"Казачка вновь вошла съ отцомъ
И матерью.-- Но что-жъ потомъ?
Я о своей превратной долѣ
Съ-тѣхъ-поръ, какъ принятъ былъ подъ кровъ
Гостепріимныхъ казаковъ,
Не продолжу разсказа болѣ.--
Они въ степи меня нашли;
Они, какъ трупъ перенесли
Меня подъ кровлю хаты ближней;
Меня призвали снова къ жизни...
Меня, чтобъ властвовать потомъ
Надъ краемъ ихъ...
Кто предузнать свои жребіи можетъ?
Пусть малодушье не тревожитъ
Ни чьихъ надеждъ, ни чьихъ сердецъ!
Затихнетъ скоро гулъ погони;
За-утра будутъ наши кони
Пастись свободно наконецъ
На той странѣ ужъ Борисфена;
Съ какимъ привѣтомъ я колѣна
Передъ Днѣпромъ склоню, когда,
Богъ дастъ, минуетъ насъ бѣда.
И берегъ дружній наши очи
Увидятъ... Братья, доброй ночи!..."
И вотъ раскинулся старикъ
На листьяхъ, настланныхъ подъ дубомъ,
Одрѣ не новомъ и не грубомъ
Тому, кто въ жизни сей привыкъ
Вездѣ покоиться, гдѣ-бъ только
Не довелось ему, нисколько
Не мысля, гдѣ, на чомъ. Какъ разъ
Мазепа крѣпкимъ сномъ забылся.
И странно-ль вамъ, что за разсказъ
Спасибомъ Карломъ не поплатился?
Мазепа вовсе не дивился:
Карлъ спалъ назадъ тому ужъ съ часъ.
И. ГОГНІЕВЪ.
"Репертуаръ и Пантеонъ", т. 8, кн. 10, 1844