Южнаго общества No 8-й
О Штабс Ротмистре Князе Барятинском.
Сила вины:
Барятинской поступил в тайное общество в 1821-м году. Находясь в оном, при возобновлении в Тульчине союза, подтвердил продолжение республиканской цели, говорил сам в пользу оной.
Привлечение товарищей {Первоначально: "других".}.
Принял в общество сие пять человек и имел от онаго в 1823 Году поручение сказать Никите Муравьеву -- чтобы старался умножить членов. Когда провозглашен был он от Пестеля Начальником Тульчинской Управы, тогда исполнил с точностию и усердием наставление сего, старанием -- поддерживать дух в членах, говорить с ними чаще о делах общества и для того собирать их по нескольку и главное устроить коммуникацию между Тульчином и Линцами, где квартировал Пестель; по чему и называют его Барятинскаго деятельнейшим членом, который был весьма силен по обществу.
Умысл на цареубийство:
Участвовал а:) в одобрении решительнаго революционнаго способа действия, с упразднением || (л. 3 об.) Престола, и в случае крайности с изведением тех лиц, кои представят в себе не преодолимыя препоны и в:) в признании необходимости лишить жизни Государя Императора.
На вопрос -- что настоящая цель выдвинутаго поручения ему была извещение о предположениях на счет введения в Государстве республиканскаго Правления с истреблением Императорской фамилии? отвечал, что хотя положение было ему известно и он без прекословия готов был бы сообщить об оном, но не помнит -- чтобы сие было поручено ему.
На вопрос о том, что ему поручено было от Пестеля набрать 12-ть человек отважнейших надежнейших для нанесения удара, отвечал: что того не помнит; однако для удаления сомнения в неискренности, сие подтверждает; но не может сказать, что бы он набирал сию шайку. При разговорах всякий испытывал себя, в состоянии ль зделать смертоубийство и всегда находили, что никто из них произвести || (л. 4) того не в силах.
Напротив Фаленберг показывает, что он дал Барятинскому обещание посягнуть на жизнь блаженной памяти Императора.
Барятинский с начала отрицал сие, но потом признал показание Фаленберга справедливым.
Приложение
АТЕИСТИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ А. П. БАРЯТИНСКОГО
Sur ses foudres assis ce dieu plein de fureurs
Du sang partout fumant aspire les vapeurs
Oui, chaque najtion, toute l'antiquité
Offrit toujours du sang à ton nom redouté
C'est toi qui leur donnait cet instinct unanime
Bus sans cesse le sang de la foible victime;
C'est peu -- pour assouvir à Titan affamé
Chaque animal se vit diversement armé.
Lui même du lion aiguisa l'ongle immense
Et du noir sanglier allongea la défense.
Vois l'horrible1 serpent en spirale enlacé
Sur sa langue un venin par toi fut amassé.
Par toi la dent du chien de rage envenimée
Disperse au loin la mort dans le sang allumée
(De la beauté souvent trop funeste cadeau
De l'ami le plus tendre il devient mon bourreau)
C'est toi qui pour tromper la victime timide
Cacha l'ongle du chat sous un velour perfide.
Tout souffre sur la terre et dans l'onde et dans l'air.
Le requin se nourrit des peuples de la mer,
Le vautour à l'oeil sûr2, à la serre sanglante
Déchire dans les airs la colombe tremblante,
La colombe à son tour dans son bec innocent
Ecrase par instinct l'insecte gémissant
Qui, par le même instinct, de sa dent exiguë
Mord l'atome vivant qui se perd à la vue.
La hideuse araignée au poil gris, velouté,
Mesure son adresse à sa voracité:
En cercles innegaux sa blanche toile ourdie
De l'insecte volant trompe l'aile étourdie.
Le monstre bondissant l'enlace de ses bras
Et sourd à sa douleur, buvant son long trépas, || (л. 17 об.)
D'une double dent ronge et de venin flétrie
Distille goutte à goutte et son sang et sa vie.
Le sage en ce tissus voit la divinité;
Mais mon coeur la rejette à tant de cruauté.
Quel gloire en effet pour le céleste maître
Que l'être n'existait qu'aux dépens d'un autre être?
Ainsi quand le soleil s'élevant dans les airs
D'un océan de feu submerge l'univers;
Quand la foudre roulant dans la morne étendue
Sur les monts ébranlés s'élance de la nue;
Quand un torrent d'éclairs rougit tout l'horizon, --
Je ne sais quel respect fait avouer ton nom,
Et quand la sombre nuit déroule ses longs voiles
Je lis ta magesté sur le front des étoiles,
Mais le cri de l'oiseau meurtri sous l'ongle aigu
Te repousse soudain de mon coeur abattu
L'instinct cruel du chat, malgré ton oeuvre immense
Démentant ta bonté dément ton existence.
"Arrête, dira-t-on, téméraire censeur.
Tu soumets à tes loix ton propre créateur
S'il conserve avec soin cet univers immense
De quelqu' être vivant qu'importe la dépense?
Sans cesse animant tout sa trop féconde main
En ne détruisant rien détruirait tout enfin
Pour conserver la vie à la nature entière
D'un excédant de vie il prive la matière
Si chaque3 être au trépas est,4 hélas, destiné
Qu'importe enfin par qui ce trépas est donné?
C'est le tout, le grand tout, que sa main vivifie
Dans le sein de la mort naît sans cesse la vie".5 || (л. 24)
Ne pouvant6 arrêter sa prodigalité7
La cruauté doit borner sa bonté
Et ton dieu si fécond, que la raison admire
Est prodigue de vie afin de la détruire.8
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ne peut-il, suspendant ces funestes bienfaits
De chaque espèce enfin limiter les progrès
Et sans nous armer tous de rage et de furie
Arrêter dans le germe un excédent de vit
S'il ne l'a pu tu9 dois10 admettant sa bonté
Rétrécir son calcul ou lier sa volonté
En guidant des soleils les points imperceptibles
Centres scintillants11 d'univers invisibles
Tu le vois trop puissant et trop grand
Pour écouter les cris de l'insecte souffrant.
Insensé, ton esprit l'enveloppant de voiles
Mesure sa grandeur au nombre des étoiles
Arrête, s'il existe, et respecte son nom
11 fallait tout un dieu pour créer12 un ciron.
Et si ce dieu l'a fait sa puissance infinie
Doit13 compler14 les instants de sa fragile vie.
L'atome ainsi qu'un globe15 atteste sa splendeur
Et les dimensions ne font pas sa grandeur || (л. 22)
Eh! D'où vient que ce dieu16 à l'univers Impose
Qu'on adore son nom, que l'on plaide sa cause?
C'est l'effet naturel de l'éducation17
Ah! j'ai vu plus d'un sage abjurer la raison
A peine se sent-il que des fables terribles18
Frappent de son cerveau les fibres trop sensibles,19
A force de raison, à force de rigueur
Vainement20 il parvient à secouer l'erreur.
Mais21 l'impression lui reste et l'âge ou la souffrance
Le rend au préjugé qui berèa son enfance
Hélas qui de nous en blâmant ces erreurs,
N'a point aimé, chéri ces vaines terreurs?
Que de fois fatigués des jeux de....22
Unis par l'amitié, liés23 par l'innocence
Nous venions d'un vieux conte écouter les terreurs24
Le sang plus violemment battre nos jeunes coeurs
Nous entendions alors25
Là, près d'un feu mourant la babillarde26 vieille
Par son conte magique allongeait notre veille27
C'est un saint poursuivi par un spectre sanglant28
La peur rétrécissait notre cercle29
Or tout était de peur ou tout était magique || (л. 25)
Mais admettant un dieu30
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Que la peur nous serrait plus que le31 mal
Et voilà le berceau des erreurs du monde
Ah brisons un autel qu'il n'a pas mérité
Il est bon sans puissance ou puissant sans bonté
Consultez la nature, interrogez l'histoire
Vous y verrez enfin que32 pour sa propre gloire
En voyant tant de mal33 couvrir le monde entier
Si dieu même existait il faudrait le nier.
1 Слова "Vois l'horrible" написаны сверху двух бледных полустертых слов, не поддающихся прочтению.
2 Первоначально было: "dur".
3 Слово "chaque" написано над зачеркнутым словом "loul".
4 Слову "hélas" предшествует "est", причем над словом "hélas" стоит цифра 2, а над словом "est" -- 1, что, очевидно, означает необходимость перестановки слов.
5 Кавычки в начале абзаца проставлены в подлиннике, но не закрыты в конце текста и восстановлены редакцией предположительно.
6 Далее зачеркнуты слова "mettre un terme".
7 Следующая строка начиналась словами "Et quoi", которые были затем зачеркнуты. Над нею -- незаконченный авторский вариант этой же строки: "Quoi la cruauté avait".
8 Далее вычеркнуты две строки:
"Ou bien tu veux donc admettant sa bonté
rétrécir son calcul et lier sa volonté",
(в переводе:
"Или ты хочешь, допуская в нем доброту, изменить его расчет и связать его волю"). Далее следует черновой текст четырех последующих строк, ниже перебеленных автором (со слов: "Ne peut-il..." и кончая словами: "...Un excédent de vie").
9 Слова "S'il ne l'a pu tu" написаны над зачеркнутыми словами: "Ou bien tu voudrais dans".
10 Слово "dois" написано над зачеркнутым словом: "peux".
11 В подлиннике "centillans".
12 Слово "créer" написано над зачеркнутым словом "former".
13 Слово "doit" написано над зачеркнутыми словами: "Prend soin".
14 Так в подлиннике; надо, повидимому, "combler" или "compter".
15 Слова "L'atome ainsi qu'un globe" написаны над зачеркнутыми словами: "Oui la globe et l'atome".
16 Слова "ce dieu" написаны над первоначальным текстом: "son nom".
17 Следующая строка первоначально начиналась словом "Plus", но затем оно было зачеркнуто.
18 Слова "des labiés terribles" написаны под зачеркнутым текстом.
19 Следующая строка первоначально начиналась слозом: "Vainement", позже зачеркнутым.
20 Над "Vainement" -- мелкая запись слов: "il parvient à secouer", повторенная затем в этой же строке.
21 Слово "Mais" окружено крупными круглыми скобками.
22 В подлиннике четыре точки.
23 Слово "liés" написано над зачеркнутым словом "unis".
24 Следующая строка начиналась словом "attentifs", но затем оно было зачеркнуто, и под ним написано: "le sang", которым и начинается далее новая строка.
25 После слова "alors" начиналась новая строка словами: "là assise entre nous", которые зачеркнуты, и над ними написано: "Là, près d'un feu mourrant".
26 Слово "babillarde" написано над зачеркнутым словом "respectable".
27 Далее следовали две строки вычеркнутые, которые можно прочесть так: "à son grand discours notre être suspendus" и далее "c'était un saint souffrant combatant un diable actif".
28 Эта строка была написана между двумя зачеркнутыми, см. прим. 3.
29 Далее следует одно густо зачеркнутое слово, предварительно переправленное: cordial?.
30 Далее следует черновик завершающих стихотворение восьми строк, ниже перебеленных и вновь исправленных автором. Перебеленный текст, воспроизводимый ниже, обведен слева и снизу волнистой линией (см. фото).
31 В подлиннике "1а", строка повиднмому не закончена.
32 Слова "Vous y verrez enfin que" написаны над зачеркнутыми словами: "Et pour son honneur même et".
33 Слово "mal" написано над зачеркнутым словом: "maux.
Перевод
Восседающий на молниях, этот бог, исполненный гнева,
Вдыхает дымящиеся повсюду испарения крови.
Да, каждый народ, весь древний мир
Всегда приносил кровь в жертву твоему пугающему имени.
Это ты, вложивший в них этот всеобщий инстинкт,
Неустанно пил кровь беззащитной жертвы.
Мало этого, -- чтобы насытить алчущего Титана,
Всякое живое существо получило свое оружие.
Это он сам (Титан) заострил огромный коготь льва
И вытянул клык у черного вепря.
Взгляни на ужасную змею, свернувшуюся клубком,--
Это ты напоил ядом ее жало!
Это ты зубами бешеного пса
Сеешь повсюду смерть, горящую в его крови.
(Даруемая тобой роковая красота
Нередко превращает в палача самого нежного друга.)
Это ты для обмана беззащитной жертвы
Спрягал под вероломным бархатом кошачий коготь.
Все обречено на страдание, -- на суше, в воде и в воздухе.
Акула пожирает живые существа, населяющие моря.
Дальнозоркий ястреб кровавыми когтями
Раздирает в воздухе трепещущую голубку,
А голубка в свою очередь невинным клювом
Инстинктивно давит стонущее насекомое.
А оно -- силой того же инстинкта -- своим крохотным жалом
Пронизывает живой атом, невидимый взору.
Отвратительный паук, покрытый бархатистой шерстью,
Отмеряет свою ловкость мерой своей прожорливости;
Из неравных кругов сотканная им прозрачная паутина
Обманывает беспечный полет насекомого.
Чудовище, прыгнув на него, сжимает его в своих объятиях
И, не внемля его стонам, упиваясь его медленной смертью,
Гложет его зубами и, напоив его ядом,
Высасывает капля за каплей и его кровь и его жизнь.
Пусть мудрец пилит волю божества в этом сплетении,
Мое же сердце отрицает божество за такую жестокость.
Воистину, в чем слава для небесного владыки,
Что живое существо может жить лишь за счет жизни другого?
Так, когда солнце, поднявшись на небе,
Океаном огня заливает вселенную;
Когда гром, раскатываясь в мрачном просторе,
Низвергается с небес на потрясенные горы;
Когда поток молний освещает весь горизонт, --
Необъяснимый ужас заставляет признавать твое имя.
И когда темная ночь расстилает свой обширный покров,
Я читаю твое величие на челе звезд,
Но крик птицы, умирающей в острых когтях,
Вдруг отталкивает тебя от моего подавленного сердца.
Жестокий инстинкт кошки, несмотря на величие твоего творения,
Опровергая благость твою, опровергает твое существование.
"Остановись, дерзкий судья", скажут мне, --
"Ты хочешь своим законам подчинить твоего собственного творца!
Если он заботливо сохраняет существование всей огромной вселенной,
То что значит убыль скольких-то живых созданий?
Непрерывно все оживляя, его щедрая рука,
Ничего не уничтожая, могла бы все уничтожить.
Чтобы сохранить жизнь всей природе в целом,
Он освобождает материю от избытка жизни.
Если удел всякого живого существа -- увы! -- смерть,
Не все ли равно, в конце концов, кем она причинена?
Ведь его рука даст жизнь целому, великому целому.
В лоне смерти бесконечно рождается жизнь".
Не в силах остановить его расточительность,
Жестокость должна ограничивать его доброту.
И твой столь щедрый бог, которым восхищается разум.
Расточает жизнь, чтобы ее уничтожить.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не может ли он, приостановив эти мрачные благодеяния,
Ограничить развитие каждого рода жизни
И, не вооружая нас бешенством и яростью,
Остановить в зародыше избыток жизни?
Если он этого не может, ты должен, полагая его благим,
Ограничить его предвидение пли связать его волю.
Видя, как он направляет точки отдаленнейших солнц,
Сверкающие центры невидимых миров,
Ты считаешь его слишком могущественным и слишком величественным,
Чтобы услыхать стон страдающего насекомого.
Глупец, твой рассудок, окутывая его (бога) пеленой,
Теряет его могущество числом звезд.
"Остановись, если он существует, и уважай его имя:
И для сотворения какой-то козявки нужен же был бог!
И если этот бог создал ее, неизмеримое божье могущество
Должно же сосчитать мгновения ее хрупкой жизни.
Атом же как и земной шар, свидетельствует о его великолепии,
И не размеры являют его величие".
О, откуда берется, что этот бог предписывает вселенной,
Чтобы поклонялись его имени, чтобы считали его правым?
Это естественный результат воспитания.
Ах, я видал не одного мудреца, который отрекался от разума,
Как только чувствовал, что эти страшные небылицы
Ударяли по слишком чувствительным фибрам его мозга.
Усилием разума, усилием воли
Тщетно старается он потрясти заблуждение.
Но впечатление (страха) остается при нем -- и возраст или болезнь
Возвращают его к предрассудку, баюкавшему его детство.
Увы! Кто из нас, осуждая эти заблуждения,
Не любил и не лелеял эти пустые страхи?
Сколько раз, [в детстве], утомленные играми,
Сплоченные дружбой в невинным возрастом,
Мы прибегали послушать страхи старой сказки,
И чувствовали, как кровь неистово колотится в детском сердце.
Здесь у потухающего огня болтливая старушка
Своей волшебной сказкой отгоняла от нас сои.
Вот святой, преследуемый окровавленным привидением...
В страхе мы прижимались друг к другу...
Итак -- все происходило от страха или от волшебных сказок.
Но, допуская бога
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
То, что страх сжимает наше сердце сильнее чем зло --
Это и есть колыбель людских заблуждений.
О, разобьем алтарь, которого он не заслужил.
Он благ, но не всемогущ, или всемогущ, но не благ.
Вникните в природу, вопросите историю --
И вы поймете, наконец, что во имя его собственной славы,
Видя столько зла, покрывающего весь мир,--
Если бы бог даже существовал, -- надо его отвергнуть.