(1860--1871.)
Извѣстное изреченіе древнихъ: "tempora mutantur et nos mutamur in illis" -- невольно приходитъ на память, если сопоставить Сѣрова до 1860 г. съ Сѣровымъ послѣ этого времени. Всѣ черты характера, выплывавшія съ такою силой въ разсмотрѣнныхъ нами періодахъ, какъ-то: нерѣшительность, сомнѣнія, стремленія къ какимъ-то "невѣдомымъ берегамъ",-- словомъ, все, что мучило и терзало его до сихъ поръ, въ этомъ періодѣ уступаетъ мѣсто качествамъ противуположнымъ; здѣсь мы видимъ уже полную увѣренность въ себѣ, сознаніе своего "я", какъ нѣчто самостоятельное, самобытное; смѣлыми и твердыми шагами приближается онъ къ "цѣли", ни на минуту не сомнѣваясь въ томъ, что все, совершаемое имъ, сдѣлано основательно, сознательно и какъ слѣдуетъ. Напрасно стали бы мы искать здѣсь тѣхъ выраженій, которыми такъ богата его переписка до этого періода; напротивъ, въ это время ярко выступаютъ самосознаніе и самоувѣренность. Какъ контрастъ съ предыдущими письмами, позволимъ себѣ привести отрывокъ изъ его письма, относящагося въ этой эпохѣ дѣятельности. Вотъ что мы находимъ въ письмѣ къ М. П. Анастасьевой:
"Въ поощреніи я вовсе не нуждаюсь, зная, что свое дѣло ум ѣ ю получше другихъ и судей надо мной въ Росс і и вовсе и н ѣ тъ " (5 февраля 1861 г.).
Или нѣсколько позже онъ писалъ по поводу "Юдиѳи" той же М. П. Анастасьевой:
"А что все это (рѣчь идетъ о его "Майской ночи" и романсахъ) предъ моей нынѣшней партитурой?! И толкъ, и блескъ, и драматизмъ, и нѣга, и страстность, и святые восторги -- все это, скажу безъ "ложной скромности",-- все это есть въ моей "Юдиѳи". "Юдиѳь" моя въ общемъ ни мало несерьезнѣе (т. е. не скучнѣе) "Роберта" или "Гугенотовъ", не говоря уже о "Тангейзерѣ" и "Лоэнгринѣ" (29 августа 1862 года).
Вотъ какимъ тономъ заговорилъ Сѣровъ. Причины намъ кажутся понятными, если принять во вниманіе двадцать лѣтъ его трудовъ надъ собой; за это время онъ обогатилъ себя громадными познаніями, пріобрѣлъ громкое имя и, убѣдившись, "на какомъ Пегасѣ и куда онъ ѣдетъ", съ сорокалѣтняго своего возраста окончательно предалъ себя служенію возлюбленной музы. Хотя онъ еще нѣкоторое время не оставляетъ и критической дѣятельности, но главное вниманіе обращаетъ на композиторскую.
Всѣ страхи, сомнѣнія и колебанія насчетъ "будущности" его оставили; не оставила его лишь одна спутница -- непрошенная и крайне надоѣдливая гостья -- бѣдность, нужда. Она его преслѣдуетъ чуть ли не до послѣднихъ дней его жизни и часто онъ жалуется на эти преслѣдованія. Вотъ что мы читаемъ:
"Затѣялся журналъ Искусства, отъ котораго я имѣлъ трудовой копѣйки въ мѣсяцъ болѣе двухсотъ рублей, но, увы, лопнулъ! И вотъ я опять на нищенскомъ положеніи тридцати "канареекъ" (жалованья), которыя я до гроша долженъ вручить матери, а у самого н ѣ тъ и на по дв ѣ, по три нед ѣ ли" (5 февраля 1861 г.).
Или ниже въ томъ же письмѣ онъ говоритъ:
"...Самое ремесло музыкальнаго критика и неразлучныя перебранки наскучили, надоѣли мнѣ до-нельзя. Хотѣлось бы писать только партитуры; но тутъ опять бѣда. Откуда же пекунію взять?"
Ужасно положеніе русскихъ талантовъ! Надо имѣть сѣровскія силы, чтобы выйти, какъ онъ, побѣдителемъ изъ этой крайней нужды, погубившей у насъ не одинъ талантъ. Но Сѣровъ, разъ онъ попалъ на настоящую дорогу, ужь не отступаетъ назадъ и идетъ прогрессивно по этому пути. Мы уже знаемъ, что онъ дебютировалъ въ качествѣ композитора. Удачный дебютъ усиливаетъ его жажду дѣятельности, и онъ съ этого времени ежегодно выпускаетъ въ свѣтъ свои произведенія, которыя болѣе и болѣе упрочиваютъ за нимъ имя композитора.
Такъ, въ 1860 году исполнялась его ораторія на латинскій текстъ "Отче нашъ", и уже въ 1861 году онъ приступилъ къ своей оперѣ "Юдиѳь". Вотъ что мы читаемъ въ письмѣ его отъ 10 сентября 1861 года:
"Юдиѳь" несравненно лучше всего, что я до сихъ поръ написалъ; лучше и романсовъ ("Полумаска", "Ангелъ", "Сонъ") {Къ крайнему сожалѣнію, мы не можемъ точно указать время появленія этихъ романсовъ.}, лучше и прошлогоднихъ произведеній -- "Рождественскаго гимна" и ораторіи на латинскій текстъ "Отче нашъ".
Въ атому времени относится и другой его трудъ, о которомъ онъ разсказываетъ такимъ образомъ въ письмѣ отъ того же числа и года:
"Работалъ на гауптвахтѣ (на которую онъ попалъ вслѣдствіе скандала, учиненнаго имъ въ залѣ дворянскаго собранія, на концертѣ Лазарева, и пріобрѣвшаго себѣ печальную извѣстность) много, хотя безъ фортепіано,-- арранжировалъ на оркестръ малороссійскіе хоры, которые исполнялись въ концертѣ 27 апрѣля", устроенномъ въ память поэта Т. Г. Шевченка, и произвели сильное впечатлѣніе; авторъ былъ награжденъ многократными и единодушными вызовами и аплодисментами. Но одновременно съ этимъ онъ уже трудился надъ своей громадной пятиактной "Юдиѳью". Такъ какъ о ней самъ Сѣровъ даетъ очень много свѣдѣній, то, чтобы не повторяться, позволимъ себѣ привести его собственныя слова по поводу произведенія, выдвинувшаго его сразу на первый планъ. Вотъ какимъ образомъ онъ описываетъ происхожденіе этой оперы:
"Я началъ свою "Юдиѳь" только въ январѣ нынѣшняго года. Мысль писать оперу на этотъ сюжетъ явилась во мнѣ всл ѣ дств і е итальянской драмы, гдѣ такъ великолѣпна Ристори" (10 сентября 1861 года).
Онъ уже "въ прошломъ году замышлялъ совсѣмъ иную оперу: "Ундину" (тамъ же), какъ на его артистическую натуру произвела глубокое впечатлѣніе своей талантливой игрой Аделаида Ристори, дававшая въ то время свои представленія въ Петербургѣ,-- и онъ бросаетъ "Ундину" и всецѣло предается "Юдиѳи", надъ которой онъ работалъ всего полтора года. Въ письмѣ его отъ 25 іюля 1862 года мы находимъ слѣдующее:
"Юдиѳь" моя окончена. Я самъ себѣ либретто состряпалъ {Какъ видно изъ предисловія къ оперѣ "Юдиѳь", либретто ея было исправлено нашимъ поэтомъ Аполлономъ Николаевичемъ Майковымъ, передѣлавшимъ во многихъ мѣстахъ текстъ, переложенный Сѣровымъ изъ итальянской драмы.} и при моей медлительности (?!) въ артистическихъ трудахъ написать все въ полтора года -- подвигъ, право, невѣроятный".
И далѣе въ этомъ же письмѣ онъ продолжаетъ:
"Я долженъ буду пройти чрезъ бездны мытарствъ и страданій; но если преодолѣю, если опера пойдетъ на сцену, за ея дальнѣйшую судьбу я заранѣе совершенно спокоенъ: упасть, сд ѣ лать ф і аско она положительно не можетъ".
Уже послѣднія слова цитированной фразы указываютъ на мнѣніе автора о своемъ произведеніи- но это мнѣніе еще ярче выступаетъ въ слѣдующемъ мѣстѣ:
"Не могу же не видѣть, что моя опера нѣчто совсѣмъ самостоятельное, ни на какую другую на свѣтѣ не похожее" (29 августа 1862 г.).
Тутъ же говоритъ онъ и о направленіи оперы, именно: "Тамъ (рѣчь идетъ о постановкѣ "Юдиѳи" за границей, въ Германіи, куда Сѣровъ надѣялся провести ее при помощи Франца Листа) привыкли уже къ "Вагнеровскому" направленію, которому я не могу же не слѣдовать".
Изъ этого письма мы получаемъ еще два свѣдѣнія, которыя весьма цѣнны для нашей задачи. Во-первыхъ, то, что Сѣрову не особенно долго пришлось возиться съ "мытарствами", которыхъ онъ такъ опасался. Благодаря счастливому стеченію обстоятельствъ, Сѣрову покровительствовалъ графъ Адлербергъ; объ этомъ фактѣ Сѣровъ говоритъ въ этомъ же письмѣ:
"Графъ Адлербергъ обѣщалъ взять мою "Юдиѳь" подъ свое покровительство".
Слѣдствіемъ было то, что "Юдиѳь" весьма скоро послѣ окончанія появилась на сценѣ. Во-вторыхъ, изъ этого же письма легко заключить, какъ относился Сѣровъ къ своему труду, какъ онъ не допускалъ и мысли о составленіи себѣ имени посредствомъ рекламъ, такъ часто практикуемыхъ у насъ, а еще болѣе за границей. По этому поводу онъ писалъ слѣдующее:
"Мнѣ всякія рекламы противны до-нельзя. Дѣло должно само за себя постоять и, надѣюсь, постоитъ".
Дѣйствительно, его надежды оправдались: "Юдиѳь" не только постояла за себя, но доставила автору громкое имя. Она была поставлена въ первый разъ 16 мая 1863 года съ г-жей Біанки (Юдиѳь) и Саріотти (пріобрѣвшимъ себѣ славу созданіемъ роли Олоферна) въ главныхъ роляхъ. Объ успѣхѣ оперы можно судить ужь по тому фанту, что Александръ Николаевичъ удостоился Монаршаго вниманія и милости: онъ получилъ въ подарокъ брилліантовый перстень. Любопытно свѣдѣніе, сообщенное сестрой композитора, Олимпіадой Николаевной: онъ до того нуждался въ деньгахъ, что просилъ о замѣнѣ этого драгоцѣннаго подарка деньгами. Просьба его была удовлетворена и онъ получилъ взамѣнъ перстня 500 рублей. Эта опера давалась и продолжаетъ даваться и быть украшеніемъ репертуара всѣхъ нашихъ оперныхъ сценъ; только одна бѣлокаменная Москва недружелюбно приняла на первыхъ порахъ первое дѣтище Сѣрова; но здѣсь, можетъ-быть, причина заключалась въ исполнителяхъ, отъ которыхъ дѣйствительно многое требуется для этой оперы, такъ какъ однимъ п ѣ н і емъ здѣсь мало возьмешь; тутъ требуется еще полная драматизма артистическая игра. А вѣдь извѣстно, какъ наши "пѣвцы" обращаютъ на нее вниманіе.
Вся пресса въ одинъ голосъ воздавала даровитому автору должную дань; всѣ единогласно привѣтствовали новое произведеніе Сѣрова, сразу выдвинувшее его.
"Юдиѳь" -- разительный примѣръ тому, какъ человѣкъ одной лишь мыслительною силой и запасомъ теоретическихъ познаній въ состояніи творить " крайне интересную и даже оригинальную новую музыку " (Столыпинъ. Всем і рная Иллюстрац і я 1871 г., No 28).
"...оперы его, особенно "Юдиѳь" задуманы серьезно, въ нихъ не мало художническихъ задачъ, есть музыкальный интересъ, есть мѣстами весьма удачная хорошая " (*** Петербургск і я В ѣ домости 1871 г., No 41).
"Всѣ пишущіе о музыкѣ привѣтствовали появленіе "Юдиѳи", какъ замѣчательное явленіе, чреватое, такъ сказать, будущностью " (Ростиславъ. Голосъ 1865 г., No 311).
"Разбирая первую оперу Сѣрова (т. е. "Юдиѳь"), мы уже имѣли поводъ замѣтить, что онъ зам ѣ чательный мыслитель въ д ѣ л ѣ композиц і й, глубоко обдумывающій и колоритъ, и характеръ сочиняемой имъ музыки. Притомъ же мы не упустили изъ вида живописную, мастерскую его оркестровку " (Ростиславъ. Голосъ 1865 г., No 335).
Приблизительно таковы всѣ отзывы о "Юдиѳи". Считаемъ небезъинтереснымъ привести и мнѣніе нашего извѣстнаго критика -- Аполлона Григорьева, хотя онъ и не спеціалистъ, высказанное имъ автору "Юдиѳи":
"Есть, братецъ, вещи, которыя сразу прошибаютъ".
Этотъ же критикъ, когда рѣчь зашла объ искусствѣ, сказалъ однажды у Достоевскихъ:
"Герценъ вретъ, что искусство въ наше время умерло. Хороша смерть искусству, когда пишутся такія вещи, какъ драмы Островскаго и какъ "Юдиѳь" Сѣрова" (25 іюля 1862 года).
Таковы отзывы о первой оперѣ нашего талантливаго композитора.
Далеко не единогласны отзывы о второй его оперѣ -- "Рогнѣдѣ" (въ пяти дѣйствіяхъ и семи картинахъ), появившейся ровно чрезъ, два года, т. е. въ 1865 году. Но пока авторъ работаетъ эти два года надъ "Рогнѣдою", доставившей ему большую извѣстность, чѣмъ "Юдиѳь", заглянемъ въ его частную жизнь за это время, тѣмъ болѣе, что это время ознаменовалось для Сѣрова двумя важными событіями. Александръ Николаевичъ въ 1864 г. женился на дѣвицѣ Валентинѣ Семеновнѣ Бергманъ. Отъ этого брака у Сѣрова было двое дѣтей: сынъ Валентинъ и дочь Александра; но послѣдняя вскорѣ умерла и нѣжный отецъ "долгое время не могъ вспоминать и говорить о ней безъ горькихъ слезъ". Сынъ же его унаслѣдовалъ отъ отца талантъ къ рисованію, весьма много обѣщающій въ будущемъ. Валентина Семеновна родилась въ 1846 году и вышла замужъ на 18 году жизни. Она обладаетъ композиторскимъ талантомъ и написала уже двѣ оперы: "Уріель Акоста", на сюжетъ трагедіи Гуцкова, и "Хай-дѣвка", на сюжетъ извѣстной повѣсти нашего драматурга и беллетриста Алексѣя Антиповича Потѣхина, того же названія. Слыхавшіе оперу "Уріель Акоста" отзываются о ней какъ о произведеніи заслуживающемъ серьезнаго вниманія. Насколько намъ извѣстно, у насъ еще не было женщины-оперистки, и Валентина Семеновна является въ этомъ отношеніи первымъ примѣромъ оперной композиторши. Въ нѣкоторыхъ петербургскихъ музыкальныхъ кружкахъ поговариваютъ о скорой постановкѣ этихъ произведеній въ Большомъ театрѣ, куда теперь, какъ извѣстно, перенесена русская опера.
Другой фактъ, совершившійся въ это время и произведшій сильное, глубокое и неизгладимое впечатлѣніе на Сѣрова, былъ крайне противуположнаго свойства; если первый относится къ радостнымъ явленіямъ жизни, то второй -- въ печальнымъ: 24 января 1865 г. Александръ Николаевичъ потерялъ свою нѣжно и горячо любимую мать, умершую также, какъ и отецъ, скоропостижно. Мы уже видѣли, насколько Сѣровъ ее любилъ, изъ того факта, что онъ ей отдавалъ все свое жалованье "до гроша"; не трудно себѣ представить его отчаяніе, причиненное этою смертью. Анна Карловна (имя матери) въ послѣднее время своей жизни состояла начальницей богадѣльни у Калинкина моста; но жалованье ея было столь ничтожно, что ее не на что было похоронить; разумѣется, похоронилъ Сѣровъ на свои крохотныя средства.
Опера "Рогнѣда" была поставлена въ первый разъ 27 октября 1865 г., съ г-жей Бруни въ главной роли. Дирекція не поскупилась на постановку русской оперы и она ей обошлась около 30 тысячъ рублей. "Рогнѣда" была поставлена послѣ 28 репетицій. Явленіе у насъ довольно рѣдкое при безцеремонномъ отношеніи со стороны театральныхъ заправилъ къ искусству. Успѣхъ "Рогнѣда" имѣла громадный, о чемъ можно судить и по тому факту, что она до сихъ поръ не сходитъ съ репертуара и даетъ вездѣ громадные сборы. Слова Ростислава по поводу этой оперы: "Какъ въ продолженіе 30 лѣтъ вели у насъ лѣтоисчисленіе (въ музыкальномъ мірѣ, разумѣется) съ "Жизнь за Царя", такъ отнынѣ будутъ вести его съ "Рогнѣды" (Голосъ 1865 г., As 311),-- если и являются немного преувеличенными, то во всякомъ случаѣ имѣютъ за собой ту заслугу, что сопоставляютъ оба эти великія произведенія, и въ самомъ дѣлѣ какая оперная сцена, не ставящая оперъ: "Жизнь за царя", "Русалки" и "Рогнѣды",-- можетъ считаться національной, русской?
Любопытна судьба этого произведенія, не имѣющаго себѣ равнаго въ лѣтописяхъ нашей музыкальной литературы. Она обратила на себя Монаршее вниманіе. Объ этомъ Сѣровъ писалъ въ 1866 г. (11 января и 1 февраля) въ слѣдующемъ духѣ:
"Государь Императоръ 10 декабря, прійдя на сцену, велѣлъ позвать въ себѣ автора и говорилъ со мной очень любезно минутъ съ десять".
При этомъ ему на память конечно приходитъ нѣжное, любимое существо, котораго въ живыхъ ужь больше не было, а именно: мать автора,-- и онъ продолжаетъ:
"Не могу не вспомнить безъ слезъ о комъ-то, кому именно вниманіе Царской Фамиліи ко мнѣ было бы высокимъ, искреннимъ счастьемъ. Я говорю о мой бѣдной мамѣ, которой мы лишились скоропостижно, неожиданно, 24 января 1865 года".
Но царская малость этимъ не ограничилась; до чего она дошла, мы находимъ въ томъ же письмѣ:
"Сію минуту получилъ бумагу отъ своего министра, министра почтъ и телеграфовъ, Ивана Матвѣевича Толстого, съ приложеніемъ къ ней подлинной бумаги отъ министра Двора слѣдующаго содержанія":
"Государь Императоръ, во вниманіе къ отличному таланту "и замѣчательнымъ музыкальнымъ произведеніямъ композитора " Александра С ѣ рова, всемилостивѣйше повелѣть соизволилъ: производить ему въ пансіонъ по тысяч ѣ рублей въ годъ изъ Кабинета Его Величества".
"Надо было,-- поясняетъ Сѣровъ,-- приравнять мой случай въ какому-нибудь примѣру поощренія писателей. Нашелся одинъ примѣръ: Гоголь получалъ изъ Кабинета по тысячѣ рублей въ годъ. Меня къ тому и пріурочили. Сосѣдство не обидное".
Это у насъ первый примѣръ поощренія композитора,-- небывалое явленіе!
Однако нельзя сказать, чтобы Сѣровъ былъ вполнѣ доволенъ своей оперой; судя по крайней мѣрѣ по этому письму, невольно придешь къ такому заключенію. Вотъ что онъ говоритъ:
"Какъ художникъ, я еще недоволенъ ни "Юдиѳью", ни "Рогнѣдой", несмотря на нев ѣ роятный усп ѣ хъ второй оперы. Я знаю, что въ лѣтописяхъ русскаго искусства мнѣ ужь отведена весьма важная роль; еслибъ я умеръ хоть завтра, я кое-что уже сдѣлалъ".
Несмотря на восторженный пріемъ этой оперы публикой, на громадные сборы, которые она дѣлала, и на почести, выпавшія на долю автора послѣ каждаго представленія, представители прессы отнеслись къ ней далеко не одинаково. Да иначе и быть не можетъ: всякое великое твореніе вызываетъ различные толки и мнѣнія; въ особенности подверглась она нападкамъ со стороны "новаторской школы", которая,-- нужно отдать ей справедливость,-- не въ мѣру усердствовала въ своемъ порицаніи. Если она хоть "кое-что" признавала за авторомъ "Юдиѳи", то она и это "кое-что" отрицала въ авторѣ "Рогнѣды".
Вотъ какой отзывъ далъ о ней г***:
"Вообще все 2-е дѣйствіе -- апо ѳ еозъ пошлаго и площадного ".
О дуэтѣ странника и Руальда г*** такъ говоритъ:
"Это одинъ изъ самыхъ слабыхъ нумеровъ, хотя написанъ съ огромными претензіями".
И далѣе:
"Въ "Рогнѣдѣ" каждый актъ слабѣе предыдущаго, такъ что въ 4-мъ дѣйствіи мало о чемъ придется говорить, а о пятомъ можно и вовсе умолчать ".
И въ заключеніи приходитъ къ такому выводу:
"Въ "Рогнѣдѣ" Сѣровъ доказалъ свою неспособность къ музыкальной драмѣ... и въ инструментовкѣ нѣтъ тѣхъ художественныхъ тонкостей, того дѣйствительнаго изящества, которыми отличается "Юдиѳь". Сѣровъ -- художникъ крайне свѣдущій, славный гармонистъ и инструментаторъ, но творящ і й безъ творческихъ способностей " ( Петербургск і я В ѣ домости 1865 г., No 292).
Чтобы покончить съ этимъ мнѣніемъ, какъ однимъ изъ самыхъ крайнихъ отзывовъ, приведемъ слова г***, сказанныя послѣ смерти Сѣрова, нѣчто, такъ сказать, въ видѣ итога дѣятельности Александра Николаевича: "какъ композиторъ, Сѣровъ не подлежитъ сравненію съ Глинкой и Даргомыжскимъ и вовсе не имѣетъ ихъ значенія въ искусствѣ, но во всякомъ случаѣ принадлежитъ къ разряду весьма видныхъ второстепенныхъ нашихъ композиторовъ (какъ Маршнеръ, Шпоръ у нѣмцевъ) и его оперы немало оживили русскую оперную сцену. При б ѣ дности творчества, при грубости музыкальныхъ мыслей (въ этой грубости Сѣровъ усматривалъ ширину кисти), при тяжелой безсодержательности, оперы его задуманы серьезно", и т. д.
Конечно, въ нашу задачу нисколько не входитъ полемизировать съ г*** по поводу оперъ Сѣрова; но въ видахъ того, что едва ли всякій изъ читающей публики знакомъ съ мнѣніями нѣмецкихъ критиковъ о своихъ композиторахъ (хотя нѣмцы вообще крайне пристрасны во всему своему національному), мы позволимъ себѣ привесть мнѣніе нѣмца о нѣмцѣ, то-есть весьма пристрастное въ хорошую сторону,-- съ тѣмъ, чтобы составить себѣ понятіе о томъ композиторѣ, съ которымъ г*** сопоставляетъ рядомъ и Сѣрова,-- именно, приведемъ мнѣніе Шлютера о Мартчнерѣ:
"Его оперы, интересныя для музыканта, мрачныя и утомительныя для пѣвцовъ, нашли мало участ і я въ публик ѣ ". И далѣе: "Истинно драматическаго дѣйствія мы не находимъ у Маршнера" и такъ далѣе ("Обозрѣніе всеобщей исторіи музыки" Шлютера, стр. 184 и слѣд.).
Не правда ли, то же самое можно сказать и о Сѣровѣ? И его оперы также "утомительны для пѣвцовъ" и не находятъ "участія въ публикѣ"?... Но наше дѣло, повторяемъ, излагать факты, а потому переждемъ къ другимъ мнѣніямъ о Сѣровѣ.
Крайнюю противоположность взгляду г*** представляетъ мнѣніе Ростислава: насколько первый уничтожаетъ въ Сѣровѣ всякое значеніе, настолько второй, наоборотъ, возноситъ его до небесъ, и въ этомъ отношеніи, какъ мы ужь отчасти видѣли, ударяется въ другую крайность:
"... огромное преимущество "Рогнѣды" (предъ "Юдиѳью") заключается въ томъ, что здѣсь почти уже не замѣтно вагнеровскаго вліянія... Со 2-й картины 1-го дѣйствія положительно чувствуется, что подобную музыку могъ написать только русскій человѣкъ, и притомъ композиторъ, изучившій до тонкости всѣ тайны не только германскаго, но и универсальнаго механизма... "Рогнѣда" изобличаетъ въ авторѣ талантъ сильный, самобытный, отличающійся въ особенности энергіей и глубокимъ знаніемъ музыкальнаго дѣла" ( Голосъ 1865 г., J6 335).
"Финалъ 5-го акта,-- говоритъ Ростиславъ въ противуположность г*** ",-- в ѣ нецъ всего произведен і я " (тамъ же, и 297).
Отстаивая Сѣрова отъ нападокъ "новаторовъ", тогдашній рецензентъ Голоса (Ростиславъ) продолжаетъ:
"Какое вамъ дѣло до личности г. Сѣрова? Ненавидьте его, сколько душѣ угодно, но не топчите въ грязь глубоко задуманное произведеніе, долженствующее сдѣлаться въ скоромъ времени драгоцѣннымъ достояніемъ всей Россіи" (тамъ же, No 320).
Да и самъ Сѣровъ не мало удивлялся перемѣнѣ отношеній къ нему "новаторовъ"; вотъ что онъ писалъ послѣ того, какъ "Рогнѣда" имѣла такой успѣхъ:
"Когда меня по музыкѣ никто въ Питерѣ еще не зналъ, Владиміръ Стасовъ распластывался предъ моимъ дарованіемъ и предъ каждой строкой моихъ полуребяческихъ попытокъ и никуда негодныхъ арранжировокъ. Теперь, когда меня знаютъ всѣ русскіе, слѣдящіе за музыкой, когда я уже гораздо больше чѣмъ извѣстность, В. С. окончательно отъ меня отвернулся, признавая во мнѣ не талантъ, а какую-то способность къ оркестру и къ ловкому шарлатанскому воспользованію удачными обстоятельствами" (1 февраля 1866 года).
Между второю и третьей его оперой прошелъ довольно значительный промежутокъ времени -- около семи лѣтъ. Дѣло въ томъ, что авторъ двухъ названныхъ оперъ хотѣлъ создать произведеніе съ современнымъ содержаніемъ, непохожее ни на первое, основанное на библейскомъ сказаніи, ни на второе, отодвигающее насъ назадъ, ко временамъ нашего язычества; ему хотѣлось воспроизвесть въ музыкѣ нѣчто близкое намъ, современное, и притомъ чисто-русское, народное. Онъ ужъ обратилъ свое вниманіе на Гоголевского "Тараса Бульбу" и "даже написалъ нѣсколько сценъ", какъ сообщаетъ г. Фаминцынъ (Музыкальный Сезонъ 1871 г., No 17), но вскорѣ оставилъ ату работу, увлекшись "Кузнецомъ Вакулой" того же Гоголя, какъ прекраснымъ матеріаломъ для фантастическаго балета, который онъ хотѣлъ назвать "Ночь на Рождество". Въ томъ же году, то-есть въ 1866, уже написаны были: "Гречанники", "Гопакъ" и "Запорожская пляска", изъ которыхъ первыя двѣ вещи были исполнены оркестромъ въ Павловскѣ и въ Александринскомъ театрѣ; однако и это произведеніе не было доведено до конца. къ этому году между прочимъ относится романсъ его, посвященный г. Кондратьеву: "Какъ небеса твой взоръ блеститъ", которымъ и заключается романсовая дѣятельность Сѣрова.
Только въ 1867 г. нашъ композиторъ остановился въ выборѣ своемъ на одномъ изъ извѣстныхъ произведеній А. Н. Островскаго -- "Не такъ живи какъ хочется"; на этотъ сюжетъ указалъ ему критикъ Аполлонъ Григорьевъ. Мысль эта до того понравилась Сѣрову, что онъ тотчасъ же принялся за работу со свойственнымъ ему рвеніемъ. Вскорѣ первые три акта переложены были въ стихи и въ продолженіе четырехъ м ѣ сяцевъ (отъ мая до августа включительно) написана была музыка. Но желаніе передѣлать развязку драмы заставило его оставить на время ату работу.
Между тѣмъ онъ занялся изданіемъ новаго органа подъ названіемъ Музыка и Театръ. Напрасно увѣщевалъ его Ростиславъ не браться за это дѣло, указывая, что настоящее призваніе Сѣрова -- композиція, а не критика; послѣдній остался непоколебимъ. "Нельзя,-- отвѣчалъ ему Александръ Николаевичъ:-- если я буду молчать по части критики музыкальной, то ревуны (то-есть новаторы) восторжествуютъ". Казалось бы, что имя Сѣрова, какъ одного изъ извѣстнѣйшихъ нашихъ музыкальныхъ критиковъ и автора двухъ оперъ, доставившихъ ему еще большую извѣстность, должно было привлечь вниманіе читающей публики и поддержать существованіе почти единственнаго органа, спеціально-посвященнаго музыкѣ; но случилось нѣчто невѣроятное: органъ просуществовалъ только до начала слѣдующаго 1868 г., когда онъ былъ закрытъ за отсутств і емъ подписчиковъ.
Разсматриваемое время было самымъ тяжелымъ въ жизни Сѣрова: отсутствіе средствъ къ существованію и полное равнодушіе со стороны публики къ его органу, съ одной стороны, а съ другой -- нападки критики на него -- сильно повліяли на его и безъ того изнуренное здоровье; съ нимъ стали дѣлаться нервные припадки. Благодаря ходатайству Великаго Князя Константина Николаевича предъ Государемъ Императоромъ, Сѣрову была ассигнована значительная сумма въ 1869 г. для совершенія поѣздки за границу. Онъ посѣтилъ Италію, Швейцарію, Баварію, гдѣ въ послѣдній разъ видѣлся съ Листомъ, и Парижъ. Мы говоримъ "въ послѣдній разъ" потому, что Сѣровъ хотя и былъ за границей еще разъ, а именно въ 1870 г., когда онъ былъ приглашенъ почетнымъ членомъ на юбилей Бетховена въ Вѣнѣ, но съ Листомъ ужь болѣе не встрѣчался. Всего онъ совершилъ четыре поѣздки за границу, изъ которыхъ первая относится въ 1858 году, когда онъ близко сошелся съ Листомъ. Имя его, какъ музыкальнаго критика, было извѣстно за границей еще въ 1857 году, когда онъ обратилъ на себя вниманіе музыкальнаго міра полемикой по поводу книги Улыбышева о Бетховенѣ, выразившейся въ цѣломъ рядѣ статей: въ Berliner Musikzeitung (одна статья) и въ Neue Zeitschrift f ü r Musik (три статьи); послѣдняя въ свою очередь вызвала извѣстную статью Листа, помѣщенную также въ Zeitschrift f ü r Musik, подъ названіемъ: "Kritik der Kritik: Ulibiclieff und Seroff".
Здоровье его значительно поправилось и по пріѣздѣ въ Россію онъ снова принялся за свои труды. Въ описываемое время Патти стала входить въ славу и, разумѣется, Сѣровъ не могъ равнодушно отнестись въ ней, какъ къ музыкальной дивѣ, не имѣющей и до сихъ поръ себѣ равной,-- и вотъ въ этомъ же году онъ написалъ для нея "Ave Maria", которое было исполнено ею тотчасъ послѣ его смерти въ одномъ концертѣ. По поводу этого произведенія мы находимъ рецензію въ Биржевыхъ В ѣ домостяхъ за 1871 г., No 33, гдѣ рецензентъ приходитъ къ такому резюмё:
"Это (Ave Maria) -- вещь грандіозная по концепціи и по фактурѣ; особенно 1-я часть отличается возвышеннымъ стилемъ, но вообще стиль этотъ не строго католически-церковный и въ цѣломъ выступаетъ рельефнѣе кисть музыкальнаго художника-драматурга, чѣмъ композитора религіозной музыки; вторая часть -- весьма колоратурна".
Но этимъ твореніемъ не ограничилась дань Сѣрова дарованію дивы: въ слѣдующемъ 1870 г. онъ написалъ для нея "Stabat mater" (для двухъ женскихъ голосовъ) и уже замышлялъ оперу на сюжетъ извѣстнаго романа Жоржъ-Зандъ "Consuelo", въ чисто-итальянскомъ стилѣ, въ которой Патти играла бы главную роль, но его вниманіе отвлекла неоконченная "Вражья сила" (драма Островскаго "Не такъ живи, какъ хочется").
Работа по либретто для нея не клеилась и онъ уже сталъ приходить въ отчаяніе; однако 4-й актъ былъ имъ оконченъ въ 1870 году, а пятый, послѣ пріѣзда изъ Вѣны, въ 1871 г. Болѣзнь сердца стала его мучить все чаще и чаще. Но люди "дѣла", какъ Сѣровъ, не обращаютъ вниманія на свои физическія силы; какъ только онъ чувствовалъ себя немного лучше, то тотчасъ же принимался за работу. Онъ уже составилъ себѣ планъ новой комической оперы, планъ балета, о которомъ просилъ его директоръ Императорскихъ театровъ, планъ большой драматической оперы "Гусситы", какъ вдругъ неумолимая смерть оторвала его отъ искусства навсегда. Онъ умеръ, какъ и родители его, внезапно, отъ разрыва сердца, 20 января 1871 г., спустя нѣсколько дней послѣ окончанія оперы "Вражья сила". Послѣднее дѣйствіе онъ не успѣлъ инструментовать и это было довершено г. Соловьевымъ, профессоромъ гармоніи въ С.-Петербургской консерваторіи.
Считаемъ небезъинтереснымъ напомнить читателямъ описаніе послѣднихъ минутъ жизни Сѣрова, принадлежащее перу г. Славинскаго. Послѣдній за нѣсколько часовъ до смерти композитора нашелъ его за книгой Баумана: "Die Tonkunst in der Culturgeschiclite". Разсказавъ г. Славинскому о полученномъ приглашеніи сотрудничать въ Augsburger Allgemeine,
Сѣровъ сказалъ слѣдующее:
"Подумайте С., какъ много мнѣ дѣла, и какого, и чѣмъ дальше, тѣмъ больше... До "Гусситовъ" -- "Вакула", до "Вакулы" -- "Вражья сила", а до постановки ея у меня должны быть готовы три статьи: въ В ѣ стникъ Европы (о Берліозѣ), въ Бес ѣ ду и въ Музыкальный Сезонъ... А "Девятая симфонія", а "Фригійская секунда..."
Кстати замѣтимъ, что послѣднею литературно-критическою статьей Сѣрова была статья (третья) о русской пѣснѣ ( Музыкальный Сезонъ 1871 года, No 13). За обѣдомъ онъ шутилъ съ сыномъ, разсказывая ему разные анекдоты; послѣ обѣда опять заговорилъ о книгѣ Наумана, но "тутъ лицо его внезапно вытянулось съ какою-то необыкновенной улыбкой, за этимъ, быстро исказилось и тотчасъ приняло свое обыкновенное выраженіе; глаза были закрыты; ноги подкосились; онъ медленно, дугой, опустился на землю... Смерть постигла его отъ разрыва сердца; онъ умеръ моментально; предсмертной агоніи не было ни секунды..."
Такъ скончался боецъ за русское искусство, полный вдохновенія и плановъ о будущей дѣятельности, съ книгой въ рукахъ, подобно воину, сражающемуся за отечество.
"Смерть завидная!" -- скажемъ мы вмѣстѣ съ г. Незнакомцемъ.-- "Далеко отъ васъ мысль о смерти, нѣтъ около васъ ни раздирающихъ сценъ, ни заплаканныхъ лицъ, старающихся улыбаться, чтобы не обезкуражить васъ; нѣтъ батареи аптечныхъ пузырьковъ, нѣтъ глубокомысленнаго лика ученаго эскулапа, провожающаго васъ на тотъ свѣтъ но всѣмъ правиламъ искусства; напротивъ, вы всѣ отдались любимымъ занятіямъ, интересному разговору, радужнымъ надеждамъ на будущее и вдругъ -- хлопъ!-- главная пружина въ человѣческомъ организмѣ оборвалась и механизмъ разомъ прекратилъ свои дѣйствія" (Петербургск і я В ѣ домости 1871 г., No 45).
Но такова только его смерть физическая; его же произведенія живутъ и будутъ еще долго жить; имя Сѣрова остается безсмертнымъ въ исторіи нашей музыки; съ его именемъ связаны честь и слава нашей оперной сцены, подобно именамъ Глинки и Даргомыжскаго. Такія свѣтлыя личности, какъ А. Н. Сѣровъ, не умираютъ въ памяти людей. Вотъ что мы читаемъ въ письмѣ Рихарда Вагнера къ г. Висковатому послѣ извѣстія о внезапной кончинѣ Сѣрова;
"Для меня Сѣровъ не умеръ; для меня онъ живетъ ясно и отчетливо... Чѣмъ онъ былъ, тѣмъ онъ остается и останется -- однимъ изъ благороднѣйшихъ, высокихъ людей, какихъ можно себѣ представить. Его нѣжная душа, его чистое чувство, его свѣтлый, исполненный этихъ качествъ, умъ дѣлаютъ для меня дружбу, которую онъ искренно питалъ ко мнѣ, счастливѣйшимъ подаркомъ моей жизни" (Музыкальный Сезонъ 1871 г., No 17).
Но "пророкъ, говорятъ, въ своей странѣ не признанъ"; не такъ отнеслись къ нему соотечественники -- наши цѣнители искусства. Даже послѣ его смерти, когда появилась "Вражья сила", инструментованная, какъ мы уже сказали, профессоромъ Соловьевымъ, они не могли удержаться, чтобы не втоптать въ грязь посмертное произведеніе безсмертнаго композитора. Брань и ругань и тутъ посыпались на него, въ увѣренности, что ужь некому сговорить по части музыкальной критики", некому дать отпоръ "ревунамъ".
Для полноты нашего очерка позволимъ себѣ привесть два мнѣнія объ этой оперѣ, какъ мы это дѣлали при обзорѣ его первыхъ произведеній, эти мнѣнія -- также крайне противуположны: г*** и Ростислава.
Опера "Вражья сила" шла въ первый разъ на Маріинской сценѣ въ бенефисъ г. Направника, съ участіемъ г-жъ Леоновой, Лавровской, г. Саріотти и др. 19 апрѣля 1871 г. Послѣ постановки ея на сцену Ростиславъ написалъ въ Голос ѣ четыре фельетона о ней, а г*** только одинъ въ Петербургскихъ В ѣ д. (No 111). Вотъ резюмё послѣдняго:
"Драматическая музыка Сѣрова во "Вражьей силѣ" ниже всякой критики; она хуже драматической музыки г. Вашперова или г. Аѳанасьева. Мало того, что она ничтожна и на, она почти сплошь представляетъ музыкальную чепуха... Въ цѣломъ,-- заканчиваетъ г***,-- "Вражья сила" опера слабая и зам ѣ чательно-безобразная... По безобразію своей драматической стороны "Вражья сила" дѣйствительно замѣчательная, подобно которой нигд ѣ и никогда не бывало и -- нужно думать -- нигдѣ и никогда не будетъ".
Вотъ до чего можно дойти въ увлеченіи своими личными симпатіями и антипатіями! Не таково мнѣніе Ростислава (Ѳ. М. Толстой), который, несмотря на десятилѣтнюю полемику съ Сѣровымъ, судилъ болѣе спокойно о произведеніяхъ своего противника. Вотъ что мы находимъ у него между прочимъ по поводу "Вражьей силы"; говоря о первомъ дѣйствіи, въ противуположность г ***, совѣтующему этотъ актъ совершенно пропустить и пріѣхать прямо во второму, онъ говоритъ, что "тутъ каждый звукъ на своемъ мѣстѣ" (Голосъ, 112).
Еще рельефнѣе выступаетъ контрастъ ихъ мнѣній по поводу типа Еремки. Въ то время, какъ г*** не признаетъ и тѣни талантливости въ созданіи въ музыкѣ этого живого лица, Ростиславъ говоритъ о немъ:
"Композиторъ ничего не могъ придумать лучшаго (въ созданіи типа Еремки, разумѣется) и болѣе своеобразнаго" (Голосъ 1871 г., No 119).
Мы, конечно, ограничиваемся самыми краткими и сжатыми цитатами, чтобы не утомить читателей слишкомъ длинными выписями, тѣмъ болѣе, что для нашей цѣли вполнѣ достаточно одного заключенія того или другаго мнѣнія.
-----
"Поэтовъ кормятъ камнями",-- сказалъ одинъ изъ величайшихъ умовъ нашего столѣтія, Гейнрихъ Гейне. Это великое изреченіе оправдалось у насъ на Сѣровѣ: при жизни, какъ мы это видѣли, онъ крайне нуждался, былъ лишенъ самаго необходимаго для существованія, не имѣлъ возможности съѣздить въ Павловскъ, чтобы послушать въ первый разъ исполнявшееся его сочиненіе, нуждался по временамъ въ трехъ копѣйкахъ на булку, по цѣлымъ недѣлямъ ходилъ въ рваныхъ сапогахъ,-- и не нашлось ни одного благодѣтельнаго человѣка, ни одного благотворительнаго общества, которые подержали бы этого замѣчательнаго художника-артиста въ нуждѣ; за то, когда онъ умеръ, всѣ стали сожалѣть о погибшемъ талантѣ, воздавать должную дань уваженія заслугамъ, оказаннымъ имъ вашему искусству и развитію его въ обществѣ, восхищаться его произведеніями, оцѣнивать ихъ по достоинству. Мало того, то самое Русское Музыкальное Общество, которое никакъ не хотѣло имѣть его своимъ директоромъ, послѣ его смерти какъ будто стало раскаяваться въ своихъ грѣхахъ и поспѣшило загладить свои проступки тѣмъ, что похоронило Сѣрова на свой счетъ. Онъ похороненъ невдалекѣ отъ Глинки и Даргомыжскаго въ Александро-Невской лаврѣ. По крайней мѣрѣ послѣ смерти отвели ему подобающее мѣсто на ряду съ нашими первыми композиторами.
Можно смѣло сказать, что еслибы Сѣровъ, при его любви къ искусству, при его постоянныхъ и неустанныхъ занятіяхъ своимъ дѣломъ, при томъ увлеченіи и страстности, съ которыми онъ работалъ надъ искусствомъ и для него, былъ въ матеріальномъ отношеніи болѣе обезпеченъ и не тратилъ бы столько времени на добываніе средствъ къ существованію, и не былъ бы вынужденъ жертвовать своей фантазіей и богатыми мыслями обыденной прозѣ, состоящей въ нахожденіи источниковъ къ ежедневному пропитанію,-- словомъ, еслибы Сѣровъ находился въ лучшей жизненной обстановкѣ, отъ его ума, таланта и пера можно было бы ожидать еще очень многаго; онъ бы обогатилъ нашу музыкальную литературу еще многими произведеніями, которыя украшали бы наши сцены, а можетъ-быть и иностранныя. "Гусситы", "Кузнецъ-Вакула" и "Комическій балетъ" уже роились въ его головѣ за часъ до смерти. Кто знаетъ, чѣмъ могъ бы онъ одарить насъ, еслибы преждевременная смерть не похитила его такъ рано?
Вотъ уже двѣнадцать лѣтъ прошло послѣ его смерти и за это время онъ все-таки остается незамѣненнымъ. И вѣроятно еще много лѣтъ пройдетъ и много воды утечетъ, пока у васъ народится другой Сѣровъ. Мы этимъ нисколько не желаемъ умалить достоинство и значеніе для нашего музыкальнаго искусства тѣхъ немногихъ композиторовъ, которыми наградила насъ судьба; мы только намекаемъ на то обстоятельство, что мы какъ-то не умѣемъ цѣнить, или по крайней мѣрѣ не по достоинству оцѣниваемъ нашихъ выдающихся дѣятелей и талантовъ. Нечего грѣха таить, мы дѣйствительно имѣемъ какую-то особенную склонность унижать, а нерѣдко и просто втоптать въ грязь все свое выдающееся. Въ этомъ послѣднемъ обстоятельствѣ во многомъ виновата наша критика, представители которой усвоили себѣ весьма легкій и дешевый способъ оцѣнки, выражающійся въ ругани и брани, а нерѣдко еще вдобавокъ и въ неприличныхъ для литературнаго и печатнаго слова выраженіяхъ. Нѣтъ сомнѣнія, что подобнаго рода оцѣнка труда производитъ сильное впечатлѣніе и вліяніе, въ особенности на людей нервныхъ, какимъ былъ Сѣровъ.
Отсутствіе у насъ серьезной критики сильно сказывается въ особенности въ области театральной и музыкальной. Въ самомъ дѣлѣ, что мы находимъ въ ежедневно появляющихся рецензіяхъ? Бюллетень о состояніи театра: такой-то провалился, такую-то вызвали столько-то разъ, а такой-то былъ поднесенъ букетъ ея поклонниками а почитателями таланта; нерѣдко къ этому примѣшиваются свѣдѣнія о частной, домашней жизни, до которой никому никакого дѣла нѣтъ. Слѣдствіемъ такого положенія дѣла является то, что артисты не обращаютъ никакого вниманія на критику и ею нисколько не интересуются. То же самое отношеніе, только въ нѣсколько измѣненномъ видѣ, существуетъ между критиками и авторами. Пусть появится какая-нибудь новая пьеса (драматическая или музыкальная, безразлично), автору ея предстоитъ вкусить всѣ сладости площадной брани.
Удивительнѣе всего то, что пусть, напримѣръ, умретъ этотъ самый авторъ или артистъ, и посыпятся диѳирамбы на разные лады, и откопаютъ всевозможныя хорошія стороны, и пойдутъ сожалѣть о погибшемъ во цвѣтѣ лѣтъ (если онъ молодой) талантѣ, и начнутъ вычислять всѣ надежды и упованія, которыя возлагались на его дарованіе, и постараются загладить тѣ грѣхи его, которые всегда обнаруживались на "всенародныя очи" при его жизни,-- словомъ, тогда наступаетъ какъ бы обратная дѣятельность рецензентовъ: всякая ругань чуть не обращается въ похвалу и всякое порицаніе въ достоинство. въ этомъ отношеніи вполнѣ оправдывается извѣстная поговорка: "русскій человѣкъ заднимъ умомъ крѣпокъ": мы цѣнимъ достоинство нашихъ талантовъ, когда ихъ ужь нѣтъ въ живыхъ; пока же они существуютъ, кромѣ непріятностей и униженій имъ ожидать нечего ни отъ современныхъ критиковъ, ни отъ обществамъ большинствѣ случаевъ довольствующагося рецензіей и составляющаго себѣ понятіе о произведеніи или объ исполненіи по газетнымъ отзывамъ, но нисколько не интересующагося личностью автора или артиста, кромѣ, разумѣется, той стороны его жизни, которая общества вовсе не касается.
Да, жалко положеніе нашихъ даровитыхъ людей; большею частью они не доходятъ до полнаго разцвѣта; падая подъ гнетущимъ бременемъ нужды, не дающей имъ возможности всецѣло предаться избранному дѣлу, заставляя или отречься отъ предпринятаго, если у кого не хватаетъ сѣровскихъ силъ, чтобы бороться съ нуждою, или же продолжать стремиться къ цѣли, пока человѣческія силы въ состояніи устоять противъ подавляющаго вліянія нужды; въ первомъ случаѣ получаются "неудачники", во второмъ -- преждевременно погибшія дарованія. И тѣ, и другія -- плодъ того положенія, въ которое поставлены наши даровитые люди... Сѣровъ принадлежитъ во второй категоріи,-- онъ работалъ и трудился до послѣдней минуты своей жизни надъ искусствомъ, которому съ честью служилъ, и завоевалъ себѣ честь принадлежать къ семьѣ нашихъ первыхъ композиторовъ.
------
Переходя къ "списку критическихъ статей" А. Н. Сѣрова, считаемъ нелишнимъ замѣтить, что число органовъ, въ которыхъ онъ сотрудничалъ, равняется двадцати восьми; наибольшее количество статей выпадаетъ на долю русскихъ періодическихъ органовъ (22), наименьшее -- нѣмецкихъ (только 2); остальные четыре органа -- французскіе.
Списокъ критическихъ статей А. Н. Сѣрова, составленный имъ самимъ лѣтомъ 1869 года (съ подданной рукописи). Наиболѣе замѣчательныя отмѣчены имъ самимъ NB.
1851 г. Библ і отека для чтен і я (въ началѣ года): "Музина и виртуозы".
" " Современникъ (въ началѣ года и въ августѣ): Нѣсколько фельетоновъ объ оперѣ итальянской и русской.
1852 " Пантеонъ (январь и лѣтніе мѣсяцы): "Спонтини"; три письма къ Улыбышеву о Моцартѣ и Бетховенѣ.
1853 " Пантеонъ (лѣтніе мѣсяцы): "Моцартовъ Донъ-Жуанъ" (три статьи).
1864 " Москвитянинъ (мартъ и апрѣль;: Разборъ статей Ростислава о "Жизнь за Царя". NB. Первая полемика.
1855 " Пантеонъ: Нѣсколько фельетонныхъ обзоровъ итальянской оперы.
1858 " NB. Музыкальный и Театральный В ѣ стникъ (Раппапортъ): Вступительная статья: "Музыка и толки объ ней"; двѣнадцать статей о "Русалкѣ" Даргомыжскаго (NB. съ историческимъ обзоромъ русской оперы вообще); "Сѣверная Звѣзда" Мейербера; полемика съ Ростиславомъ; много фельетонныхъ статей; лекціи Глинки объ инструментовкѣ въ моей редакціи.
1857 " Музыкальный и Театральный В ѣ стникъ: Много статей во второй половинѣ года.
" " Сынъ Отечества (Старчевскій): Некрологъ Глинки; нѣсколько фельетоновъ о русской оперѣ.
" " Московск і я В ѣ домости (апрѣль): Отзывъ о книгѣ Улибышева противъ Бетховена.
" " Нѣмецкія статьи: Berliner Musikzeitun (одна статья) и Leipziger Neue Zeitschrift f ü r Musik (три статьи). NB. Статья Листа: "Kritik der Kritik: Ulibicheff and Seroff".
" " Французская статья въ Le Nord противъ Фетиса: "Fétis et Michel Glinka".
1858 " Музыкальный и Театральный В ѣ стникъ: Много статей, въ томъ числѣ первыя объ операхъ Вагнера и объ Листѣ въ письмахъ изъ Дрездена и Веймара (первая поѣздка заграницу съ кн. Юр. Голицинымъ). NB. Планъ перваго моего публичнаго курса.
" " Иллюстрац і я (Зотовъ): Нѣсколько мелкихъ статей.
1859 " Музыкальный и Театральный В ѣ стникъ: Много статей. Вторая поѣздка за границу.
" " Русское Олово (Кушелевъ-Безбородко): Опера и новѣйшее ея направленіе въ Германіи (двѣ или три большія статьи въ лѣтніе мѣсяцы).
1860 " Много мелкихъ статей по музыкальной части для Энциклопедическаго Словаря (Краевскій, потомъ Лавровъ).
" " Русск і й М і ръ (августъ): Первая статья противъ статьи Владиміра Стасова въ Русскомъ В ѣ стник ѣ: "Многострадальная опера".
" " Искусства (осенніе мѣсяцы). NB. "Рихардъ Вагнеръ"; "Воспоминанія о М. И. Глинкѣ".
1861 " Библ і отека для чтен і я (Писемскій) (февраль или мартъ): Статья противъ Рубинштейна и Русскаго Музыкальнаго Общества.
1862 " (... "Юдиѳь" ..)
1863 " Якорь (Аполлонъ Григорьевъ): "Нибелунговъ перстень" Вагнера и обзоръ предыдущихъ оперъ и всего вагнеровскаго значенія.
" " С ѣ верная Пчела (Усовъ) (августъ): "Музыкальный Гумбольдъ" (т. е. Фетисъ).
1864 " (... "Рогнѣда" ..) Третья поѣздка за границу. Весной, по случаю Бюлова, первая полемика противъ Кюи.
1864 г. Эпоха (статьи): Лекціи.
1865 " Русская Опека (Михно): Статьи.
1867 и 1868 " Театръ и Музыка (Сѣровъ, издательница В. С. Сѣрова): NB. "Русланъ и русланисты" (апрѣль).
" " Современная Л ѣ топись: Статьи о девятой симфонія Бетховена.
" " Москва: Статья о русскихъ пѣсняхъ.
" " NB. Journal de St. P é tersbourg (октябрь): Письмо къ Вагнеру о "Лоэнгринѣ".
" " Новое Время: Статья о "Лоэнгринѣ".
1869, Journal de St. P é tersbourg: "Alexandre Dargomijsky" (одна статья); "Rossini" (двѣ статьи). NB. Первые отзывы о Балакиревѣ: "Hector Berlioz" (три статьи); четвертая поѣздка за границу.
" " Chronique Musicale (въ началѣ и концѣ года).
" " Голосъ (весною): О Промбергерѣ и Балакиревѣ: "Наши музыкальныя дѣла".
-----
1870 " Journal de St. P é tersbourg: Нѣсколько фельетоновъ въ началѣ года.
" " Monde Musicale: Мелкія статьи.
" " Голосъ: Нѣсколько фельетоновъ въ концѣ года.
1869--1870 и 1870--1871 Музыкальный Сезонъ (четыре статьи): "Великое слово великаго художника" (одна статья) и "Русская народная пѣсня, какъ предметъ науки" (три статьи).
В. Баскинъ.
"Русская Мысль", NoNo 8--9, 1883