[15 апреля 1884 г.
Париж]
Злополучный золяист! Но это прямо восхитительно! Если бы небо было справедливым, Вы были бы того же мнения! Мне кажется, что это не только занимательно, но что здесь можно испытать самые тонкие радости, услышать поистине интересные вещи, если только быть абсолютно искренним. Ибо в самом деле, наконец, с каким другом (мужчиной или женщиной) Вы не найдете чего-нибудь такого, что приходится скрывать, или какую-нибудь предосторожность, которую приходится соблюсти? Между тем здесь Вы имеете дело с абстрактным существом!
Не принадлежать ни к какой стране, ни к какому миру, быть всегда правдивым -- тут можно бы дойти до полноты выражения а la Шекспир.
Но довольно с нас подобной мистификации. Так как Вы все знаете, я ничего не стану более скрывать от Вас.
Да, милостивый государь, я имею честь состоять старой лицейской пешкой, как Вы выражаетесь, и я Вам докажу это восемью страницами моральных поучений... Слишком хитрый, чтобы приносить Вам манускрипты, перевязанные бросающимися в глаза бечевками, я заставлю Вас вкушать мои доктрины маленькими дозами...
Я воспользовался, милостивый государь, досугом Страстной недели, чтобы перечитать собрание Ваших произведений...
Вы молодец, бесспорно. Я ни разу прежде не читал Вас целиком и подряд. Впечатление поэтому отличается сейчас большой свежестью, и это впечатление...
Есть от чего перевернуться моим лицеистам вверх тормашками, есть чем смутить все монастыри христианского мира!
Что касается меня, я не отличаюсь особенной стыдливостью, и все же я смущен тяготением Вашей души к тому чувству, которое г-н Дюма-сын называет любовью. Это может обратиться для Вас в навязчивую идею, что будет весьма прискорбно, ибо Вы богато одарены, и Ваши рассказы из крестьянской жизни очень недурны. Что касается "Жизни" -- эта книга носит яркий отпечаток чувства глубокого отвращения к жизни, тоски, подавленности. Это чувство, время от времени всплывающее в Ваших произведениях, побуждает прощать Вам многое и позволяет считать Вас высшим существом, которому жизнь приносит страдания. Именно это ранит мое сердце. Но эта печальная нота, мне кажется, не более как отражение Флобера.
В итоге мы с Вами порядочные простофили, а вы еще к тому же ловкий шутник (видите, как иногда хорошо быть незнакомым друг с другом), с Вашим одиночеством и Вашими длинноволосыми существами...
Любовь -- этим словом все еще хотят поймать на удочку весь мир. Жиль Блас, где ты?
По прочтении одной из Ваших статей я взялся за чтение "Стремительной атаки". Мне показалось, что я вступаю в роскошный благоухающий лес, оглашаемый сладкозвучным пением птиц. "Никогда еще более глубокий мир не спускался с небес на более счастливый уголок природы". Эта магистральная фраза напоминает несколько тактов последнего действия "Африканки".
Но Вы ненавидите музыку -- возможно ли? Вас следовало угостить ученой музыкой! И еще одно... Ваше счастье, что Ваша книга еще не готова -- книга, в которой будет фигурировать женщина, да, сударь, же-е-ен-щина, а не мускульные упражнения. Сколько бы раз Вы на бегах ни приходили первым, вы ничего иного не достигнете, как некоторого равенства с лошадью, а как бы ни было благородно это животное, оно все-таки остается животным, молодой человек.
Позвольте старому латинисту рекомендовать Вам одно место из Саллюстия: "Omnes homines qui sese student praestari" {"Все люди, себя изучающие, преуспевают" (латин.) }, и т. д. и т. д. Я заставлю свою дочь Анастасию затвердить это место. Кто знает, может быть, Вы и сойдетесь друг с другом...
Хорошие блюда, женщины?.. Но... мой юный друг, берегитесь! Это становится похожим на шутку, а мое звание "лицейской крысы" запрещает мне следовать за вами по этому опасному пути.
Ни музыки, ни табаку? Черт возьми!
Милле хорош, но Вы так выговариваете имя Милле, как буржуа -- имя Рафаэля.
Советую Вам взглянуть на работы кисти молодого современного художника по имени Бастьен-Лепаж.
Сколько Вам, в самом деле, лет?
Это Вы серьезно утверждаете, что предпочитаете красивых женщин всем искусствам? Вы смеетесь надо мной!
Простите за бессвязность этого послания и не оставляйте меня долго без ответа.
А затем, великий пожиратель женщин, желаю Вам... и остаюсь со священным трепетом Вашим преданным слугой.
Савантен, Жозеф