[3 апреля 1884 г.

Канн]

Сударыня, я только что провел две недели в Париже, а так как, уезжая из Канна, не захватил с собой кабалистических знаков {М. Башкирцева предложила писать ей по адресу: Париж, почтовое отделение на улице Мадлен, до востребования. Г-же Р.Ж.Д.}, по которым должен направлять Вам свои письма, то и не мог ответить Вам раньше.

Знаете, сударыня, Вы меня страшно напугали! Вы цитируете одним махом, не оговаривая, и Ж. Санд, и Флобера, и Бальзака, и Монтескье, и еврея Баарона, и Иова, и ученого Шпицбубе из Берлина, и Моисея!

О! Теперь-то я Вас знаю, прекрасная маска: Вы преподаватель шестого класса лицея Людовика Великого. Признаюсь, я уже и раньше догадывался об этом, так как Ваша бумага издавала легкий запах нюхательного табака.

На этом основании я собираюсь перестать быть галантным (да и был ли я таковым?) и стану обращаться с Вами, как с ученым мужем, то есть как с врагом. Ах, старый плут, старая лицейская крыса, старый латинский буквоед, и Вы намеревались сойти за хорошенькую женщину! Вы, значит, собирались послать мне Ваши пробы пера, какой-нибудь Ваш манускрипт, трактующий об искусстве и природе, чтобы я порекомендовал его какому-нибудь журналу и поговорил о нем в одной из своих статей!

Какое счастье, что я не предупредил Вас о своем пребывании в Париже! В противном случае, пожалуй, однажды утром я бы узрел у себя некоего обносившегося старичка, который, поставив свой цилиндр на пол, извлек бы из кармана пачку писем, перевязанных бечевкой, и сказал бы: "Сударь, я та дама, которая..."

Так вот, господин учитель, я все же собираюсь ответить на некоторые Ваши вопросы. Начну с благодарности за милые детали, которые Вы мне даете о Вашей наружности и вкусах. Равно благодарю Вас за мой портрет, набросанный Вами. Даю Вам слово, он похож. Укажу, однако, на некоторые погрешности:

1. Живот меньше.

2. Я никогда не курю.

3. Я не пью ни пива, ни вина, ни других спиртных напитков, ничего, кроме воды.

Следовательно, блаженство перед кружкой пива не может быть моим излюбленным состоянием.

Гораздо чаще я сижу на диване, подогнув по-восточному ноги. Вы спрашиваете, кто мой любимый современный художник? Милле. Мой любимый музыкант? Я не терплю музыки!

По правде говоря, я предпочитаю всем искусствам красивую женщину. А хороший обед, настоящий обед, изысканный обед я ставлю почти на ту же ступень, что и красивую женщину.

Вот мой символ веры, господин старый учитель.

Я считаю, что когда тобой владеет глубокая страсть, всеобъемлющая страсть, то ей нужно отдаться целиком, пожертвовав для нее всеми другими: это я и делаю.

Мною владели две страсти. Нужно было пожертвовать одной -- и я пожертвовал чревоугодием. Я стал воздержан в пище, как верблюд, но так разборчив, что теперь и не знаю, чем же мне питаться.

А вот еще одна деталь! Я выигрывал пари на крупных состязаниях в качестве гребца, пловца и ходока.

Теперь, после всех этих признаний, господин классный наставник, расскажите мне о себе, о Вашей жене -- несомненно, Вы женаты, -- о Ваших детях. Не имеется ли у Вас дочки? Если да, прошу Вас, подумайте обо мне.

Молю божественного Гомера, да испросит он для Вас все земные радости у Бога, которому Вы поклоняетесь.

Ги де Мопассан.

Через несколько дней я вернусь в Париж, ул. Дюлон, 83.