"...nessun maggior dolore
Che ricordarsi del tempo felice --
Nella miseria".
Dante.
I.
"Съ безпечными волнами въ синемъ морѣ
Душа и мысль свободны на просторѣ.
Пока есть буря, пѣнится волна,--
Вездѣ нашъ домъ, родимая страна.
Вотъ наше царство! Безгранично, ясно;
Нашъ флагъ -- нашъ скипетръ; все ему подвластно.
Жизнь -- буйный вихрь; досугъ смѣняетъ трудъ.
Утѣхи вслѣдъ одна другой бѣгутъ.
Кто выразитъ все это? Ужъ не ты-ли,
Чей рабскій духъ дрожитъ, лишь волны взмыли,
Тщеславный лордъ, распутный, праздный мотъ,
Кого ни сонъ, ни ласка не зажжетъ,
Кто все пойметъ, но чуждъ ему заранѣ?
Чье сердце любитъ рѣять въ океанѣ,
Въ безуміи восторга утопать,
Безбрежность волнъ душою постигать?
Кто ищетъ самъ вокругъ себя сраженій,
Въ опасности -- отраду наслажденій,
Чего трепещутъ трусы, жадно ждетъ;
Гдѣ слабый духъ въ безсиліи падетъ,
Тамъ чувствуетъ душой своею вѣчной,
Какъ мысль паритъ въ надеждѣ безконечной?
Смерть не страшна, коль гибнетъ врагъ съ тобой,
Но не тогда, когда въ ней все -- покой.
Пускай придетъ -- мы душу жизни ловимъ,
Въ болѣзни-ль, въ битвѣ-ль смерть себѣ готовимъ,
Что нужды! Кто за дряхлостью ползетъ,
Пусть на одрѣ трясется каждый годъ,
Въ одышкѣ никнетъ слабой головою.
Прочь, одръ болѣзни! Здравствуй, лугъ съ травою!
Тотъ испускаетъ духъ за вздохомъ -- вздохъ,
У насъ -- порывъ, и нѣтъ земныхъ тревогъ.
Пусть трупъ его величье урны славитъ,
Кто презиралъ живого -- склепъ поставитъ.
Насъ океанъ одѣнетъ въ саванъ свой,
Почтитъ любившій искренной слезой,
И пурпуръ винъ, въ веселыхъ чашахъ рдѣя,
За насъ подниметъ, дружески жалѣя.
Въ день боевой, дѣля вѣнецъ побѣдъ,
Помянутъ вновь того, кого ужъ нѣтъ,
И скажутъ всѣ, исполнены печали: .
Какъ павшіе теперь бы ликовали!".
II.
Такія рѣчи съ острова пиратовъ
Отъ ихъ костровъ неслись съ прибрежныхъ скатовъ,
И шумъ бесѣды скалы оглашалъ,
И грубый слухъ, какъ пѣснѣ, имъ внималъ.
На золотомъ пескѣ они пестрѣли,
Точили сабли, ссорились, шумѣли.
Оружье выбирали: ни почемъ
Кровь на клинкѣ съ смертельнымъ остріемъ.
Чинили лодки, весла на свободѣ.
Одни -- у волнъ скитаются въ разбродъ.
Кто ставилъ птицамъ хитрые силки,
Кто сѣть сушилъ на солнцѣ и мѣшки,
Кто вдаль смотрѣлъ, гдѣ рѣялъ парусъ бѣлый
И жадный взоръ горѣлъ надеждой смѣлой.
Здѣсь вспоминали сказки давнихъ лѣтъ,
Роились планы будущихъ побѣдъ.
Имъ все равно, гдѣ поздно или рано
Добыча ждетъ: то -- дѣло атамана.
Ихъ долгъ ему довѣриться во всемъ,
Гдѣ онъ,-- успѣхъ идетъ за грабежомъ.
Но кто ихъ вождь? На побережьяхъ знаютъ
Вождя ихъ всѣ и имя повторяютъ,
Оно гремитъ, трепещутъ всѣ его.
Имъ больше знать не надо ничего.
Онъ кратко отдаетъ имъ приказанья.
Смѣлъ острый взоръ, рука безъ содроганья;
Не дѣлитъ онъ ихъ празднествъ и утѣхъ --
Но замкнутость прощаютъ за успѣхъ.
Онъ не наполнитъ кубка, не прильнетъ
Къ его краямъ. За то изъ шайки тотъ,
Кто всѣхъ неприхотливѣе изъ стана,
Не соблазнится пищей атамана.
Лишь грубый хлѣбъ беретъ онъ для ѣды,
Да овощи; а лѣтомъ лишь плоды
Разнообразятъ столъ его убогій,
Какъ постъ монаха выдержанно-строгій.
Но, пренебрегши чувственнымъ желаньемъ,
Питаетъ духъ онъ гордымъ воздержаньемъ.
"Правь къ берегу!" И правятъ. "Дѣлай такъ!"
И дѣлаютъ. "За мной!" И отдалъ врагъ
Добычу. У него за словомъ дѣло.
Покорны всѣ. А возразятъ несмѣло,--
Для тѣхъ отвѣтъ -- презрѣнья полный взоръ
Да выговоръ,-- и конченъ разговоръ.
III.
"Тамъ парусъ! Онъ!" Надежды вѣстникъ жданный!
Трубу сюда! Чей флагъ въ дали туманной?
Увы, то не добыча. Все-же онъ
Желанный гость. Пурпурный, озаренъ
Его сигналъ: да, корабль родной пиратамъ.
Дуй крѣпче, бризъ, примчи его съ закатомъ.
Мысъ обогнутъ, и разсѣкая валъ,
Весь въ брызгахъ волнъ, корабль въ заливъ вступалъ.
О, какъ онъ гордъ въ движеньи: безъ усилья!
Распущены бѣлѣющія крылья;
Они не знаютъ бѣгства отъ враговъ.
Онъ, какъ живой, несется средь валовъ,
На дерзкій бой стихію вызывая.
Кто-бъ не пошелъ, опасность презирая,
Въ погибель, въ бой, чтобъ только править имъ,
Тѣмъ кораблемъ и войскомъ тѣмъ лихимъ!
IV.
Вотъ за бортомъ скрипитъ канатъ надежный.
Опущенъ якорь. Парусъ бѣлоснѣжный
Въ мигъ закрѣпленъ. На берегу, у волнъ --
Толпа зѣвакъ. Они глядятъ, какъ челнъ
Съ рѣшетчатой кормы спускаютъ въ море.
Взмахнули весла дружныя, и вскорѣ
Отважные бойцы несутся въ челнокѣ;
И вотъ ужъ киль скрипитъ въ морскомъ пескѣ.
Привѣтъ прибывшимъ! Дружескія рѣчи,
Пожатье рукъ у сходней. Радость встрѣчи.
Вопросъ, улыбка... Брошенный отвѣтъ...
Все -- предвкушенье празднествъ и бесѣдъ.
V.
Вѣсть разнеслась. Толпа все прибываетъ.
Шумъ, голоса и смѣхъ. Но заглушаетъ
Его порою женскій голосъ; въ немъ
Слышна тоска по миломъ, по родномъ.
Не объ удачахъ спрашиваетъ,-- всѣ-ли
Благополучны? Что сказать велѣли?
Гдѣ бой реветъ и волны, безъ сомнѣнья,
Они отважны были средь сраженья.
Но если живы,-- что же не спѣшатъ
Разсѣять поцѣлуемъ грустный взглядъ?
VI.
"Гдѣ атаманъ? Къ нему мы съ донесеньемъ.
Веселья мигъ не дологъ. Съ восхищеньемъ
Мы встрѣтимъ краткій, искренній пріемъ.
Жуанъ! Веди къ вождю насъ, а потомъ
Когда ему повѣдаемъ всѣ вѣсти,
Мы пировать съ другими будемъ вмѣстѣ!"
Ихъ среди скалъ ведетъ тропы извивъ
Туда, гдѣ башня сторожитъ заливъ,
Гдѣ средь кустовъ цвѣтетъ цвѣтокъ пахучій,
Гдѣ свѣжъ и чистъ струится ключъ живучій,
Пробивъ гранитъ, онъ искристой струей
Поитъ людей и вдаль бѣжитъ рѣкой.
Съ утеса на скалу они проворно
Идутъ туда, гдѣ у пещеры черной,
Взирая съ вышины въ морскую даль,
Стоитъ ихъ вождь, облокотясь на сталь,
Служившую рукѣ его кровавой
Не только лишь опорой величавой.
"То онъ, Конрадъ. Одинъ, одинъ опять.
Иди, Жуанъ, онъ долженъ насъ принять.
Онъ видѣлъ бригъ. Скажи, что мы съ вѣстями.
Пусть ихъ услышитъ; мы не смѣемъ сами
Приблизиться. Къ незваннымъ вождь такъ строгъ,
Особенно, когда онъ одинокъ".
VII.
Жуанъ къ нему подходитъ, сообщаетъ
Объ ихъ желаньѣ. Онъ не отвѣчаетъ,
Но знакъ согласья данъ кивкомъ. Жуанъ
Зоветъ ихъ. На привѣты атаманъ
Слегка, безмолвно вѣстникамъ киваетъ.
"Вотъ письма; грекъ шпіонъ насъ извѣщаетъ
Попрежнему, что и на этотъ разъ
Добыча иль погибель встрѣтитъ насъ.
Но чтобъ ни сообщилъ онъ, мы съ докладомъ,
Что..." "Тс... Довольно!" Голосомъ и взглядомъ
Онъ обрываетъ болтовню. Смутясь,
Они отходятъ отъ него, дѣлясь
Другъ съ другомъ тихо тайною догадкой,
И ловятъ взглядъ властительный украдкой,
Чтобы понять намѣренье вождя.
Но онъ, лицо отъ глазъ ихъ отводя,
Посланіе читаетъ и, быть можетъ,
Скрываетъ то, что духъ его тревожитъ:
Волненье, гордость. "Гдѣ сейчасъ, Жуанъ,
Гонзальво?". "Онъ на бригѣ, атаманъ,
Тамъ, въ гавани". "Пусть тамъ и остается.
Вотъ мой приказъ. И каждый пусть вернется.
Готовьтесь вновь къ отплытью. По мѣстамъ!
Васъ въ эту ночь веду я въ битву самъ".
"Какъ, въ эту ночь, Конрадъ?".
"Да, бризъ свѣжѣетъ.
Лишь только въ небѣ вечеръ заалѣетъ --
Мой щитъ и плащъ! Чрезъ часъ мы въ путь. Пока
Подай сигналъ. Да ржавчину съ курка
Стереть на карабинѣ, чтобъ въ сраженьѣ
Не измѣнилъ. Да пусть безъ замедленья
Наточатъ мечъ. Расширить рукоять,
Чтобъ отъ нея мнѣ не пришлось устать
Сильнѣй, чѣмъ отъ враговъ, какъ прошлымъ разомъ.
Пусть оружейникъ поспѣшитъ съ заказомъ.
Да во-время дать пушечный сигналъ,--
Знакъ, что покой и отдыхъ миновалъ".
VIII.
Покорные, они идутъ, чтобъ вскорѣ
Опять уплыть въ безбережное море.
Они не ропщутъ: ихъ Конрадъ ведетъ.
И кто изъ нихъ спросить его дерзнетъ --
Куда? Они едва-ль когда видали
Его улыбку, вздохъ его слыхали.
Отчаяннѣйшій въ шайкѣ -- трусъ предъ нимъ.
Блѣднѣютъ всѣ предъ именемъ однимъ.
Такъ онъ владѣлъ ихъ душами, съ искусствомъ,
Внушающимъ покорность дикимъ чувствамъ,
Тѣмъ колдовствомъ, которому отрядъ
Завидуетъ, поднять не смѣя взглядъ.
Въ чемъ тайна? Что толпу объединяло,
Плѣняло умъ, сердца околдовало?
Удача,-- онъ былъ вѣренъ ей,-- влекла
Къ могучей волѣ мысли и дѣла,
Для нихъ незримо, ими управляла
И приписать свой подвигъ заставляла
Его заслугамъ. Такъ и быть должно:
Для одного трудиться суждено
Толпѣ: таковъ законъ природы властный;
И пусть не ропщетъ труженикъ несчастный
И не клянетъ со злобою того,
Кто унесетъ добычу у него.
О, еслибы онъ вѣсъ цѣпей блестящихъ зналъ
Въ своемъ ничтожествѣ онъ меньше бы страдалъ.
IX.
Наружностью героя древнихъ дней,
Что богъ -- лицомъ, дѣяньями -- злодѣй,
Конрадъ не могъ напомнить -- съ виду скромный,
Но взоръ его блестѣлъ подъ бровью темной.
Онъ былъ могучъ, но все-же не Атлантъ.
Обычный ростъ, далеко не гигантъ,
Но кто его оглядывалъ вторично,
Въ немъ видѣлъ то, что въ мірѣ не обычно.
Невольно изумленъ имъ каждый былъ,
Но почему, никто-бъ не объяснилъ.
Онъ загорѣлъ, но царственно и смѣло
Изъ-подъ кудрей чернѣющихъ бѣлѣло
Чело; изгибъ губы изобличалъ
Величье думъ, хотя-бы онъ ихъ скрывалъ.
Хоть голосъ мягокъ былъ, лицо безстрастно,
Но, видимо, таилъ онъ что-то властно.
А складки, вмѣстѣ съ блѣдностью лица,
Смущая взоръ, влекли къ нему сердца.
Казалось, тамъ, за мрачностью безмолвной,
Рой чувствъ кипѣлъ, ужасной тайны полный,
Но недоступный. Кто постичь ихъ смѣлъ!
Кто-бъ этой тайной дерзко овладѣлъ!
Кто-бъ выдержалъ, не дрогнувъ, силу взгляда
Могучаго и гордаго Конрада?
Когда хотѣлъ лукавый вкрасться взглядъ
Въ его тайникъ и видѣть, какъ Конрадъ
Мѣняется,-- онъ все читалъ во взорѣ,
И наблюдатель становился вскорѣ
Предметомъ наблюденья для него.
Самъ выдавалъ онъ тайну, ничего
Взамѣнъ ея не вырвавъ у Конрада.
Въ презрительной насмѣшкѣ хохотъ ада
Звучалъ, какъ громъ. Когда-же онъ въ-упоръ
Вонзалъ смертельной ненависти взоръ,
Безпомощно надежда угасала
И милосердье тихо отлетало.
X.
Движенье мысли злой неуловимо.
Но тамъ, въ душѣ, она неодолима.
Любовь во всѣхъ замѣтна намъ всегда,
Но вѣроломство, хитрость и вражда
Лишь выдаютъ себя улыбкой жгучей,
Дрожаньемъ губъ и блѣдностью летучей,
Разлившейся по сдержаннымъ чертамъ.
Одни они лишь выдадутъ глазамъ
Всю глубь страстей. Но уловить ихъ можно
Тому, кто самъ невидимъ; шагъ тревожный,
Подъятый къ небу взоръ и трепетъ рукъ
Въ мгновенія душевныхъ тяжкихъ мукъ,
Когда слухъ ловитъ замирая тайно
Отъ боли, чтобы кто нибудь случайно
Его врасплохъ, нежданно не застигъ
И не увидѣлъ страха въ тотъ-же мигъ.
Тогда душа все проявляетъ ясно,--
Всѣ чувства, вдругъ прорвавшіеся властно
Не для того, чтобъ пасть,-- наоборотъ
Порывы чувствъ то холодятъ какъ ледъ,
То бросятъ въ жаръ; тогда лицо пылаетъ
Потъ на челѣ холодный выступаетъ.
Случайный зритель, если въ этотъ часъ
Отъ ужаса ты не закроешь глазъ,
Взгляни, каковъ покой дарованъ долѣ,
Какъ сушитъ грудь больную по неволѣ
Воспоминанье ненавистныхъ лѣтъ.
Съ проклятіемъ онъ видитъ, полный бѣдъ,
Минувшій путь. Смотри. Но кто-же вправѣ
Сказать, что духъ безъ путъ увидѣлъ вьявѣ!
XI.
Конраду рокъ, однако, не велѣлъ
Служить орудіемъ грѣховныхъ дѣлъ.
Но измѣнился духъ, а съ нимъ призванье.
Невольно вовлекли его дѣянья
Въ борьбу съ людьми и съ небомъ во вражду.
Онъ былъ разочарованъ на бѣду
И сталъ людей чуждаться своенравно,
Мудрецъ въ словахъ, въ дѣлахъ безуменъ явно.
Онъ для уступокъ былъ ужъ слишкомъ твердъ,
Для сдѣлокъ и поклоновъ -- прямъ и гордъ.
А въ силу рѣдкихъ качествъ, очень рано
Былъ обреченъ стать жертвою обмана.
И добродѣтель, какъ источникъ зла,
Онъ проклялъ,-- не предателей дѣла.
Не вѣрилъ онъ, что есть же исключенья,
Что и добро приноситъ наслажденье.
Онъ въ юности постигъ надеждъ тщету,
Позналъ гоненье, зависть, клевету;
Людей возненавидѣлъ такъ глубоко,
Что совѣсть не извѣдала упрека;
Божественнымъ призывомъ онъ считалъ
Велѣнье гнѣва; гнѣвъ повелѣвалъ
Мстить за немногихъ тамъ, гдѣ есть защита;
Злодѣемъ онъ считалъ себя открыто,
Но остальныхъ -- не выше. Онъ язвилъ
Насмѣшкой тѣхъ, кто лицемѣренъ былъ,
Кто всѣмъ казался лучше, но безславно
Творилъ украдкой то, что смѣлый -- явно.
Онъ ненависть ихъ зналъ, но также зналъ,
Что проклинавшій передъ нимъ дрожалъ.
Презрѣлъ онъ, дикій, всѣмъ равно чужой,
Міръ, полный и любовью и враждой,
Его дѣла внушали изумленье,
А имя -- скорбь. Гдѣ страхъ, тамъ нѣтъ презрѣнья.
Пихаетъ червя человѣкъ ногой,
Но врядъ-ли то же сдѣлаетъ съ змѣей.
Червякъ безсиленъ за ударъ отмстить,
Змѣя-жъ убійцу можетъ уязвить.
Она вопьется въ ногу и отравитъ
На смерть того, кто самъ ее раздавитъ.
XII.
Не все въ немъ зло. Привязанность святая
Таилась въ немъ, глубь сердца оживляя,
Онъ часто насмѣхался надъ глупцомъ,
Объятымъ страстью. Самъ-же предъ лицомъ
Имъ овладѣвшей страсти онъ терялся:
Огонь ея любовью въ немъ являлся.
И та любовь была одной вѣрна,
Той, кѣмъ всегда душа его полна.
Красивѣйшихъ встрѣчалъ онъ плѣнницъ, все-же
Его очамъ она была дороже.
Красавицъ рой въ тюрьмѣ его блѣднѣлъ,
Но ни одной изъ нихъ онъ не хотѣлъ
Часы досуга скрасить. То, безспорно --
Была любовь -- соблазнамъ непокорна,
Испытана, нѣжна, укрѣплена
Страданьями, безтрепетно-сильна
Въ разлукѣ, и подъ всѣми небесами --
Тверда. Но что важнѣй всего, годами
Не тронута. Его открытыхъ вѣждъ
Не омрачитъ крушеніе надеждъ
И хитрость, порожденная ошибкой,--
Ничтожно все передъ ея улыбкой.
При ней имъ гнѣвъ не могъ овладѣвать,
А боль не смѣла жалобъ вызывать.
Ее встрѣчалъ онъ съ радостью, прощался
Съ спокойствіемъ, и взглядъ не омрачался
Чтобъ только сердца ей не омрачить.'
Такую страсть не въ силахъ погасить
Ничто и никогда, и если это --
Любовь, -- была любовью той согрѣта
Душа Конрада. Пусть онъ былъ злодѣй,
Пускай его казнитъ молва людей,
Непогрѣшимость страсти той -- свидѣтель,
Что если вся иная добродѣтель
Отвергнута,-- нѣжнѣйшую изъ всѣхъ
Не въ силахъ задушить былъ даже грѣхъ.
XIII.
Онъ подождалъ; за поворотомъ скоро
Его гонцы сокрылися отъ взора.
"Вотъ странно! Мнѣ опасность не нова,
Ужели здѣсь падетъ моя глава?
Но пусть я зло предчувствую,-- бояться
Не надо: имъ постыдно показаться
Встревоженнымъ. Пусть безразсудно намъ
Идти на встрѣчу гибельнымъ врагамъ,
Но смерть еще вѣрнѣе, если будемъ
Ждать здѣсь ее и тѣмъ себя осудимъ.
А если планъ мой вѣренъ,-- намъ удача
И счастье улыбнется,-- будетъ плача
Довольно у могильнаго костра!
Пусть въ мирныхъ грезахъ спятъ всѣ до утра,--
Донынѣ солнце съ силою столь знойной
Не нарушало сонъ ихъ безпокойный,
Какъ тѣ лучи, что вспыхнутъ завтра. Вѣй,
О, вѣтеръ!-- скорѣе обогрѣй
Морскихъ лѣнивыхъ мстителей. Къ Медорѣ
Пора теперь. Изныло сердце въ горѣ,
Конрадъ вошелъ чрезъ корридоръ въ ворота,
Лишь замерла съ послѣднимъ словомъ нота.
"Моя Медора! Пѣснь твоя грустна."
"О, можетъ ли иною быть она,
Когда со мной нѣтъ моего Конрада:
Одна... Ты мнѣ не внемлешь,-- чувству надо
Излиться въ пѣснѣ, если я нѣма.
Порою, здѣсь, когда надъ ложемъ -- тьма,
Страхъ принималъ за бурю вѣтеръ плавный,
Межъ тѣмъ едва онъ вѣялъ своенравный
Въ твой легкій парусъ. Я ему внимала,
И чудились мнѣ въ немъ угрозы шквала,
Чуть слышное казалось мнѣ полно
Пророчествомъ зловѣщихъ бурь оно,
Рокочущихъ надъ зыбью разъяренной,
Гдѣ ты несешься, гордый и безсонный.
Я вскакивала съ ложа, на скалу,
Гдѣ нашъ маякъ свой лучъ бросалъ во мглу,
Бѣжала, чтобъ дрожащими руками
Разжечь огонь, забытый сторожами.
О, сколько здѣсь ночей я провела,
Глядя на звѣзды! Вотъ заря взошла, --
Тебя все нѣтъ, и тяжестью свинцовой
Печальный взоръ разсвѣтъ туманитъ новый.
Я вдаль смотрю. Но паруса все нѣтъ,
Со мною слезы, вѣрность и обѣтъ.
Подходитъ полдень. Радость! Въ отдаленьѣ
Я вижу мачту. Ближе! Но -- мгновенье --
И нѣтъ ея. Другая. О, мой Богъ!
Ты, наконецъ!... Скорѣй бы дни тревогъ
Прошли! Ужель ты не полюбишь болѣ,
О, мой Конрадъ, отраду мирной доли!
Вѣдь ты богатъ. Прекрасенъ нашъ пріютъ,--
Не менѣе прекрасные зовутъ*
Забыть скитанья по морямъ безбрежнымъ.
Привычна я къ опасностямъ мятежнымъ,
Но я дрожу, когда тебя здѣсь нѣтъ...
Не за себя... За жизнь, въ которой свѣтъ
Моей души! За ту, что убѣгаетъ
Моей любви, и ей предпочитаетъ
Шумъ битвъ. Не странно-ль! Сердце, что ко мнѣ
Такъ нѣжно,-- въ вѣчной гибельной войнѣ
Съ природою, со всѣмъ, что въ ней отрадно!".
"Да, правда! Это сердце безпощадно
Топтали всѣ, какъ жалкаго червя,
Оно отмстило, какъ змѣя, язвя.
Одна надежда въ немъ осталась,-- это --
Любовь твоя, да лучъ небесный свѣта.
Но чувство, осужденное тобой,
Любовь къ тебѣ; къ другимъ горю враждой.
И эти чувства слиты такъ надежно,
Что ихъ разъединить ужъ невозможно.
Любя людей, тебя-бъ я разлюбилъ.
Но не страшись! Я прошлымъ подтвердилъ
Что страсть моя къ тебѣ не ослабѣетъ.
Но пусть Медоры сердце не блѣднѣетъ --
Разстаться мы должны на краткій срокъ".
"Какъ, ужъ разстаться! Сердце, какъ пророкъ,
Мнѣ предвѣщало это безнадежно.
Такъ грезы счастья гаснутъ неизбѣжно.
Сейчасъ! Но нѣтъ! Оставить въ этотъ мигъ!
Но якорь свой сейчасъ лишь бросилъ бригъ,
Отсутствуетъ товарищъ твой надежный,
Матросамъ нуженъ отдыхъ неотложный.
Возлюбленный, ты шутишь надо мной!
Передъ страданьемъ вѣстью ледяной
Ты закалить мнѣ хочешь грудь. Не надо
Шутить съ моимъ отчаяніемъ: яда
Въ такомъ весёльѣ больше во сто кратъ,
Чѣмъ радости. Молчи! Съ тобой, Конрадъ,
Я здѣсь для нѣгъ. Оставь свое лукавство --
Иди, со мной раздѣлимъ эти яства,
Я ихъ сама готовила. Не трудъ
Сготовить то, что любишь ты. Вотъ тутъ --
Твои плоды любимые, срывала
Я лучшіе, изъ лучшихъ выбирала
Красивѣйшіе. Трижды обошла
Я пышный холмъ, покуда не нашла
Изъ всѣхъ ключей чистѣйшій и студеный!
Шербетъ твой сладокъ будетъ освѣженный.
Смотри, онъ блещетъ въ вазѣ снѣговой.
Сокъ винограда нѣжный и хмельной
Не веселитъ тебя. Какъ мусульманинъ,
Предъ кубкомъ ты суровъ и постояненъ.
Не думай, что корю тебя, Конрадъ.
Мнѣ радостно, что то, надъ чѣмъ дрожатъ
Иные, мой властитель отвергаетъ.
Но столъ накрытъ для трапезы. Сіяетъ
Серебрянная лампа. Не страшитъ
Ее сирокко влажность. Для того,
Чтобъ сократить часы, передъ тобою
Служанки будутъ танцовать со мною
И пѣсни пѣть. Моей гитарѣ ты
Любилъ внимать,-- твой слухъ мои персты
Напѣвомъ убаюкаютъ пѣвучимъ.
А музыкой и танцами наскучимъ,
За Аріосто примемся: разсказъ
О кинутой Олимпіи для насъ
Урокомъ будетъ! Знай, ты безъ сомнѣнья
Свершишь страшнѣй измѣны преступленье,
Меня сейчасъ оставивъ, не щадя,
И даже злѣе этого вождя --
Предателя! Ты помнишь, улыбался,
Когда едва на небѣ показался
Тотъ островъ Аріадны, что во мглѣ
Замѣтила я, стоя на скалѣ.
Страшась, чтобъ время не осуществило
То, что меня пугало,-- я шутила
Дрожа душой: "Такъ и меня Конрадъ
Опять обманетъ, возвратясь назадъ".
"Да, вновь и вновь о, милая, покуда
Жизнь -- на землѣ, а въ небѣ это чудо --
Надежда,-- вновь увижусь я съ тобой.
Бѣгутъ минуты, съ скоростью двойной
Разлуку приближая. Но напрасно
Бесѣдовать объ этомъ,-- все безстрастно
Въ концѣ концовъ въ одно
Печальное "прощай" -- заключено,
Мой замыселъ тебѣ бы я согласенъ
Открыть, будь время. Врагъ намъ не опасенъ,
Не бойся. Здѣсь охрана такъ сильна,
Что ей опасность также не страшна.
Тебя одну я также не оставлю,
Когда корабль въ далекій путь направлю.
А нашихъ женщинъ и прислужницъ рой
На эти дни останется съ тобой.
Утѣшься-же, любимая подруга!
Мгновеніе, когда опять другъ друга,
Спокойные, обнимемъ мы, любя,
Вознаградитъ за все. Но чу..., трубя,
Зоветъ Жуанъ. Еще мнѣ, дорогая,
Дай поцѣлуй... Еще! Прощай!" Стеная,
Она вскочила, бросилась, упала
Въ объятія Конрада. Трепетало
Конрада сердце, и своимъ лицомъ
Она къ нему прижалась. Вѣнцомъ
Безслезныхъ мукъ, глаза ея сіяли --
Поднять къ своимъ онъ ихъ не смѣлъ въ печали.
Въ его рукахъ Медоры волоса
Распущены. О, дикая краса!
То сердце, гдѣ любовь ея хранилась
И ликъ его,-- въ груди чуть слышно билось.
Чу! Прозвучалъ сигнальной пушки ревъ.
Закатъ! И проклялъ онъ тогда безъ словъ
Прощальный солнца лучъ; и станъ холодный
Онъ снова сжалъ, и въ мукѣ безысходной
Она къ нему прижалася опять.
Едва-едва въ немъ силы есть стоять.
Шатается, страданьемъ пораженъ,
Онъ на рукахъ несетъ ее на ложе.
Взглянулъ въ лицо и понялъ, что дороже
Нѣтъ никого ему на всей землѣ,
И поцѣлуй прощальный на челѣ
Напечатлѣлъ, и отъ ея постели
Онъ отвернулся... вышелъ... Неужели!
XV.
О, неужель! Когда внезапно насъ
Часъ одиночества застигнетъ, страшный часъ,
Предъ нами вдругъ вопросъ встаетъ въ смятеньѣ.
Онъ здѣсь стоялъ... Назадъ тому -- мгновенье
И вотъ... Она бѣжитъ за арку входа,
Здѣсь, наконецъ, слезамъ дана свобода.
Но слезъ она не сознаетъ сама;
Отъ горести безсильна и нѣма,
Чтобы "прощай" промолвить сквозь рыданья.
О, роковое слово! На свиданье
Надѣется душа ея, но въ немъ
Отчаяніе дышетъ; на нѣмомъ
Ея лицѣ печаль ужъ начертала
То, что доселѣ время не смывало.
Ея очей нѣжнѣйшихъ синева
Застыла и померкла. Но едва
Взоръ уловилъ тамъ въ пустотѣ глубокой
Любимый образъ, рѣющій, далекій,
И снова слезы полились изъ глазъ.
Съ безумной силой влага прорвалась
Сквозь черныя блестѣвшія рѣсницы;
Онѣ лились безъ мѣры, безъ границы.
"Ушелъ! Ушелъ!" И стиснула рукой
Трепещущее сердце, и съ тоской
Ее подъемлетъ къ небу боязливо.
Она глядитъ: на бригѣ горделиво
Поднялся гротъ, и бѣлый парусъ всталъ
И закипѣлъ на морѣ пѣнный валъ.
Еще взглянуть она уже не смѣетъ,
Къ воротамъ возвращается, слабѣетъ
Душой и шепчетъ горестно она:
"Нѣтъ, то не сонъ. Я здѣсь одна... одна!"
XVI.
Съ утеса на утесъ спѣша въ тревогѣ,
Не обратилъ ни разу онъ въ дорогѣ
Назадъ очей. Но чуть лишь поворотъ,--
Онъ вздрагивалъ и вновь глядѣлъ впередъ,
Чтобъ не видать на крутизнѣ высокой
Свой милый замокъ, гордый, одинокій,
Который первый путника встрѣчалъ,
Когда домой онъ съ моря путь держалъ.
Ему ужъ не видать звѣзды своей печальной.
Издалека лишь лучъ ея прощальный
Плѣнительно сіялъ ему. Нельзя
О ней мечтать, слѣдить за ней, сползая
Надъ гибельною бездной поминутно.
Онъ разъ остановился, ввѣривъ смутно
Случайности судьбу, а планъ волнамъ.
Но нѣтъ! Онъ вождь. Предъ женскимъ горемъ самъ
Могъ на одно мгновенье онъ смягчиться,
Но дѣломъ для него не поплатится.
Онъ видитъ бригъ. Ужъ вѣтеръ надуваетъ
Послушный парусъ. Снова ускоряетъ
Конрадъ шаги, и снова мысль сильна.
Онъ слышитъ: тамъ толпа вольна, шумна,
И гулъ труда и звонкій гулъ бездѣлья,
Сигналы... Плескъ стихіи и веселья.
На мачтѣ юнга. Съ якоря снялись.
Вотъ паруса, вздуваяся, взвились.
Платки бѣлѣютъ. О, привѣтъ безмолвный
Тѣмъ, кто разрѣжетъ плещущія волны!
Когда-жъ предъ нимъ кроваво-красный флагъ
Затрепеталъ,-- онъ удивился, какъ
Могъ сердцемъ ослабѣть!. И пламень прежній
Блеснулъ въ очахъ и дикій и мятежный,
И вновь сердитыхъ чувствъ душа его полна.
Онъ мчится внизъ, туда, гдѣ бьетъ волна.
Здѣсь умѣряетъ шагъ, но несомнѣнно
Не для того, чтобы дохнуть блаженно
.Прохладу свѣжихъ волнъ, а чтобъ опять
Обычный видъ внушительный принять
И въ попыхахъ толпѣ не показаться.
Онъ изучилъ, какъ ей распоряжаться,
И какъ пустить притворство ловко въ ходъ
Тамъ, гдѣ оно для гордости оплотъ.
Величественный, сдержанно холодный,
Внушалъ онъ страхъ осанкой благородной,
Благоговѣнье -- взорами. У всѣхъ
Онъ взглядомъ обрывалъ вульгарный смѣхъ,
Но онъ былъ вѣжливъ. Такъ вооруженный,
Онъ всѣхъ склонялъ, а самъ былъ непреклонный.
Когда-жъ прельстить хотѣлъ, то добротой
Страхъ подавлялъ. Казались пустотой
Тогда дары другихъ предъ рѣчью стройной,
Звучащею мелодіей спокойной,
И ей въ сердцахъ онъ отзвукъ вызывалъ.
Но къ этому онъ рѣдко прибѣгалъ:
Любилъ онъ брать не лаской,-- силой власти.
Такъ въ немъ сказались пагубныя страсти,
И тѣхъ онъ больше всѣхъ другихъ цѣнилъ,
Кто, не любя, ему покоренъ былъ.
XVII.
Отрядъ въ порядкѣ; ждетъ лишь властелина.
Предъ нимъ Жуанъ... "Готова-ли дружина?
"Да, болѣе -- на кораблѣ; и ждетъ
У берега вождя послѣдній ботъ".
"Мой мечъ и плащъ!"
Станъ туго опоясанъ.
На плечи плащъ накинутъ. И приказъ онъ
Жуану отдаетъ. "Позвать сюда
Скорѣе Педро". Тотъ пришелъ. Тогда
Его Конрадъ встрѣчаетъ благосклонно.
"Прочти листки и помни неуклонно
Великаго довѣрія слова.
Удвой немедля стражу, и едва
Вернется бригъ Ансельмо,-- приказанье
Ты и ему повѣдай въ назиданье.
На третій день съ попутнымъ вѣтромъ насъ
Вновь солнце здѣсь освѣтитъ. Въ добрый часъ!"
И послѣ краткихъ словъ своихъ, какъ брату,
Пожалъ онъ руку смѣлому пирату,
Сѣлъ величаво въ шлюпку. Веселъ взмахъ
Разбилъ волну, и весла, какъ въ огняхъ,
Блестятъ: то въ мракѣ фосфорится пѣна.
Онъ на корабль ступилъ. Свиститъ сирена,
Десятки сильныхъ рукъ напряжены.
Онъ видитъ: всѣ воодушевлены;
Корабль рулю послушенъ. Вождь снисходитъ
До похвалы. Взоръ ищетъ и находитъ
Гонзальво юнаго. Что-жъ вздрогнулъ онъ,
Какъ будто тайнымъ горемъ пораженъ?
Увы, вдали, тамъ на скалѣ высокой
Конрадъ увидѣлъ замокъ одинокій
И въ замкѣ опечаленномъ одна
Его Медора. Видитъ-ли она
Корабль вдали? Онъ, въ этотъ мигъ несчастный
Ее вдвойнѣ любилъ душою страстной.
Но до утра работы. Дѣло ждетъ.
Мужается онъ снова и идетъ
Съ Гонзальво внизъ, въ каюту, раскрываетъ
Свой планъ и цѣль и средства намѣчаетъ.
Подъ лампою раскрыта карта. Тутъ --
Приборы всѣ, все то, что признаютъ
И опытъ, и наука важнымъ въ морѣ.
Вотъ полночь ихъ застала въ разговорѣ.
Что поздній часъ, коль озабоченъ взоръ!
Свѣжѣетъ бризъ, и судно ихъ въ просторъ
Летитъ, какъ соколъ. Вотъ ужъ пролетѣли
Высокій мысъ и острова... У цѣли.
Вотъ къ пристани спѣшатъ, чтобъ предъ зарей
Укрыться въ ней. Подзорною трубой
Огни открыты въ глубинѣ залива.
То мусульмане дремлютъ нерадиво,
То спятъ паши галеры на волнахъ.
Конрадъ считаетъ мачты; и впотьмахъ
Его корабль скользитъ украдкой мимо.
Онъ бросилъ якорь тамъ, гдѣ могъ незримо
Укрыться отъ постовъ сторожевыхъ.
За этимъ мысомъ не увидятъ ихъ;
Онъ, какъ гора, вознесся молчаливо.
И вотъ, отрядъ Конрада торопливо,
Забывши ночь безсонную, къ войнѣ
Готовится на сушѣ и волнѣ,
А вождь, склонясь надъ бездной величавой,
Спокойно обсуждаетъ планъ кровавый.