. Видишь ли, мой милый: меня страшно огорчаетъ безкорыстіе господина Боклэна; никогда онъ отъ меня ничего не беретъ. Къ счастью, я узналъ, что ему хочется имѣть снимокъ съ Дрезденской Мадонны, работы какого-то Мюллера. Цѣлыхъ два года Бенаръ, по моему порученію, искалъ ату гравюру въ Германіи и, наконецъ, мы добыли ее. Она стоитъ полторы тысячи франковъ. Сегодня мой благодѣтель, провожая насъ, долженъ ее увидѣть у себя въ передней; такъ справься у Бенара, готова ли рамка. Пусть Воклэнъ вспоминаетъ обо мнѣ и моей женѣ, глядя на эту картину! А мы шестнадцать лѣтъ уже молимся за него Богу всякій день. Я его до гроба не забуду, Попино. Но эти ученые изъ-за своей науки забываютъ всѣхъ: жену, дѣтей, друзей... Никто для лихъ не существуетъ. Мы, люди недалекіе, умѣемъ хоть любить. Нѣтъ свѣтлой головы, есть зато горячее сердце, все же не такъ обидно! А у этихъ господъ, членовъ академіи, ничего нѣтъ, кромѣ ума. Хоть бы когда-нибудь они пошли въ церковь! Нѣтъ: сидятъ себѣ надъ книгами... Господина Воклэна только и увидишь, что въ его кабинетѣ да въ лабораторіи, А надѣюсь все-таки, что онъ помнитъ о Богѣ. Ну, такъ рѣшено, Ансельмъ! Я тебѣ дамъ денегъ на первое обзаведеніе, а ты пустишь въ ходъ мое изобрѣтеніе и будешь дѣлить со мной пополамъ барыши. Письменнаго условія намъ съ тобой не нужно. Богъ дастъ, все пойдетъ, какъ по маслу. Бѣги теперь, иснолшій мои порученія; я тоже пойду по своему дѣлу. Постой еще, Попино! Черезъ три недѣли я даю большой балъ, закажи себѣ платье и приходи ко мнѣ въ гости... Это послѣднее доказательство расположенія Цезаря такъ тронуло Попино, что онъ схватилъ руку хозяина и поцѣловалъ ее. На что только не способенъ влюбленный!

"Бѣдняга!-- подумалъ Бирото, глядя вслѣдъ Ансельму, побѣжавшему къ выходу сада.-- Неужели Цезарина его любитъ? Но онъ хромой, волосы у него, какъ огонь... А молодыя дѣвушки разборчивы. Врядъ ли и Цезарина... Да притомъ жена хочетъ ее выдать за нотаріуса... Александръ Крота богатъ. А есть деньги, такъ и все хорошо, бѣдность же и счастье унесетъ. Ну, да пусть дочка сама рѣшаетъ! Только бы глупостей не надѣлала!" Сосѣдомъ Бирото былъ небогатый продавецъ тростей и зонтиковъ, по фамиліи Сейронъ. Торговля его шла плохо, и Цезарю не разъ приходилось ссужать его деньгами. Сейронъ съ удовольствіемъ согласился уступить богачу-парфюмеру двѣ комнаты въ первомъ этажѣ: ему было гораздо выгоднѣе платить только за лавку.

-- Ну, сосѣдъ,-- сказалъ Бирото Сейрояу, входя въ лавку,-- жена моя согласилась на передѣлку квартиры. Если хотите, отправимся въ домовладѣльцу сегодня въ одиннадцать часовъ.

-- Ахъ, господинъ Бирото,-- сказалъ Сейронъ,-- мнѣ слѣдуетъ получить что-нибудь за такую уступку! Вы сами знаете, что хорошій купецъ долженъ изъ всего извлекать пользу.

-- Чортъ побери!-- отвѣтилъ парфюмеръ.-- У меня вѣдь не кучи золота. Притомъ же я еще не знаю, найдетъ ли мой архитекторъ возможнымъ соединить наши квартиры. Онъ говорилъ, что долженъ посмотрѣть, на одномъ ли уровнѣ полы. А вдругъ Молине не согласится, чтобы пробивали стѣну? Да общая ли у насъ стѣна? Видите, сколько препятствій! Наконецъ, если все устроится, мнѣ и безъ того придется истратить много денегъ на передѣлку. Не разоряться же мнѣ!

-- Ну, сударь,-- сказалъ Сейронъ,-- если ужь "вы" разоритесь, то, право, солнце взойдетъ съ запада.

Бирото погладилъ подбородокъ и, приподнявшись на носки, сразу опустился на всю ногу.

-- Притомъ же,-- продолжалъ Сейронъ,-- я васъ попрошу только взять у меня эти векселя... И онъ подалъ Цезарю небольшую пачку на сумму въ пять тысячъ франковъ.-- Дайте мнѣ за нихъ хотя шесть на сто.

-- Неужели я стану наживаться на вашъ счетъ? Я вѣдь не ростовщикъ!-- сказалъ парфюмеръ съ упрекомъ.

-- Знаю, знаю, почтеннѣйшій! Но я предлагалъ эти векселя вашему бывшему приказчику Дю-Тилье; и онъ мнѣ не далъ за нихъ ни копѣйки; хотѣлъ, вѣроятно, узнать, сколько я уступлю.

-- Однако, всѣ эти подписи мнѣ знакомы,-- сказалъ парфюмеръ.

-- Неудивительно! Мои должники -- мелкіе торговцы, разносчики.

-- Ну, такъ и быть, я возьму нѣкоторые изъ этихъ векселей, которымъ скоро истекаетъ срокъ.

-- Возьмите ужь всѣ, господинъ Бирото. Не заставляйте меня обращаться къ ростовщикамъ, этимъ піявкамъ, которые готовы все высосать. Вѣдь мнѣ некуда обратиться, у меня нѣтъ кредита: вотъ что убиваетъ насъ, мелкихъ торговцевъ.

-- Ну, ладно, я возьму ваши векселя! Целестинъ все подсчитаетъ. Такъ будьте готовы къ одиннадцати часамъ. А вотъ и мой архитекторъ, господинъ Грендо,-- прибавилъ парфюмеръ, завидѣвъ молодого человѣка, съ которымъ онъ наканунѣ познакомился у мэра.-- Какъ вы аккуратны, милостивый государь,-- обратился Цезарь привѣтливо къ архитектору: это не въ обычаѣ у художниковъ. Аккуратность -- вѣжливость монарховъ,-- сказалъ одинъ изъ нашихъ королей, великій политикъ и человѣкъ съ большимъ умомъ. Но аккуратность также фортуна купцовъ. Время -- деньги, особенно для васъ, художниковъ. Архитектура -- высшее изъ искусствъ, я не разъ это слышалъ... Не надо проходить черезъ лавку,-- прибавилъ Бирото, указывая на потайную дверь въ свою квартиру.

Четыре года тому назадъ Грендо окончилъ первымъ академію по классу архитектуры. Его отправили на казенный счетъ въ Римъ, гдѣ онъ пробылъ три года. Въ Италіи молодой артистъ думалъ только объ искусствѣ; вернувшись въ Парижъ, онъ сталъ мечтать о славѣ и богатствѣ. Но только отъ казны можетъ архитекторъ получать милліоны, и потому Грендо сталъ роялистомъ и старался снискать расположеніе вліятельныхъ лицъ. Товарищи называли его за это интриганомъ. Молодому архитектору очень хотѣлось взять большія деньги съ парфюмера. Но узнавъ, что Бирото покупаетъ землю близъ Маделэнъ, гдѣ рано или поздно долженъ возникнуть цѣлый кварталъ, Грендо рѣшилъ умѣрить свои требованія: барышемъ въ настоящемъ онъ жертвовалъ для выгодъ въ будущемъ. Идя рядомъ съ Цезаремъ, онъ терпѣливо выслушивалъ его проекты и, въ знакъ одобренія, молча наклонялъ голову. Куда дѣвалось презрѣніе его къ буржуа, которые вѣчно служатъ артистамъ мишенью для ихъ остротъ и шутокъ! Когда парфюмеръ, послѣ безчисленныхъ повтореній одного и того же, кончилъ, наконецъ, свою рѣчь, Грендо попробовалъ вкратцѣ изложить Бирото его собственный планъ.

-- У васъ въ квартирѣ выходятъ на улицу четыре окна, изъ нихъ три въ комнатахъ, а четвертое освѣщаетъ лѣстницу. Вы желаете имѣть еще два окна, для чего, соедините свою квартиру съ помѣщеніемъ въ сосѣднемъ домѣ, и потомъ хотите перенести лѣстницу, чтобы входъ былъ съ улицы.

-- Да, да, вы въ точности меня поняли,-- сказалъ удивленный парфюмеръ.

-- Чтобы выполнить вашъ планъ, нужно освѣтить сверху новую лѣстницу и устроить комнату для швейцара подъ цоколемъ.

-- Подъ цоколемъ...

-- Да. Цоколь -- то, что поддерживаетъ...

-- Я понимаю, милостивый государь.

-- Что касается вашей квартиры, то предоставьте мнѣ только полную свободу дѣйствій, и у васъ будетъ помѣщеніе достойное...

-- Достойное, именно достойное! Вотъ это-то мнѣ и нужно.

-- Во сколько времени я долженъ окончить передѣлку?

-- Въ три недѣли.

-- Какую же сумму вы ассигнуете?-- спросилъ Грендо.

-- Да во что могутъ обойтись эти работы? Какъ вы думаете?

-- Видите ли,-- отвѣчалъ молодой. человѣкъ,-- архитекторъ, принимаясь за постройку новаго зданія, можетъ вычислить его стоимость до послѣдней копѣйки. Но такъ какъ мнѣ никогда не случалось передѣлывать квартиры буржуа... (Ахъ, извините! У меня нечаянно вырвалось это слово...) Я никакъ не могу сейчасъ опредѣлить, въ какую сумму обойдется передѣлка. Мнѣ надо, по крайней мѣрѣ, недѣлю, чтобы составить приблизительную смѣту. Удостойте меня довѣрія: у васъ будетъ прекрасная лѣстница, освѣщенная сверху, красивый подъѣздъ на улицу, а подъ цоколемъ...

-- Опять этотъ цоколь...

-- Не безпокойтесь, я найду мѣсто для небольшой швейцарской. А съ какимъ- стараніемъ, съ какой любовью я займусь передѣлкой и устройствомъ вашего помѣщенія! Да, милостивый государь, искусство для меня дороже денегъ. Чтобы добиться успѣха, обратить на себя вниманіе, я поступаю такъ: никогда не вхожу ни въ какія сдѣлки съ поставщиками, стараюсь, чтобы все было и красиво и дешево.

-- Съ такими взглядами, молодой человѣкъ, вы далеко пойдете,-- сказалъ Бйрото покровительственнымъ тономъ.

-- Итакъ,-- заговорилъ опять Грендо,-- вы потрудитесь сами нанять рабочихъ; я только повѣрю потомъ ихъ счета. За мои труды дайте мнѣ тысячи двѣ франковъ; повѣрьте, вы не даромъ заплатите эти деньги. Очистите только завтра къ полудню тѣ комнаты, гдѣ будетъ производиться передѣлка, и предоставьте въ мое распоряженіе рабочихъ.

-- Но сколько же приблизительно мнѣ придется истратитъ?-- сказалъ Бирото.

-- Отъ десяти до двѣнадцати тысячъ франковъ,-- отвѣтилъ Грендо.-- Но я не считаю обстановки, которую вы, разумѣется, перемѣните. Дайте мнѣ адресъ вашего обойщика; я долженъ вмѣстѣ съ нимъ подобрать цвѣта.

-- Мой поставщикъ -- Брайтонъ, въ улицѣ Сентъ-Антуанъ,-- сказалъ съ важностью парфюмеръ.

Архитекторъ вынулъ миніатюрную записную книжку, повидимому, подарокъ хорошенькой женщины, и записалъ адресъ

-- Ну, я совершенно полагаюсь на васъ,-- сказалъ Бирото.-- Только подождите, пока мнѣ формально уступятъ сосѣднее помѣщеніе и позволятъ пробить стѣну.

-- Пришлите мнѣ записочку сегодня вечеромъ,-- сказалъ архитекторъ -- Я долженъ ночью обдумать свой планъ... А теперь, если позволите, я измѣрю высоту комнатъ, величину оконъ, картинъ...

-- Надо непремѣнно кончить къ назначенному дню,-- прервалъ его Бирото.

-- Будетъ окончено,-- отвѣчалъ архитекторъ.-- Можно работать и ночью. Краску на стѣнахъ будемъ сушить особыми средствами. Только смотрите, чтобъ васъ не обманули подрядчики; сторгуйтесь съ ними заранѣе и скрѣпите договоръ письменно.

-- Да, только въ Парижѣ получишь все, какъ по щучьему велѣнью,-- сказалъ Бирото,-- Милости просимъ ко мнѣ на балъ, господинъ Грендо! Надѣюсь, вы не откажитесь: не всѣ вѣдь артисты и геніи презираютъ нашего брата, купца У меня на балу будетъ великій ученый, господинъ Воклэнъ, членъ академіи... Будутъ еще: господинъ до-Ля-Бильярдьеръ, графъ де Фонтанъ, судья Лёба, президентъ коммерческаго суда, графъ де-Гранвиль, господинъ Попино, членъ окружнаго суда въ нашемъ департаментѣ, г-нъ Камюзо изъ коммерческаго суда, его тесть, господинъ Кардо... Можетъ быть, даже пріѣдетъ оберъ-камергеръ, герцогъ Лёнонкуръ. Празднество у меня будетъ но случаю... освобожденія Франціи отъ непріятелей... а также по случаю... полученія мною ордена Почетнаго Легіона...-- тутъ Грэндо сдѣлалъ странный жестъ.-- Быть можетъ... я заслужилъ эту... особенную... монаршую... милость тѣмъ... что долго былъ членомъ коммерческаго суда и сражался за Бурбоновъ на ступеняхъ церкви St-Roch тринадцатаго вандеміера, и былъ раненъ Наполеономъ. Эти заслуги...

Тутъ изъ спальни Цезарины вышла Констанція, въ утреннемъ неглиже; однимъ взглядомъ она охладила восторгъ мужа, разглагольствовавшаго о своемъ величіи.

-- Вотъ, милочка, господинъ де-Грендо, молодой человѣкъ съ большими дарованіями и талантомъ. Это и есть архитекторъ, котораго мнѣ рекомендовалъ господинъ мэръ. Господинъ Грендо произведетъ у насъ м_а_л_е_н_ь_к_у_ю передѣлку...

При словѣ "маленькую" парфюмеръ, отвернувшись отъ жены, сдѣлалъ архитектору знакъ, приложивъ палецъ въ губамъ; молодой человѣкъ его понялъ.

-- Констанція,-- сказалъ Бирото,-- господинъ Грендо желаетъ теперь же измѣрить нашу квартиру; позволь ему, душечка, сдѣлать это,-- и Цезарь украдкою вышелъ.

-- А дорого это будетъ стоить?-- спросила Констанція у архитектора.

-- О, нѣтъ, сударыня! Тысячъ шесть приблизительно...

-- Приблизительно!-- вскричала госпожа Бирото.-- Ради Бога, господинъ Грендо, не начинайте работы, не составивъ смѣты. Я вѣдь знаю, каковы подрядчики: у нихъ шесть тысячъ означаетъ на дѣлѣ двадцать тысячъ. Мы не въ состояніи производить такія безумныя траты. Конечно, мой мужъ -- хозяинъ въ своемъ домѣ; но все-таки я прошу васъ, господинъ архитекторъ, не торопиться, дать ему время зрѣло все обдумать.

-- Сударыня, вашъ супругъ сказалъ, что ему непремѣнно нужны эти комнаты черезъ три недѣли: если мы опоздаемъ, то деньги будутъ истрачены напрасно.

-- Но вѣдь какія предстоятъ издержки, какіе расходы!-- сказала прекрасная парфюмерша.

-- Неужели вы думаете, сударыня, что архитектору, который желаетъ строить памятники, очень лестно отдѣлывать квартиру частнаго человѣка? Я снизошелъ до этого только для господина де-Ля-Бильярдьеръ, и если васъ пугаютъ издержки...

Онъ сдѣлалъ видъ, будто желаетъ уйти.

-- Ну, хорошо, дѣлайте, какъ хотите, господинъ Грендо,-- сказала Констанція и возвратилась въ свою комнату, гдѣ бросилась на шею дочери.-- Ахъ, моя милочка, отецъ твой разоряется. Пришло же ему въ голову взять архитектора, который носитъ усы и эспаньолку и мечтаетъ строить монументы. Онъ сдѣлаетъ изъ нашей квартиры дворецъ и пуститъ насъ по міру. Ужь если Цезарю придетъ въ голову глупость, такъ онъ не замедлитъ ее исполнить: только сегодня ночью говорилъ онъ мнѣ о своихъ планахъ, а утромъ уже принялся ихъ исполнять.

-- Ну, мамочка, не безпокойся! Пусть папаша дѣлаетъ, что хочетъ. Богъ всегда былъ къ нему милостивъ,-- сказала Цезарина, обнимая мать. Потомъ молодая дѣвушка сѣла за фортепіано, чтобы показать архитектуру, что изящныя искусства не чужды и дочери парфюмера.

Когда Грендо вошелъ въ спальню, онъ остановился, какъ вкопаннный: его поразила красота Цезарины. Стройная блондинка, съ голубыми глазами, румяная, свѣжая, какою только можетъ быть дѣвушка восемнадцати лѣгът она была очаровательна въ небрежномъ утреннемъ костюмѣ. Нѣжный цвѣтъ ея лица, на которомъ просвѣчивала голубая сѣть жилокъ, могъ бы привлечь вниманіе художника. Густые, роскошные волосы, приподнятые сзади, обнажали красивую пгею. Изысканная прическа и кокетливый нарядъ доказывали, что Цезаринѣ не чуждо было желаніе нравиться. Красота молодой дѣвушки не имѣла ничего общаго съ красотою англійской лэди или французской герцогини, нѣтъ; дочь Бирото была воплощенная фламандка Рубенса: отъ нея вѣяло здоровьемъ и свѣжестью. Цезарина унаслѣдовала вздернутый носъ отца, имѣвшій у нея болѣе тонкія и красивыя очертанія. Прекрасный лобъ и голубые глаза, подернутые влагой, напоминали мать; только иное выраженіе имѣлъ взглядъ молодой дѣвушки, не знавшей никакихъ заботъ, безмятежно счастливой подъ родительскимъ кровомъ. Не было ни тѣни задумчивости на ея ясномъ челѣ, и эта чистота и какая-то томность, часто присущая молодымъ дѣвушкамъ, придавали ей нѣчто идеальное. Тонкая и стройная, Цезарина была все-таки крѣпкаго сложенія; ноги ея и краснота рукъ выдавали низкое происхожденіе отца. Она имѣла наклонность въ полнотѣ и должна была рано или поздно утратить стройность стана. Такъ какъ Цезаринѣ не разъ случалось видѣть элегантныхъ дамъ, то она усвоила отчасти ихъ манеры, походку, умѣнье одѣться, и кружила головы молодымъ буржуа и приказчикамъ, которые находили ее совершенствомъ. Попино поклялся, что не женится ни на комъ, кромѣ Цезарины. Только около нея, около этой стройной блондинки, которая смущалась отъ каждаго взглядаиготовабыла расплакаться отъ самаго ничтожнаго упрека, могъ робкій Ансельмъ чувствовать себя мужчиной. Эта чудная дѣвушка вкушала любовь съ перваго взгляда, и никому не пришло бы въ голову подумать, соотвѣтствуетъ ли ея умъ наружноности. Да на что и умъ дочери буржуа, если главнымъ залогомъ счастья въ этой средѣ считаютъ добродѣтель и здравый смыслъ? По нравственнымъ качествамъ Цезарина походила на мать; только все въ ней было утонченнѣе, благодаря образованію. Она любила музыку, рисованіе, читала произведенія Фенелона, Расина и др. Въ магазинъ она спускалась только на нѣсколько минутъ передъ обѣдомъ, чтобы позвать мать къ столу, и въ рѣдкихъ случаяхъ замѣняла ее ненадолго. Цезарь и Констанція боготворили свою дочь и, какъ всѣ parvenus, стремились поставить ее выше себя. Къ счастью, Цезарина была хорошая дѣвушка и не злоупотребляла слабостью родителей.

Г-жа Бирото слѣдила за архитекторомъ съ тревожнымъ и озабоченнымъ видомъ: причудливыя движенія мэтра въ рукахъ Грендо, измѣрявшаго комнату, не предвѣщали, казалось ей, ничего хорошаго. Однако, она не посмѣла разспрашивать молодого человѣка о послѣдствіяхъ его колдовства.

-- Будьте спокойны, сударыня, я ничего не унесу съ собой,-- сказалъ Грендо улыбаясь. Цезарина тоже не могла удержаться отъ улыбки.

-- Господинъ архитекторъ,-- сказала Констанція умоляющимъ голосомъ, не обративъ даже вниманія на шутку молодого человѣка,-- будьте, пожалуйста, экономны, не дѣлайте большихъ затратъ! Позже мы поблагодаримъ васъ за это.

Прежде чѣмъ отправиться къ Молине, владѣльцу сосѣдняго дома, Цезарь зашелъ къ Рогену взять формальный актъ на уступку помѣщенія, который ему обѣщалъ приготовить Александръ Крота. Выходя изъ конторы нотаріуса, Бирото увидѣлъ Дю-Тилье у окна въ кабинетѣ Рогена. Это сильно встревожило парфюмера. Какъ ни былъ онъ довѣрчивъ, но присутствіе Фердинанда въ кабинетѣ нотаріуса въ тотъ именно часъ, когда рѣшалась судьба спекуляціи на земли, навело его на сомнѣнія. По лицу Дю-Тилье видно было, что собесѣдники спорятъ.-- Неужели онъ тоже участвуетъ въ нашемъ дѣлѣ?-- пришло въ голову Цезарю. Онъ опять обернулся къ окну и увидѣлъ г-жу Рогенъ. Бирото зналъ объ ея связи съ Дю-Тилье, и въ мигъ всѣ его подозрѣнія разсѣялись: онъ не находилъ теперь страннымъ, что увидѣлъ тутъ своего бывшаго приказчика. "А что, если Констанція все-таки права?-- промелькнула у него еще разъ въ головѣ.-- Глупости! Мало ли что придетъ въ голову женщинѣ! Впрочемъ, я поговорю объ этомъ съ дядей сегодня же. Отъ Батавскаго двора, гдѣ живетъ Молине, два шага до улицы Бурдона".

Если бы на мѣстѣ Бирото былъ купецъ, имѣвшій уже дѣло съ плутами, человѣкъ, склонный къ подозрѣніямъ, его навела бы на размышленія встрѣча съ Дю-Тилье, и въ результатѣ онъ былъ бы спасенъ. Но Цезарь не умѣлъ задумываться надъ каждымъ ничтожнымъ обстоятельствомъ, и это, въ связи съ его излишней довѣрчивостью, явилось причиной его гибели. Парфюмеръ засталъ своего сосѣда уже въ полномъ парадѣ, готовымъ идти къ Молине, едва они оба вышли на улицу, какъ Бирото былъ остановленъ своей кухаркой Виргиніей.

-- Баринъ,-- сказала она,-- барыня не желаетъ, чтобъ вы шли...

-- Вотъ тебѣ разъ,-- вскричалъ Бирото,-- опять бабьи выдумки!

-- Не напившись кофе, который вамъ поданъ.

-- А! Это другое дѣло. Сосѣдъ,-- сказалъ Цезарь Сейрону,-- я такъ захлопотался сегодня, что даже не позавтракалъ. Сдѣлайте одолженіе, идите теперь единъ, а я васъ догоню у подъѣзда господина Молине. Если я запоздаю, не потрудитесь ли вы войти безъ меня и объяснить, что вамъ нужно. Тогда мы не потеряемъ даже ни одной минуты.

Господинъ Молине принадлежалъ въ тѣмъ страннымъ и потѣшнымъ рантье, которые попадаются только въ Парижѣ, подобно тому, какъ извѣстной породы мохъ встрѣчается только въ Исландіи. Это сравненіе тѣмъ болѣе умѣстно, что Молине былъ какимъ-то неопредѣленнымъ существомъ, сочетавшимъ въ себѣ свойства и животнаго, и растительнаго царства. Дѣйствительно, въ своей синей шляпѣ онъ необыкновенно походилъ на зонтичное растеніе, луковичные корни котораго были скрыты обувью, а стебель -- брюками зеленоватаго цвѣта. Съ перваго взгляда этотъ человѣкъ-растеніе совсѣмъ не казался ядовитымъ, и только при ближайшемъ знакомствѣ становилась ясной зловредность его натуры. Этотъ странный выродокъ свято вѣрилъ въ печатное слово: все, что появлялось на столбцахъ газетъ и журналовъ, было, въ его глазахъ, окружено ореоломъ истины. Будучи полнымъ приверженцемъ порядка и закона, Молине вѣчно на словахъ возставалъ противъ властей и, однако, никогда не отказывалъ имъ въ повиновеніи. Въ общемъ онъ являлся существомъ безобиднымъ, но въ мелочахъ былъ жестокъ и неумолимъ. Безжалостный къ людямъ, онъ не былъ такимъ въ отношеніи къ животнымъ: онъ любилъ ихъ, кормилъ изъ своихъ рукъ и, случалось, бросалъ дѣло, чтобъ повозиться съ канарейкой или поучить ее пѣть. Недовѣрчивый и подозрительный, какъ тюремщикъ, страшный скряга, старикъ не отказывался все-таки давать денегъ для какого-нибудь темнаго дѣла. Его черствость, его отвратительная злость высказывались вполнѣ въ дѣлахъ, гдѣ его личный интересъ сталкивался съ интересами другихъ, Молине, какъ и всѣ парижане, имѣлъ потребность властвовать. Каждый человѣкъ, какъ бы онъ ни былъ ничтоженъ, имѣетъ около себя какое-нибудь существо, которое ему покоряется, на которомъ онъ можетъ вымещать оскорбленія, получаемыя имъ самимъ. У одного такой жертвой является жена или ребенокъ, у другого -- прислуга, приказчикъ, жилецъ,-- иногда животное, лошадь, собака... Но Moлине былъ совершенно одинокъ: не было у него ни семьи, ни родныхъ. Онъ нанималъ кухарку, съ которой грубо обращался, но вымещать на ней всего онъ не могъ: она старалась не имѣть съ нимъ столкновеній и была занята съ утра до вечера.

Такимъ образомъ страсть старика къ тираніи оставалась неудовлетворенной; чтобы дать ей пищу, онъ основательно изучилъ всѣ законы относительно найма квартиръ и владѣнія общей стѣною. Затѣмъ онъ сталъ слѣдить, исполняются ли эти законы, аккуратно ли вносятъ домовладѣльцы тѣ или другіе налоги, исправно ли подметаются улицы, въ порядкѣ ли содержатся сточныя трубы... Онъ посвящалъ на это все свое время и силы; сначала это было для него развлеченіемъ, но потомъ забава обратилась уже въ пунктъ помѣшательста, въ манію. Онъ выставлялъ на видъ всѣ упущенія, какія замѣчалъ; но рѣдко удавалось ему жаловаться, и вотъ онъ началъ преслѣдовать исключительно своихъ квартирантовъ. Онъ смотрѣлъ на нихъ, какъ на своихъ подданныхъ, вассаловъ, требовалъ отъ нихъ особаго уваженія и считалъ грубіяномъ всякаго, кто осмѣливался пройти мимо, не обративъ на него вниманія. Онъ самъ слѣдилъ за уплатой денегъ за квартиру и аккуратно въ срокъ присылалъ жильцамъ свои квитанціи. Горе было запоздавшему съ платой: Молине, тотчасъ же, не теряя ни минуты, начиналъ преслѣдовать его законнымъ порядкомъ. Онъ не давалъ ни малѣйшей отсрочки: сердце домовладѣльца было глухо къ мольбамъ жильцовъ.-- Я самъ готовъ васъ ссудить потомъ деньгами,-- говорилъ онъ часто,-- только заплатите мнѣ за квартиру; всякая отсрочка влечетъ за собой массу убытковъ, за которые законъ не въ состояніи насъ вознаградить.-- Жильцы Молине постоянно мѣнялись, и каждый изъ нихъ вводилъ свои обычаи, слѣдовалъ своимъ правиламъ; поэтому и требованія ихъ были очень разнообразны. Однако, старикъ-домовладѣлецъ изучилъ ихъ и составилъ себѣ извѣстную программу дѣйствій, отъ которой уже не отступалъ ни на іоту.

Такъ, онъ никогда не производилъ никакого ремонта: по его словамъ, все у него было исправно. Камины не дымили, лѣстницы содержались опрятно, потолки были всегда чисты и бѣлы, карнизы и паркетъ въ полномъ порядкѣ; краска на стѣнахъ была хороша, нигдѣ никакихъ трещинъ; замки были исправны, стекла въ рамахъ цѣлы... Но какихъ только недостатковъ ни находилъ домовладѣлецъ, когда жилецъ покидалъ квартиру! Молине самъ являлся принимать ее и приводилъ съ собой и слесаря, и стекольщика, и другихъ рабочихъ. "Они всѣ очень сговорчивы и дорого съ васъ не возьмутъ" говорилъ онъ уѣзжавшему. Новому жильцу предоставлялось тоже самому улучшить свое помѣщеніе. Если онъ бывалъ такъ неостороженъ, что дѣйствительно отдѣлывалъ квартиру, Молине начиналъ день и ночь думать о томъ, какъ бы его выселить поскорѣе. Онъ пользовался въ такихъ случаяхъ своимъ знаніемъ законовъ и всегда находилъ возможность къ чему-нибудь придраться. Однимъ словомъ, Молине былъ страшный сутяга, и горе было тому, кто вѣрилъ его привѣтливымъ словамъ и любезнымъ письмамъ: онъ неминуемо попадалъ въ сѣти этого Шейлока.

Какія стѣснительныя условія придумывалъ онъ для своихъ жильцовъ! Онъ требовалъ, чтобы при наймѣ ему вносили впередъ плату за полугодіе, смотрѣлъ, имѣетъ ли жилецъ порядочную обстановку, и судилъ по этому, въ состояніи ли онъ оплачивать свою квартиру, О каждомъ новомъ жильцѣ онъ собиралъ всевозможныя справки, такъ какъ желалъ, чтобы у него жили только люди извѣстной профессіи. Когда нужно было подписывать контрактъ, онъ бралъ его къ себѣ и цѣлую недѣлю читалъ и перечитывалъ его, боясь попасться ка какой-нибудь крючокъ нотаріуса, какъ самъ онъ выражался. Внѣ сферы домовладѣльца, Жанъ Молине казался добрымъ и услужливымъ старичкомъ. Онъ любилъ поиграть въ бостонъ, причемъ никогда не сердился на партнера, неправильно поддержавшаго его, добродушно смѣялся надъ тѣмъ, что кажется забавнымъ всякому буржуа, любилъ поговорить на разныя темы: и о произволѣ булочниковъ, которые рады обвѣсить покупателя, и о дѣйствіяхъ полиціи, и о какой-нибудь выходкѣ депутатовъ лѣвой... Онъ читалъ "bons sens" Мелье и ходилъ въ церковь, такъ какъ не могъ рѣшиться стать деистомъ... Однимъ словомъ. Молине походилъ на почтеннаго буржуа, который торжественно справляетъ рождественскій обычай, придумываетъ, кого и чѣмъ обмануть перваго апрѣля, гуляетъ по бульварамъ въ хорошую погоду, ходитъ посмотрѣть на конькобѣжцевъ, а въ дни празднествъ, желая полюбоваться фейерверкомъ, нагружаетъ карманы хлѣбомъ и забирается съ двухъ часовъ ка террасу на площади Людовика XV, гдѣ занимаетъ одно изъ лучшихъ мѣстъ.

Батавскій дворъ, гдѣ жилъ старикъ Молине, представлялъ громадное зданіе изъ тесанаго камня, мрачное, какъ монастырь, со множествомъ арокъ и внутреннихъ галерей, со старымъ пустымъ фонтаномъ въ глубинѣ. Это строеніе походило отчасти на Пале-Рояль: скрытое со всѣхъ четырехъ сторонъ высокими домами, оно являлось центромъ проходовъ, соединявшихъ различные кварталы. Въ этихъ темныхъ и сырыхъ корридорахъ съ нездоровымъ воздухомъ царило днемъ оживленіе, но вечеромъ и ночью они напоминали катакомбы, являлись самымъ пустыннымъ мѣстомъ во всемъ Парижѣ. Тутъ пріютились ничтожныя лавчонки, настоящія клоаки промышленности. Квартиры въ этомъ дворцѣ торговли выходили всѣ окнами на общій дворъ и стоили чрезвычайно дешево. Молине занималъ одно изъ угловыхъ помѣщеній, въ шестомъ этажѣ: только на этой высотѣ можно было дышать чистымъ воздухомъ. Отсюда открывался чудный видъ на мельницы Монмартра. Въ квартирѣ старика было четыре комнаты; кромѣ того, онъ устроилъ, повыше своего жилья, небольшой зимній садъ. Онъ самъ ухаживалъ за цвѣтами, дорожилъ своимъ уголкомъ зелени, проводилъ тамъ цѣлые часы и, уходя, запиралъ его на ключъ. Комнаты Молине свидѣтельствовали о страшной скупости старика. Въ передней стояло шесть соломенныхъ стулъевъ и красовалась фаянсовая печь; на стѣнахъ, оклеенныхъ обоями бутылочнаго цвѣта, висѣли четыре гравюры, купленныя гдѣ-нибудь на распродажѣ. Въ столовой находились два буфета, двѣ клѣтки, полныя птицъ, столъ, накрытый клеенкой, барометръ и стулья краснаго дерева, подбитые волосомъ. Изъ этой комнаты дверь-окно вела въ висячій садъ. Въ гостиной были зеленыя шелковыя занавѣси и мебель изъ дерева, окрашеннаго въ бѣлый цвѣтъ, съ обивкой изъ утрехтскаго бархата, тоже зеленаго цвѣта. Наконецъ, въ спальнѣ стараго холостяка была мебель въ стилѣ Людовика XV, но грязная и засаленная до такой степени, что дама въ бѣломъ платьѣ врядъ ли рѣшилась бы сѣсть на который-нибудь изъ стульевъ. На каминѣ стояли красивые часы, увѣнчанные изображеніемъ богини Паллады, съ копьемъ въ рукѣ. На полу виднѣлись повсюду тарелки съ объѣдками, оставленными для кошекъ. Надъ комодомъ изъ розоваго дерева висѣлъ портретъ, писанный пастелью (самъ Молине въ молодости). Убранство довершали столы, заваленные книгами, консоль съ чучелами чижей старика и, наконецъ, постель, подобная простой и суровой койкѣ монаха.

Цезарь Бирото пришелъ въ восторгъ отъ утонченной вѣжливости Молине, котораго онъ засталъ въ спальнѣ занятымъ приготовленіемъ кофе. Старикъ, въ сѣромъ халатѣ, сидѣлъ у камина, гдѣ на маленькой жаровнѣ кипятилось молоко; тутъ же въ глиняномъ горшечкѣ варился кофе, который Молине переливалъ ложечкой въ кофейникъ. Чтобы не безпокоить своего хозяина, Сейронъ самъ отворилъ дверь парфюмеру. Молине питалъ большое уваженіе къ парижскимъ мэрамъ и ихъ помощникамъ: увидѣвъ Цезаря, онъ немедленно всталъ и; съ фуражкой въ рукѣ, почтительно стоялъ, пока Цезарь не опустился въ кресло.

-- Нѣтъ, милостивый государь; да, милостивый государь; ахъ, милостивый государь, если бы я зналъ, что мнѣ предстоитъ честь имѣть жильцомъ въ одномъ изъ моихъ скромныхъ домовъ члена парижскаго муниципальнаго совѣта, повѣрьте, я вмѣнилъ бы себѣ въ обязанность лично явиться къ вамъ; я забылъ бы, что я вашъ хозяинъ, или... вскорѣ... имъ... буду.

Бирото жестомъ попросилъ старика надѣть опять фуражку.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я не покрою головы, милостивый государь, пока не увижу, что вы сѣли и сами надѣли фуражку. Въ моей комнатѣ немного свѣжо; мои средства, къ сожалѣнію, не позволяютъ мнѣ... Будьте здоровы, господинъ помощникъ мэра!

Бирото только-что чихнулъ, роясь въ своихъ бумагахъ. Онъ нашелъ, наконецъ, и подалъ Молине готовый актъ на уступку помѣщенія; во избѣжаніе какой-либо задержки, Цезарь объявилъ, что актъ составленъ нотаріусомъ Рогеномъ и уже оплаченъ.

-- Я нисколько не сомнѣваюсь въ знаніяхъ г-на Рогена; это одинъ изъ старыхъ, извѣстныхъ нотаріусовъ... Но у меня есть кое-какія привычки... Я люблю самъ устраивать свои дѣла. Надѣюсь, это вполнѣ извинительно. Мой нотаріусъ...

-- Но наше дѣло такъ несложно,-- сказалъ парфюмеръ, привыкшій къ скорому рѣшенію дѣлъ купцами.

-- Несложно!-- вскричалъ Молине.-- Вы ошибаетесь: все сложно въ дѣлѣ отдачи квартиръ. Видно, что вы не домовладѣлецъ, милостивый государь, съ чѣмъ васъ и поздравляю. Еслибы вы знали, до чего доходитъ неблагодарность жильцовъ, и какія мы должны принимать предосторожности, Да вотъ вамъ примѣръ! У меня есть жилецъ...

Молине цѣлую четверть часа разсказывалъ, какъ г-нъ Жандръ, чертежникъ, позволялъ себѣ самые непристойные поступки, пачкалъ стѣны разными скверными рисунками и ни разу не далъ себя поймать на мѣстѣ преступленія, какъ ни слѣдилъ за нимъ дворникъ. И полиція это допускала! Ну, да она всегда даетъ потачку. Этотъ Жандръ, человѣкъ развращенный до мозга костей, возвращался домой съ непотребными женщинами и, по его милости, по лѣстницѣ нельзя было проходить. Да ужь чего ждать отъ человѣка, рисующаго каррикатуры на правительство! А почему онъ дѣлалъ такія гадости? Потому, что его просили аккуратно платить за квартиру. Молине собирался судиться съ Жандромъ, такъ какъ тотъ и денегъ не платилъ, и выѣзжать не хотѣлъ изъ своей пустой квартиры. Старикъ жаловался еще на то, что получаетъ анонимныя письма, въ которыхъ ему грозятъ покончить съ нимъ когда-нибудь поздно вечеромъ, въ темныхъ проходахъ Батавскаго двора. Письма эти, навѣрно, пишетъ тотъ же Жандръ.

-- Дошло до того, милостивый государь,-- закончилъ Молине, что начальникъ полиціи, которому я все разсказалъ... (я воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ посовѣтовать кое-что измѣнить въ законахъ), начальникъ полиціи разрѣшилъ мнѣ носить пистолеты для моей личной безопасности.

При этихъ словахъ старикъ всталъ и отправился за своими пистолетами.

-- Вотъ они, милостивый государь!-- вскричалъ онъ, показывая оружіе Бирото.

-- Но, милостивый государь, вы не можете ожидать чего-нибудь подобнаго отъ меня,-- сказалъ Цезарь и, улыбнувшись, переглянулся съ Сейрономъ: въ его взглядѣ ясно выражалось сожалѣніе къ Молине.

Старикъ поймалъ этотъ взглядъ и оскорбился, особенно ему больно было то, что такую выходку позволилъ себѣ членъ муниципальнаго совѣта, который долженъ защищать гражданъ отъ беззаконія. Другому Молине спустилъ бы это, но Бирото онъ не могъ простить его улыбки.

-- Милостивый государь,-- заговорилъ онъ сухимъ тономъ, я знаю, что помощникъ мэра, всѣми уважаемое лицо, почетный негоціантъ, не унизится до мелочныхъ оскорбленій, о которыхъ я говорилъ. Но все же я вижу въ нашемъ дѣлѣ препятствія: надо, чтобъ графъ де-Гранвиль, вашъ хозяинъ, позволилъ пробить стѣну; затѣмъ нужно сговориться относительно поправки этой стѣны по окончаніи вашего контракта. Наконецъ, цѣна на квартиры теперь низкая, а позже она поднимете и... А свяжу себя контрактомъ съ вами... положительно свяжу.

-- Довольно,-- прервалъ Бирото,-- я дѣловой человѣкъ и понимаю васъ.-- Всѣ ваши препятствія можно уничтожить деньгами. Скажите прямо, сколько вамъ нужно?

-- Я не возьму съ васъ лишняго, г-нъ помощникъ мэра.-- Когда будетъ срокъ вашему контракту съ графомъ де-Гранвиль?

-- Черезъ семь лѣтъ,-- отвѣтилъ Бирого,

-- Почемъ знать, что будетъ стоить мой первый этажъ черезъ семь лѣтъ,-- сказалъ Модине.-- Какую цѣну дадутъ тогда за двѣ меблированныя комнаты близъ Вандомской площади? Быть можетъ больше двухсотъ франковъ въ мѣсяцъ. Я свяжу себя контрактомъ, положительно свяжу. Оцѣнимъ квартиру въ полторы тысячи франковъ. За эти деньги я соглашусь отдѣлить двѣ комнаты, которыя нанимаетъ г-нъ Сейронъ, и уступлю ихъ вамъ по контракту на семь лѣтъ. Пробить стѣну будетъ, конечно, ваше дѣло; но вы обязуетесь доставить мнѣ бумагу отъ графа де-Гранвиль, въ которой онъ долженъ выразить согласіе на эту передѣлку. Отвѣтственность за послѣдствія пролома стѣны будетъ лежать только на васъ. Задѣлывать стѣну по окончаніи контракта вамъ не придется, но зато выдайте мнѣ сейчасъ пятьсотъ франковъ: почемъ знать, кто кого переживетъ! Не пришлось бы мнѣ потомъ кланяться да просить, чтобъ задѣлали стѣну.

-- Всѣ эти условія болѣе или менѣе справедливы,-- сказалъ Бирото.

-- Я еще не кончилъ,-- заговорилъ опять Молине.-- Вы дадите мнѣ впередъ семьсотъ пятьдесятъ франковъ, за шестъ послѣднихъ мѣсяцевъ контракта. О, не безпокойтесь; я приму и векселя, на какой хотите срокъ. Я очень сговорчивъ въ дѣлахъ... Постановимъ еще одно условіе: вы не имѣете права пользоваться моей лѣстницей и задѣлаете дверь, выходящую на нее... задѣлаете камнемъ... на свой счетъ, разумѣется. Успокойтесь, я не спрошу съ васъ денегъ на то, чтобы возстановить дверь по окончаніи контракта; этотъ расходъ я включу въ тѣ же пятьсотъ франковъ. Вы видите, милостивый государь, какъ я справедливъ.

-- У нашего брата купца не въ обычаѣ придираться къ мелочамъ,-- сказалъ парфюмеръ, при такихъ условіяхъ нельзя и дѣла вести.

-- О, торговыя дѣла совсѣмъ иное,-- сказалъ старикъ съ кислой улыбкой.-- Но съ отдачей квартиръ, милостивый государь, надо быть очень осторожнымъ въ Парижѣ. Да вотъ вамъ примѣръ, у меня былъ жилецъ въ улицѣ Монторгейль...

-- Простите, сударь,-- сказалъ Бирото:-- я и такъ задержалъ васъ, помѣшавъ вамъ завтракать... Вотъ мой актъ; провѣрьте его, пожалуйста! А я согласенъ на все, что вы требуете. Покончимъ сегодня же на словахъ, а завтра подпишемъ контрактъ; моему архитектору надо скорѣе приняться за дѣло.

-- Милостивый государь,-- сказалъ Молине, взглянувъ на продавца зонтиковъ,-- господинъ Сейронъ долженъ мнѣ за квартиру; возьмите этотъ долгъ на себя,-- и пусть вашъ контрактъ считается съ января до января. Такъ будетъ удобнѣе.

-- Хорошо,-- отвѣтилъ Бирото.

-- Надо еще платить швейцару, по одному су съ ливра...

-- Но позвольте,-- прервалъ Бирото, вы не даете мнѣ пользоваться лѣстницей и подъѣздомъ; значитъ, несправедливо...

-- Но вы -- мой жилецъ,-- сказалъ рѣшительнымъ тономъ Молине, усѣвшись на своего конька, слѣдовательно, вы должны вносить часть налога на двери и окна, а также участвовать въ платежѣ другихъ повинностей. Вы увеличиваете свое помѣщеніе, милостивый государь! Вѣроятно, дѣла идутъ хорошо?

-- Да,-- сказалъ Бирото.-- Но квартиру я расширяю по другому поводу. Я хочу пригласить гостей, чтобы отпраздновать освобожденіе Франціи отъ непріятелей, а также полученіе мною ордена Почетнаго Легіона...

-- Вотъ какъ!-- произнесъ Молине. Это вполнѣ заслуженная награда!

-- Да,-- сказалъ Бирото.-- Быть можетъ, я заслужилъ эту особую монаршую милость тѣмъ, что долго былъ членомъ коммерчесскаго суда, и сражался за Бурбоновъ на ступеняхъ церкви St.-Roch, 13-го вандемьера, и былъ раненъ Наполеономъ. Эти заслуги...

-- Стоятъ наравнѣ съ подвигами нашихъ доблестныхъ солдатъ прежней арміи. Ленточка ордена красная потому, что она омочена въ пролитой крови.

Въ отвѣтъ на эту фразу, вычитанную въ "Constitutionnel", Бирото пригласилъ къ себѣ на балъ Молине, который разсыпался въ благодарности. Старикъ проводилъ своего новаго жильца до площадки лѣстницы и наговорилъ ему много любезностей. Когда Бирото и Сейронъ очутились на дворѣ, Цезарь усмѣхнулся и сказалъ:

-- Я и не зналъ, что бываютъ такіе слабоумные люди! Онъ хотѣлъ сказать "глупые", но во-время удержался.

-- Ахъ, сударь,-- отвѣтилъ Сейронъ,-- не всѣмъ же имѣть ваши способности.-- Бирото могъ справедливо считать себя выше Молине; отвѣтъ Сейрона заставилъ его пріятно улыбнуться, и онъ съ важностью простился съ продавцомъ зонтиковъ.

"Какъ кстати я попалъ на рынокъ!-- подумалъ Бирото.-- Надо поисхать орѣховъ".

Цѣлый часъ ходилъ парфюмеръ безуспѣшно по лавкамъ. Торговки Батавскаго двора посовѣтовали ему отправиться въ улицу Ломбаръ; тамъ его знакомые, Матифа, указали ему, наконецъ, на нѣкую Анжелику Маду, которая вела обширную оптовую торговлю орѣхами и не имѣла конкурентовъ. Она жила въ улицѣ Перренъ-Гасселенъ.

Улуца Перренъ-Гасселенъ лежитъ въ той части Парижа, которую справедливо можно назвать нѣдрами столицы. Тутъ встрѣчаешь множество самыхъ разнородныхъ товаровъ,-- и все свалено вмѣстѣ! Въ одной кучѣ найдешь и предметы роскоши, и зловонныя, смрадныя вещества: около кисеи лежатъ сельди, рядомъ съ медомъ -- шелкъ, далѣе -- тюль и деготь... Здѣсь бывшія конюшни заняты бочками съ масломъ, а сараи -- миріадами бумажныхъ чулокъ; тамъ сложена масса провизіи, которую продаютъ по частямъ на рынки. А какія тутъ существуютъ отрасли торговли! О многихъ изъ нихъ даже и не подозрѣваютъ парижане подобно тому, какъ не всѣ люди знаютъ, что у нихъ происходитъ въ желудкѣ. Г-жа Маду торговала прежде рыбой и была, лѣтъ десять назадъ, предметомъ сплетенъ всего рынка. Она имѣла связь съ однимъ продавцомъ орѣховъ, отъ котораго и наслѣдовала права на эту торговлю. Когда-то Анжелика была статной, видной красавицей, съ вызывающимъ взглядомъ, но потомъ она чрезмѣрно растолстѣла. Она жила въ нижнемъ этажѣ ветхаго желтаго дома, готоваго сейчасъ обрушиться. Покойному предшественнику Маду удалось избавиться отъ конкурентовъ и обратить свою торговлю въ монополію; наслѣдницѣ легко ужь было продолжать дѣло по разъ заведенному порядку. Она сама осматривала свои склады и съ успѣхомъ истребляла тамъ насѣкомыхъ. Никогда не вела она никакихъ записей и книгъ, такъ какъ не умѣла ни читать, ни писать. Если приходило кому-нибудь въ голову объясниться съ ней письменно, онъ не получалъ никакого отвѣта; но при встрѣчѣ Маду набрасывалась на него съ кулаками. Впрочемъ, она была добрая женщина. Высокая, съ голосомъ, напоминавшимъ звуки тромбона, она внушала уваженіе возчикамъ, доставлявшимъ ей товаръ; всѣ размолвки съ ними дружелюбно оканчивались за бутылкой вина. Еще меньше хлопотъ было съ земледѣльцами, отправлявшими орѣхи; имъ высылались деньги (единственное средство столковаться съ ними), а весной или лѣтомъ Маду отправлялась сама повидаться съ ними. Бирото увидѣлъ эту грубую торговку посреди мѣшковъ съ каштанами и орѣхами разныхъ сортовъ.

-- Здорово, моя милая!-- сказалъ Бирото небрежнымъ тономъ,

-- "Твоя милая!" -- повторила она.-- Эге! Да гдѣ ты, молодецъ, спознался со мной?

-- Я парфюмеръ и, сверхъ того, помощникъ мэра во второмъ округѣ Парижа. Какъ должностное лицо и какъ покупатель, я требую, чтобъ вы иначе говорили со мной.

-- Вотъ еще!-- отвѣтила Маду, этотъ солдатъ въ юбкѣ.-- Я въ ратушу не хожу и мэрамъ не докучаю; беру себѣ мужа, когда вздумаю. А покупатели мнѣ еще кланяются; какъ хочу, такъ имъ и говорю. Не по нраву мои слова,-- проваливай въ другое мѣсто.

-- Вотъ каковы плоды монополіи!-- произнесъ Бирото.

-- Пополь! Да, это мой крестникъ: не натворилъ ли онъ бѣды? Съ него станется! Неужли вы пришли сюда изъ-за него, господинъ помощникъ мэра?-- сказалъ Маду, значительно смягчивъ голосъ.

-- Нѣтъ. Я уже сказалъ, что пришелъ къ вамъ, какъ покупатель.

-- Ну, ладно! А какъ звать тебя, любезный? Я тебя еще не видала.

-- Если вы такъ обращаетесь съ покупателями, то, вѣрно, дешево продаете орѣхи?-- сказалъ Бирото и назвалъ себя по имени.

-- А, такъ вы тотъ самый Бирото, что имѣетъ красавицу жену. Ну, сколько же вамъ нужно орѣшковъ, дорогой мой?

-- Мнѣ нужно очень много.

-- Больше у меня и нѣтъ сейчасъ,-- сказала торговка сиплымъ голосомъ, похожимъ на звуки тромбона.-- Ахъ, дорогой мой сударь, видно, немало приходитъ къ вамъ молодыхъ паръ, и духи вы хорошо съ рукъ сбываете! Не лѣнитесь дѣло дѣлать. Дай Богъ вамъ здоровья! Такого знатнаго покупателя у меня еще не было... Ужь будетъ молить за васъ Бога самая близкая мнѣ женщина...

-- Кто эта женщина?..

-- Ну, конечно, г-жа Маду.

-- Сколько вы возьмете за орѣхи?

-- Съ васъ, почтенный буржуа, я возьму только двадцать пять франковъ за сотню, если вы берете весь запасъ.

-- Двадцать пять франковъ,-- сказалъ Бирото. Но мнѣ нужны будутъ громадные запасы орѣховъ... сотни тысячъ.

-- Зато поглядите, какой товаръ!-- сказала Маду, погрузивъ свою красную руку въ мѣшокъ съ орѣхами.-- Совсѣмъ нѣтъ пустыхъ! А въ бакалейныхъ продадутъ вамъ четыре фунта, и полтора надо выбросить,-- все гнилые! И берутъ за такую дрянь двадцать четыре су за фунтъ. Зачѣмъ же мнѣ терпѣть убытокъ для вашего удовольствія? Если вамъ надо много орѣховъ, я уступлю, пожалуй, за двадцать франковъ сотню... Нельзя вѣдь отослать ни съ чѣмъ помощника мэра, какъ разъ накличешь бѣду на молодыя парочки! Но пощупайте сами товаръ, какая тяжесть! Пятидесяти орѣховъ не пойдетъ на фунтъ. Всѣ цѣлые, гнилыхъ нѣтъ!

-- Ладно! Я беру на двѣ тысячи франковъ; деньги черезъ три мѣсяца. Орѣхи пришлите мнѣ на фабрику, въ предмѣстье Тампль, завтра же утромъ и пораньше.

-- Не безпокойтесь! Я потороплюсь, какъ невѣста подъ вѣнецъ. Ну, прощайте, г. мэръ, не поминайте лихомъ,-- сказалеіе Маду, провожая Бирото.-- А не дадите ли вы мнѣ денежки черезъ; шесть недѣль. Я очень дешево продала вамъ товаръ, не могу долго ждать.

-- Хорошо, вы получите деньги черезъ шесть недѣль. Только я буду взвѣшивать каждые сто фунтовъ отдѣльно, чтобъ не попалось пустыхъ орѣховъ. Иначе и дѣло у насъ не сладится.

-- Ишь, знаетъ толкъ, собака!-- сказала Маду.-- Нельзя и нагрѣть его. Эти мошенники изъ улицы Ломбаръ научили его! Эти жирные волки всегда рады съѣсть бѣднаго ягненка.

Ягненокъ этотъ имѣлъ пять футовъ въ вышину и три фута въ окружности; она походила на тумбу, обвернутую въ полосатое бумажное платье безъ пояса.

Между тѣмъ парфюмеръ, идя домой, думалъ о предстоящей борьбѣ съ Макассарскимъ масломъ: онъ соображалъ, какую форму придать бутылкамъ, изъ чего сдѣлать пробки, какого цвѣта выпустить афиши, что написать въ нихъ. И говорятъ еще, что въ торговлѣ нѣтъ поэзіи! Ньютонъ не столько обдумывалъ свой знаменитый биномъ, сколько Бирото -- свою "Essence Comagène" (онъ успѣлъ уже переименовать масло въ эссенцію); всевозможные планы роились въ его головѣ... Погруженный въ свои мысли, онъ пропустилъ улицу Бурдонэ и принужденъ былъ вернуться назадъ, вспомнивъ о дядѣ.

Клавдій-Іосифъ Пильер о, нѣкогда владѣлецъ желѣзной лавки, съ вывѣской "Золотой колоколъ", былъ человѣкъ далеко не дюжинный, все въ немъ вполнѣ согласовалось: костюмъ и привычки, умъ и сердце, языкъ и мысли, слова и поступки. Пильеро былъ единственнымъ родственникомъ г-жи Бирото, на ней и на Цезаринѣ сосредоточилась вся его любовь. Онъ потерялъ жену и сына, а позже лишился и пріемыша, ребенка своей кухарки. Жестокія потери обратили этого человѣка въ стоика, но стоика-христіанина.

Только христіанскія чувства согрѣвали и скрашивали его послѣдніе дни, такъ грѣютъ подчасъ холодные лучи умирающаго зимняго солнца. Величественная голова Пильеро, его худое, желтое лицо и строгое выраженіе въ чертахъ придавали ему поразительное сходство съ изображеніемъ Сатурна; только лицо торговца имѣло менѣе рѣзкія линіей не было на немъ того отталкивающаго выраженія, которое придаютъ всегда живописцы и ваятели облику старика Сатурна. Коренастый и широкій въ плечахъ, Пильеро былъ средняго роста и крѣпкаго сложенія; онъ созданъ былъ для долгой трудовой жизни. Спокойныя движенія и неподвижное, точно застывшее лицо указывали, что человѣкъ этотъ неспособенъ сильно волноваться. Зеленые глаза Пильеро поражали своимъ неизмѣнно-яснымъ взглядомъ. Узкій сдавленный лобъ былъ изрытъ морщинами; посѣдѣвшіе волосы были коротко острижены. Тонкія губы обличали не скупца, но человѣка предусмотрительнаго и осторожнаго. Честность и скромность Пильеро отражались на его лицѣ. Онъ пользовался цвѣтущимъ здоровьемъ, благодаря умѣренной и воздержной жизни. Шестьдесятъ лѣтъ Пильеро былъ неутомимымъ труженикомъ, онъ велъ такую же жизнь, какъ Цезарь, только менѣе счастья выпало на его долю. До тридцати лѣтъ онъ былъ приказчикомъ, а потомъ завелъ и собственную лавку. Его благоразуміе, проницательность и математически вѣрный разсчетъ повліяли на его манеру вести дѣла. Многія изъ нихъ онъ рѣшалъ только на словахъ, и, однако, рѣдко имѣлъ затрудненія. Будучи задумчивымъ и молчаливымъ, онъ не вмѣшивался въ бесѣду другихъ, а наблюдалъ и изучалъ людей, зато никогда не становился жертвою обмана. "Онъ чуетъ плутовство",-- говорили про него сосѣди. Вообще меньшую, но вѣрную прибыль онъ всегда предпочиталъ рискованнымъ предпріятіямъ, обѣщавшимъ громадные барыши. Въ своей желѣзной лавкѣ Пильеро держалъ таганы, чугунные котлы, рашперы, каминныя доски, мотыки и разныя земледѣльческія орудія. Этотъ неблагодарный товаръ давалъ малую прибыль, а между тѣмъ требовалъ очень значительной затраты механической силы: не легко было ворочать и укладывать грузные желѣзные предметы. Пильеро пріобрѣлъ себѣ состояніе вполнѣ честно и законно, никогда не запрашивалъ онъ чрезмѣрно, никогда не гнался за выгодными сдѣлками. Послѣдніе годы онъ только наблюдалъ за работой своихъ приказчиковъ и, сидя съ трубкой въ зубахъ, передъ дверью лавки, разглядывалъ прохожихъ.

Въ 1814 году онъ оставилъ торговлю; въ это время онъ обладалъ капиталомъ въ семьдесятъ тысячъ франковъ, приносившихъ ему болѣе пяти тысячъ дохода. Сверхъ того онъ выручилъ еще сорокъ тысячъ отъ продажи лавки и товаровъ, но долженъ былъ получать эти деньги по частямъ, въ теченіе пяти лѣтъ. Сосѣди Пильеро не завидовали его скромному состояніе и не понимали его благоразумія, хотя и восхваляли его. Пильеро посѣщалъ постоянно кафе "Давидъ", на углу улицъ Монетной и Сентъ-Онорэ, куда заходили пить кофе многіе старики-купцы. Зачастую шутили тутъ надъ тѣмъ, что Пильеро усыновилъ ребенка своей кухарки; однако, никогда шутки эти не переходили извѣстныхъ границъ, такъ какъ торговецъ желѣзомъ пользовался всеобщимъ уваженіемъ. А потому, когда Пильеро потерялъ своего пріемыша, болѣе двухсотъ лицъ явилось проводить покойника до могилы. Надо было видѣть тогда мужество старика-торговца! Какъ ни былъ онъ убитъ горемъ, онъ все же сдерживалъ свое чувство, какъ всѣ люди, сильные духомъ. Несчастье увеличило общую къ нему симпатію. Привыкнувъ въ трудовой жизни, Пильеро не могъ предаться праздности, когда оставилъ торговлю; онъ продолжалъ вести прежній правильный образъ жизни и занялся на старости лѣтъ политикой. По убѣжденіямъ своимъ онъ принадлежалъ къ крайней лѣвой; онъ стоялъ за сохраненіе правъ рабочихъ, которыхъ революція поставила въ ряды буржуазіи. Онъ имѣлъ широкіе политическіе взгляды, никогда не осыпалъ бранью своихъ противниковъ, вѣрилъ въ добродѣтели республиканцевъ; генералъ Фуа былъ, въ его глазахъ, великій человѣкъ; Казиміръ Перье не имѣлъ ни тѣни честолюбія; Лафайетъ являлся политическимъ пророкомъ; Курье -- превосходнымъ человѣкомъ... Однимъ словомъ, химеры Пильеро не были лишены благородства. Этотъ прекрасный старикъ любилъ семейную жизнь; онъ бывалъ у своей племянницы, у стариковъ Ратонъ, у судьи Попино у Леба и Матифа. Лично на себя Пильеро тратилъ только полторы тысячи франковъ. Остальную часть дохода онъ употреблялъ на дѣла благотворительности и на подарки Цезаринѣ; четыре раза въ году онъ приглашалъ своихъ друзей на обѣдъ въ ресторанъ Ролана и затѣмъ возилъ ихъ въ театръ. Въ такихъ случаяхъ Пильеро бывалъ несказанно счастливъ; онъ радовался, что доставляетъ удовольствіе другимъ. Продавъ лавку, старикъ не захотѣлъ разстаться съ частью города, къ которой привыкъ; онъ нанялъ въ улицѣ Бурдона небольшую квартирку изъ трехъ комнатъ, въ четвертомъ этажѣ стараго дома.

О привычкахъ Молине можно было судить по странной обстановкѣ его жилища: внутреннее убранство квартиры Пильеро свидѣтельствовало объ его скромномъ образѣ жизни. У Пильеро было три комнаты: передняя, гостиная и спальня. По размѣрамъ всѣ онѣ походили на кельи монаховъ-картезіанцевъ. Передняя, съ краснымъ натертымъ поломъ, имѣла только одно окно, закрытое каленкоровыми занавѣсями съ красной каймой. Стулья краснаго дерева были обиты красной кожей и украшены поволоченными гвоздиками. На стѣнахъ съ оливково-зелеными обоями красовались: портретъ Бонапарта, перваго консула, и Аустерлицкая битва. Гостиную, видимо, отдѣлывалъ обойщикъ: желтая мебель съ розетками, бронзовыя украшенія камина, консоль съ вазой подъ стеклянымъ колпакомъ, круглый столъ, докрытый скатертью, и коверъ на полу,-- все блестѣло новизной. Такая обстановка была совершенно лишняя для старика торговца, который рѣдко принималъ у себя; но надо же было принести жертву свѣтскимъ обычаямъ. Спальня Пильеро, до крайности незатѣйливая, походила на келью монаха или каморку ветерана; тутъ стояли Распятіе и кропильница.

Для разныхъ услугъ и хлопотъ по хозяйству приходила къ Пильеро одна старуха, но онъ такъ уважалъ женщинъ, что никогда не вмѣнялъ ей въ обязанность чистить сапоги; за это онъ платилъ особо сторожу.

Одѣвался старикъ очень просто и никогда не измѣнялъ своего костюма. Онъ носилъ ежедневно сюртукъ и брюки изъ синяго сукна, жилетъ изъ выбойки, бѣлый галстухъ и высокіе башмаки; по праздникамъ онъ надѣвалъ платье съ металлическими пуговицами. Неизмѣннымъ оставался и образъ жизни Пильеро: всегда въ одинъ и тотъ же часъ онъ вставалъ, завтракалъ, обѣдалъ; въ извѣстное время выходилъ изъ дому, всегда одинаково проводилъ вечера и въ опредѣленный часъ возвращался и ложился спать. Онъ не отступалъ отъ своей программы, такъ какъ зналъ, что отъ поильной жизни зависитъ здоровье и долгая жизнь. Никогда между Пильеро, Цезаремъ, Рагономъ и аббатомъ Лоро не было никакихъ разговоровъ о политикѣ: эти люди слишкомъ хорошо знали другъ друга и не хотѣли спорить и ссориться изъ-за различія во мнѣніяхъ. Подобно Бирото и Рагону, Пильеро слѣпо вѣрилъ Рогену: въ глазахъ старика, парижскій нотаріусъ являлся человѣкомъ вполнѣ достойнымъ, образцомъ честности на землѣ. Вотъ почему Пильеро не задумался принять участіе въ спекуляціи на земли близъ Маделэнъ и своимъ примѣромъ ободрилъ Цезаря.

Парфюмеръ, взойдя на семьдесятъ восемь ступенекъ, которыя вели къ квартирѣ дяди, невольно подумалъ, что старикъ еще очень здоровъ и крѣпокъ, если въ состояніи ежедневно подниматься на такую высоту.

На площадкѣ передъ лѣстницей Цезарь увидѣлъ г-жу Вальянъ, которая чистила платье Пильеро; самъ же старикъ, въ сѣромъ мультоновомъ сюртукѣ, сидѣлъ у камина и завтракалъ, пробѣгая въ "Constitutionnel" отчетъ о преніяхъ въ парламентѣ.

-- Дядя,-- сказалъ Цезарь, входя,-- наше дѣло рѣшено; сегодня будутъ приготовлены документы. Однако, можно еще отказаться, если вы сомнѣваетесь.

-- Зачѣмъ мнѣ отказываться? Дѣло хорошее, только оно не скоро дастъ барыши. Но это не бѣда! У меня еще пятьдесятъ тысячъ франковъ лежатъ въ банкѣ; да вчера я получилъ послѣднія пять тысячъ въ уплату за лавку. А вотъ Рагоны вложили въ это предпріятіе всѣ свои наличныя деньги.

-- Ну, какъ они поживаютъ?

-- Да ничего, живутъ по-маленьку.

-- Дядя, я понимаю васъ,-- сказалъ растроганный Бирото, пожимая руки старика.

-- Какъ же сладится дѣло?-- рѣзко прервалъ его Пильеро.

-- Я внесу три восьмыхъ всей суммы, вы и Рагонъ -- одну восьмую.

-- Прекрасно, мой милый! Но неужели ты въ состояніи вложить въ предпріятіе триста тысячъ франковъ? Мнѣ кажется, ты очень рискуешь; смотри, не зарвись! Ну, да это твое дѣло... Въ случаѣ неудачи я могу помочь тебѣ, продавъ свои ренты: онѣ теперь высоко стоятъ. Но эти бумаги я отложилъ для Цезарины, значитъ, обратившись во мнѣ за помощью, ты посягнешь на деньги дочери. Помни это, мой милый!

-- Дядя, какъ просто вы говорите о подобныхъ вещахъ! Вы совсѣмъ меня растрогали, взволновали...

-- Меня не такъ еще взволновалъ сейчасъ генералъ Фуа!.. Ну, такъ и быть, рѣшайся на спекуляцію! Вѣдь земли никуда отъ насъ не убѣгутъ; если даже мы прождемъ шесть лѣтъ, и то ничего не потеряемъ, на этихъ участкахъ есть дровяные дворы, которые приносятъ доходъ. Одного только можно бояться въ подобной спекуляціи, какого-нибудь обмана, плутовства... Но вѣдь мы имѣемъ дѣло съ Рагономъ, не ограбитъ же онъ насъ!

-- Однако, жена говорила мнѣ сегодня ночью, что это можетъ случиться.

-- Вотъ какъ!-- сказалъ Пильеро смѣясь.-- А почему она такъ думаетъ?

-- Но ея словамъ, Рагонъ -- развратникъ; онъ тратится на любовницъ...

Легкая улыбка недовѣрія скользнула по губамъ Пильеро. Онъ оторвалъ листокъ отъ маленькой книжки, выставилъ на немъ сумму и подписался.

-- Вотъ тебѣ чекъ на сто тысячъ франковъ; это я вношу за себя и за Рагона. Онъ, бѣдняжка, хотѣлъ самъ дополнить сумму взноса и продалъ этому негодяю Дю-Тилье свои пятнадцать акцій Ворчинскихъ рудниковъ. Какъ сжимается сердце, когда видишь честныхъ людей въ нуждѣ! И какіе люди-то! Благородные, достойные всякаго уваженія, цвѣтъ старинной буржуазіи. Ихъ братъ, судья Попино, и не подозрѣваетъ, въ какой они крайности: они скрываютъ отъ него свои матеріальныя затрудненія, чтобы не мѣшать ему дѣлать добро другимъ. И подумать, что люди трудились цѣлыхъ тридцать лѣтъ, какъ и я же.

-- Дай Богъ, чтобы "Huile Comagène" пошло въ ходъ, я буду тогда вдвойнѣ счастливъ! --вскричалъ Бирото.--Однако, прощайте, дядя! Приходите ко мнѣ въ воскресенье обѣдать; я позову еще Рагона съ женой, Рогена и господина Кланарона: мы отпразднуемъ заключеніе нашей сдѣлки. Въ субботу всѣ мы подпишемся подъ документами, завтра же, въ пятницу, я не хочу рѣш...

-- Неужели ты суевѣренъ? Вѣришь всякимъ глупостямъ?

-- Дядя, я никогда не повѣрю, чтобы день, въ который Сынъ Божій былъ казненъ людьми, могъ принести счастье. Вѣдь бросаютъ же всѣ дѣла 21-го января.

-- Ну, ладно!-- рѣзко прервалъ Пильеро.-- Прощай до воскресенья!

"Если бы не политическія бредни дяди, -- подумалъ Бирото, спускаясь по лѣстницѣ, врядъ ли былъ бы на землѣ человѣкъ лучше его. И далась ему эта политика! Совсѣмъ не слѣдовало бы дядѣ думать о ней. Впрочемъ, за всякимъ человѣкомъ есть грѣшокъ".

-- Уже три часа!-- воскликнулъ Цезарь, возвратившись домой.

-- Хозяинъ, вы берете эти векселя?-- спросилъ Целестинъ, показывая парфюмеру бумаги Сейрона.

-- Да, да; за шесть на сто, безъ коммиссіонныхъ.-- Жена, приготовь мнѣ одѣваться! Я ѣду къ господину Воклэну,-- ты знаешь для чего! Достань чистый бѣлый галстухъ.

Бирото отдалъ еще кое-какія приказанія своимъ приказчикамъ. Не видя Попино, онъ догадался, что тотъ уже одѣвается, и быстро поднялся въ свою комнату. Тамъ уже лежала гравюра Миллера въ великолѣпной рамкѣ.

-- А что, вѣдь картина то недурна!-- сказалъ онъ дочери.

-- Ты, папаша, говори, что эта картина дивно хороша; а то надъ тобой будутъ смѣяться.

-- Ай, да, дочка! бранить отца!.. А по моему, гравюра "Геро и Леандръ" нисколько не хуже. Мадонна годится для церкви, для часовни: но гравюру "Геро и Деандръ" я купилъ бы съ удовольствіемъ, тѣмъ болѣе, что сосудъ съ масломъ навелъ меня на мысль...

-- Но, папаша, я тебя совсѣмъ не понимаю.

-- Виргинія, фіакръ!-- крикнулъ Цезарь во все горло, окончивъ бриться. Въ это время въ комнату вошелъ Попино, стараясь не прихрамывать при Цезаринѣ. Робкій влюбленный не замѣчалъ, что его недостатокъ пересталъ уже существовать для владычицы его сердца. Только люди, обиженные природой, могутъ получать такое доказательство любви.

-- Хозяинъ,-- сказалъ Ансельмъ,-- прессъ можно пустить въ ходъ завтра.

-- Хорошо! Но что съ тобой, Попино?-- спросилъ Цезарь, увидѣвъ, что юноша покраснѣлъ.

-- Я радъ, хозяинъ, что нашелъ уже лавку, въ улицѣ Пяти Алмазовъ; при ней отдаются и кладовыя, кухня и комнаты наверху, все за тысячу двѣсти франковъ въ годъ.

-- Надо заключить контрактъ на восемнадцать лѣтъ,-- сказалъ Бирото.-- Поѣдемъ теперь къ господину Воклэну; дорогой успѣемъ еще потолковать.

Ни одинъ изъ приказчиковъ Бирото не подозрѣвалъ о грандіозныхъ замыслахъ хозяина, поэтому они несказанно удивилиеь, когда Цезарь и Попино вышли разодѣтые и поѣхали въ каретѣ, чего еще никогда не бывало.

-- Вотъ мы сейчасъ поговоримъ объ орѣхахъ, узнаемъ всю правду,-- сказалъ, какъ бы про себя, парфюмеръ.

-- Объ орѣхахъ?--повторилъ съ удивленіемъ Попино.

-- Да, объ орѣхахъ. Я нечаянно проронилъ это слово, и теперь, Попино, ты знаешь мою тайну. Одно только орѣховое масло хорошо дѣйствуетъ на волосы; однако, до сихъ поръ ни одинъ парфюмеръ объ этомъ не догадался. А я увидѣлъ недавно гравюру "Геро и Леандръ" и подумалъ: недаромъ, вѣрно, древніе мазали голову масломъ! Вѣдь, что ни говори, а древніе люди были умнѣе насъ, нынѣшнихъ; на то они и древніе! Вотъ и сталъ я думать да размышлять... А тутъ подвернулся еще твой родственникъ, Біаншонъ, студентъ-медикъ, и скажи онъ мнѣ, что его товарищи мажутъ усы и бакенбарды орѣховымъ масломъ, чтобы лучше росли. Я и рѣшилъ заняться приготовленіемъ масла изъ орѣховъ; только хочу еще посовѣтоваться съ господиномъ Воклэномъ, этимъ извѣстнымъ ученымъ. А то, пожалуй, сдѣлаешь какой-нибудь промахъ, обманешь публику! Если же Воклэнъ наставитъ меня, то дѣло будетъ въ шляпѣ. Я сейчасъ только былъ на рынкѣ и накупилъ орѣховъ одной торговки; а теперь ѣду къ великому ученому спросить, какъ получить изъ нихъ масло. Правду говоритъ пословица, что крайности сходятся. Видишь ли, мой милый, торговля -- посредница между природой и наукой. Анжелика Маду соберетъ орѣхи въ ихъ природномъ видѣ, господинъ Воклэнъ добудетъ изъ нихъ эссенцію, а мы ее продадимъ. Въ сыромъ-то видѣ орѣхи продаются по пяти су за фунтъ, а мы съ господиномъ Воклэномъ во сто разъ увеличимъ ихъ цѣну, да еще и услугу окажемъ людямъ: вѣдь никому не хочется быть лысымъ.

Благоговѣйный восторгъ, съ которымъ Попино слушалъ отца своей Цезарины, много способствовалъ тому, что краснорѣчіе Цезаря не изсякало; Богъ знаетъ, до чего онъ договорился бы, если бы экипажъ не въѣхалъ, наконецъ, въ улицу, гдѣ жилъ Боклэнъ.

-- Будь какъ можно почтительнѣе, Ансельмъ,-- сказалъ Бирото,-- мы скоро вступимъ въ святилище науки. Положи Мадонну на стулъ въ столовой, ро такъ, чтобы Бокланъ ее замѣтилъ. Какъ бы только мнѣ не запутаться въ словахъ, когда я начну говорить,-- прибавилъ наивно Цезарь.-- Вѣришь ли, Попино, этотъ человѣкъ производитъ на меня какое-то химическое дѣйствіе: отъ звуковъ его голоса у меня дѣлается жаръ внутри и даже легкая рѣзь въ животѣ. Онъ мой благодѣтель, Ансельмъ, а позже и ты ему будешь всѣмъ обязанъ.

Отъ этихъ словъ Попино кинуло въ дрожь, онъ боязливо послѣдовалъ за Цезаремъ, передвигая ноги такъ, какъ будто боялся что-нибудь раздавить; даже на стѣны поглядывалъ онъ съ безпокойствомъ. Воклэнъ былъ въ кабинетѣ, когда ему доложили о пріѣздѣ Бирото. Зная, что парфюмеръ помощникъ мэра и въ большой милости, ученый его немедленно принялъ.

-- Вы не забываете меня и на вершинѣ славы и почестей?-- сказалъ Воклэнъ.-- Впрочемъ, между химикомъ и парфюмеромъ нѣтъ большой разницы.

-- Что вы, господнъ Воклэнъ, да между такимъ геніемъ, какъ вы, и такимъ простакомъ, какъ я, цѣлая бездна. И вамъ же я обязанъ своей славой, почестями, всѣмъ... Я не забуду этого ни здѣсь на землѣ, ни даже за гробомъ.

-- О, въ загробной жизни, говорятъ, всѣ будутъ равны, короли к сапожники.

-- Надѣюсь, только тѣ короли и сапожники, которые были одинаково добродѣтельны на землѣ,-- возразилъ Еирото.

-- Это вашъ сынъ?-- спросилъ Воклэнъ, взглянувъ на маленькаго Попино, имѣвшаго растерянный видъ: юношу поражало, что онъ не видитъ въ кабинетѣ химика ни гигантскихъ ма шикъ, ни летающихъ металловъ, вообще ничего сверхъестественнаго.

-- Нѣтъ, г. Воклэнъ, но я люблю этого молодого человѣка, какъ родного. Онъ пришелъ къ вамъ съ просьбой, такъ какъ знаетъ, что ваша доброта равняется вашимъ талантамъ, значитъ не имѣетъ границъ.

Этотъ комплиментъ Бирото сказалъ съ льстивой улыбкой: -- Шестнадцать лѣтъ тому назадъ я обращался къ вамъ за совѣтомъ, теперь вторично безпокою васъ: мы оба нуждаемся въ вашихъ указаніяхъ.

-- Въ чемъ же дѣло?

-- Я знаю, что послѣднее время вы занимались анализомъ волосъ, сидѣли надъ этимъ дни и ночи. Я тоже все думаю о волосахъ... Но вы гонитесь за славой, а я за наживой.

-- Любезный Бирото, что именно вы хотите узнать отъ меня? Составъ волосъ?-- при этихъ словахъ онъ взялъ небольшую тетрадку.-- На-дняхъ я буду читать въ академіи наукъ свой рефератъ о волосахъ. Волосы содержатъ въ себѣ порядочное количество слизи, много зеленовато-чернаго масла и желѣза, немножко бѣлаго масла, нѣсколько атомовъ марганцевой окиси, частицу углекислой извести, кремнезема и большое количество сѣры. Отъ различныхъ пропорцій этихъ веществъ зависитъ цвѣтъ волосъ. Такъ, въ рыжихъ волосахъ зеленовато-чернаго масла больше, чѣмъ въ другихъ.

Цезарь и Попино смотрѣли на химика широко открытыми глазами.

-- Какъ,-- вскричалъ Бирото,-- въ каждомъ волоскѣ есть металлы и разныя масла? Право, если бы кто-нибудь другой сказалъ мнѣ это, я ни за что не повѣрилъ бы. Чудо, да и только. Велика мудрость Господа!

-- Волосъ есть продуктъ особаго органа,-- продолжалъ великій химикъ,-- органъ этотъ походитъ на мѣшечекъ, открытый съ двухъ концовъ; однимъ онъ соединяется съ нервами и кровеносными сосудами, а изъ другого выходитъ волосъ. По мнѣнію нѣкоторыхъ изъ моихъ ученыхъ коллегъ, волосъ есть мертвая матерія, отжившая часть органа мѣшечка, который наполненъ мозговой мякотью.

-- Это какъ будто потъ въ палочкахъ!-- вскричалъ Попино, за что Цезарь толкнулъ его ногой.

Воклэнъ улыбнулся на это замѣчаніе Ансельма.

-- Онъ у меня не глупъ, неправда ли?-- сказалъ тогда Цезарь, посмотрѣвъ на Попино.-- Но, г. Вокленъ, если волосы родятся мертвыми, значитъ ихъ ничѣмъ нельзя оживить. Пропало наше дѣло! Не написать же намъ правды въ объявленіи, не заявить же публикѣ...

-- Что у ней на головѣ мусорная куча,-- сказалъ Попино, желая еще разъ разсмѣшить Воклэна.

-- Вѣрнѣе воздушныя катакомбы,-- отвѣтилъ химикъ въ томъ же шутливомъ тонѣ.

-- А я-то накупилъ орѣховъ!-- вскричалъ Бирото, жалѣя о напрасной издержкѣ.-- Такъ зачѣмъ же продаютъ...

-- Успокойтесь,-- сказалъ Воклэнъ, улыбаясь,-- я вижу, что вы задумали приготовить такой составъ для волосъ, который предохранилъ бы ихъ отъ сѣдины, или выпаданія. Выслушайте мое мнѣніе объ этом.

Тутъ Попино насторожилъ уши, какъ испуганный заяцъ.

-- Это живое или мертвое вещество, по моему мнѣнію, теряетъ свой цвѣтъ оттого, что прекращается выдѣленіе окрашивающаго вещества; этимъ объясняется, почему въ холодныхъ странахъ зимой шерсть нѣкоторыхъ животныхъ дѣлается бѣлой.

-- Слышишь, Попино?

-- Измѣненіе въ цвѣтѣ волосъ,-- продолжалъ Воклэнъ,-- зависитъ несомнѣнно отъ внезапныхъ перемѣнъ въ атмосферѣ...

-- Въ атмосферѣ, Попино! Запомни это слово, не забудь!-- крикнулъ Цезарь.

-- Да,-- сказалъ Воклэнъ,-- отъ перемѣны температуры или отъ какихъ нибудь внутренникъ явленій, которыя производятъ такое же дѣйствіе. Весьма вѣроятно, что мигрени и другія болѣзни головы оказываютъ вліяніе за состояніе волосъ. Изслѣдовать эти внутреннія явленія дѣло медиковъ. Устранить же наружныя перемѣны могутъ и косметическія средства.

-- Ну, господинъ Воклэнъ,-- сказалъ Бирото,-- вы меня опять ободрили. Мнѣ пришло въ голову приготовлять масло изъ орѣховъ, потому что древніе мазали постоянно волосы масломъ; а вѣдь древніе были умнѣе насъ, на то они и древніе! Атлеты тоже умащали...

-- Деревянное масло не хуже орѣховаго,-- сказалъ Воклэнъ, не слушая, что говоритъ Бирото.-- Всякое масло годится для того, чтобы предохранить волосяную луковку отъ вліяній, вредныхъ для веществъ, которыя она содержитъ. Впрочемъ, вы, можетъ быть, нравы: Дюпюйтренъ говорилъ мнѣ, что орѣховое масло имѣетъ возбуждающія свойства. Я постараюсь изслѣдовать разницу между буковымъ масломъ, орѣховымъ, оливковымъ, рѣпнымъ и др.

-- Такъ я не ошибся!-- вскричалъ Бирото съ восторгомъ.-- Я сошелся во мнѣніи съ великимъ ученымъ. Конецъ теперь Макассарскому маслу! Макассарское, господинъ Воклэнъ, есть извѣстное косметическое средство для рощенія волосъ, я продается оно очень дорого.

-- Знаете, господинъ Бирото, изъ Макассара не привозятъ въ Европу ни одной унціи масла. Да Макассарское масло и не производитъ никакого дѣйствія на волосы; оно только сохраняетъ ихъ, почему малайки покупаютъ его на вѣсъ золота; но онѣ и не подозрѣваютъ, что китовый жиръ тоже можетъ сохранить волосы. Никакая сила, ни физическая, ни химическая, ни даже божественная...

-- Ну, о божественной не говорите такъ, господинъ Воклэнъ.

-- Но, любезный Бирото, Богъ во всемъ себѣ вѣренъ; безъ единства не можетъ быть и власти..

-- А, вотъ вы, какъ смотрите!..

-- Итакъ, повторяю, никакая сила не можетъ выростить волосъ на лысой головѣ, и никогда вы не окрасите ни сѣдыхъ, ни рынокъ волосъ безъ вреда для здоровья. Но, восхваляя масло, вы все-таки правы: я думаю, что оно въ состояніи сохранить волосы.

-- Значитъ, я могу надѣяться, что королевская академія наукъ одобритъ...

-- Но вѣдь это не новое изобрѣтеніе,-- сказалъ Воклэнъ,-- и притомъ разные шарлатаны такъ часто пользовались именемъ академіи, что вы ровно ничего не выиграете отъ ея одобренія, Мнѣ же совѣсть не позволитъ выдать орѣховое масло за новинку, за какое-то чудо.

-- А какъ лучше извлекать масло изъ орѣховъ? Отваривать ихъ, или подвергать давленію?-- спросилъ Бирото.

-- Конечно, подвергать давленію. Если вы будете сдавливать орѣхи между нагрѣтыми плитами, то получите больше масла; если же употребить холодныя плиты, масла будутъ лучшаго качества. Замѣтьте еще,-- прибавилъ снисходительно Воклэнъ,-- что мазать масломъ надо не волосы, а кожу на головѣ; иначе оно пользы не принесетъ.

-- Запомни все хорошенько, Попино,-- сказалъ парфюмеръ, лицо котораго пылало отъ восторга.-- Вы видите, господинъ Воклэнъ, передъ собою юношу, для котораго этотъ день будетъ однимъ изъ лучшихъ въ жизни. Попино давно уже знаетъ и уважаетъ васъ, хотя видитъ сегодня въ первый разъ. О, мы часто о васъ вспоминаемъ! Вѣдь кого любишь, о томъ чащей говоришь!.. Самъ я, и жена, и дочь, всѣ молимъ за васъ Бога каждый день; вы нашъ благодѣтель!

-- Что вы, стоитъ ли такъ благодарить за бездѣлицу!-- сказалъ Воклэнъ. Его, видимо, стѣсняла глубокая признательность парфюмера.

-- Та-та-та!-- вырвалось у Бирото.-- Запретите еще любить васъ! И то обидно, что вы ничего не берете отъ меня. Вамъ, какъ солнцу, ничѣмъ не можешь отплатить за тотъ свѣтъ, который отъ васъ получаешь.

Ученый улыбнулся и всталъ; парфюмеръ и Попино тоже поднялись.

-- Ну, Ансельмъ, осмотри хорошенько этотъ кабинетъ. Можно, господинъ Воклэнъ? Вы такъ заняты, что къ вамъ и не попадешь, пожалуй, въ другой разъ,

-- А какъ идутъ ваши дѣла?-- спросилъ Воклэнъ.

-- Очень недурно,-- отвѣтилъ Бирото, направляясь къ столовой, куда послѣдовалъ за нимъ и Воклэнъ.-- Большія средства, однако, понадобятся, чтобы выпустить орѣховое масло, я назову erо "Essence Comagène".

-- Напрасно, этимъ двумъ словамъ не слѣдуетъ стоять рядомъ. Назовите лучше ваше косметическое средство "масло Бирото". Если же не хотите выставлять своего имени, придумайте другое названіе. Но что я вижу?.. Дрезденская Мадонна! Ахъ, господинъ Бирото, вы непремѣнно хотите со мной поссориться.

-- Господинъ Воклэнъ,-- сказалъ парфюмеръ, взявъ химика за обѣ руки,-- я знаю, что вамъ давно хотѣлось имѣть эту гравюру, но занятія вамъ не позволяли искать ее; вотъ я и принялъ всѣ хлопоты на себя, Примите же теперь эту картину, не какъ подарокъ, вещь, а какъ доказательство искренней и полной преданности. Я бы и не то еще сдѣлалъ для васъ: пожелай вы добыть что-нибудь со дна морского, я и туда бы бросился. Вы легко можете забыть меня, такъ пусть хоть эта картина напоминаетъ вамъ о Цезарѣ Бирото и его семьѣ. Смотря на Мадонну, вы будете думать: есть на свѣтѣ люди, которые меня помнятъ и любятъ.

-- Хорошо, я принимаю картину,-- сказалъ Воклэнъ.

Попино и Бирото были до слезъ тронуты ласковымъ тономъ, которымъ академикъ произнесъ эти слова.

-- Не довертите ли вы ваши милости ко мнѣ?-- сказалъ парфюмеръ.

-- Что вы желаете?-- спросилъ Воклэнъ.

-- Я даю балъ...-- при этихъ словахъ Бирото приподнялся на носкахъ, принявъ, однако, смиренный видъ,-- чтобы отпраздновать освобожденіе Франціи отъ непріятелей, а также полученіе мною ордена Почетнаго Легіона...

-- Вотъ какъ!-- произнесъ Воклэнъ съ удивленіемъ.

-- Быть можетъ, я заслужилъ эту особую монаршую милость тѣмъ, что былъ членомъ коммерческаго суда и сражался за Бурбоновъ на ступеняхъ церкви St.-Roch, 13-го вандемьера, и былъ раненъ Наполеономъ. Балъ нашъ состоится черезъ три недѣли, въ воскресенье; удостойте насъ своимъ посѣщеніемъ, господинъ Воклэнъ. Пожалуйте къ намъ пообѣдать въ этотъ день. Я буду такъ радъ, такъ радъ, какъ будто получилъ второй орденъ. Я заранѣе извѣщу васъ записочкой.

-- Хорошо, пріѣду,-- сказалъ Воклэнъ.

-- У меня сердце такъ и прыгаетъ отъ радости!-- вскричалъ парфюмеръ, выходя на улицу -- Господинъ Воклэнъ пріѣдетъ ко мнѣ... Я боюсь, что уже позабылъ все, что онъ говорилъ о волосахъ. А ты помнишь, Попино?

-- Помню, хозяинъ, и черезъ двадцать лѣтъ врядъ ли забуду.

-- Какой великій человѣкъ этотъ Воклэнъ!-- сказалъ Бирото.-- Какой у него взглядъ, какая проницательность! Сразу отгадалъ, чего мы хотимъ, и далъ намъ средство погубить Макассарское. Ага! Никакая сила не можетъ выростить волосъ... Врешь ты, значитъ, Макассарское! Ну, Попино, повалятъ къ намъ денежки... Итакъ, завтра въ семь часовъ пойдемъ на фабрику и начнемъ выжимать масло изъ орѣховъ. Хоть Воклэнъ и говоритъ, что всякое масло годится, да публика-то, слава Богу, этого не знаетъ. Иначе пропали бы мы совсѣмъ! Если въ нашу эссенцію не войдутъ духи и орѣховое масло, развѣ можно будетъ продавать ее по три или четыре франка за четыре унціи?

-- Вы получили орденъ, хозяинъ,-- сказалъ Попино.-- Какая честь для...

-- Для всего купечества, не такъ ли, мой милый?

Выраженіе радости на лицѣ Цезаря Бирото, который не сомнѣвался въ большихъ барышахъ въ будущемъ, было замѣчено его приказчиками и дало имъ поводъ къ самымъ нелѣпымъ догадкамъ. Ихъ несказанно удивляло то, что хозяинъ и кассиръ куда-то ѣздили въ каретѣ и вернулись довольные и радостные. Тѣ взгляды, которыми обмѣнивались Цезарь и Ансельмъ, выраженіе, съ которымъ Попино два раза посмотрѣлъ на Цезарину, все подтверждало предположеніе приказчиковъ, что совершилось какое-то важное событіе. По тому, какъ держала себя г-жа Бирото, можно было понять, что затѣвается новое предпріятіе. Обыкновенно она раздѣляла радость мужа и бывала довольна успѣшной торговлей въ магазинѣ; теперь на олимпійскіе взоры Цезаря она отвѣчала взглядами, выражавшими сомнѣніе, безпокойство. Между тѣмъ, сверхъ ожиданія, выручка въ магазинѣ за этотъ день дошла до шеети тысячъ франковъ, такъ какъ было заплачено по нѣсколькимъ старымъ счетамъ.

Столовая и кухня въ домѣ Бирото находились въ томъ этажѣ, который занимали Цезарь и Констанція, когда еще были молодыми. По убранству столовая походила на гостиную; она отдѣлялась отъ кухни узкимъ корридоромъ, изъ котораго по лѣстницѣ спускались въ комнату за магазиномъ. Во время обѣда мальчикъ Pare оставался одинъ въ магазинѣ, такъ какъ приказчики обѣдали вмѣстѣ съ хозяиномъ; но, когда подавали дессертъ, они всѣ спускались опять въ магазинъ, и Цезарь съ женой и дочерью кончали обѣдъ одни. Констанція или Цезарина разливала кофе, а парфюмеръ, сидя въ креслѣ у камина, сообщалъ женѣ, какъ провелъ онъ день, разсказывалъ, что происходило у него на фабрикѣ, что онъ видѣлъ и слышалъ въ городѣ.

-- Знаешь, женушка,-- сказалъ онъ въ тотъ день по уходѣ приказчиковъ,-- нынѣшній день одинъ изъ самыхъ важныхъ въ нашей жизни. Орѣхи у меня куплены, гидравлическій прессъ готовъ, дѣло съ Рогеномъ покончено. На, спрячь этотъ чекъ,-- прибавилъ онъ, передавая Констанціи бумагу, полученную отъ Пильеро.-- Передѣлка квартиры тоже рѣшена сегодня, и помѣщеніе въ сосѣднемъ домѣ нанято. Боже мой, съ какимъ страннымъ человѣкомъ я познакомился!-- И онъ сталъ разсказывать про старика Молине.

-- Значить, ты надѣлалъ сегодня долговъ на двѣсти тысячъ франковъ,-- сказала Констанція, прерывая тираду мужа.

-- Да, женушка,-- сказалъ парфюмеръ съ притворнымъ смиреніемъ.-- И какъ мы заплатимъ такой долгъ? Ума не приложу! Вѣдь нельзя же разсчитывать на земли близъ Маделэнъ, гдѣ со временемъ будетъ одинъ изъ лучшихъ кварталовъ Парижа.

-- Со временемъ, Цезарь! Когда-то еще это будетъ!

-- Бѣда!-- продолжалъ шутить Бирото.-- Моя часть въ предпріятіи принесетъ мнѣ только милліонъ, да и то еще лѣтъ черезъ шесть. Чѣмъ же заплатить двѣсти тысячъ франковъ долгу?-- воскликнулъ Цезарь съ притворнымъ ужасомъ.-- А вотъ чѣмъ,-- прибавилъ онъ тотчасъ же, вынувъ изъ кармана орѣхъ, взятый у г-жи Маду и показавъ его женѣ и дочери.

Констанція не произнесла ни слова; но Цезарина удивилась и, подавая отцу кофе, сказала:

-- Ты вѣрно шутишь, папаша?

Парфюмеръ, какъ и его приказчики, замѣтилъ, что за обѣдомъ Попино не сводилъ глазъ съ Цезарины; Бирото захотѣлъ узнать, расположена ли она къ Ансельму.

-- Знаешь, дочурка, этотъ орѣхъ кое-что перемѣнитъ въ нашемъ домѣ. Нынче же вечеромъ у насъ будетъ однимъ человѣкомъ меньше.

Цезарина посмотрѣла на отца такъ, какъ будто хотѣла сказать: "Какое мнѣ до этого дѣло?"

-- Попино уходитъ.

Цезарь былъ плохой наблюдатель, и притомъ онъ произнесъ послѣднюю фразу не только для того, чтобы поймать дочь, но чтобы сообщить еще поскорѣе объ основаніи имъ торговаго дома "А. Попино и К°". Однако, какъ нѣжный отецъ, онъ угадалъ чувство дочери: дѣвушка стояла, потупивъ глаза, все лицо ея было залито яркимъ румянцемъ. Цезарь подумалъ, что Ансельмъ и Цезарина успѣли уже переговорить между собою. Онъ ошибся, эти невинныя дѣти, какъ всѣ робкіе любовники, понимали другъ друга безъ словъ.

Нѣкоторые моралисты думаютъ, что любовь вполнѣ непроизвольная страсть, что она не связана ни съ какимъ разсчетомъ, болѣе безкорыстна, чѣмъ всѣ другія чувства, кромѣ материнской любви. Такое мнѣніе -- грубая ошибка. Хотя большинство влюбленныхъ не знаютъ, почему они любятъ, тѣмъ не менѣе ихъ чувство, платоническое оно или чисто физическое, всегда основано на разсчетѣ ума, сердца или чувственности. Любовь есть страсть вполнѣ эгоистическая; а эгоизмъ и глубокій разсчетъ -- одно и то же. Всякому, кто не привыкъ вдумываться въ причины разныхъ явленій, покажется страннымъ, даже невѣроятнымъ, чтобы молодая и красивая дѣвушка, какъ Цезарина, могла влюбиться въ хромого и рыжаго. Между тѣмъ это нисколько не противорѣчитъ разсчетамъ буржуа въ области чувствъ. Часто сочетаются бракомъ красивыя женщины и невзрачные мужчины, или жалкія, безобразныя созданія и статные красавцы; это повергаетъ всѣхъ въ изумленіе, а между тѣмъ такіе факты легко объяснить. Всякій человѣкъ, имѣющій какой-нибудь физическій недостатокъ,-- кривоногій, хромой, горбатый, страшный уродъ, больной, подобный Рогену, не можетъ, но своимъ умственнымъ или душевнымъ качествамъ, стоять на одномъ уровнѣ съ большинствомъ людей: онъ долженъ непремѣнно или выдвинуться чѣмъ-нибудь, внушать уваженіе, страхъ, или искупать свое безобразіе прекрасными душевными качествами. Въ первомъ случаѣ уродъ является геніемъ или человѣкомъ съ большимъ умомъ, талантами, или же страшнымъ негодяемъ. Во второмъ случаѣ онъ -- воплощенная доброта, умѣетъ нѣжно и самоотверженно любить, подчиняется всѣмъ капризамъ женщины и привлекаетъ своей душевной красотой. Ансельмъ, воспитанный такими добродѣтельными людьми, какъ чета Рагонъ и судья Попино, выкупалъ свой тѣлесный недостатокъ чуднымъ характеромъ и прекрасными душевными качествами. Цезарь и Констанція, люди простые, но съ благородной душой, не могли не оцѣнить достоинствъ Попино и часто расхваливали его при Цезаринѣ. Эти похвалы находили откликъ въ сердцѣ молодой дѣвушки, которая, какъ ни была невинна, давно уже поняла, что Ансельмъ ее страстно любитъ. А вызвать такое чувство дѣвушкѣ всегда пріятно, кто бы ни былъ ея поклонникъ: ни возрастъ его, ни званіе, ни наружность значенія тутъ не имѣютъ. Цезарина не разъ думала, что на любовь маленькаго Попино можно положиться скорѣе, чѣмъ на любовь какого-нибудь красавца. По всему было видно, что Ансельмъ, женившись на хорошенькой, будетъ обожать ее до самой смерти, будетъ до изнеможенія работать, чтобы сдѣлать жену счастливой, предоставитъ ей полную власть въ домѣ и охотно ей покорится. Подобныя мысли невольно приходили въ голову Цезаринѣ, которая видѣла, какъ счастлива ея мать. Молодая дѣвушка и сама не желала лучшей семейной жизни; а инстинктъ ей подсказывалъ, что Ансельмъ будетъ вторымъ Бирото, еще лучшимъ, пожалуй, такъ какъ онъ получилъ нѣкоторое образованіе, какъ и она сама. Она не сомнѣвалась, что любовь пробудитъ въ Попино честолюбіе, и заранѣе уже видѣла его мэромъ. Наконецъ, она перестала даже замѣчать, что у Попино одна нога короче другой; она готова была спросить: "Да правда ли, что онъ хромаетъ?" Ей нравился его ясный взглядъ; нравилось, что отъ одного ея взора Ансельмъ опускаетъ глаза, въ которыхъ загорается плата страсти. Она любила и меланхолическую улыбку Попино. Все, что вызывало эту улыбку, заставляло улыбаться и Цезарину; печаль Ансельма тоже передавалась молодой дѣвушкѣ. Она видѣла, какъ неутомимо и усердно работалъ Ансельмъ, и понимала, что онъ, хотя бѣдный и некрасивый, не отчаявается все-таки получить ея руку. Такая твердая надежда доказывала сильную любовь.

-- Куда же онъ уходитъ?-- спросила Цезарина отца, стараясь принять равнодушный видъ.

-- Онъ открываетъ свой магазинъ въ улицѣ Пяти Алмазовъ. И съ Богомъ!-- сказалъ Бирото, Восклицанія этого не поняли ни Констанція, ни Цезарина.

Встрѣчая какое-нибудь нравственное затрудненіе, Бирото поступалъ, какъ насѣкомыя, когда имъ представляется преграда: онъ бросался вправо или влѣво. Онъ тотчасъ перемѣнилъ разговоръ, но далъ себѣ слово потомъ, наединѣ съ женой, поговорить о Цезаринѣ.

-- Я передалъ дядѣ о твоемъ страхѣ и твоихъ подозрѣніяхъ насчетъ Рогена, Онъ только расхохотался,-- сказалъ парфюмеръ женѣ.

-- Помилуй! Развѣ можно передавать все, что мы говоримъ наединѣ? Пожалуйста не дѣлай этого въ другой разъ!-- вскричала Констанція.-- Рогенъ, можетъ быть, самый честный и порядочный человѣкъ. Ему уже пятьдесятъ восемь лѣтъ; онъ, вѣрно, давно пересталъ...

Тутъ она внезапно остановилась, замѣтивъ, что Цезарина внимательно слушаетъ, и глазами указала на нее мужу.

-- Значитъ, я хорошо сдѣлалъ, что порѣшилъ дѣло съ Рогеномъ?-- сказалъ Бирото.

-- Твоя воля, вѣдь ты хозяинъ,-- отвѣтила Констанція.

Такой отвѣтъ означалъ всегда, что она согласна на все, что затѣваетъ мужъ. Цезарь взялъ жену за обѣ руки и поцѣловалъ ее въ лобъ. Потомъ онъ спустился въ магазинъ,

-- Ну, молодцы,-- обратился онъ къ приказчикамъ,-- надо запереть магазинъ въ десять часовъ. А потомъ помогите мнѣ! Надо за ночь перенести всю мебель изъ перваго этажа во второй. Придется потѣсниться, да дѣлать нечего, архитекторъ требуетъ, чтобы ему былъ полный просторъ.

-- А Попино ушелъ безъ спросу,-- сказалъ Цезарь, замѣтивъ, что его нѣтъ въ магазинѣ.

-- Ахъ, Господи, я я забылъ, что онъ не будетъ здѣсь ночевать. "Онъ вѣрно пошелъ,-- подумалъ парфюмеръ,-- записывать, что говорилъ сегодня г-нъ Воклэнъ,-- или покончить съ наймомъ лавки".

Тутъ старшій приказчикъ Целестинъ выступилъ впередъ и отъ имени всѣхъ сказалъ:

-- Мы знаемъ, хозяинъ, почему вы передѣлываете квартиру. Позвольте намъ поздравить васъ съ новой почестью... Попино сказалъ, что вы получили...

-- Да, ребятушки, мнѣ дали орденъ. И я приглашаю гостей, чтобы отпраздновать освобожденіе Франціи отъ непріятелей, а также полученіе мною креста Почетнаго Легіона. Быть можетъ, я заслужилъ эту особую монаршую милость тѣмъ, что былъ членомъ коммерческаго суда, и сражался за Бурбоновъ... въ ваши года, на ступеняхъ Церкви St.-Roch, 13-го вандемьера, я былъ раненъ самимъ Наполеономъ, раненъ въ бедро! И г-жа Рагонъ за мной ходила. Да, имѣй только мужество, безъ награды не останешься! Вотъ какъ, ребята! Нѣтъ худа безъ добра!

Тутъ Цезарь произнесъ небольшое наставленіе приказчикамъ и въ заключеніе пригласилъ ихъ въ себѣ на балъ. Это ихъ такъ обрадовало, что они съ усердіемъ принялись переносить мебель, надежда повеселиться придала имъ ловкость акробатовъ: никто не разбилъ, не уронилъ ничего, и къ двумъ часамъ утра весь первый этажъ былъ очищенъ. Цезарь съ женой легли спать во второмъ этажѣ. Комнату Попино заняли Целестинъ и второй приказчикъ. Въ третьемъ этажѣ сложили на время лишнюю мебель.

Попино, какъ всякій влюбленный, которому блеснула, наконецъ, надежда, былъ внѣ себя отъ радости; онъ не могъ скрытъ своего волненія, грудь его высоко поднималась, лицо горѣло. Выйдя изъ-за стола и придя въ магазинъ, онъ такъ суетился, что удивилъ всѣхъ приказчиковъ: нельзя было узнать тихаго и скромнаго Ансельма.

-- Что съ тобой сдѣлалось?-- сказалъ ему, наконецъ, Целестинъ.

-- Какой счастливый день сегодня, милый другъ!-- сказалъ ему Попино на ухо.-- Я открываю свой магазинъ, а хозяинъ получилъ орденъ.

-- Счастливецъ ты! Хозяинъ тебѣ помогаетъ,-- вскричалъ Целестинъ.

Попино не отвѣтилъ ни слова; онъ стремительно вышелъ, точно вихрь подхватилъ его, вихрь успѣха.

-- Хорошъ счастливецъ!-- сказалъ одинъ изъ приказчикокъ другому, укладывая перчатки.-- Просто хозяинъ замѣтилъ, что Ансельмъ строитъ глазки мадмуазель Цезаринѣ, и хочетъ его сплавить. Отказать-то Попино нельзя, изъ-за его родныхъ; старикъ и надумалъ другое... Ужь и хитеръ же онъ! А Целестинъ принимаетъ его фокусы за доброту.

Въ это время Ансельмъ Попино быстро шелъ по улицѣ Сентъ-Онорэ; ему нужно было увидѣться съ однимъ молодымъ человѣкомъ, который могъ вполнѣ обезпечить сбытъ орѣховаго масла. Это былъ самый ловкій изъ парижскихъ комми-вояжеровъ, котораго прозвали впослѣдствіи "знаменитымъ" за его умѣнье красно говорить и успѣшно сбывать товары. Этотъ царь комми-вояжеровъ занимался спеціально продажей шляпъ и разныхъ элегантныхъ мелочей; фамилія его была Годиссаръ. Юноша двадцати двухъ лѣтъ, онъ имѣлъ выразительное лицо и веселые глаза; онъ отличался необычайной памятью, умѣлъ сразу угадать вкусъ каждаго покупателя, однимъ словомъ, обладалъ всѣми качествами, необходимыми для коммивояжера. За нѣсколько дней передъ тѣмъ Попино встрѣтился съ Годиссаромъ и узналъ, что тотъ скоро уѣзжаетъ. Надѣясь, что онъ еще въ Парижѣ, Ансельмъ отправился къ нему на квартиру. Оказалось, что Годиссаръ взялъ уже мѣсто въ почтовомъ дилижансѣ и передъ отъѣздомъ отправился въ театръ посмотрѣть новую пьесу. Попино рѣшилъ дожидаться его возвращенія и склонить его къ участію въ продажѣ орѣховаго масла. Онъ зналъ, какъ искусно Годиссаръ пускаетъ въ ходъ всякія новинки, какъ ухаживаютъ за нимъ самыя лучшія фирмы, и не сомнѣвался, что привлечь его на свою сторону значитъ заключить прочный контрактъ съ фортуной. А Годиссаръ былъ, можно сказать, въ рукахъ Попино. Дѣло въ томъ, что Годиссаръ, умѣвшій искусно опутывать мелкихъ торговцевъ провинцій, самъ нежданно попалъ въ сѣти другихъ, его вовлекли въ заговоръ противъ Бурбоновъ, послѣ эпохи Ста Дней. Онъ былъ посаженъ въ тюрьму; на немъ тяготѣло тяжкое обвиненіе. Однако, судья Попино, которому поручили слѣдствіе, убѣдился, что Годиссаръ впутался въ дѣло только благодаря своей вѣтренности, и выпустилъ его на свободу. Будь на мѣстѣ Попино другой судья, крайній роялистъ, или человѣкъ, который захотѣлъ бы угодить правительству, Годиссара возвели бы на эшафотъ. Онъ понималъ, что обязанъ Попино жизнью, и былъ въ отчаяніи, что ничѣмъ не можетъ отблагодарить его; тогда онъ отправился къ Рагонамъ и заявилъ, что отнынѣ онъ вѣчный должникъ всѣхъ Попино.

Зная, что придется долго ждать Годиссара, Попино, чтобы не терять напрасно времени, пошелъ еще разъ посмотрѣть лавку въ улицѣ Пяти Алмазовъ и узналъ адресъ домовладѣльца. Около полуночи Ансельмъ, стоявшій уже на караулѣ передъ дверью дома, гдѣ жилъ Годиссаръ, услышалъ его голосъ вдали: онъ напѣвалъ водевильный куплетъ и постукивалъ палкой по мостовой.

-- Постой,-- вскричалъ Ансельмъ, внезапно отходя отъ двери,-- два слова.

-- Хоть двадцать, если угодно,-- отвѣчалъ Годиссаръ, замахиваясь на Ансельма своей тростью, обитой свинцомъ.

-- Я, Попино,-- крикнулъ бѣдный Ансельмъ.

-- Прекрасно,-- сказалъ Годиссаръ, узнавъ его.-- Чего ты хочешь?.. Денегъ?.. Въ безсрочномъ отпуску, къ сожалѣнію; но я достану гдѣ-нибудь... Или я нуженъ, какъ секундантъ? Весь къ твоимъ услугамъ: съ головы до пятокъ.-- И онъ запѣлъ пѣсню.

-- Я хочу поговорить съ тобой минутъ десять, только не въ твоей комнатѣ, гдѣ насъ могутъ услышать, а на набережной, въ такой поздній часъ тамъ никого не встрѣтишь,-- сказалъ Попино.-- У меня къ тебѣ важное дѣло.

-- Ого, какъ ты спѣшишь! Ну, пойдемъ!

Черезъ десять минутъ Годиссаръ уже зналъ важную тайну Попино.

-- Сюда, парфюмеры, купцы и куаферы!-- вскричалъ Годиссаръ, подрожая Лафону въ роли Сида.-- Я заберу въ руки всѣхъ торгашей Франціи и Наварры. О, что я придумалъ! Я хотѣлъ ѣхать, теперь остаюсь, и пойду предлагать свои услуги всѣмъ парижскимъ парфюмерамъ.

-- Это зачѣмъ?-- спросилъ удивленный Попино.

-- Чтобы задушить вашихъ соперниковъ, агнецъ мой невинный! Я заберу у нихъ товаръ, и будетъ онъ лежать! А ваше масло стану расхваливать да продавать. Вотъ-то будетъ знатная штука! Недаромъ я комми-вояжеръ: хитрѣе нашего брата никого не сыщешь! О рекламѣ я же позабочусь... Есть у меня другъ дѣтства, Андошь Фино, сынъ того шапочника, который втянулъ меня въ торговлю. Андошъ -- умный малый: у него одного больше мозгу въ головѣ, чѣмъ у всѣхъ, кто щеголяетъ въ шляпахъ его отца. Онъ ударился въ литературу, пишетъ въ "Театральномъ Вѣстникѣ"... Отецъ его, старый чортъ, не любитъ умныхъ людей, не вѣритъ, что умъ на что-нибудь годится. Поди, докажи ему, что умъ можно продавать, и не дешево! Ее вѣритъ; знаетъ только, что дважды два -- четыре... Старикъ моритъ сына съ голоду; поэтому Андошъ, хоть и способный малый (я съ дураками веду только торговыя дѣла), принужденъ писать объявленія для магазина "Fidèle Bergen": тамъ ему хорошо платятъ. А отъ господъ журналистовъ, для которыхъ Андошъ работаетъ, какъ волъ, онъ ничего не видитъ, кромѣ огорченій. Ужь и завистливъ же этотъ народъ! Купцамъ не уступятъ... Вообрази: Фино написалъ чудную комедію, въ одинъ актъ, для мадмуазель Марсъ... Ахъ, какъ она мнѣ нравится! Это царица всѣхъ знаменитостей... Ну, такъ Андошъ принужденъ былъ снести свою пьесу въ театръ Gaîté, иначе не быть бы ей на сценѣ. Андошъ умѣетъ писать рекламы, и какъ еще умѣетъ! Онъ смастеритъ намъ объявленіе, чваниться не станетъ и денегъ не возьметъ. Угостить его только стаканомъ пунша, да пирожками, и довольно съ него! Безъ шутокъ, Попино, я не возьму съ тебя ничего; за расходы и путевыя издержки мнѣ заплатятъ твои конкуренты, которыхъ я надую. Слышишь? Уговоръ лучше денегъ. Для меня это будетъ дѣло чести. Въ награду же ты возьмешь меня шаферомъ... Я поѣду въ Италію, Германію, Англію, наберу съ собой объявленій на всѣхъ языкахъ и буду ихъ наклеивать, гдѣ только можно, и въ городахъ, и въ деревняхъ... О, у меня закипитъ ваше масло и попадетъ на всѣ головы. Ты женишься на своей Цезаринѣ, или я перестану быть знаменитымъ! Такъ прозвалъ меня старикъ Фино за то, что я пустилъ въ ходъ его сѣрыя шляпы. Продавая ваше масло, я не измѣню своей спеціальности: вѣдь оно тоже для головы, какъ и шляпы.

Послѣ разговора съ Годиссаромъ Попино отправился ночевать къ своей теткѣ; но онъ былъ такъ взволнованъ, такъ полонъ мечтами о будущемъ успѣхѣ, что спалъ очень мало. Сонъ его былъ тревоженъ: ему снилось, что волосы его ростутъ не по днямъ, а по часамъ; видѣлъ онъ еще двухъ ангеловъ: они развертывали передъ нимъ, какъ въ мелодрамахъ, свитокъ съ надписью "Huile Césarienne". Проснувшись, Ансельмъ подумалъ, что недаромъ видѣлъ такой сонъ, что это повелѣніе свыше, и рѣшилъ непремѣнно назвать орѣховое масло "Huile Césarienne". Цезарь и Попино явились на фабрику гораздо раньше, чѣмъ привезли орѣхи. Въ ожиданіи посланныхъ Маду, Ансельмъ съ торжествомъ разсказалъ о договорѣ съ Годиссаромъ.

-- Какъ, знаменитый Годиссаръ къ нашимъ услугамъ! Ну, теперь мы наживемъ милліоны!-- вскричалъ парфюмеръ, протягивая рру своему кассиру.

-- Это еще не все,-- сказалъ Попино и вынулъ изъ кармана пузырекъ, имѣвшій форму тыквы.-- Я нашелъ десять тысячъ такихъ флаконовъ, совсѣмъ готовыхъ; ихъ отдадутъ по четыре су за штуку, и то съ разсрочкой на шесть мѣсяцевъ.

-- Ансельмъ,-- сказалъ Бирото, любуясь оригинальной формой пузырька,-- вчера (тутъ Цезарь заговорилъ торжественнымъ тономъ), да, не далѣе, какъ вчера, въ Тюльери ты говорилъ мнѣ: Я выйду въ люди! Я буду имѣть успѣхъ! Теперь и я скажу тебѣ: Да, ты будешь имѣть успѣхъ!.. Какъ! Четыре су! Съ разсрочкой на шесть мѣсяцевъ! Такая оригинальная форма!.. Какой ударъ Макассарскому! Оно теперь виситъ на волоскѣ. Какъ хорошо, что я скупилъ всѣ орѣхи, какіе нашелъ. Гдѣ жь это ты подобралъ такіе пузырьки?

-- Я бродилъ вчера по улицамъ...

-- Какъ и я въ былые годы!-- вскричалъ Бирото.

-- Проходя по улицѣ Обри, я вдругъ увидѣлъ такой пузырекъ въ окнѣ одного магазина стекляныхъ издѣлій... Онъ сразу бросился мнѣ въ глаза; я невольно подумалъ: вотъ что намъ нужно!

-- Родился купцомъ! Онъ женится на моей дочери,-- сказалъ Цезарь про себя.

-- Я вхожу и вижу массу такихъ флаконовъ въ ящикахъ...

-- Ты просишь, конечно, показать ихъ тебѣ.

-- Неужели вы считаете меня такимъ дуракомъ?-- вскричалъ опечаленный Ансельмъ.

-- Родился купцомъ,-- пробормоталъ опять Бирото.

-- Я спросилъ клѣтку для восковыхъ фигуръ. Торгуясь, я началъ смѣяться надъ формой замѣченныхъ мною пузырьковъ. Купецъ, слово за словомъ, разсказалъ мнѣ цѣлую исторію. Дѣло въ томъ, что Фаль и Бушо, которые недавно обанкрутились, хотѣли выпустить новое косметическое средство въ какихъ-нибудь оригинальныхъ флаконахъ. Они сдѣлали большой заказъ; но фабрикантъ не довѣрялъ имъ и потребовалъ половину всей суммы впередъ. Фаль и Бушо, въ надеждѣ на успѣхъ, отсчитали деньги; но, пока заказъ исполнялся, они обанкрутились. И вотъ на рукахъ у фабриканта осталась масса флаконовъ... Онъ признался, что не надѣется ихъ продать; а стоятъ они восемь су каждый. Тогда я и сказалъ: я могу избавить васъ отъ этого товара, я приказчикъ въ магазинѣ Бирото. Согласитесь вы продать тысячъ десять флаконовъ по четыре су за каждый? Я началъ его уговаривать, уламывать, и добился своего.

-- Четыре су,-- сказалъ Бирото.-- Знаешь, мы можемъ продавать флаконъ масла за три франка; и то получимъ тридцать су барыша, да еще другимъ купцамъ уступимъ двадцать су.

-- А назовемъ масло "Huile Césarienne",-- сказалъ Нонино.

-- Huile Césarienne?.. Ого! Ты хочешь, я вижу, польстить сразу и отцу, и дочери. Ну, будь по твоему!.. Цезари владѣли всѣмъ міромъ, у нихъ были, должно быть, чудные волосы.

-- Юлій Цезарь былъ лысый,-- сказалъ Попино.

-- Оттого, что онъ не употреблялъ нашего масла; такъ и скажемъ въ нашей рекламѣ. Huile Césarienne будетъ вдвое дешевле Макассарскаго. Благодаря Годиссару, можно имѣть до ста тысячъ франковъ въ годъ и нажить милліоны.

Какъ только привезли орѣхи, самъ Цезарь, Попино и рабочіе принялись ихъ чистить, и къ четыремъ часамъ было уже нѣсколько фунтовъ масла. Попино понесъ показать его Воклэну; ученый снабдилъ его рецептомъ, какъ смѣшивать орѣховое масло съ другими болѣе дешевыми маслянистыми веществами и какъ его сдѣлать душистымъ. Попино подалъ затѣмъ прошеніе о выдачѣ привилегіи на новое изобрѣтеніе. Вѣрный Годиссаръ снабдилъ Ансельма деньгами, и тотъ принялъ на себя половину издержекъ по обзаведенію. Счастье совсѣмъ опьяняетъ человѣка, и рѣдко кто въ состояніи не поддаться этому опьянѣнію. Бирото былъ въ полномъ упоеніи. Грендо принесъ ему раскрашенный рисунокъ, гдѣ изобразилъ, какъ будетъ выглядѣть передѣланная квартира съ новой мебелью. Цезарь пришелъ въ восхищеніе и вполнѣ одобрилъ планъ архитектора. Немедленно каменщики принялись за работу: удары мотыкъ потрясли весь домъ и болѣзненно отозвались въ сердцѣ Констанціи. Лурдоа, богатый подрядчикъ, взялся за окраску стѣнъ въ квартирѣ Цезаря; онъ предложилъ позолотить карнизы въ гостиной. Услышавъ это, Констанція вмѣшалась въ разговоръ и сказала:

-- Господинъ Лурдоа, у васъ тридцать тысячъ ливровъ дохода и собственный домъ; вы можете исполнять всѣ свои прихоти, но мы...

-- Сударыня, купцы не должны теперь ни въ чемъ уступать аристократамъ. А господинъ Бирото еще помощникъ мэра, онъ на виду...

-- Да, но онъ еще не оставилъ торговли,-- сказала Констанція,-- онъ прежде всего торговецъ, и ни я, ни самъ онъ, ни друзья его, ни враги, никто этого не забудетъ.

Бирото, скрестивъ руки за спиной, приподнялся на носкахъ и опустился на всю ногу.

-- Моя жена права,-- сказалъ онъ,-- Мы будемъ скромны и на вершинѣ счастья. Притомъ же, купцу нельзя не быть разсчетливымъ, нельзя позволять себѣ излишней роскоши; даже законъ требуетъ, чтобы онъ не разорялъ себя чрезмѣрными тратами. Если расходы на передѣлки квартиры и на новую мебель превысятъ мои средства, вы сами мнѣ поставите это въ вину, Лурдоа, и другіе также. У меня вѣдь много враговъ и завистниковъ, какъ у всѣхъ, кто имѣетъ успѣхъ, О, вы скоро испытаете это на себѣ, молодой человѣкъ,-- сказалъ онъ Грендо.-- Я знаю, что меня рады оклеветать, поэтому не слѣдуетъ подавать поводу къ осужденію.

-- Ну, васъ-то клевета не коснется,-- сказалъ Лурдоа,-- и если вы что затѣете, то хорошо все взвѣсите и разсчитаете; вы человѣкъ опытный въ коммерческихъ дѣлахъ, настоящій дока.

-- Да, я кое-что смыслю въ дѣлахъ... А знаете, зачѣмъ я увеличиваю свою квартиру? Мы съ женой даемъ балъ, чтобы отпраздновать освобожденіе Франціи отъ непріятелей, а также полученіе иною ордена Почетнаго Легіона.

-- Какъ,-- воскликнулъ Лурдоа,-- вамъ дали орденъ?

-- Да. Быть можетъ, я заслужилъ эту особую монаршую милость тѣмъ, что былъ членомъ коммерческаго суда и сражался за Бурбоновъ 13-го вандемьера, у церкви St.-Roch, гдѣ былъ раненъ Наполеономъ. Пріѣзжайте къ намъ на балъ съ женою и дочерью...

-- Благодарю за честь,-- сказалъ либералъ Лурдоа.-- Но и хитрецъ вы, батенька, вы хотите быть увѣреннымъ, что я сдержу свое слово, и потому приглашаете меня. Ну, ладно, я возьму самыхъ искусныхъ рабочихъ и будемъ сушить стѣны на всѣ лады; жара здѣсь будетъ адская! Но что дѣлать! Нельзя же допустить, чтобы на балу дышали испареніями отъ сырой извести да гипса. А чтобы не было запаха, покроемъ стѣны лакомъ.

Черезъ три дня всѣхъ купцовъ-сосѣдей Бирото взволновало извѣщеніе объ его балѣ. Но и раньше все догадывались, что у Бирото что-то будетъ: около его дома были возведены лѣса, устроены жолоба, по которымъ спускали щебень и мусоръ, и стояли телѣги, отвозившія этотъ мусоръ. Наконецъ ночныя работы при свѣтѣ факеловъ привлекали вниманіе любопытныхъ... На основаніи всего видѣннаго говорилось, что у Бирото будетъ пиръ горой.

Въ воскресенье, въ которое Цезарь рѣшилъ отпраздновать заключеніе сдѣлки, гости стали собираться къ нему послѣ вечерни. Въ виду тѣсноты были приглашены только Пильеро, чета Рагонъ, нотаріусъ Рогенъ съ своимъ клеркомъ Крота и Карлъ Клапаронъ. Нотаріусъ захватилъ съ собой номеръ газеты, гдѣ Ля-Бильярдьеръ помѣстилъ слѣдующую замѣтку:

"Всякій день мы получаемъ извѣстія о новыхъ празднествахъ: вся Франція ликуетъ по случаю ухода непріятельскихъ войскъ. Столица наша также возвращается къ прежнему блеску и пышности, къ прежнимъ пирамъ, о которыхъ, разумѣется, не было и помину во все время оккупаціи. Рядъ празднествъ начнутъ члены парижскаго муниципальнаго корпуса, каждый изъ мэровъ и ихъ помощниковъ предполагаетъ дать балъ; ихъ примѣру послѣдуютъ, вѣроятно, и другіе, и такимъ образомъ зимній сезонъ обѣщаетъ быть особенно блестящимъ. Изъ всѣхъ торжествъ, которыя имѣются въ виду, много толковъ вызываетъ балъ у господина Бирото, помощника мэра во второмъ парижскомъ округѣ. Господинъ Бирото извѣстенъ, какъ ярый приверженецъ королевскаго дома, за который онъ пролилъ кровь въ дѣлѣ при St.-Roch, 13-го вандемьера. Такое доказательство преданности и вѣрности, а также дѣятельность г. Бирото въ коммерческомъ судѣ, гдѣ онъ долго былъ членомъ, доставили ему нынѣ высокую награду: онъ произведенъ въ кавалеры ордена Почетнаго Легіона. Нечего и прибавлять, что онъ вполнѣ заслужилъ такую награду".

-- Какъ хорошо нынче пишутъ! Посмотрите, дядя, обо мнѣ говорятъ въ газетѣ,-- сказалъ цезарь, обращаясь къ Пильеро.

-- Ну, такъ что же?-- отвѣтилъ старикъ, особенно не любившій той газеты, гдѣ была помѣщена замѣтка Ля-Бильярдьера.

-- Благодаря этой статьѣ наша торговля пойдетъ, можетъ быть, еще лучше,-- сказала Констанція на ухо г-жѣ Рагонъ. Впрочемъ, парфюмерша не раздѣляла восторговъ мужа.

Г-жа Рагонъ, высокая и худощавая женщина, походила на придворную даму прежнихъ временъ. Морщины ея лица и ввалившіеся глаза доказывали, что она испытала въ жизни много горя. Съ перваго взгляда она казалась строгой, суровой, но тѣмъ не менѣе была привѣтлива; держала она себя съ достоинствомъ и невольно внушала уваженіе. Но странный нарядъ ея поражалъ всякаго, хотя никому не пришло бы въ голову смѣяться надъ ней: она носила митенки и никогда не разставалась съ своимъ зонтикомъ, какова ни была бы погода; а зонтикъ ея былъ временъ Маріи-Антуанеты. Платье, большею частью цвѣта feuille morte, было стариннаго фасона; на плечи она накидывала черную кружевную мантилью, а на головѣ имѣла чепецъ стараго покроя. Она нюхала табакъ, и жесты ея при этой церемоніи напоминали знатныхъ старухъ: такъ же торжественно ставила она обратно на столъ табакерку и стряхивала потомъ табакъ, случайно попавшій на мантилью.

Старикъ Рагонъ былъ не болѣе пяти футовъ ростомъ. На лицѣ его сильно выдавались скулы, носъ и подбородокъ. Зубы онъ уже потерялъ, и потому половины словъ въ его рѣчи нельзя было понять; однако, старикъ любилъ поговорить. Онъ былъ приторно вѣжливъ и вѣчно улыбался. Улыбку онъ сохранилъ ту же, съ какой встрѣчалъ прежде элегантныхъ дамъ, случайно попавшихъ въ его лавку. Костюмъ Рагона состоялъ изъ платья ярко-синяго цвѣта и бѣлаго жилета, изъ шелковыхъ чулокъ, башмаковъ съ золотыми пряжками и черныхъ шелковыхъ перчатокъ. Рагонъ имѣлъ удивительную привычку -- ходить по улицамъ, держа шляпу въ рукахъ. Въ общемъ старикъ былъ незначительная личность.

-- Ну, Бирото,-- сказалъ онъ тономъ ментора,-- надѣюсь, ты не раскаиваешься въ томъ, что послушалъ насъ въ года твоей молодости? Мы никогда не сомнѣвались въ признательности нашихъ возлюбленныхъ монарховъ.

-- Вы, конечно, очень довольны, моя милочка,-- сказала г-жа Рагонъ Констанціи.

-- Да, разумѣется,-- отвѣтила красавица-парфюмерша. Она всегда была подъ обаяніемъ г-жи Рагонъ, старинный костюмъ которой производилъ на нее впечатлѣніе.

-- Ваша Цезарина все хорошѣетъ. Подойти ко мнѣ, милое дитя,-- обратилась въ ней ласково г-жа Рагонъ.

-- Когда же мы займемся дѣломъ?-- спросилъ Пильеро.-- Надѣюсь, до обѣда.

-- Мы ждемъ господина Клапарона,-- отвѣтилъ Рогенъ,-- онъ уже одѣвался, когда я ушелъ отъ него.

-- Господинъ Рогенъ,-- сказалъ Цезарь,-- вы его предупредили, надѣюсь, что обѣдать придется въ тѣсномъ мезонинѣ...

-- Однако, этотъ самый мезонинъ Цезарь находилъ великолѣпнымъ шестнадцать лѣтъ тому назадъ,-- сказала Констанція про себя.

-- Среди мусора и рабочихъ.

-- Ба, есть о чемъ безпокоиться! Клапаронъ славный малый; ему вездѣ хорошо -- сказалъ нотаріусъ.

-- Я велѣлъ Раге караулить у входа въ магазинъ; черезъ нашу дверь теперь нельзя проходить, лѣстница разрушена,-- сказалъ Цезарь нотаріусу.

-- Отчего вы не привели своего племянника?-- спросилъ Пильеро г-жу Рагонъ.

-- Увидимъ мы его сегодня или нѣтъ?-- спросила Цезарина.

-- Нѣтъ, душа моя,-- отвѣтила г-жа Рагонъ.-- Ансельмъ, бѣдняжка, работаетъ цѣлые дни. Но въ какой онъ ужасной улицѣ поселился! И солнце-то туда не проникаетъ; воздухъ смрадный, вода въ канавкахъ зеленая или совсѣмъ черная... Я боюсь, что онъ совсѣмъ сгубитъ себя. Ну, да молодому человѣку не до того, если у него засѣло что-нибудь въ головѣ!-- прибавила она, обращаясь къ Цезаринѣ, и сдѣлала жестъ, пояснившій, что подъ словомъ "голова" надо подразумѣвать "сердце".

-- Онъ уже заключилъ контрактъ?-- спросилъ Цезарь.

-- Да, вчера, у нотаріуса,-- отвѣтилъ Рагонъ.-- Контрактъ удалось заключить на восемнадцать лѣтъ; только требуютъ, чтобы было внесено впередъ за полгода.

-- Ну, довольны вы мною, господинъ Рагонъ?-- воскликнулъ Бирото.-- Вѣдь я предоставилъ Ансельму пользоваться моимъ новымъ изобрѣтеніемъ.

-- Я знаю тебя, Цезарь, какъ самого себя,-- сказалъ старикъ Рагонъ, взявъ парфюмера за обѣ руки и почти благоговѣйно пожимая ихъ. Рогенъ немного побаивался, что Клапаронъ своими манерами, своими выраженіями произведетъ дурное впечатлѣніе на добродѣтельныхъ буржуа; поэтому онъ счелъ необходимымъ нѣсколько подготовить ихъ.

-- Вы сейчасъ увидите большого чудака,-- сказалъ онъ Рагону, Пильеро и дамамъ,-- онъ поразитъ васъ своими манерами. Онъ низкаго происхожденія и, только благодаря своимъ, способностямъ, своему уму, сумѣлъ стать банкиромъ. Разумѣется, у него будетъ и внѣшній лоскъ, такъ какъ онъ вращается теперь въ хорошемъ кругу... Иной разъ его встрѣтишь въ какомъ-нибудь кафэ: онъ и пьетъ, и на билліардѣ играетъ... Ну, всякій думаетъ, что передъ нимъ гуляка, шалопай... Но что же вы думаете? Когда онъ такъ кутитъ или бродитъ по бульварамъ, онъ непремѣнно что-нибудь обдумываетъ, замышляетъ новое предпріятіе.

-- О, я понимаю это,-- сказалъ Бирото.-- Лучшіе мои замыслы зародились въ то время, какъ я безцѣльно бродилъ по улицамъ; не такъ ли, моя милочка?

-- Клапаронъ,-- продолжалъ Рогенъ,-- такъ занятъ днемъ дѣлами банка, что только ночью и можетъ свободно размышлять. Всѣ люди съ большимъ талантомъ ведутъ странный образъ жизни. Однако, несмотря на разгулъ, Клапаронъ успѣшно ведетъ дѣл а; я смѣло могу это засвидѣтельствовать. Вотъ и теперь ему удалось уговорить всѣхъ владѣльцевъ земель близъ Маделэнъ: они вдругъ заупрямились, сообразили, что упускаютъ свои выгоды; однако, Клапаронъ сумѣлъ ихъ провести. Онъ каждый день являлся говорить съ ними, просто замучилъ людей, и теперь ихъ земля въ нашихъ рукахъ.

Въ это время донеслось снизу покашливанье, свойственное всѣмъ любителямъ водки и крѣпкихъ ликеровъ: оно возвѣстило о приходѣ Клапарона. Парфюмеръ немедленно спустился внизъ; онъ и не подозрѣвалъ, что идетъ встрѣчать человѣка, въ руки котораго отдавалъ свою судьбу. Приказавъ Раге запереть лавку, Цезарь послѣдовалъ за гостемъ, разсыпаясь въ извиненіяхъ, что долженъ принять его въ столовой.

Несмотря на то, что Рогенъ предупредилъ о дурныхъ манерахъ Клапарона, этотъ мнимый банкиръ произвелъ на все общество непріятное впечатлѣніе. Имѣя только двадцать восемь лѣтъ отъ роду, онъ былъ уже совсѣмъ лысый и носилъ парикъ, завитый мелкими буклями. Такая прическа можетъ идти только къ миловидному личику дѣвушки, свѣжему, съ молочно-бѣлой и нѣжной кожей. Но какой контрастъ составляли букли и красное лицо съ шероховатой, грубой кожей, покрытой угрями и прыщами, съ глубокими преждевременными морщинами и гнилыми зубами. Прибавьте къ этому мясистыя губы, нахальный взглядъ, нескромные жесты и неудержимую болтливость, особенно въ пьяномъ видѣ. Однимъ словомъ, Клапаронъ походилъ скорѣе на провинціальнаго актера, чѣмъ на банкира; глядя на его лицо, красное отъ пьянства, съ явными слѣдами разгульной жизни, всякій съ трудомъ вѣрилъ, что этотъ человѣкъ занимается важными дѣлами. Поэтому Клапарону приходилось долго изучать каждое свое движеніе, каждый взглядъ, пока онъ не усвоилъ, наконецъ, извѣстной осанки, извѣстнаго выраженія лица, которыя болѣе или менѣе гармонировали съ его ложнымъ величіемъ. Дю-Тилье, подобно антрепренеру, который сомнѣвается въ успѣшномъ дебютѣ своего лучшаго актера, пріѣхалъ самъ посмотрѣть, какъ одѣнется Клапаронъ. Дю-Тилье сильно боялся, чтобы бывшій комми-вояжеръ не выдалъ себя какой-нибудь выходкой, словами...

-- Пожалуйста говори какъ можно меньше,-- сказалъ онъ Клапарону.-- Никогда банкиръ не болтаетъ лишняго; онъ слушаетъ другихъ, размышляетъ, обдумываетъ все и взвѣшиваетъ. Итакъ, чтобы казаться настоящимъ банкиромъ, не говори ничего или произноси какія-нибудь пустыя фразы. Постарайся еще казаться болѣе серьезнымъ; ничего, если это придастъ тебѣ глупый видъ: все лучше, чѣмъ неумѣстная веселость... Если заговорятъ о политикѣ, стой за правительство, но говори только общими фразами и краткими, напримѣръ: "Либералы опасны". "Бурбоны должны избѣгать всякаго конфликта". "Между партіями невозможно соглашеніе". "Надо поддерживать Бурбоновъ". "Франція перенесла немало политическихъ бѣдствій" и т. под. Помни, что ты милліонеръ, держи себя съ достоинствомъ. Не нюхай безпрерывно табакъ и не фыркай, какъ инвалидъ, а возьми табакерку и верти ее между пальцами. На вопросы не отвѣчай сразу, а опусти глаза и притворись, что ты задумался, или смотри нѣсколько минутъ наверхъ съ глубокомысленнымъ видомъ. Пожалуйста отдѣлайся отъ своей несчастной привычки болтать обо всемъ: банкиръ долженъ казаться утомленнымъ. Ты проводишь цѣлыя ночи за работой; каждое дѣло доставляетъ столько хлопотъ... И пожалуйста отзывайся о дѣлахъ какъ можно хуже: дѣла теперь такъ трудно вести, они страшно обременительны, не всегда удаются, все въ этомъ родѣ... Не вздумай пѣть за столомъ въ концѣ обѣда и не пей слишкомъ много. Если ты будешь пьянъ, ты потеряешь все въ будущемъ. Помни же, что ты будешь въ обществѣ добродѣтельныхъ буржуа, людей высоко-нравственныхъ, не скажи при нихъ чего-нибудь лишняго, не веди себя, какъ въ кафе. Впрочемъ, Рогенъ присмотритъ за тобой.

Такое наставленіе совершенно смутило Карла Клапарона, который и такъ уже чувствовалъ себя неловко, благодаря новому платью. Онъ не привыкъ заботиться о своемъ туалетѣ, любилъ поношенное, но удобное платье, которое нисколько не стѣсняетъ движеній. Въ новомъ же платьѣ, только-что принесенномъ портнымъ и при немъ надѣтомъ, онъ чувствовалъ себя точно связаннымъ. А тутъ еще Дю-Тилье велѣлъ обдумывать каждое слово; Клапаронъ и къ этому не привыкъ: веселый, безпечный, постоянный посѣтитель кафэ, душа общества, онъ не стѣснялся въ выраженіяхъ, говорилъ все, что придетъ въ голову. Однако, послѣ наставленія Дю-Тилье онъ рѣшилъ слѣдить за собой; поэтому движенія его стали неестественными, рѣчь менѣе свободной... Это не ускользнуло отъ наблюдательнаго Пильеро, впрочемъ, и другіе гости парфюмера замѣтили странности Клапарона, но приписывали ихъ тому, что онъ сильно озабоченъ.

-- Ахъ, какъ онъ занятъ! Какъ у него много дѣлъ!-- повторялъ все время Рогенъ.

-- Видно, что дѣла не позволяютъ ему заняться собой,-- сказала г-жа Рагонъ Цезаринѣ.

Нотаріусъ услыхалъ эти слова и приложилъ палецъ къ губамъ.

-- Зато Клапаронъ богатъ,-- сказалъ онъ, наклонившись къ г-жѣ Рагонъ.-- Хорошій дѣлецъ и притомъ человѣкъ высоко честный.

-- За эти качества ему можно многое простить,-- сказалъ Пильеро.

-- Кончимъ дѣло до обѣда,-- предложилъ Рогенъ.

Констанція, г-жа Рагонъ и Цезарина немедленно удалились.

Тогда Александръ Крота прочиталъ вслухъ актъ, составленный Рогеномъ; всѣ присутствующіе подписались. Затѣмъ Цезарь выдалъ на имя одного изъ кліентовъ Рогена росписку въ полученіи сорока тысячъ франковъ, подъ залогъ своихъ фабрикъ и земли въ предмѣстьѣ Тампль, самому нотаріусу онъ передалъ чекъ Пильеро и двадцать тысячъ франковъ своихъ наличныхъ; наконецъ, онъ выдалъ еще нѣсколько векселей на имя Клапарона, на сумму ста сорока тысячъ франковъ.

Когда все было кончено, Клапаронъ воскликнулъ:

-- Ну, господа, пора ужь позвать дамъ, при нихъ теплѣе.-- Тутъ онъ взглянулъ на Рогена, точно спрашивая, не слишкомъ ли груба и неумѣстна такая шутка.

-- А вотъ и дамы!.. Это, конечно, ваша барышня,-- сказалъ Клапаронъ, обращаясь къ Бирото.-- Ну, вы далеко не оплошали! Право, ни одна изъ розъ, которыя вы брали для духовъ, не сравнится съ ней. Не оттого ли, что вы имѣете дѣло съ цвѣтами, вы...

-- Признаюсь,-- прервалъ его Рогенъ,-- я ужь проголодался.

-- Ну, такъ сядемъ за столъ!-- сказалъ Бирото.

-- Обѣдъ въ присутствіи нотаріуса,-- замѣтилъ важно Клапаронъ.

-- Вы, кажется, завалены дѣлами,-- сказалъ Пильеро, съ намѣреніемъ садясь подѣ Клапарона за столомъ.

-- По горло,-- отвѣтилъ банкиръ,-- и какъ затруднительны нынче дѣла, какія съ ними хлопоты!.. Да вотъ возьмите, напримѣръ, каналы. О, эти каналы! Вы и не воображаете, сколько мы о нихъ думаемъ. Это вполнѣ понятно. Правительство желаетъ провести каналы. Каналы вѣдь очень нужны, особенно въ провинціи; и для торговли они важны. Еще Паскаль сказалъ, что рѣки -- лучшія дороги... Ну, у правительства есть свои инженеры, и чтобъ добиться толку, надо быть за-одно съ этими господами... А тутъ еще вмѣшивается палата!.. Сколько непріятностей намъ отъ нея!.. Видите, какая возня съ дѣлами: на угоди, и на приказчиковъ, и на министровъ...

-- На министровъ?-- повторилъ Пильеро.

-- Да, сударь мой, на министровъ.

-- Значитъ, газеты правы,-- сказалъ Пильеро.

-- Ну, вдался дядя въ политику!-- замѣтилъ Бирото.

-- Не говорите мнѣ лучше о газетахъ!-- воскликнулъ Клапаронъ.-- Онѣ только путаютъ намъ все. Правда, иной разъ и услужатъ, а подчасъ цѣлыя ночи изъ-за нихъ не спишь: читаешь, да считаешь! Даже глаза стали плохи.

-- Вернемся опять къ министрамъ,-- сказалъ Пильеро, надѣясь узнать что-нибудь важное.

-- Министры предъявляютъ тѣ же требованія, что и правительство. Но что я ѣмъ? Это амброзія,-- сказалъ Клапаронъ.-- Только у буржуа и подаютъ такіе соусы, никогда подлые кухари...

При этомъ словѣ цвѣты на чепцѣ г-жа Рагонъ заколыхались. Кдапаронъ понялъ, что его выраженіе сочли неприличнымъ и рѣшилъ поправиться.

-- У насъ въ высшемъ финансовомъ кругу,-- сказалъ онъ,-- такъ называютъ поваровъ въ лучшихъ ресторанахъ. Такъ вотъ ни эти бездѣльники, ни повара въ частныхъ домахъ не умѣютъ приготовить такого нѣжнаго соуса: одни подаютъ какую-то воду, слегка подкисленную лимономъ, другіе -- химическую смѣсь.

Въ продолженіе всего обѣда Пильеро задавалъ разные вопросы Клапарону, старясь узнать, какой онъ человѣкъ. Однако, эти попытки не увѣнчались успѣхомъ, и старикъ пришелъ въ выводу, что этого банкира надо опасаться.

-- Все идетъ отлично,-- сказалъ Рогенъ на ухо Клапарону.

-- Фу, какъ жарко, хоть раздѣвайся!-- воскликнулъ Клапаронъ.

-- Извините, милостивый государь,-- сказалъ ему Бирото,-- намъ пришлось обратить столовую въ гостиную потому, что мы даемъ балъ черезъ двѣ недѣли: мы хотимъ отпраздновать освобожденіе Франціи...

-- Одобряю, господинъ Бирото! Я тоже стою за правительство. Я схожусь во взглядахъ съ великимъ человѣкомъ, въ рукахъ котораго судьбы Австріи... Ужь и молодецъ же князь Меттернихъ! Другого такого не сыщешь! Сохранять и пріобрѣтать, пріобрѣтать и сохранять... Вотъ наковъ его девизъ, и я горжусь, что таковы же и мои убѣжденія.

-- А также полученіе мною ордена Почетнаго Легіона,-- попытался Цезарь окончить начатую фразу.

-- Да, да, я знаю. Кто бишь сказалъ мнѣ объ этомъ, Келлеръ или Нюсингенъ? Ей Богу, не помню... Ахъ, да, я слышалъ это въ палатѣ.

-- Отъ господина де Ля-Бильярдьера?-- спросилъ Цезарь.

-- Да, отъ него.

-- Этотъ Клапаронъ мнѣ очень нравится,-- сказалъ Цезарь своему дядѣ.

-- Онъ слишкомъ много болтаетъ,-- отвѣтилъ Пильеро,-- и не разберешься въ его фразахъ.

-- Быть можетъ, я заслужилъ эту особую милость...-- заговорилъ Бирото.

-- Своими изобрѣтеніями въ области парфюмеріи. Бурбоны не забываютъ ничьихъ заслугъ. Да, надо поддерживать этихъ щедрыхъ и добрыхъ королей; они наши законные государи, они дадутъ Франціи счастье... Они знаютъ, что имъ предстоитъ еще борьба: не всѣ на ихъ сторонѣ; но они возьмутъ верхъ. Итакъ, въ мирное время мы увидимъ рядъ побѣдъ!..

-- Господинъ Клапаронъ, вы не откажетесь пріѣхать къ намъ на балъ?-- сказала госпожа Бирото.

-- О, сударыня, чтобъ провести вечеръ съ вами, я готовъ потерять милліоны.

-- Однако, онъ, дѣйствительно, болтунъ,-- сказалъ Цезарь дядѣ.

Между тѣмъ, какъ Бирото, краса и гордость парфюмеровъ, собирался въ послѣдній разъ блеснуть передъ своимъ закатомъ, на торговомъ горизонтѣ уже показались слабые лучи новаго свѣтила. Маленькій Попино устроился, наконецъ, въ своей лавкѣ, въ улицѣ Пяти Алмазовъ. Онъ поселился въ домѣ, настолько темномъ и мрачномъ, что зачастую здѣсь приходилось зажигать огонь среди бѣла дня. А Попино еще досталось на долю самое худшее изъ помѣщеній въ этомъ домѣ. Его занималъ раньше торговецъ патокой и сахарнымъ пескомъ, и гдѣ только не оставилъ этотъ товаръ липкихъ пятенъ, и на стѣнахъ комнатъ, и въ лавкѣ, и въ складахъ. Лавка была велика и просторна; въ нее вела массивная дверь зеленаго цвѣта, обитая желѣзомъ, съ гвоздями, шляпки которыхъ походили на грибы. Полъ былъ выложенъ бѣлыми каменными плитами, но многія изъ нихъ уже треснули, другихъ не доставало. Голыя желтыя стѣны придавали лавкѣ сходство съ казармой. Къ ней примыкали комната и кухня; обѣ выходили окнами на дворъ. Изъ первой внутренняя лѣстница вела въ двѣ комнаты съ окнами на улицу, изъ которыхъ Попино рѣшилъ сдѣлать контору и держать тутъ книги. Было еще особое помѣщеніе для товара; повидимому, оно служило раньше конюшней. Надъ нимъ были расположены три узкихъ комнаты, примыкавшія къ стѣнѣ сосѣдняго дома. Въ этихъ-то мрачныхъ и сырыхъ комнатахъ и поселился самъ Ансельмъ. Окна его квартиры выходили на темный дворъ, окруженный со всѣхъ сторонъ стѣнами, покрытый черной и липкой грязью. Ни одна изъ комнатъ не имѣла обоевъ, и во всей квартирѣ былъ только одинъ каминъ.

Въ воскресенье съ самаго утра Попино и Годиссаръ принялись убирать квартиру; съ помощью нанятаго работника, они оклеили дешевыми обоями стѣны комнаты съ каминомъ. Меблировку ея составили шесть стульевъ, данныхъ Ансельму судьею и, два кресла, столъ, старинный комодъ, узкая кровать краснаго дерева и плохенькій ночной столикъ. На каминѣ Годиссаръ помѣстилъ зеркало, купленное по случаю; къ сожалѣнію, оно было сомнительнаго качества.

Къ восьми часамъ вечера пріятели кончили хлопотать и расположились у камина, гдѣ уже пылала вязанка, дровъ. Попино досталъ остатки завтрака.

-- Прочь холодную баранину!-- вскричалъ Годиссаръ.-- Не этимъ надо справлять новоселье.

-- Но,-- сказалъ Попино, показывая монету въ двадцать франковъ, которую онъ приберегъ для Фино (больше у Ансельма ничего и не было),-- у меня...

-- У меня...-- повторилъ Годиссаръ, показывая монету въ сорокъ франковъ.

Въ это время послышался ударъ молотка, который гулко раздался во дворѣ, совершенно пустомъ по случаю праздника.

-- Не принесли ли намъ обѣдъ?-- сказалъ Годиссаръ. Дѣйствительно, въ комнату вошелъ слуга изъ трактира и съ нимъ два поваренка, они принесли въ трехъ корзинкахъ обѣдъ и шесть бутылокъ вина, выбранныхъ съ умѣньемъ.

-- Развѣ мы въ состояніи все это съѣсть и выпить?-- сказалъ Попино.

-- А литераторъ-то нашъ!-- вскричалъ Годиссаръ.-- Ты про него и забылъ. Онъ во всемъ знаетъ толкъ. Вотъ сейчасъ онъ явится и принесетъ намъ забористое объявленьице. Каково словечко, а?.. Литераторы любятъ промочить горлышко, вѣдь не польешь сѣмянъ, не будетъ и цвѣтовъ... Возьмите золото, рабы!-- прибавилъ онъ напыщеннымъ тономъ, обратившись къ мальчишкамъ, и далъ имъ десять су, сдѣлавъ жестъ, достойный Наполеона, его кумира..

-- Благодаримъ покорно, господинъ Годиссаръ!-- сказали поварята, радуясь больше шуткѣ, чѣмъ деньгамъ.

-- А ты, малый,-- сказалъ Годиссаръ слугѣ, который остался, чтобъ подавать за столомъ,-- розыщи-ка привратницу. У ней тутъ есть пещера, гдѣ она подчасъ разводитъ огонь и стряпаетъ, больше для собственнаго удовольствія, какъ стирала бѣлье царевна Навзикая. Такъ цотъ отправься ты къ этой женщинѣ и вымоли у ней милость, пусть-ка она подогрѣетъ наши блюда! Скажи, что Господь не оставитъ ее за это; скажи еще, что она заслужить уваженіе, глубокое уваженіе Феликса Годиссара, сына Жана-Франциска Годиссара, потомка многихъ Годиссаровъ, низкихъ пролетаріевъ. Ну, поворачивайся, и смотри, чтобы все было исправно; а то я влѣплю тебѣ звонкую пощечину!

Раздался второй ударъ молотка.

-- Вотъ и нашъ умница Андошъ,-- сказалъ Годиссаръ.

Въ это время въ комнату вошелъ молодой человѣкъ средняго роста, толстый, съ пухлыми щеками, который съ ногъ до головы походилъ на сына шапочника. Лицо его было печально, какъ у человѣка, загнаннаго нуждой; однако, глаза его весело заблестѣли, когда онъ увидѣлъ накрытый столъ и батарею бутылокъ. Фино поклонился Ансельму съ какимъ-то страннымъ видомъ; его поклонъ не выражалъ ни подобострастія, ни почтительности. Андошъ начиналъ уже сознавать, что онъ не имѣетъ никакого таланта; ему надоѣло унижаться передъ издателями и получать скудный гонораръ. Онъ рѣшилъ, что лучше пользоваться умомъ другихъ и вмѣсто славы искать денегъ, а для этого надо было завести собственный журналъ. Къ сожалѣнію, у Фино не было денегъ; но Годиссаръ сказалъ ему, что онъ заработаетъ значительную сумму, если поможетъ пустить въ ходъ масло Попино.

-- Ты будешь за него вести переговоры съ журналистами,-- сказалъ Годиссаръ,-- только смотри, не надувай его, не бери съ него лишняго, а то я буду съ тобой драться на смерть.

Попино поглядывалъ на "писателя" съ безпокойствомъ. Торговый людъ всегда смотритъ на литераторовъ отчасти съ сожалѣніемъ. Хотя Ансельмъ и получилъ нѣкоторое образованіе, но онъ заимствовалъ въ то же время и взгляды своихъ родныхъ. Кромѣ того, занятія въ лавкѣ притупили его умъ, а общество другихъ торговцевъ заставило свыкнуться съ предразсудками этого сословія. Какъ часто видишь подобныя метаморфозы! Выходятъ, напримѣръ, молодые люди изъ учебнаго заведенія болѣе или менѣе похожими другъ на друга, а лѣтъ черезъ десять между ними уже большая разница. Андошъ замѣтилъ смущеніе Попино и не понявъ его, истолковалъ въ свою пользу.

-- Ну, надо прочитать, что написалъ Андошъ,-- сказалъ Годиссаръ,-- лучше покончить съ рекламой до обѣда, а то не посмѣешь и пить вволю. Послѣ обѣда такъ не прочитаешь, какъ теперь.

-- Реклама много значитъ для купца,-- сказалъ Попино,-- въ ней зачастую заключается залогъ его счастья

-- А для такого бѣдняка, какъ я,-- отвѣтилъ Андошъ,-- само счастье обманчиво, какъ реклама.

-- Хорошо сказано!-- воскликнулъ Годиссаръ.-- Этотъ шутникъ Андошъ уменъ, какъ бѣсъ.

Попино, видимо, раздѣлялъ мнѣніе товарища; его поразилъ отвѣть Фино.

Между тѣмъ нетерпѣливый Годиссаръ взялъ принесенную рекламу и прочиталъ громко и съ паѳосомъ: "Huile Céphalique",

-- Не лучше ли будетъ "Huile Césarienne?" -- сказалъ Попино.

-- Ахъ, другъ любезный,-- отвѣтилъ Годиссаръ,-- ты совсѣмъ не здаешь провинціаловъ. Видишь ли, есть хирургическая операція, которая называется кесаревымъ сѣченіемъ; такъ если назвать масло "кесаревымъ", найдутся глупцы, которые вообразятъ, что твое масло для родильницъ. Поди, разувѣряй каждаго! Сколько времени даромъ потеряешь!

-- А не хочу защищать названія, которое придумалъ,-- сказалъ Фино,-- но все-таки замѣчу, что слова Huile Céphalique означаютъ масло для головы. И такъ, само названіе уже говоритъ, въ чемъ дѣло.

-- Ну, ладно!-- сказалъ Попино съ нетерпѣніемъ.-- Будемъ читать дальше.

Приводимъ ниже рекламу въ томъ видѣ, въ какомъ ее и теперь еще разсылаютъ въ тысячахъ экземпляровъ (второе вещественное доказательство).

Золотая медаль на выставкѣ 1819 года.

"Huile Céphalique".

Привилегія на изобрѣтеніе и усовершенствованіе.

"Никакое косметическое средство не можетъ выростить волосы и никакимъ химическимъ составомъ нельзя ихъ выкрасить, не причинивъ вреда мозгу, этому важнѣйшему органу человѣка. Въ послѣднее время ученые пришли къ выводу, что волосы суть вещество безжизненное и что никакое средство не можетъ имъ воспрепятствовать падать или сѣдѣть. Но вполнѣ возможно "предупредить" какъ ксеразію (высыханіе питательнаго сока волосъ), такъ и кальвицію (выпаденіе волосъ); стоитъ только предохранять волосяную луковку отъ всякаго вліянія атмосферы и поддерживать свойственную головѣ степень теплоты. Чтобы достичь этого, необходимо употреблять "Huile Céphalique", косметическое средство, основанное на новыхъ изысканіяхъ ученыхъ. Это масло было, однако, извѣстно и древнимъ грекамъ и римлянамъ, а также и народамъ сѣвера, которые дорожили своими волосами. Извѣстно, что въ древности знатные отличались отъ простолюдиновъ длинными волосами; для сохраненія ихъ они употребляли масло, секретъ приготовленія котораго былъ впослѣдствіи утерянъ. Нынѣ онъ снова открытъ Ансельмомъ Попино, изобрѣтателемъ "Huile Céphalique".

"Назначеніе "Huile Céphalique" -- сохранять волосяныя луковки путемъ воздѣйствія на кожу, въ которой онѣ заключаются. Это благовонное ароматическое масло, состоящее изъ многихъ веществъ, причемъ главнымъ является орѣховая эссенція, препятствуетъ разслоиванію кожицы. Оно защищаетъ также кожу головы отъ вреднаго вліянія перемѣнъ въ атмосферѣ, поддерживаетъ внутри черепа должную температуру и препятствуетъ такимъ образомъ появленію насморка, мигрени и другихъ болѣзней мозга.

"При постоянномъ употребленіи "Huile Céphalique" луковки, содержащія въ себѣ корни волосъ, никогда не страдаютъ ни отъ сильнаго холода, ни отъ излишняго жара; поэтому и волосы сохраняютъ всѣ лучшія свои природныя качества, какъ-то мягкость, блескъ и прекрасный цвѣтъ. Итакъ, благодаря "Huile Céphalique", можно, даже въ преклонномъ возрастѣ, сохранить волосы, это чудное украшеніе, коимъ столь справедливо дорожатъ и женщины, и мужчины. Описаніе употребленія "Huile Céphalique" напечатано на оберткѣ каждаго пузырька.

"Способъ употребленія "Huile Céphalique". Обыкновенно масломъ или помадой всѣ мажутъ самые волосы; это не только совершенно безполезно, но и весьма непріятно, такъ какъ нельзя ни къ чему прикоснуться головой, не оставивъ жирныхъ пятенъ. Надобно каждое утро обмакивать маленькую губку въ масло и затѣмъ, тщательно раздѣляя волосы гребнемъ, намачивать самые корни волосъ, такъ чтобъ мало-по-малу вся кожа на головѣ покрылась легкимъ слоемъ масла. Предварительно необходимо еще вычесать голову частымъ гребнемъ.

"Huile Céphalique" продается въ пузырькахъ; на каждомъ изъ нихъ, во избѣжаніе поддѣлки, имѣется подпись изобрѣтателя. Цѣна пузырька три франка. Получать новое косметическое средство можно въ магазинѣ А. Попино, въ Парижѣ, въ улицѣ Пяти Алмазовъ.

"Почтовыя издержки торговый домъ А. Попино принимаетъ на себя.

"Примѣчаніе. Въ магазинѣ А. Попино можно получать также всякія помады и масла, какъ-то: померанцовое, миндальное, какао, кофейное, и проч., и проч."

-- Прекрасно, любезный другъ,-- сказалъ Андошу знаменитый Годиссаръ,-- лучше и не написать! Тьфу, чортъ возьми! Какого ты ученаго разыгралъ! Сколько пыли въ глаза напустилъ! И никакихъ увертокъ, такъ и рѣжешь правду. Ну, молодецъ, ей Богу, молодецъ!

-- Превосходная реклама!-- сказалъ Попино съ восторгомъ.

-- Еще бы! Первыхъ двухъ строкъ довольно, чтобы убить Макассарское,-- сказалъ Годиссаръ.

Тутъ онъ всталъ и, принявъ важную позу, съ жестами оратора произнесъ:

-- Нельзя выростить волосъ. Нельзя ихъ окрасить безъ вреда... Вотъ чѣмъ мы побѣдимъ! Мнѣнія нынѣшнихъ ученыхъ сходятся со взглядами древнихъ. Этимъ можно угодить и старымъ, и молодымъ. Старику мы скажемъ: "Да, милостивый государь, оказывается, что древніе римляне и греки были не глупѣе нынѣшнихъ ученыхъ". Молодому человѣку можно сказать: "Вотъ еще новое открытіе, которымъ мы обязаны изысканіямъ нашихъ ученыхъ. О, мы положительно идемъ впередъ... Новое масло основано на началахъ, изложенныхъ знаменитымъ химикомъ Воклэномъ въ его послѣднемъ докладѣ академіи наукъ". Кстати, не прибавить ли намъ въ концѣ рекламы небольшой отрывокъ изъ доклада Воклэна? Это подтвердитъ все, что тамъ сказано. Ей Богу, недурная мысль!.. Ну, Фино, пора и за столъ! Пропустимъ бокальчикъ другой шампанскаго за успѣхи нашего пріятеля.

-- Мнѣ кажется,-- сказалъ скромно авторъ рекламы,-- что прошло уже время, когда писали объявленія въ легкомъ шутливомъ тонѣ. Теперь требованія другія: надо говорить публикѣ серьезно, съ извѣстнымъ апломбомъ, и тогда только повѣрятъ тебѣ.

-- Ну, да что объ этомъ толковать! Пойдетъ наше масло въ ходъ, и еще какъ пойдетъ,-- сказалъ Годиссаръ.-- Чешется у меня языкъ разсказать вамъ все. Я набралъ уже товару на коммиссію отъ всѣхъ здѣшнихъ парфюмеровъ, и никто изъ нихъ не уступаетъ болѣе тридцати процентовъ. Надо намъ дать сорокъ на сто, и головой ручаюсь, что въ полгода продадимъ тысячъ сто пузырьковъ. Я атакую аптекарей, москотильщиковъ, парикмахеровъ, всѣхъ, кого можно, и за сорокъ процентовъ они оберутъ честной народъ.

Всѣ трое молодыхъ людей ѣли, какъ волки, пили, какъ швейцарцы, и заранѣе приходили въ восторгъ отъ успѣха "Huile Céphalique".

-- Это масло бросается въ голову,-- сказалъ Фино улыбаясь.

Годиссаръ наговорилъ массу разныхъ каламбуровъ на слова масло, волосы, голова и т. д. За диссертомъ, несмотря на гомерическій хохотъ, громкіе тосты и взаимныя пожеланія счастья, пріятели разслышали ударъ въ дверь молоткомъ.

-- Это дядюшка! Онъ, вѣрно, пришелъ посмотрѣть, какъ я устроился,-- сказалъ Попино.

-- Дядюшка!-- повторилъ Фино.-- А у насъ нѣтъ для него стакана.

-- Дядя Попино, слѣдственный судья,-- сказалъ Годиссаръ Фино,-- не вздумай поднимать его на смѣхъ, онъ спасъ мнѣ жизнь. Ахъ, въ какую я попалъ тогда передѣлку! Еще немного, и, трахъ, прощай, голова!-- воскликнулъ онъ, дополнивъ слова жестомъ.-- Можно ли послѣ этого забыть добродѣтельнаго мужа, по милости котораго еще льешь шампанское въ глотку. И мертвецки пьяный вспомнишь о немъ! Почемъ знать, Фино, можетъ быть, и тебѣ понадобится судья Попино. Побольше ему поклоновъ, да низкихъ, полновѣсныхъ!

Между тѣмъ почтенный судья спрашивалъ у привратницы, какъ пройти въ Ансельму. Узнавъ голосъ дяди, Попино схватилъ свѣчу и спустился, чтобы посвѣтить ему.

-- Здравствуйте, господа!-- сказалъ судья.

Знаменитый Годиссаръ низко поклонился. Фино оглядѣлъ старика пьяными глазами и рѣшилъ, что у него довольно глупый видъ.

-- Не роскошно у тебя,-- сказалъ серьезно судья, осмотрѣвъ комнату,-- но тѣмъ лучше, мой милый. Прежде чѣмъ добиться чего-нибудь большаго, нужно умѣть быть довольнымъ и малымъ.

-- Какой умный человѣкъ!-- сказалъ Годиссаръ на ухо Фино.

-- Но онъ почерпнулъ эту мысль изъ какой-нибудь статьи,-- отвѣтилъ Андошъ.

-- И вы здѣсь?-- сказалъ судья, узнавъ Годиссара.-- Что вы тутъ дѣлаете?

-- Милостивый государь, я стараюсь помочь, чѣмъ только могу, успѣху вашего любезнаго племянника. Мы только-что всѣ вмѣстѣ прочитали и обсудили рекламу объ орѣховомъ маслѣ. И какая вышла реклама, восторгъ! Вотъ и тотъ, кто составлялъ ее -- Тутъ Годиссаръ указалъ на Фино.-- Это господинъ Андошъ Фино, одинъ изъ лучшихъ молодыхъ литераторовъ, который пишетъ въ журналахъ и о политикѣ, и о театрахъ, все, что закажутъ, но онъ собирается и самостоятельно писать.

Фино дернулъ Годиссара за полу сюртука.

-- Очень радъ, господа!-- сказалъ судья, которому пустыя бутылки на столѣ указали причину краснорѣчія Годиссара. Затѣмъ онъ обратился къ племяннику:-- Одѣнься, Ансельмъ, мы отправимся сейчасъ вмѣстѣ къ г-ну Бирото, я долженъ ему отдать визитъ. Вы оба подпишете при мнѣ вашъ договоръ о товариществѣ, который я тщательно просмотрѣлъ. Выяснимъ еще кое-какія мелочи; когда все хорошо обусловлено, не можетъ быть недоразумѣній. Однако, стѣны здѣсь сырыя, Ансельмъ; непремѣнно прибей соломенную циновку надъ постелью.

-- Позвольте вамъ объяснить, господинъ судья,-- сказалъ Годиссаръ вкрадчиво,-- мы сами сегодня наклеивали обои и... они... еще... не просохли.

-- Вы экономны. Это хорошо,-- произнесъ судья.

-- Послушай,-- сказалъ Годиссаръ на ухо Фино,-- пріятель нашъ Попино -- добродѣтельный молодой человѣкъ, онъ отправляется къ дядѣ; ну, а мы съ тобой проведемъ вечеръ у какихъ-нибудь сестрицъ...

Журналистъ вмѣсто отвѣта вывернулъ свой жилетный карманъ. Попино увидѣлъ этотъ жестъ и сунулъ двадцать франковъ сочинителю рекламы. Судью ожидалъ на улицѣ фіакръ, и оба Попино отправились въ немъ въ Бирото. Старикъ Рагонъ, жена его Пильеро и нотаріусъ играли въ бостонъ, а Цезарина вышивала, когда судья и его племянникъ вошли въ комнату. Рогенъ замѣ тилъ, какъ покраснѣла отъ радости Цезарина, увидѣвъ Ансельма и незамѣтно указалъ на нее глазами своему первому клерку.

-- Сегодня значитъ весь день будетъ посвященъ актамъ?-- сказалъ парфюмеръ, когда, послѣ обычныхъ привѣтствій, судья, объяснилъ, по какому поводу пришелъ.

Цезарь, Ансельмъ и судья удалились, чтобы поговорить объ условіяхъ товарищества и подписать договоръ. Рѣшено было заключить его на восемнадцать лѣтъ, срокъ, на который была нанята и квартира Попино.

Это, повидимому, ничтожное обстоятельство возъимѣло впослѣдствіи большое значеніе для Бирото. Когда парфюмеръ и Попино вернулись въ столовую, судья, удивленный тѣмъ, что въ воскресный день идетъ работа въ домѣ такого религіознаго человѣка, какъ Цезарь, спросилъ, что это означаетъ. Бирото только и ждалъ такого вопроса.

-- Хотя вы не любите свѣтскихъ удовольствій, господинъ судья, вы навѣрно насъ не осудите за то, что мы хотимъ отпраздновать освобожденіе Франціи отъ непріятельскихъ войскъ. Кромѣ того, я хочу попировать съ друзьями по случаю полученія мною ордена Почетнаго Легіона.

-- Вотъ какъ!-- воскликнулъ судья, не имѣвшій еще ордена.

-- Быть можетъ, я заслужилъ эту особую монаршую милость тѣмъ, что былъ членомъ коммерческаго суда и сражался за Бурбоновъ на ступеняхъ...

-- Да?-- сказалъ судья.

-- Церкви St. Roch, 13 вандемьера, и былъ раненъ Наполеономъ.-- Надѣюсь, вы не откажетесь посѣтить насъ.

-- Съ удовольствіемъ,-- отвѣтилъ судья.-- Если жена будетъ здорова, и она со мной пріѣдетъ.

-- Ксандро,-- сказалъ Рогенъ своему клерку, выходя отъ Бирото,-- брось и думать о женитьбѣ на Цезаринѣ; черезъ шесть недѣль ты убѣдишься, что я далъ тебѣ добрый совѣтъ.

-- Почему?-- спросилъ Крота.

-- Видишь ли, мой милый, Бирото издержитъ тысячъ сто на свой балъ, да принялъ еще участіе, вопреки моимъ совѣтамъ, въ спекуляціи на земли близъ Маделэнъ. Черезъ шесть недѣль онъ съ семьей останется безъ куска хлѣба. Женись лучше на дочери подрядчика Лурдоа; за ней даютъ триста тысячъ. Ты не попадешь тогда въ бѣду. Отсчитай мнѣ сто тысячъ за мою контору, и хоть завтра же я сдамъ тебѣ дѣла.

Балъ Бирото, о которомъ уже возвѣстили газеты и непрерывно возвѣщали ночныя работы, возбудилъ много толковъ среди купечества. Говорили, что Цезарь нанялъ цѣлыхъ три дома, что у него всѣ залы будутъ позолочены, что за ужиномъ подадутъ какія-то новыя спеціально придуманныя кушанья... Иные увѣряли, что Бирото даетъ балъ для чиновниковъ и лицъ, состоящихъ на общественной службѣ, что купцы не будутъ имъ приглашены. Многіе порицали парфюмера за его честолюбіе, другіе смѣялись надъ нимъ; нашлись и такіе, которые отрицали его заслуги. Изъ-за бала Бирото возникли интриги: кому только не хотѣлось получить приглашеніе! У Бирото явилась масса друзей, всѣ наперерывъ выражали свое вниманіе. Такая угодливость пугала даже Констанцію; она становилась все мрачнѣе и мрачнѣе по мѣрѣ того, какъ приближался день торжества. Она признавалась Цезарю, что не будетъ знать, какъ держать себя съ гостями; приходила въ ужасъ отъ тѣхъ хлопотъ, которыя предстоятъ ей, какъ хозяйкѣ: гдѣ, напримѣръ, достать необходимую посуду, серебро, хрусталь, откуда взять прислугу, кому поручить за всѣмъ присмотрѣть? Она просила мужа стоять въ дверяхъ залы и никого не пускать, кромѣ приглашенныхъ; ее напугали, что на балы буржуа являются даже совсѣмъ незнакомые люди. За десять дней до назначеннаго дня Грендо, Лурдоа и Брашонъ заявили, что все будетъ готово къ сроку, къ воскресенью 17 декабря. Тогда Цезарь рѣшилъ, что пора приступить къ составленію списка гостей и разослать пригласительные билеты. И вотъ однажды, послѣ обѣда, въ скромной столовой Бирото произошло потѣшное семейное совѣщаніе между Цезаремъ, его женой и дочерью.

-- Смотрите, какъ бы кого-нибудь не забыть,-- сказалъ Бирото.

-- Ну, если мы кого забудемъ,-- отвѣтила Констанція,-- онъ самъ напомнитъ намъ о себѣ. Г-жа Дервиль, напримѣръ, никогда у насъ не бывала, а вчера вдругъ явилась съ визитомъ, разряженная въ пухъ и прахъ.

-- Она очень недурна,-- сказала Цезарина,-- и мнѣ понравилась.

-- Однако, до замужества она имѣла еще болѣе незавидное положеніе, чѣмъ я,-- сказала Констанція, она работала въ магазинѣ бѣлья въ улицѣ Монмартръ, между прочимъ, шила сорочки твоему отцу.

-- Ну, начнемъ составлять списокъ!-- сказалъ Бирото.-- Начнемъ, конечно, съ самыхъ знатныхъ гостей. Пиши, Цезарина: Герцогъ и герцогиня де-Ленонкуръ...

-- Боже мой!-- воскликнула Констанція.-- Да не посылай ты, Цезарь, ни одного приглашенія лицамъ, которыхъ ты знаешь только, какъ поставщикъ. Не пригласимъ же мы, напримѣръ, княгиню де-Бламонъ-Шанври, а она еще болѣе близкая родственница твоей покойной крестной матери, чѣмъ герцогъ де-Ленонкуръ. Не вздумаешь ты приглашать господина де-Марси, господина де-Ронкероль, господъ де-Ванденесъ, и другихъ своихъ заказчиковъ? Ты, право, съ ума сходишь: почести тебѣ вскружили голову.

-- Да, но нельзя же не пригласить графа де-Фонтенъ съ семействомъ. Я его знавалъ еще до заговора 13-го вандемьера: онъ являлся въ магазинъ "Царица Розъ" вмѣстѣ съ маркизомъ Монторанъ и господиномъ де-Ля-Бильярдьеръ, всѣ подъ вымышленными именами. И какъ тепло они во мнѣ относились! "Ахъ, дорогой Бирото, не теряйте мужества! Будемъ стоять за правое дѣло!" И какими рукопожатіями мы обмѣнивались! Да, мы съ графомъ де-Фонтенъ старые товарищи по заговору.

-- Ну, пригласи его,-- сказала Констанція.-- Надо же, чтобы господину де-Ля-Бильярдьеръ и его сыну было съ кѣмъ поговорить, если они пріѣдутъ.

-- Пиши, Цезарина!-- сказалъ Бирото.-- Первымъ поставь господина префекта Сенскаго департамента. Пріѣдетъ онъ, или нѣтъ, а пригласить надо: онъ стоитъ во главѣ муниципальнаго корпуса. Чинъ чина почитай, говоритъ пословица.-- Господинъ де-Ля-Бильярдьеръ и его сынъ, мэръ. Мой товарищъ Гране, помощникъ мэра, съ супругой. Она страшно некрасива, но нельзя же ее обойти приглашеніемъ. Господинъ Кюрель, полковникъ національной гвардіи съ женой и двумя дочерьми. Вотъ и всѣ власти на лицо! Теперь запишемъ знатныхъ особъ. Графъ и графиня де-Фонтенъ, и дочь ихъ Эмилія де-Фонтенъ.

-- Гордячка, которая и въ лавку-то нашу никогда не входитъ, а подзываетъ меня къ дверцамъ кареты, какова бы ни была погода,-- сказала Констанція.-- Если она вздумаетъ пріѣхать, то развѣ для того только, чтобъ посмѣяться надъ нами.

-- А, можетъ быть, и пріѣдетъ,-- сказалъ Цезарь, которому непремѣнно хотѣлось видѣть у себя блестящее общество.-- Пиши дальше, Цезарина. Графъ и графиня де-Гранвиль. Это нашъ домовладѣлецъ, самая умная голова при дворѣ, по словамъ Дервиля. Кстати, господинъ мэръ повезетъ меня завтра къ графу де-Лясепедъ, который самъ вручитъ мнѣ орденъ. Мнѣ кажется, нужно послать его сіятельству приглашеніе на балъ и обѣдъ. Запиши г-на Воклэна, Цезарина; онъ будетъ и на обѣдѣ. Запиши еще, пока не забыли, всю семью Шифревиль и всѣхъ Протецъ. Ну-съ, теперь идетъ судья Попино и его супруга. Г-нъ и г-жа Тиріонъ съ дочерью.

-- Цезарь, не забудь Горація Біаншона, племянника г-на Попино, двоюроднаго брата Ансельма,-- замѣтила Констанція.

-- Ого, Цезарина уже сама выставила цифру четыре противъ фамиліи Попино.-- Запиши г-на Рабурдонъ съ супругой; это одинъ изъ начальниковъ бюро въ нашемъ округѣ. Г-нъ Кошенъ съ женой и сыномъ, заказчики Матифа; ну, и само семейство Матифа, разъ дошла до нихъ очередь.

-- Папаша,-- сказала Цезарина,-- Матифа просили пригласить ихъ знакомыхъ: Коллевиль, Тюилье и Сальяръ.

-- Да, если можно будетъ,-- отвѣтилъ Цезарь.-- Увидимъ! Запиши теперь г-на Юлія Демаре съ женой.

-- Вотъ кто будетъ царицей бала,-- замѣтила Цезарина.-- Какъ она мнѣ нравится! Больше всѣхъ, кого я знаю.

-- Дервиль и его супруга.

-- Не забудь еще г-на и г-жу Кокленъ, преемниковъ моего дяди Пильеро,-- сказала Констанція.-- Они такъ разсчитываютъ получить приглашеніе, что сама Кокленъ уже заказала себѣ великолѣпное бальное платье; его шьетъ моя портниха; платье изъ тюля, вышитаго цвѣтами, а чехолъ изъ бѣлаго атласа. Какъ она не заказала еще платья, шитаго золотомъ! Право, точно на балъ при дворѣ собирается. Если мы ихъ не позовемъ, они станутъ нашими заклятыми врагами.

-- Ну, запиши ихъ, Цезарина. Надо оказать честь купечеству: мы сами принадлежимъ къ нему. Далѣе, г-нъ и г-жа Рогенъ.

-- Мамаша, г-жа Рогенъ, навѣрно, надѣнетъ всѣ свои брилліанты и платье, отдѣланное брюссельскими кружевами.

-- Запиши г.-на Леба съ женой,-- прервалъ Цезарь,-- а также г-на президента коммерческаго суда съ женой и двумя дочерьми. Я забылъ назвать ихъ раньше. Г-нъ Лурдоа съ женой и дочерью. Г-нъ Клапаронъ, банкиръ, г-лъ Дю-Тилье, нашъ архитекторъ Грендо, г-нъ Молине, дядя Пильеро и его хозяинъ, г-нъ Камюзо съ женой, а также ихъ сыновья, и тотъ, который въ политехнической школѣ, и адвокатъ... Ну, запиши еще г-на Кардо, тестя Камюзо, со всѣмъ семействомъ; Александра Крота, нашего Целестина...

-- Папаша, не забудь еще г-на Фино и г-на Годиссара; ими обоими дорожитъ г-нъ Ансельмъ.

-- Годиссара позвать? Но онъ былъ подъ судомъ... Э, да все равно! Онъ будетъ хлопотать о сбытѣ нашего масла, записывай его! А этого Фино не надо; какое намъ до него дѣло?

-- Но г-нъ Ансельмъ сказалъ, что этотъ молодой человѣкъ будетъ важнымъ лицомъ; онъ уменъ, какъ Вольтеръ.

-- Такъ онъ писатель? Они всѣ безбожники, атеисты.

-- Ну, пригласи его, папаша; вѣдь у насъ не очень много танцоровъ. Притомъ же г-нъ Фино написалъ прекрасное объявленіе о вашемъ маслѣ.

-- Вотъ какъ! Я и не зналъ,-- сказалъ Цезарь.-- Ну, запиши его, дитя мое... Запиши еще нашего доктора Годри, только для формы, онъ все равно не придетъ.

-- Нѣтъ, онъ придетъ поиграть въ карты,-- возразила Цезарина.

-- Цезарь, не забудь пожалуйста пригласить на обѣдъ аббата Лора.

-- Я ужъ написалъ ему,-- отвѣтилъ парфюмеръ.

-- Пригласите еще г-жу Соммервье,-- сказала Цезарина.-- Бѣдняжка, она такъ страдаетъ, просто умираетъ съ горя, по словамъ Леба.

-- Вотъ что значитъ выйти замужъ за артиста!-- вскричалъ Цезарь.-- Но взгляни на свою мамашу: она вѣдь заснула,-- прибавилъ онъ, обратившись къ дочери.-- Спокойной ночи, г-жа Бирото.

-- А заказала ли ты платье матери?-- спросилъ Цезарь у дочери.

-- Да, папаша, оно будетъ готово къ сроку. Мамаша ничего не подозрѣваетъ, она думаетъ, что надѣнетъ свое платье изъ крепъ de Chine. Портниха говоритъ, что и примѣрять новое платье не придется.

-- Нy, сколько же человѣкъ набралось?-- спросилъ Цезарь громко, увидѣвъ, что жена проснулась.

-- Сто девять съ приказчиками,-- отвѣтила Цезарина.

-- Господи, гдѣ мы размѣстимъ ихъ всѣхъ?-- воскликнула г-жа Бирото.-- Какъ бы я желала, чтобъ поскорѣе прошелъ нашъ праздникъ и наступили опять будни.

Люди, поднявшіеся изъ одного слоя общества въ другой, ничего не дѣлаютъ просто, безъ затѣй. Ни г-жа Бирото, ни самъ Цезарь, никто въ домѣ не смѣлъ ни подъ какимъ предлогомъ ходить въ первый этажъ. Цезарь велѣлъ даже Pare караулить у входа въ тѣ комнаты и обѣщалъ ему новое платье къ балу за успѣшное исполненіе своей обязанности. Бирото, какъ Наполеонъ при передѣлкѣ дворца въ Компіенѣ, не хотѣлъ ничего видѣть заранѣе по частямъ, чтобы вполнѣ насладиться потомъ "сюрпризомъ". Такимъ образомъ и тутъ, на почвѣ мѣщанскаго тщеславія, эти два старинныхъ врага опять встрѣтились, какъ нѣкогда на полѣ сраженія. Архитекторъ Грендо самъ водилъ Цезаря подъ руку и показывалъ ему его собственную квартиру, какъ чичероне показываетъ путешественнику какую-нибудь галерею.

Всѣ члены семьи Бирото приготовили другъ другу "сюрпризы". Цезарина употребила весь свой капиталъ, сто луидоровъ, на покупку книгъ для отца. Грендо сказалъ ей разъ утромъ по секрету, что въ кабинетѣ Цезаря будутъ поставлены два книжныхъ шкапа: Цезарина пріобрѣла произведенія Боссюе, Расина, Вольтера, Жанъ-Жака Руссо, Монтескье, Мольера, Бюффона, Фенелона, Делиля, Лафонтена, Корнеля, Паскаля, и др.; однимъ словомъ, она составила для отца библіотеку, какую можно найти почти во всякомъ домѣ. Книги были отданы извѣстному переплетчику Тувенену; оказалось, что ему придется заплатить громадную сумму. Цезарина, которая уже издержала всѣ свои деньги, сообщила о своемъ затрудненіи дядѣ Пильеро, и тотъ обѣщалъ заплатить по счету. Цезарь съ помощью дочери заказалъ для Констанціи бархатное платье вишневаго цвѣта съ отдѣлкой изъ кружевъ. Г-жа Бирото подарила мужу пару золотыхъ пряжекъ и булавку съ крупнымъ брилліантомъ. Наконецъ, сюрпризомъ для всѣхъ была заново-отдѣланная квартира, а черезъ двѣ недѣли еще большимъ сюрпризомъ явились громадные счета, предъявленные къ уплатѣ.

Цезарь зрѣло обсудилъ, кого онъ долженъ пригласить самъ лично, и кому послать только пригласительный билетъ. И вотъ, онъ нанялъ фіакръ и, вмѣстѣ съ женой, сдѣлалъ въ одно утро двадцать два визита. Для такого важнаго случая Констанція надѣла шляпу съ перьями и новую шаль, недавно подаренную Цезаремъ, о которой она мечтала лѣтъ пятнадцать. Вечеромъ наканунѣ бала Pare развезъ пригласительные билеты, напечатанные на прекрасной англійской бумагѣ розоваго цвѣта.

Цезарь рѣшилъ избавить жену отъ хлопотъ по хозяйству и вступилъ въ переговоры съ знаменитымъ Шеве, поставлявшимъ все, что нужно для большихъ обѣдовъ. Шеве за большія деньги взялся доставить прекрасное серебро, прислать оффиціантовъ съ приличнымъ метрь-д'отелемъ, а также обязался похлопотать о винахъ и приготовить къ шести часамъ обѣдъ на двадцать перлонъ, а къ часу ночи -- великолѣпный ужинъ. Шеве просилъ только, чтобы ему предоставили въ полное распоряженіе кухню и столовую. Затѣмъ Бирото заключилъ условіе съ содержателемъ кафэ Фоа и съ другой знаменитостью Танрадомъ: первый обязался приготовитъ и красиво сервировать мороженое, второй взялся доставить прохладительные напитки.

-- Ты пожалуйста не безпокойся,-- говорилъ Цезарь женѣ, на антресоляхъ у насъ станутъ хозяйничать Шеве, Танрадъ и Фоа; Виргинія будетъ охранять второй этажъ, а лавку мы совсѣмъ запремъ. Сами же съ гостями будемъ только въ первомъ этажѣ. Шестнадцаго декабря въ два часа дня, господинъ де-Ля-Бильярдьеръ заѣхалъ за Цезаремъ, чтобы вмѣстѣ съ нимъ отправиться къ графу де-Лясепедъ: послѣдній долженъ былъ въ этотъ день вручить парфюмеру орденъ Почетнаго Легіона. Мэръ засталъ Цезаря чуть не въ слезахъ отъ радости: жена только-что поднесла ему свой подарокъ -- пряжки и булавку.

-- Какое счастье, когда тебя такъ любятъ,-- сказалъ Бирото, садясь въ карету въ присутствіи Констанціи, Цезарины и всѣхъ приказчиковъ; они вышли посмотрѣть на хозяина, одѣтаго въ новое ярко-синее платье, черные шелковые штаны и шелковые чулки. Когда Цезарь вернулся домой, онъ былъ блѣденъ отъ радости; онъ подходилъ къ каждому зеркалу полюбоваться на свой крестъ (онъ не удовольствовался одной ленточкой, какъ другіе, а купилъ и крестъ, отбросивъ излишнюю скромность).

-- Женушка,-- сказалъ онъ, наконецъ,-- какой чудный человѣкъ великій канцлеръ, онъ принялъ мое приглашеніе. Онъ пріѣдетъ съ г-номъ Воклэномъ. Графъ де-Лясепедъ тоже великій человѣкъ, какъ и г-нъ Воклэнъ: онъ написалъ сорокъ томовъ. Но, хотя и писатель, онъ все же пэръ Франціи. Смотрите же, не забывайте называть его "ваше сіятельство" или "господинъ графъ".

-- Да кушай ты пожалуйста,-- сказала Констанція.-- Онъ, право, настоящій ребенокъ,-- прибавила она, обращаясь къ Цезаринѣ.

-- Какъ красивъ этотъ орденъ,-- сказала Цезарина.-- Вѣдь тебѣ, папаша, будутъ теперь отдавать честь, неправда ли? Я буду ходить гулять съ тобой.

-- Да, мнѣ будутъ отдавать честь всѣ часовые.

Въ это время пришелъ Грендо съ обойщикомъ Брашономъ; они заявили, что послѣ обѣда можно будетъ осмотрѣть весь первый этажъ: все уже готово, кончаютъ только прибивать розетки къ окнамъ и зажигаютъ свѣчи.

-- Нужно будетъ сто двадцать свѣчей,-- сказалъ Брашонъ.

-- Боже мой, однѣхъ свѣчей на двѣсти франковъ!-- воскликнула г-жа Бирото, но дальнѣйшія ея жалобы были остановлены взглядомъ мужа.

-- Вашъ праздникъ будетъ великолѣпенъ, шевалье,-- сказалъ Брашонъ.

При этихъ словахъ Бирото подумалъ:

"Вотъ уже начинаютъ мнѣ льстить. Аббатъ Лоро предупреждалъ, чтобы я не попадался на удочки льстецовъ, не зазнавался бы... Я буду помнить о своемъ происхожденіи".-- Цезарь не догадывался, зачѣмъ ему льстилъ богачъ-обойщикъ: Брашону хотѣлось, чтобы Бирото пригласилъ на балъ какъ его самого, такъ и жену его, дочь, тещу и тетку. Но попытки Брашона добиться приглашенія не увѣнчались успѣхомъ, и съ этой поры онъ сталъ врагомъ Бирото. Однако, прощаясь съ нимъ, онъ еще разъ назвалъ его "шевалье". Начался, наконецъ, торжественный осмотръ передѣланной квартиры. Цезарь, жена его и Цезарина вышли изъ лавки, чтобы снова войти въ домъ черезъ парадный подъѣздъ съ улицы. Этотъ подъѣздъ былъ совершенно передѣланъ; обѣ половины двери имѣли украшенія изъ литого раскрашеннаго чугуна. Такія двери теперь часто встрѣчаются въ Парижѣ, но тогда онѣ были новинкой въ архитектурѣ. Въ сѣняхъ простота искусно сочеталась съ роскошью. Полъ былъ вымощенъ плитами изъ чернаго и бѣлаго мрамора, а стѣны были расписаны подъ мраморъ. Съ потолка спускалась люстра въ античномъ вкусѣ, съ четырьмя рожками. Въ глубинѣ сѣней возвышалась лѣстница изъ бѣлаго полированнаго камня; узкій красный коверъ на ней рельефно выдѣлялъ бѣлизну ступеней. Дверь въ комнаты была въ томъ же стилѣ, какъ и наружная, только съ украшеніями столярной работы.

-- Какая прелесть!-- воскликнула Цезарина.-- А между тѣмъ ничто не бросается въ глаза.

-- Красота, мадемуазель, зависитъ здѣсь отъ строгой симметріи, отъ полнаго соотвѣтствія между частями; кромѣ того, нѣтъ позолоты, и краски не ярки, не рѣжутъ глазъ.

Всѣ вошли въ просторную переднюю съ паркетнымъ поломъ, съ простой, но очень изящной мебелью. Далѣе шелъ залъ въ три окна на улицу; въ этой комнатѣ господствовали бѣлый и красный цвѣта; живопись на стѣнахъ отличалась нѣжными, мягкими тонами. Бѣлый мраморный каминъ съ колоннами имѣлъ украшенія, которыя вполнѣ соотвѣтствовали общему характеру зала. Все носило отпечатокъ изящества, вкуса; во всемъ убранствѣ, даже въ послѣднихъ мелочахъ, царствовала та дивная гармонія, которую умѣютъ соблюсти только одни артисты: буржуа она недоступна, хотя и производитъ на нихъ сильное впечатлѣніе. Люстра въ двадцать четыре свѣчи проливала яркій свѣтъ на красныя шелковыя драпри. Паркетъ былъ такъ хорошъ, что Цезарина не удержалась и принялась танцовать. Рядомъ съ заломъ былъ будуаръ, зеленый съ бѣлымъ; за нимъ слѣдовалъ кабинетъ Цезаря.

-- Я поставилъ тутъ кровать,-- сказалъ Грендо, указывая на альковъ, искусно скрытый между двумя шкапами -- Въ случаѣ, если вы или ваша супруга захвораете, вы можете спать отдѣльно.

-- Но откуда взялись эти книги? Ахъ, женушка, женушка!-- воскликнулъ Цезарь.

-- Нѣтъ, этотъ сюрпризъ тебѣ приготовила Цезарина.

Бирото съ жаромъ обнялъ дочь и сказалъ, обращаясь въ архитектору: -- Извините, что я не могъ сдержать своего чувства.

-- О, пожалуйста, не стѣсняйтесь, господинъ Бирото! Вы у себя дома.

Въ кабинетѣ преобладали темные цвѣта, и только зеленый оживлялъ общій колоритъ: вообще дополнительнымъ цвѣтомъ въ каждой комнатѣ являлся тотъ, который служилъ фономъ предъидущей, эти искусные переливы красокъ связывали одну комнату съ другой. Гравюра "Геро и Леандръ" красовалась на одной изъ стѣнъ кабинета.

-- О, ты окупишь намъ все!-- сказалъ весело Бирото.

-- Эту прекрасную гравюру вамъ даритъ г-нъ Ансельмъ,-- замѣтила Цезарина. Ансельмъ вздумалъ тоже поднести сюрпризъ Цезарю.

-- Хитрецъ! Онъ съ меня же взялъ примѣръ.

За кабинетомъ шла комната г-жи Бирото. Тутъ архитекторъ разсыпалъ щедрой рукой все, что могло понравиться людямъ, съ съ которыми онъ имѣлъ дѣло; онъ дѣйствительно съ большимъ стараніемъ отнесся къ своему дѣлу, какъ самъ обѣщалъ Бирото. Стѣны этой комнаты были обтянуты голубой шелковой матеріей и отдѣланы бѣлымъ; мебель же имѣла бѣлую обивку съ голубой отдѣлкой. На бѣломъ мраморномъ каминѣ красовались часы съ изображеніемъ Венеры, сидящей на скалѣ изъ мрамора. На полу лежалъ красивый бархатный коверъ въ турецкомъ вкусѣ. Далѣе была расположена комната Цезарины, очень кокетливо убранная, но съ мебелью, обитой ситцемъ; тутъ стояло фортепіано, хорошенькое трюмо, скромная постель съ пологомъ; были и тѣ бездѣлки, которыя нравятся молодымъ дѣвушкамъ. Позади кабинета и комнаты г-жи Бирото находилась столовая, въ которую входили по лѣстницѣ. Столовая имѣла обстановку въ стилѣ Людовика XIV; стѣны тутъ были обтянуты шелкомъ и украшены золочеными гвоздиками. Восторгу Бирото, его жены и дочери не было границъ; къ довершенію общей радости, Констанція, возвратясь въ свою комнату, увидѣла на постели подарокъ мужа, бархатное вишневое платье съ отдѣлкой изъ кружевъ.

-- Убранство нашей квартиры дѣлаетъ честь вашему вкусу, господинъ Грендо,-- сказала Констанція архитектору.-- Завтра вечеромъ у насъ будетъ больше ста человѣкъ гостей, и всѣ осыплютъ васъ похвалами.

-- Я васъ всѣмъ отрекомендую,-- добавилъ Цезарь.-- У меня соберется цвѣтъ купечества, и въ одинъ вечеръ вы станете болѣе извѣстнымъ, чѣмъ если бы построили сотню домовъ.

Констанція была въ такомъ восхищеніи, что перестала даже порицать мужа за громадныя издержки. Такому настроенію ея много способствовалъ Ансельмъ Попино: онъ принесъ утромъ гравюру и сообщилъ Констанціи, что совершенно увѣренъ въ успѣхѣ "Huile Céphalique". Онъ прибавилъ, что мѣсяцевъ черезъ шесть Бирото получитъ на свою долю такіе барыши, которые вполнѣ покроютъ расходы на всѣ его затѣи. Констанція вѣрила въ умъ и способности Попино и совершенно успокоилась. Ей самой было пріятно хоть на одинъ день забыть всѣ опасенія, испытываемыя за девятнадцать лѣтъ, и всецѣло отдаться радости. Она обѣщала дочери не отравлять блаженства мужа своими замѣчаніями и сама рѣшила безмятежно веселиться. Около 11-ти чачасовъ архитекторъ удалился; тогда г-жа Бирото бросилась на шею мужу и со слезами радости на глазахъ воскликнула:-- Цезарь, Цезарь, если бы ты зналъ, какъ я довольна и счастлива.

-- Но боишься, надежно ли твое счастье, не такъ ли?-- сказалъ, улыбаясь, Цезарь.

-- О, вполнѣ надежно; я теперь ужь не сомнѣваюсь въ этомъ,-- отвѣтила Констанція.

-- Слава Богу, наконецъ-то я оцѣненъ тобою!

Неудивительно, что Бирото и жена его были оба въ восторгѣ: бѣдняку-крестьянину, пришедшему въ Парижъ пѣшкомъ, съ однимъ луидоромъ въ карманѣ, и бывшей продавщицѣ въ магазинѣ "Маленькій матросъ" даже не снилось, что имъ придется когда-нибудь давать роскошный балъ, и еще по такому исключительному поводу, какъ полученіе ордена; было отъ чего чувствовать себя безмѣрно счастливыми.

-- Господи, я согласился бы потерять сто франковъ за то чтобъ кто-нибудь навѣстилъ насъ теперь,-- сказалъ Цезарь.

Въ это время вошла Виргинія и объявила, что пришелъ аббатъ Лоро. Минуту спустя показался и самъ аббатъ. Этотъ достойный пастырь своею наружностью и обхожденіемъ оставлялъ неизгладимое впечатлѣніе въ памяти всѣхъ, кто съ нимъ знакомился.

Его лицо, отъ природы суровое и некрасивое, дышало святостью; на немъ ясно отпечатлѣвались высокія нравственныя качества пастыря. Чистота сердца, горѣвшаго любовью къ ближнему, глубокая вѣра, надежда и безконечное милосердіе просвѣтляли и измѣняли неправильныя черты, придавая имъ особую привлекательность. Голосъ его, тихій и пріятный, проникалъ въ душу. Одѣвался Лоро такъ же, какъ всѣ парижскіе священники. Честолюбія онъ не зналъ никакого: сердце его оставалось дѣтски-чистымъ. Только по настоянію дочери Людовика XVI {Герцогини Ангулейской, извѣстной до замужества подъ именемъ "Madame Rogale". Ред.} согласился аббатъ Лоро принять мѣсто священника въ Парижѣ, и то въ одномъ изъ бѣднѣйшихъ приходовъ. Придя къ Бирото, аббатъ съ недоумѣніемъ оглядѣлъ роскошную обстановку, улыбнулся довольнымъ хозяевамъ и, покачавъ сѣдой головой, сказалъ:

-- Дѣти мои! Мнѣ не подобаетъ присутствовать на празднествахъ, мое дѣло -- утѣшать въ печали. Я пришелъ поблагодарить васъ за приглашеніе, а также поздравить господина Бирото съ монаршей милостью. Только на одинъ праздникъ соглашусь я придти къ вамъ, на свадьбу этого милаго ребенка.

Черезъ четверть часа аббатъ Лоро удалился; ни самъ парфюмеръ, ни Констанція не посмѣли его удержать и показать ему всю свою новую обстановку. Этотъ строгій посѣтитель нѣсколько охладилъ пылкій восторгъ Цезаря. Вечеромъ семья Бирото въ первый разъ воспользовалась всѣми удобствами новой обстановки: Цезарина раздѣла мать передъ бѣлымъ мраморнымъ туалетомъ; Цезарь пустилъ въ ходъ нѣкоторыя изъ новыхъ вещей, совершенно для него излишнихъ. Всѣ трое заснули, предвкушая заранѣе всѣ радости завтрашняго дня. Утромъ Цезарина съ матерью отправились къ обѣднѣ; затѣмъ начались послѣднія приготовленія къ балу. Къ четыремъ часамъ явился Шеве съ своими людьми; Констанція предоставила въ ихъ полное распоряженіе столовую и пошла съ дочерью одѣваться. Ни одинъ еще туалетъ не шелъ г-жѣ Бирото такъ, какъ подаренное Цезаремъ вишневое бархатное платье съ отдѣлкой изъ кружевъ, съ вырѣзомъ на груди и короткими рукавами; красивыя руки Констанціи, все еще свѣжія и упругія, ея ослѣпительно бѣлая грудь, дивныя плечи и шея выигрывали еще больше, благодаря чудному цвѣту дорогого бархата. Сознаніе собственной красоты придало выраженіе удовольствія и гордости прекрасному лицу парфюмерши и сообщило особую прелесть ея классическому профилю. Цезарина надѣла бѣлое креповое платье; на головѣ ея красовался вѣнокъ изъ бѣлыхъ розъ, на груди была также роза. Легкій шарфъ полузакрывалъ плечи и ниспадалъ на лифъ. Въ этомъ нарядѣ молодая дѣвушка свела съ ума Попино.

-- Эти люди совсѣмъ затмѣваютъ насъ,-- сказала г-жа Рогенъ мужу, пройдясь по всѣмъ комнатамъ.

Она была страшно раздосадована тѣмъ, что не могла затмить Констанцію красотой: всякая женщина всегда сознаетъ въ душѣ, насколько она лучше или хуже своей соперницы.

-- Ба! недолго имъ придется блистать,-- отвѣтилъ Рогенъ на ухо женѣ.-- Скоро они разорятся!

Знаменитый Воклэнъ пріѣхалъ вмѣстѣ съ графомъ де-Лясепедъ. Увидѣвъ красавицу-парфюмершу, великій химикъ не могъ удержаться, чтобъ не сказать комплимента.

-- О, сударыня, наука еще не знаетъ средства сохранять молодость и красоту, а вы уже открыли его.

-- Вы здѣсь отчасти у себя дома, господинъ академикъ,-- сказалъ Бирото Воклэну.-- Да, ваше сіятельство,-- обратился онъ къ графу де-Лясепедъ,-- я обязанъ господину Воклэну всѣмъ своимъ состояніемъ. Позвольте имѣть честь представить вашему сіятельству господина предсѣдателя коммерческаго суда.

-- Это графъ де-Лясепедъ, одинъ изъ пэровъ Франціи, а также великій ученый, онъ написалъ сорокъ томовъ,-- сказалъ Цезарь Іосифу Лёба, сопровождавшему предсѣдателя коммерческаго суда.

Гости не заставили себя ждать. Обѣдъ прошелъ очень весело; не замѣчалось ни малѣйшей натянутости, какъ всегда бываетъ у купцовъ; со всѣхъ сторонъ сыаались шутки, подчасъ грубыя, и возбуждали смѣхъ. Тонкія блюда и хорошія вина были оцѣнены по достоинству. Только въ половинѣ десятаго все общество изъ столовой сошло внизъ пить кофе. Вскорѣ начали съѣзжаться на балъ; черезъ часъ всѣ комнаты были уже полны гостей. Графъ де-Лясепедъ и Воклэнъ уѣхали, къ великому отчаянію Бирото, который провожалъ ихъ до лѣстницы и тщетно умолялъ остаться. Зато ему удалось удержать судью Попино и г-на де-Ля-Бильярдьера. Изъ дамъ только три -- дочь графа де-Фонтенъ, г-жа Демаре и г-жа Рабурденъ, были представительницами аристократіи, высшаго финансоваго и чиновнаго круга. Онѣ рѣзко выдѣлялись изъ среды всѣхъ остальныхъ своей красотой и прекрасными манерами, а передъ ихъ элегантными туалетами терялись богатыя, но безвкусныя платья буржуазокъ.

Буржуазія составляла главный элементъ на балу Бирото и выказывала въ полномъ блескѣ свою комическую глупость. Это были тѣ буржуа, которые мечтаютъ о почестяхъ, мечтаютъ играть роль въ общественной жизни, стремятся быть элегантными, одѣваютъ дѣтей уланами и гвардейцами, отправляются по воскресеньямъ на собственную дачу, покупаютъ "Victoires et Conquêtes", "Soldat laboureur", и тому подобныя сочиненія; тѣ буржуа, которые всему завидуютъ и въ то же время добры, услужливы, мягкосердечны, сострадательны: они готовы подписать солидный кушъ и для дѣтей генерала Фуа и для грековъ, о морскихъ разбояхъ, которыхъ они и не подозрѣваютъ, и для какого-нибудь учрежденія, переставшаго уже существовать... Они становятся жертвами обмана, благодаря своему доброму сердцу и подвергаются насмѣшкамъ общества, которое несравненно хуже ихъ въ нравственною отношеніи. Лучшими представителями такой буржуазіи явилист на балу Бирото москотильщики Матифа, поставщики "Царицы Розъ".

Г-жа Матифа, желая придать себѣ больше достоинства, ка дѣла для танцевъ тяжелое пунцовое платье, вышитое золотомъ; тюрбанъ на голову; этотъ туалетъ какъ нельзя болѣе гармонировалъ съ гордымъ выраженіемъ ея лица съ римскимъ профилемъ. Передъ ея величественной фигурой совершенно терялся самъ Матифа, низенькій и толстый, съ очками на носу, съ высоко поднятымъ воротникомъ рубашки. Онъ бывалъ безподобенъ на смотрахъ національной гвардіи, гдѣ за пятьдесятъ шаговъ уже бросалось въ глаза его кругленькое брюшко, украшенное цѣпочкой съ цѣлой связкой брелоковъ. Матифа обращалъ на себя вниманіе своимъ низкимъ теноромъ и умѣньемъ красно говорить. Никогда, напримѣръ, онъ не называлъ писателей просто по именамъ: Корнель, Расинъ, Вольтеръ, но выражался такъ: "Нашъ великій Корнель! Нашъ славный Расинъ! Вольтеръ! О, Вольтеръ имѣетъ больше остроумія, чѣмъ таланта, и все же геніальный человѣкъ!.." Матифа страстно любилъ театръ и обнаруживалъ нѣкоторую склонность къ легкому поведенію; говорили даже, что по примѣру иныхъ богачей-коммерсантовъ, онъ содержалъ любовницу. Онъ любилъ разсказывать анекдоты, подчасъ довольно скабрезные, и потому, едва онъ начиналъ свой разсказъ, жена зачастую прерывала его, крича во все горло: "Пузанчикъ (она всегда такъ называла его), смотри, не скажи чего-нибудь лишняго". Эта массивная владѣлица москотильныхъ товаровъ заставила мадемуазель де-Фонтснъ измѣнить своей аристократической выдержкѣ: надменная графиня улыбнулась, когда г-жа Матифа сказала мужу: "Не набрасывайся на мороженое, пузанчикъ, въ хорошемъ обществѣ это не принято". Насколько трудно объяснить разницу между высшимъ обществомъ и буржуазіей, настолько послѣдней трудно уничтожить эту разницу. Всѣ жены и дочери буржуа, присутствовавшія на балу Бирото, чувствовали, что ихъ стѣсняетъ нарядный туалетъ, и въ то же время простодушно выказывали радость, которую имъ доставлялъ балъ; видно было, что такое празднество -- диковинка для нихъ, вѣчно углубленныхъ въ свои мелкія заботы. Между тѣмъ три аристократки: мадемуазель де-Фонтенъ, г-жа Демаре и г-жа Габурденъ, были такими же, какъ всегда; онѣ не любовались великолѣпіемъ своего наряда, не заботились о томъ, какое впечатлѣніе производятъ на другихъ, всѣ подобныя заботы отлетѣли отъ нихъ, едва онѣ дома одѣлись и въ послѣдній разъ взглянули на себя въ зеркало. Лица ихъ не выражали ни восторга, ни удивленія; танцовали онѣ съ граціей и легкостью; ихъ непринужденныя позы напоминали античныя статуи. Остальныя гостьи носили на себѣ отпечатокъ трудовой жизни: ихъ движенія были тяжелы, не граціозны; онѣ вполнѣ отдавались веселью, не умѣли скрывать своего удивленія, любопытства, не умѣли говорить тѣмъ полушепотомъ, который придаетъ бальнымъ разговорамъ неизъяснимую прелесть; не имѣли онѣ и той спокойной осанки, которой отличаются люди, привыкшіе владѣть собой. Немудренно, что г-жа Рабурденъ, г-жа Демаре и мадемуазель де-Фонтенъ потѣшались въ душѣ надъ гостями парфюмера; на нихъ же всѣ смотрѣли съ завистью и благоговѣйнымъ изумленіемъ. Г-жа Рогенъ, Констанція и Цезарина являлись какъ бы соединительнымъ звеномъ между тремя аристократками и представительницами буржуазіи. Однако, всякое различіе между гостями исчезло въ разгарѣ бала, когда музыка, танцы, потоки яркаго свѣта привели всѣхъ въ упоеніе. Балъ становился уже шумнымъ, и мадемуазель де-Фонтенъ рѣшила уѣхать; но едва она сказала объ этомъ отцу Бирото, какъ его жена и дочь явились, чтобъ помѣшать отъѣзду всей аристократіи.

-- Однако, ваша квартира отдѣлана со вкусомъ, чего я никакъ не ожидала,-- сказала графиня парфюмеру.

Бирото былъ въ такомъ упоеніи отъ похвалъ, которыя сыпались на него въ этотъ вечеръ, что не понялъ смысла словъ графини; но Констанція покраснѣла и не нашлась, какъ отвѣтить.

-- Это національное празднество дѣлаетъ вамъ большую честь,-- сказалъ Камюзо Цезарю,

-- Я мало видѣлъ такихъ чудныхъ баловъ,-- замѣтилъ де-ЛяБильярдьеръ, которому ничего не стоило произнести ложь изъ вѣжливости. Бирото принималъ всѣ комплименты за голую истину.

-- Какая чудная обстановка и хорошій оркестръ! Часто будете вы давать балы?-- спрашивала его г-жа Лёба.

-- Какая у васъ прелестная квартира; вы, конечно, сами все выбирали?-- говорила г-жа Демаре.

Бирото взялъ на себя смѣлость солгать, увѣривъ ее, что онъ самъ всѣмъ распоряжался. Цезарина узнала въ этотъ вечеръ, насколько былъ деликатенъ Ансельмъ.

-- Еслибъ я слушалъ только голосъ сердца,-- шепнулъ онъ ей, выходя изъ-за стола,-- то я попросилъ бы васъ хоть на одну кадриль, но боюсь, что изъ-за моего счастья слишкомъ пострадаетъ ваше самолюбіе.

А Цезаринѣ казалось, что у мужчинъ нехороша походка, если обѣ ноги у нихъ одинаковы; она рѣшила открыть балъ съ Попино. Тетка Ансельма посовѣтовала ему быть посмѣлѣе, и онъ протанцовалъ кадриль съ Цезариной, причемъ осмѣлился намекнуть ей о своей любви.

-- Мой успѣхъ зависитъ отъ васъ, мадемуазель Цезарина.

-- Какимъ образомъ?

-- Изъ всѣхъ моихъ надеждъ только одна можетъ меня заставить добиться успѣха.

-- Не теряйте этой надежды!

-- Понимаете ли вы, какъ важны для меня эти слова?-- спросилъ Попино.

-- Еще разъ говорю: надѣйтесь на успѣхъ!-- отвѣтила Цезарина съ плутовской улыбкой.

-- Годиссаръ! Годиссаръ,-- вскричалъ Ансельмъ послѣ кадрили, схвативъ своего друга за руку и сжавъ ее съ геркулесовской силой,-- доставь мнѣ успѣхъ, или я застрѣлюсь! Добившись успѣха, я могу жениться на Цезаринѣ, она сама мнѣ это сказала. А посмотри, какъ она хороша!

-- Да, недурна, и какъ расфранчена,-- сказалъ Годиссаръ,-- и при томъ богата. Такой лакомый кусочекъ мы не прозѣваемъ. Отъ г-жи Бирото не ускользнуло, что мадемуазель Лурдоа и Александръ Крота, будущій преемникъ Рогена, симпатизируютъ другъ другу, и не безъ сожалѣнія отказалась парфюмерша отъ мечты выдать дочь за парижскаго нотаріуса. Пильеро, какъ истинный философъ, расположился въ креслѣ близъ книжнаго шкапа, слушалъ молча разговоры другихъ, наблюдалъ за игроками и время отъ времени подходилъ къ двери, чтобы взглянуть на танцующихъ. Мужчины всѣ были ужасны, за исключеніемъ сына де-Ля-Бильярдьера, юнаго дэнди, господина Демаре, Дю-Тилье, который пріобрѣлъ уже свѣтскія манеры, и нѣкоторыхъ должностныхъ лицъ. Въ массѣ болѣе или менѣе комическихъ фигуръ совершенно затерялась одна, облеченная въ удивительный костюмъ. Разумѣется, это былъ ничтожный деспотъ Батавскаго двора, нарядившійся въ тонкое бѣлье, пожелтѣвшее отъ долгаго лежанья въ шкапу, и въ кружевное жабо, видимо доставшееся ему въ наслѣдство; оно было заколото булавкой съ голубоватой камеей. Цезарь съ гордостью показалъ ему, какія комнаты устроилъ архитекторъ въ первомъ этажѣ его дома.

-- Хэ! хэ! Вамъ вѣдь платить за все за это,-- замѣтилъ Молине.-- А мнѣ дадутъ больше тысячи экю за комнаты съ такой жеблировкой.

Бирото отвѣтилъ шуткой на эту фразу, но его укололъ тонъ, которымъ старикъ произнесъ ее.

"Мои комнаты скоро перейдутъ обратно во мнѣ, ты разоришься!" Вотъ какой смыслъ придалъ Молине словамъ "мнѣ дадутъ", которыми онъ больно задѣлъ Цезаря. Блѣдное лицо Молино и его взглядъ хищника поразили Дю-Тиоье, обратившаго сначала вниманіе только на костюмъ старика: его зеленое съ бѣлымъ платье, странныя складки воротника и массивная цѣпочка съ цѣлымъ фунтомъ различныхъ брелоковъ, звенѣвшихъ при каждомъ его движеніи, придавали ему сходство съ гремучей змѣей. Приглядѣвшись къ Молине, банкиръ вступилъ съ нимъ въ разговоръ.

-- Здѣсь, милостивый государь,-- сказалъ Молине, шагнувъ одной ногой въ будуаръ,-- я нахожусь во владѣніяхъ графа де-Гранвиля, а тутъ,-- прибавилъ онъ, указавъ въ противоположную сторону,-- мои владѣнія: мнѣ принадлежитъ этотъ домъ.

Очарованный вниманіемъ Дю-Тилье, Молине разговорился и вполнѣ обрисовалъ свою личность; онъ разсказалъ о всѣхъ своихъ привычкахъ, образѣ жизни, о столкновеніяхъ съ жильцами, упомянулъ о наглости Жандра, и наконецъ, сказалъ о заключеніи контракта съ Бирото, безъ котораго не состоялся бы и балъ.

-- Вотъ какъ!-- произнесъ Дю-Тилье.-- Господинъ Бирото обязался уплатить вамъ впередъ за послѣдній годъ контракта; это не въ его правилахъ.

-- О, я этого потребовалъ; онъ теперь мой жилецъ.

"Ну, если Бирото обанкротится,-- подумалъ Дю-Тилье,-- этого старикашку надо будетъ выбрать синдикомъ, его придирчивость окажетъ большую услугу. Должно быть, подобно Домиціану, онъ забавляется дома тѣмъ, что давитъ мухъ."

Дю-Тилье отправился играть въ карты. Блапаронъ, по его приказанію, давно уже сидѣлъ за карточнымъ столомъ: Дю-Тилье разсчиталъ, что такимъ путемъ его подставной банкиръ ускользнетъ отъ наблюденій. Оба они относились другъ къ другу, какъ совершенно чужіе, и такъ хорошо играли свою роль, что самый подозрительный человѣкъ не принялъ бы ихъ за соумышленниковъ. Годиссаръ, знавшій о счастливой перемѣнѣ въ судьбѣ Клапарона, не посмѣлъ къ нему подойти: такъ холодно взглянулъ мнимый банкиръ на бывшаго своего товарища! Къ пяти часамъ утра изъ ста съ лишнимъ каретъ, занимавшихъ всю улицу Сентъ-Онорэ, осталось уже не болѣе сорока. Въ пять часовъ начали танцовать boulangère, танецъ, который впослѣдствіи былъ вытѣсненъ котильономъ. Тю-Тилье, Рогенъ, Кардо-сынъ, графъ де-Гранвиль и Юлій Демаре играли въ карты, и Дю-Тилье выигралъ три тысячи франковъ. Начало разсвѣтать, пламя свѣчей поблѣднѣло, игроки встали, наконецъ, изъ-за картъ; въ это время танцовали послѣднюю кадриль. Этотъ вѣнецъ празднества рѣдко не сопровождается въ домахъ буржуа какимъ-нибудь безобразіемъ, важныхъ гостей уже нѣтъ: никто не стѣсняетъ танцующихъ; головы сильно разгорячены танцами, душнымъ воздухомъ выпитымъ виномъ, и вотъ, даже старухи, заразившись общимъ весельемъ, пускаются въ плясъ. Всѣ раскраснѣлись; у мужчинъ волосы развились и придаютъ лицамъ забавное выраженіе; у молодыхъ женщинъ растрепаны прически, съ головы слетѣли цвѣты... Момусъ торжественно входитъ со всей своей свитой. Всюду слышенъ громкій хохотъ; каждый вполнѣ отдается веселью, зная, что завтра его ждетъ опять работа... Матифа танцовалъ въ дамской шляпкѣ на головѣ; Целестинъ дурачился; нѣкоторыя изъ дамъ усиленно хлопали въ ладоши, когда того требовали въ фигурѣ кадрили... Танцамъ не предвидѣлось конца.

-- Какъ они всѣ веселятся!-- восклицалъ счастливый Бирото.

-- Только бы не сломали чего-нибудь у насъ,-- сказала Констанція дядѣ.

-- Такого великолѣпнаго бала, какъ вашъ, я еще не видалъ, хотя бывалъ на многихъ балахъ,-- сказалъ Дю-Тилье, прощаясь съ бывшимъ своимъ хозяиномъ.

Одна изъ восьми симфоній Бетховена -- симфонія do mineur заканчивается великолѣпной фантазіей, величественной, какъ поэма. Когда послѣ медленно льющихся звуковъ великаго чародѣя, такъ глубоко понятаго Габенекомъ, роскошное полотно декораціи внезапно поднимается по знаку вдохновеннаго дирижера и все могущество звуковъ выливается въ обворожительночудномъ мотивѣ, составляющемъ основную тему финала, вамъ кажется, что передъ вами появляется лучезарная фея съ волшебнымъ жезломъ въ рукахъ. Вы слышите, какъ шелеститъ поднимаемый ангелами пурпурный шелковый занавѣсъ; золотыя двери дивной чеканки поворачиваются на своихъ алмазныхъ петляхъ, и передъ вашими взорами открывается волшебная картина,-- цѣлая анфилада дворцовъ, по которымъ неслышно скользятъ существа высшаго міра. Ѳиміамъ благоденствія возносится къ небу, яркое пламя пылаетъ на алтаряхъ, воздухъ пропитанъ благоуханіемъ. Передъ вами проносятся существа въ бѣлыхъ туникахъ съ голубою каймою, очаровывая ваши глаза неземной красотой своихъ лицъ и совершенствомъ своихъ формъ; вокругъ рѣзвятся амуры, разливая въ воздухѣ свѣтъ своихъ факеловъ. Вы чувствуете себя любимымъ, вы испытываете счастіе, къ которому безотчетно стремилась ваша душа, и погружаетесь въ тихо-журчащія волны блаженства. И вотъ, давъ вамъ вкуситъ блаженство рая, волшебникъ вновь погружаетъ васъ таинственными переходами низкихъ басовыхъ тоновъ въ холодныя волны дѣйствительности. Но вы жаждете снова услышать божественную музыку, вы томитесь по ней, и изъ глубины вашей души вырывается страстный крикъ: еще, еще!

Душевныя движенія, вызываемыя въ, слушателяхъ дивнымъ финаломъ симфоніи do mineur, могутъ служить примѣромъ того, что происходило въ сердцахъ Констанціи и Цезаря вовремя бала. Знаменитый кларнетистъ Коллине сыгралъ финалъ ихъ коммерческой симфоніи. Усталые, но безмѣрно счастливые, трое Бирото заснули утромъ подъ шумъ праздника, издержки по которому, включая его устройство, убранство комнатъ, туалеты и библіотеку, за которую было уплачено Цезариной, достигали 60.000 франковъ, чего Цезарь и не подозрѣвалъ. Вотъ во что обошлась красная ленточка, вдѣтая королемъ въ петлицу парфюмера. Если бы Цезарь Бирото обанкротился, то однѣ эти безумныя издержки могли бы привести его на скамью подсудимыхъ, такъ какъ негоціантъ, позволяющій себѣ чрезмѣрныя затраты, находится уже на пути къ банкротству. Но многіе считаютъ болѣе позорнымъ быть привлеченнымъ къ суду за неумѣлое веденіе дѣлъ, чѣмъ за крупное мошенничество. Быть преступникомъ, по ихъ мнѣнію, почетнѣе, чѣмъ прослыть дуракомъ.