-- Что сталось с Полиной?
-- Ах, с Полиной? -- да. Сиживали ли вы порою, в тихий зимний вечер, у своего домашнего очага, предаваясь сладостным воспоминаниям о любви или молодости и глядя, как по дубовому полену пробегают огненные полосы? Пламя рисует то красные клетки шахматной доски, то отливает бархатом; пробегают синие огоньки, прыгая и играя в глубине на раскаленных угольях. И вот является неведомый живописец и пользуется этим пламенем; с неподражаемым искусством чертит он на фоне этих пылающих фиолетовых или пурпуровых оттенков сверхъестественное и бесподобно тонкое лицо, мимолетное явление, которое случай никогда уже не повторит; то женщина с развевающимися по ветру волосами, профиль которой дышит восхитительной страстью. Огонь в огне. Она улыбается, она исчезает, вы никогда больше ее не увидите. Прощай, цветок пламени, прощай, незавершенный и нежданный элемент, явившийся слишком рано или слишком поздно, чтоб стать дорогим алмазом!
-- Но Полина?
-- Вы не поняли? Начинаю снова. Посторонитесь! Посторонитесь! Вот она, Царица иллюзий, женщина, которая мелькнет, как поцелуй, женщина, быстрая, как молния, и, как она, блеснувшая огнем в небе, несозданное существо, сплошная душа, сплошная любовь! Тело ее заключено в какую-то пламенную оболочку, или, быть может, пламя одушевилось для нее на мгновение! Линии ее форм так чисты, что она кажется вам слетевшей с небес. Разве она не сияет, как ангел? Разве вы не слышите воздушного шелеста ее крыл? Легче птицы, она опускается рядом с вами, и ее страшные глаза завораживают вас; ее нежное, но могучее дыхание волшебной силой притягивает ваши уста; она убегает и увлекает вас, вы не чувствуете под собой земли. Вы хотите только раз провести вашей чувствительной, вашей фанатазированной рукой по ее белоснежному телу, смять ее золотые кудри, поцеловать ее блестящие очи. Вас опьяняет какой-то пар, вас околдовывает чарующая музыка. Вы вздрагиваете всеми нервами, вы весь желание и мука. О счастье, которому нет имени! Вы коснулись уст этой женщины; но вдруг вы просыпаетесь от жестокой боли. Ха, ха, вы ударились головой об угол кровати, вы поцеловали красное дерево, холодную позолоту, что-то бронзовое, Амура из меди.
-- Ну, а Полина?
-- Опять! Слушайте же. В одно прекрасное утро молодой человек, выезжая из Тура на пароходе "Город Анже", держал в своей руке руку хорошенькой женщины. Стоя так над широкими водами Луары, оба долго любовались белой фигурой, художественно расцветшей посреди тумана, как плод воды и солнца или каприз облаков и воздуха. Поочередно ундина и сильфида, это зыбкое созданье порхало в воздухе, как слово, которого тщетно ищешь и которое ускользает из памяти; она носилась среди островов, просовывала голову между высокими тополями, затем, исполински вырастая, заставляла блестеть тысячи складок своей одежды либо сиять ореол, начертанный солнцем вокруг ее головы; она плыла над деревьями и холмами и, казалось, мешала пароходу идти мимо замка Юсе. Вы сказали бы, что это "Высокородная дама" хочет защитить родную страну от вторжений современности.
-- Прекрасно; в этом образе я узнаю Полину. Но Федора?
-- О, Федору вы еще встретите! Вчера она была в Опера-Буфф, а сегодня будет в Большой опере; она везде и повсюду. Она, так сказать, -- общество.
Париж 1830--31 г.