СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Чертогъ во дворцѣ.

САЛЕМЕНЪ (одинъ).

Онъ мучитъ государыню -- но онъ

Ей господинъ; сестру мою онъ мучитъ --

Но онъ мнѣ братъ; онъ мучитъ свой народъ --

Но онъ его владыка. Я обязанъ

И подданнымъ и другомъ быть ему --

Спасти его отъ гибели постыдной.

Я не могу, не долженъ допустить,

Чтобъ безъ слѣда изсякла подъ землею

Немврода кровь, Семирамиды кровь,

Чтобъ кончилась пастушескою сказкой

Исторія тринадцати вѣковъ

Владычества. Онъ долженъ пробудиться.

Въ его душѣ изнѣженной развратъ

Не истребилъ отваги беззаботной;

Природную энергію его

Испорченная жизнь лишь подавила,

Не сокрушивъ; и въ сладострастьи онъ

Не утонулъ, а лишь погрязъ глубоко.

Родясь въ избѣ, онъ могъ бы государство

Себѣ добыть; рожденный для вѣнца,

Онъ по себѣ оставитъ только имя --

Ничтожное наслѣдство для дѣтей.

Но и теперь еще не все погибло.

Еще теперь онъ могъ бы искупить

Позорное бездѣйствіе, когда бы

Съ той легкостью, съ какою сталъ онъ тѣмъ,

Чѣмъ быть ему не слѣдуетъ, рѣшился бъ

Тѣмъ сдѣлаться, чѣмъ быть ему должно.

Какъ будто бы своимъ народомъ править

Труднѣй, чѣмъ жизнь въ развратѣ истощать?

Быть во главѣ своихъ солдатъ труднѣе

Владычества въ гаремѣ? Онъ себя

Губительнымъ распутствомъ разслабляетъ;

И духъ и плоть подкапываетъ онъ

Занятьями, что не даютъ здоровья --

Какъ ловъ звѣрей, и славы -- какъ война.

Да, долженъ онъ проснуться. Ахъ, лишь громы

Небесные его разбудятъ!

(За сценой нѣжная музыка). Вотъ,

Вотъ звуки лиръ, и лютень, и кимваловъ --

Гармонія баюкающей нѣги,

Истомы сладострастной! Голоса

Гаремныхъ женъ и тварей ниже женщинъ

Сливаются въ веселый хоръ, а онъ,

Великій царь всего земного міра,

Увѣнчанный цвѣтами, возлежитъ,

Откинувши небрежно діадему --

Хватай ее, кто только хочетъ... Вотъ

Они идутъ. Уже благоуханье

Отъ ихъ одеждъ доносится ко мнѣ;

Ужъ вижу я -- вдоль галлерей сверкаетъ

Каменьями толпа нарядныхъ дѣвъ,

Его пѣвицъ и вмѣстѣ съ тѣмъ совѣтницъ

И между нихъ, самъ женщина съ лица

И женщиной одѣтъ, онъ -- внукъ ничтожный

Семирамиды, женщины-царя!

Но вотъ и онъ. Остаться мнѣ? Конечно --

И подойти и смѣло все сказать,

Что говорятъ о немъ другъ другу люди,

Хорошіе и честные... Идутъ,

Идутъ рабы и въ ихъ главѣ владыка

И подданный, слуга своихъ рабовъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Входитъ Сарданапалъ, одѣтый по женски, въ вѣнкѣ изъ розъ, за нимъ женщины и молодые рабы.

САРДАНАПАЛЪ

(обращаясь къ нѣкоторымъ изъ свиты).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильонѣ

Устроить все пышнѣе! Разубрать

Гирляндами и освѣтить поярче!

Мы ужинать тамъ будемъ нынче въ полночь.

Исполнить все, какъ должно; а теперь --

Галеру мнѣ! Надъ свѣтлою рѣкою

Свѣжительный кружится вѣтерокъ --

Мы поплывемъ. Вы, нимфы дорогія,

Дѣлящія со мной часы утѣхъ,

Увижу вновь я васъ въ тотъ часъ сладчайшій,

Когда мы соберемся, точно хоръ

Небесныхъ звѣздъ, и вы такое жъ небо

Блестящее сплетете изъ себя.

До тѣхъ же поръ вы можете свободно

Располагать собой. А ты, моя

Іонянка возлюбленная, Мирра,

Гдѣ хочешь ты остаться: въ ихъ средѣ

Иль близъ меня?

МИРРА.

Властитель мой!

САРДАНАПАЛЪ.

Властитель!

Ахъ, жизнь моя! Что это за отвѣтъ

Убійственно-холодный? Ужъ такое

Проклятіе царей -- отвѣты слышать

Подобные. Ты госпожа себѣ,

Какъ мнѣ. Скажи, съ гостями ль удалиться

Желаешь ты, иль чаровать меня

Останешься?

МИРРА.

Царя желанье будетъ

Закономъ мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, перестань со мной

Такъ говорить! Блаженствомъ высочайшимъ

Считаю я -- желанія твои

Всѣ исполнять. Я собственныхъ желаній

Высказывать не смѣю, опасаясь,

Чтобъ не были они твоимъ противны:

Вѣдь ты всегда свое желанье въ жертву

Чужому принести готова...

МИРРА.

Я

Хотѣла бы остаться. Выше счастья

Не знаю я, какъ вѣчно быть съ тобой;

Но...

САРДАНАПАЛЪ.

Что же но? Межъ мною и тобою

Единственной преградой можетъ быть

Твоя всегда мнѣ дорогая воля.

МИРРА.

Обычный часъ совѣта твоего

Ужъ наступилъ; мнѣ лучше удалиться...

САЛЕМЕНЪ (подходя).

Раба права: ей слѣдуетъ уйти.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто говоритъ? Ты, братъ мой?

САЛЕМЕНЪ.

Братъ царицы,

Тебѣ же, царь, всеподданный слуга.

САРДАНАПАЛЪ (обращаясь къ свитѣ).

Итакъ, прошу васъ всѣхъ своимъ досугомъ

Располагать до полночи, а тамъ

Мы вновь васъ ждемъ.

(Всѣ уходятъ. Мирра тоже собирается уйти).

Ты, Мирра, мнѣ казалось,

Остаться здѣсь хотѣла...

МИРРА.

Государь,

Ты не велѣлъ остаться мнѣ...

САРДАНАПАЛЪ.

Но это

Ты взглядами сказала. Мнѣ знакомъ

Малѣйшій взглядъ глазъ іонійскихъ этихъ,

И я прочелъ, что отъ меня уйти

Не хочешь ты.

МИРРА.

Твой братъ, мой повелитель...

САЛЕМЕНЪ.

Царицы братъ, его супруги братъ,

Іонянка! Меня назвать ты смѣешь

И не краснѣть при этомъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Не краснѣть!

О человѣкъ, лишенный глазъ и сердца!

Въ ея лицѣ зажечь такой пурпуръ,

Какимъ въ часы вечерняго заката

Блестятъ снѣга Кавказа -- и потомъ

Ее корить твоей же слѣпотою

Холодною!... Какъ -- слезы, Мирра?

САЛЕМЕНЪ.

Пусть

Онѣ текутъ! Она слезами платитъ

Не за себя одну; сама жъ она --

Причина слезъ гораздо ядовитѣй.

САРДАНАПАЛЪ.

Будь проклятъ тотъ, изъ-за кого она

Заплакала!

САЛЕМЕНЪ.

Не проклинай себя же,

Когда уже мильоны безъ того

Тебя клянутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не забывайся! Хочешь,

Чтобъ вспомнилъ я, что я монархъ?

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ

Ты вспомнить могъ!

МИРРА.

Мой государь и ты,

Мой принцъ, уйти позвольте мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ дѣлать,

Коль грубою рукою ранилъ онъ

Твой нѣжный духъ -- иди; но помни -- скоро

Мы свидимся. Ахъ, лучше потерять

Мнѣ мой престолъ, чѣмъ радость быть съ тобою!

(Мирра уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

И съ нимъ и съ ней ты, можетъ быть, навѣкъ

Разстанешься.

САРДАНАПАЛЪ.

Братъ! видно, я умѣю

Собой владѣть, когда такія рѣчи

Еще сношу; не выводи жъ меня

Изъ всѣхъ границъ моей натуры слабой!

СAЛЕMEHЪ.

Изъ этой-то натуры, черезчуръ

Бездѣйственной и слабой, и хочу я

Тебя извлечь. О, если бы я могъ

Поднять твой духъ, хотя бы я за это

Самъ пострадалъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Клянусь Вааломъ, онъ

Тираномъ бы хотѣлъ меня увидѣть!

САЛЕМЕНЪ.

Ты и теперь тиранъ! Иль, можетъ быть,

Ты думаешь, что только тамъ тиранство,

Гдѣ льется кровь, гдѣ вѣчный звонъ цѣпей?

Нѣтъ, деспотизмъ порока, ядъ разврата,

Безсиліе, тупая апатія

И чувственность позорная творятъ

Мильонами тирановъ; ихъ жестокость

Безкровная далеко превосходитъ

Гнуснѣйшія жестокости владыкъ,

Исполненныхъ энергіи кровавой.

Да, зрѣлище разврата твоего --

И тяжкій гнетъ и страшная отрава;

Въ немъ гибели источникъ твоему

Владычеству и всѣмъ его опорамъ.

Извнѣ ли врагъ нахлынетъ на тебя,

Внутри ль страны возстанье загорится --

И тутъ и тамъ погибель для тебя:

Разбить врага народъ твой не съумѣетъ,

А къ мятежу съ охотою примкнетъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ двигаетъ тобой, какъ всенароднымъ

Глашатаемъ?

САЛЕМЕНЪ.

Участіе къ страданьямъ

Моей сестры царицы и любовь

Понятная къ племянникамъ-малюткамъ,

И преданность царю, въ которой онъ,

Я думаю, нужду ощутитъ скоро

Не на однихъ словахъ, и уваженье

Къ Немвродову потомству, и еще,

Еще одно, съ чѣмъ незнакомъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

САЛЕМЕНЪ.

Невѣдомое слово для тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Желательно услышать...

САЛЕМЕНЪ.

Добродѣтель.

САРДАНАПАЛЪ.

Невѣдомое слово! Да ничто --

Ни ревъ трубы, ни крики пьяной черни

Мнѣ въ уши не врывались никогда

Упорнѣе, чѣмъ это слово. Только

Его одно и слышу я въ устахъ

Твоей сестры.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ разговоръ несносный

Перемѣнить, послушай о порокѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

А отъ кого?

САЛЕМЕНЪ.

Пожалуй, хоть отъ вѣтровъ,

Коль отзвукамъ народныхъ голосовъ

Захочешь внять.

САРДАНАПАЛЪ.

Послушай, я -- ты знаешь --

И терпѣливъ и мягокъ и не разъ

Ты въ этомъ убѣждался: отвѣчай же,

Что двигаетъ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Бѣда, тебѣ

Грозящая.

САРДАНАПАЛЪ.

Не понимаю.

САЛЕМЕНЪ.

Слушай:

Народы всѣ -- ихъ много получилъ

Ты отъ отца -- къ тебѣ пылаютъ злобой

Открытою.

САРДАНАПАЛЪ.

Ко мнѣ? Чего жъ хотятъ

Рабы?

САЛЕМЕНЪ.

Царя.

САРДАНАПАЛЪ.

А что же я такое?

САЛЕМЕНЪ.

Для нихъ -- ничто; по мнѣ же -- человѣкъ,

Способный быть и кое-чѣмъ побольше.

САРДАНАПАЛЪ.

Шваль пьяная! Чего же это имъ

Недостаетъ? И миръ и изобилье --

Все есть у нихъ.

САЛЕМЕНЪ.

Да, мира больше, чѣмъ

Не срамъ имѣть, а изобилья -- меньше,

Чѣмъ кажется царю, гораздо меньше.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто жъ тутъ виной, какъ не одни мои

Грабители-сатрапы?

САЛЕМЕНЪ.

И отчасти

Самъ государь, который никогда

Не сдѣлаетъ ни шагу за ворота

Дворцовыя, а если и рискнетъ,

То лишь затѣмъ, чтобъ спрятаться отъ зноя

Въ какомъ-нибудь дворцѣ нагорномъ. О,

Ваалъ великій, ты, создавшій эту

Имперію и сдѣлавшійся богомъ

Или, какъ богъ, блиставшій яркой славой

Въ теченіе столѣтій -- вотъ, смотри,

Тотъ, кто себя зоветъ твоимъ потомкомъ!

Онъ никогда еще, какъ властелинъ,

Не видѣлъ царствъ, съ которыми разстался

Ты, какъ герой, которыя трудомъ

И временемъ и кровью намъ ты добылъ --

И для чего? чтобъ сдѣлались они

Источникомъ налоговъ и стяжаній

Для оргіи, для прихотей слѣпыхъ

Любовницы...

САРДАНАПАЛЪ.

Тебя я понимаю;

Желалъ бы ты, чтобъ превратился я

Въ воителя. Клянусь звѣздами неба,

Открытыми халдеянамъ -- клянусь,

Безумные рабы вполнѣ достойны,

Чтобъ въ собственныхъ желаніяхъ они

Нашли свое проклятье и чтобъ къ славѣ

Я ихъ повелъ.

САЛЕМЕНЪ.

А отчего же нѣтъ?

Вѣдь женщиной была Семирамида,

А между тѣмъ къ Гангеса берегамъ

Она своихъ водила ассиріянъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это такъ. Но только -- какъ вернулась

Она оттоль?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ мужъ и какъ герой:

Разбитая -- то правда, но постыдно

Не павшая. Съ своими двадцатью

Солдатами въ порядкѣ отступила

На Бактрію.

САРДАНАПАЛЪ.

А сколько ихъ она

Оставила для коршуновъ индійскихъ?

САЛЕМЕНЪ.

О томъ молчатъ анналы.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ я

За нихъ скажу, что, право, двадцать платьевъ

Въ своемъ дворцѣ ей лучше бы наткать,

Чѣмъ съ двадцатью солдатами спасаться,

Покинувши милльоны вѣрныхъ слугъ

Среди волковъ и вороновъ, и тварей

Свирѣпѣе, страшнѣе ихъ -- людей!

И это честь? О, если такъ, оставьте

Меня въ моемъ позорѣ навсегда!

САЛЕМЕНЪ.

Не всѣмъ бойцамъ одна и та же доля.

Великая праматерь ста царей

Изъ Индіи бѣжала, это правда;

Но бактріянъ, и персовъ, и мидянъ

Она зато прибавила къ народамъ,

Которыми владѣла, какъ и ты

Владѣть бы могъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я и владѣю ими.

Она жъ одно умѣла -- покорять.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ, мечъ ея для нихъ -- и скоро -- больше,

Чѣмъ скипетръ твой, понадобится!

САРДАНАПАЛЪ.

Жилъ,

Какъ говорятъ, на свѣтѣ нѣкій Бахусъ.

Я отъ моихъ гречаночекъ о немъ

Слыхалъ не разъ. Онъ богъ былъ, богъ у грековъ

И, стало быть, совсѣмъ не божество

Въ Ассиріи; а между тѣмъ, то царство

Индійское, гдѣ, по твоимъ словамъ,

Такъ пострадать пришлось Семирамидѣ,

Онъ покорилъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я о немъ слыхалъ;

Ты видишь самъ -- прослылъ онъ въ людяхъ богомъ

За подвигъ свой.

САРДАНАПАЛЪ.

И я сейчасъ почту

Божественность его. Эй, виночерпій!

САЛЕМЕНЪ.

Что хочетъ царь?

САРДАНАПАЛЪ.

Хочу, чтобъ былъ почтенъ

Вашъ новый богъ и древній побѣдитель.

Вина сюда!

(Входитъ виночерпій).

Подай мнѣ золотой,

Украшенный каменьями, мой кубокъ,

Что чашею Немвродовой зовутъ.

Наполни до краевъ, неси скорѣе!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Но время ли -- возобновлять пиры,

Когда еще отъ прежнихъ не успѣлъ

Ты выспаться?

(Виночерпій возвращается съ виномъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Мой благородный сродникъ,

Коль варвары далекихъ береговъ

Іоніи и подданные наши

Не лгутъ -- такъ онъ, тотъ Бахусъ, покорилъ

Всю Индію, не правда ли?

САЛЕМЕНЪ.

Да, правда,

И вотъ за то прослылъ онъ богомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ,

Нѣтъ, не за то! Двѣ-три его колонны,

Которыя моими быть могли бъ,

Сочти я ихъ достойными покупки

И поисковъ -- вотъ все, что говоритъ

О царствахъ, имъ разрушенныхъ, о крови,

Что пролилъ онъ морями, о сердцахъ,

Разбитыхъ имъ. Но здѣсь, здѣсь, въ этой чашѣ

Лежитъ его безсмертіе -- въ лозѣ

Безсмертной той, откуда душу первый

Онъ выдавилъ и намъ потомъ ее

На радость далъ, какъ слабое возмездье

За зло своихъ побѣдъ. Да, не сверши

Онъ этого, и гробъ его и имя

Лишились бы безсмертья, и подобно

Праматери моей Семирамидѣ,

Остался бъ онъ навѣки межъ людьми

Чудовищемъ какимъ-то съ полублескомъ

Божественнымъ. Вотъ богомъ что его

Содѣлало -- тебя жъ пусть человѣкомъ

Содѣлаетъ. Ну, добрый мой брюзга,

Вотъ чаша, пей въ честь греческаго бога!

САЛЕМЕНЪ.

Всѣхъ царствъ твоихъ я не взялъ бы за то,

Чтобъ такъ, какъ ты, глумиться надъ родною

Религіей.

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ, стало быть, герой,

По твоему, за то, что кровь морями

Лилъ по землѣ -- но ужъ никакъ не богъ

Изъ-за того, что далъ плоду онъ силу

Волшебную, смѣняющую грусть

Веселіемъ; вливающую юность

Въ кровь стариковъ и вдохновенный пылъ --

Въ духъ юношей; дающую забвенье

Усталости; гонящую боязнь

Опасности; творящую намъ новый

Роскошный міръ, когда тускнѣетъ тотъ,

Гдѣ мы живемъ. Что жь, если это такъ,

То въ честь твою и въ честь его я выпью,

Какъ человѣка, сдѣлавшаго все,

Чтобъ міръ дивить добромъ или злодѣйствомъ.

(Пьетъ).

САЛЕМЕНЪ.

Ты оргіи готовъ опять предаться,

Какъ вижу я?

САРДАНАПАЛЪ.

А если бы и такъ?

Веселый пиръ, гдѣ ни одна слезинка

Не потечетъ, не лучше ли побѣды?

Но цѣль моя иная: если выпить

Не хочешь ты со мною -- продолжай

Свой разговоръ; тебя я не стѣсняю.

(Виночерпію).

Иди, дитя!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Знай, только одного

Желалъ бы я -- стряхнуть съ тебя дремоту.

Пусть лучше мной ты будешь пробужденъ,

Чѣмъ мятежомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Какой мятежъ? Откуда?

И для чего? и почему? и гдѣ?

Я -- государь законный; я -- потомокъ

Исконныхъ государей; въ чемъ такомъ

Я предъ моимъ народомъ провинился

И предъ тобой, чтобъ ты меня бранилъ,

А онъ вставалъ мятежно?

САЛЕМЕНЪ.

Что ты сдѣлалъ

Мнѣ собственно -- объ этомъ умолчу.

САРДАНАПAЛЪ.

Но все-таки ты думаешь, конечно,

Что оскорбилъ царицу я? Вѣдь такъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я думаю? Какъ будто оскорбленья

Здѣсь не было на самомъ дѣлѣ!

САРДАНАПАЛЪ.

Князь,

Терпѣніе -- и выслушай. Царица

Окружена всѣмъ блескомъ, властью всей,

Какіе ей по сану подобаютъ;

Всѣ чествуютъ монархиней ее

И ввѣрены ея надзору принцы

Наслѣдные. Я съ нею въ бракъ вступилъ

Изъ видовъ государства, какъ монархи

Вступаютъ въ бракъ, и такъ ее любилъ,

Какъ женъ мужья по большей части любятъ.

Но если вы надѣялись, что къ ней

Я привяжусь, какъ селянинъ халдейскій

Къ своей женѣ, то, значитъ, ни меня,

Ни сердца человѣка, ни монарховъ

Не знали вы.

САЛЕМЕНЪ.

Царь, лучше о другомъ

Поговоримъ. Въ моей крови нѣтъ мѣста

Для жалобы; сестрѣ же -- не нужна

Насильная любовь, хотя бы даже

Властителя Ассиріи. Она

Отвергнетъ страсть, что дѣлятъ вмѣстѣ съ нею

Наложницы, рабыни чуждыхъ странъ.

Она молчитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Зачѣмъ же не умѣетъ

Молчать и братъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я -- эхо голосовъ

Твоихъ земель, которыхъ скоро долженъ

Лишиться тотъ, кто ими долго такъ

Пренебрегалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

О, грубые и злые

Рабы! За то роптать и обвинять,

Что крови ихъ не лилъ я, что въ пустыни

Песчаныя на гибель не водилъ

Мирьяды ихъ, что береговъ Гангеса

Не убѣлялъ костями, что не гнулъ

Ихъ головы подъ дикіе законы,

Что никого постройкой пирамидъ

И вавилонскихъ стѣнъ я не измучилъ?

САЛЕМЕНЪ.

Но это все трофеи, во сто разъ

Достойнѣе монарха и народа,

Чѣмъ музыка и пѣсни и пиры,

Наложницы, сокровищъ расточенье,

Попраніе всего благого...

САРДАНАПАЛЪ.

Я

Трофеями два города имѣю;

Въ единый день и Тарсъ и Анхіалъ

Построены, ты знаешь... Ну, а эта

Старуха кровожадная, моя

Воинственная бабка, непорочность

Хранившая -- что сдѣлала бъ еще?

Разрушила бъ, и только...

САЛЕМЕНЪ.

Это правда;

Я признаю твою заслугу; да,

Два города соорудилъ ты -- просто

Изъ прихоти, и надписью такой

Украсилъ ихъ, которая послужитъ

Тебѣ и имъ позоромъ навсегда.

САРДАНАПАЛЪ.

Позоромъ мнѣ! Клянусь Вааломъ, эти

Два города, какъ тамъ ни хороши,

Но надписи не стоятъ. Какъ угодно

Брани меня, правленіе мое

И жизнь мою; но это изреченье

Правдивое оспаривать не тщись:

Здѣсь въ трехъ строкахъ исторія всей жизни

И дѣлъ людскихъ; ее ты помнишь? "Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,

Въ единый день два города воздвигъ.

Ѣшь, пей, люби; все прочее не стоитъ

Щелчка".

САЛЕМЕНЪ.

Мораль достойная, слова

Премудрыя, которыя народу

Внушаетъ царь!

САРДАНАПАЛЪ.

А ты чего бъ хотѣлъ?

Чтобъ я писалъ указы: "Повинуйся,

Народъ, царю, вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговѣйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!" Иль такъ: "На этомъ мѣстѣ

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ.Смотрите,вотъ ихъ гробы --

Его трофей!" Такія вещи я

Воителямъ свершать предоставляю;

Съ меня жъ вполнѣ довольно, если дамъ

Я подданнымъ возможность меньше слышать

Гнетъ бѣдъ земныхъ и приближаться къ гробу

Безъ горькихъ слезъ. Какія льготы я

Себѣ даю -- въ такихъ же нѣтъ отказа

И моему народу. Всѣ мы люди.

САЛЕМЕНЪ.

Твои отцы какъ боги чтились.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Въ пыли гробовъ, когда они ни боги,

Ни смертные. Уволь меня отъ нихъ!

Червякъ -- вотъ богъ! Онъ ѣстъ по крайней мѣрѣ

Твоихъ боговъ, покамѣстъ, наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи не издохнетъ.

А тѣ, твои -- простые люди. Вотъ,

Взгляни-ка ты на ихъ потомка; вижу

Я тысячу земныхъ вещей въ себѣ,

А божества -- ни капли, развѣ только

Наклонность та, которую во мнѣ

Ты такъ хулишь -- любить, быть милосерднымъ,

Дурачества другихъ людей прощать

И -- это вотъ въ натурѣ человѣка --

Нестрогимъ быть и къ собственнымъ своимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ! приговоръ подписанъ Ниневіи!

Несчастная, несчастная царица

Всѣхъ городовъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Чего боишься ты?

САЛЕМЕНЪ.

Со всѣхъ сторонъ ты окруженъ врагами --

И, можетъ быть, чрезъ нѣсколько часовъ

Свирѣпая гроза ужъ уничтожитъ

Твоихъ, моихъ и самого тебя,

И къ утру все, что есть еще сегодня

Изъ племени Ваала, будетъ прахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ намъ грозитъ?

САЛЕМЕНЪ.

Измѣна честолюбцевъ,

Уже давно держащая тебя

Въ своихъ сѣтяхъ; но есть еще спасенье;

Лишь царскою печатью ты меня

Уполномочь разоблачить всѣ козни --

И головы виновныхъ я сложу

Къ твоимъ ногамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гм... Головы... А сколько?

САЛЕМЕНЪ.

Ужели я вести имъ стану счетъ,

Когда твоя въ опасности? Позволь же

Мнѣ дѣйствовать -- дай мнѣ свою печать

И предоставь уже распорядиться

Всѣмъ остальнымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, жизнями людей

Я никому не дамъ распоряжаться,

Когда другихъ лишаемъ жизни мы,

То что беремъ и что даемъ -- не знаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И ты ее боишься взять у тѣхъ,

Которые грозятъ твоей?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, это

Такой вопросъ... Но я отвѣчу: да.

Безъ этого нельзя ль? Кто подозрѣнье

Твое навлекъ? Вели арестовать.

САЛЕМЕНЪ.

Желалъ бы я, чтобъ ты моихъ отвѣтовъ

Не требовалъ. А то они сейчасъ

Подхватятся болтливою толпою

Твоихъ гетеръ, оттуда по дворцу

Пойдутъ гулять, проникнутъ даже въ городъ --

И все тогда пропало. Предоставь

Мнѣ дѣйствовать.

САРДАНАПАЛЪ.

Тебѣ я довѣрялся,

Ты знаешь самъ, всегда. Вотъ перстень мой!

САЛЕМЕНЪ.

Но у меня еще одна есть просьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Я слушаю.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ отмѣнилъ ты пиръ

Сегодняшній въ Евфратскомъ павильонѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Пиръ отмѣнить! Да ни за что, хотя бъ

Тутъ собрались, всѣ, сколько есть на свѣтѣ,

Бунтовщики! Пускай себѣ идутъ,

Пусть дѣлаютъ всѣ гадости, какія

Имъ въ умъ придутъ -- не испугаюсь я,

Изъ за стола не выйду раньше, кубковъ

Ни на одинъ не уменьшу, въ вѣнкѣ

Ни одного цвѣточка не убавлю,

Не сокращу веселья ни на часъ.

Я не боюсь.

САЛЕМЕНЪ.

Но если это нужнымъ

Окажется -- вооружишься ты,

Не правда ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Быть можетъ. Славный панцырь

Есть у меня, и мечъ не изъ плохихъ,

Копье и лукъ, какими бъ не побрезгалъ

И самъ Немвродъ; немножко тяжелы,

Да ничего, я справлюсь... Только вотъ что

Мнѣ въ умъ пришло: давно ужъ это все

Употреблялъ я даже на охотѣ.

Тебѣ оно попалось на глаза

Хоть разъ одинъ?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ во-время такія

Ребяческія шутки! Отвѣчай,

Когда нужда придетъ, ты за оружье

Возьмешься ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Возьмусь ли! О, когда

Такъ быть должно, когда рабовъ безумныхъ

Не усмирить ничѣмъ помягче -- я

До той поры мечемъ работать стану,

Пока его не захотятъ они

Въ моихъ рукахъ веретеномъ увидѣть.

САЛЕМЕНЪ.

По ихъ словамъ, твой скипетръ ужъ съ давнихъ поръ --

Веретено.

САРДАНАПАЛЪ.

Они солгали! Впрочемъ,

Пусть говорятъ. У древнихъ грековъ былъ --

Какъ пѣли мнѣ не разъ мои рабыни --

Главнѣйшимъ изъ героевъ Геркулесъ,

И вотъ за то, что онъ любилъ царицу

Лидійскую, такая же молва

Шла про него. Ты видишь -- чернь повсюду

На клевету падка, чтобъ въ прахъ топтать

Своихъ владыкъ.

САЛЕМЕНЪ.

Отцовъ твоихъ, однако,

Не обвинялъ въ такихъ дѣлахъ народъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да -- не смѣлъ. Война или работа

Была его удѣломъ; цѣпи онъ

Снималъ лишь съ тѣмъ, чтобъ нарядиться въ латы.

Ну, а теперь у нихъ досугъ и миръ

И полная свобода веселиться

И горло драть. За это не сержусь

Нисколько я: единая улыбка

Красавицы дороже для меня

Всѣхъ возгласовъ, какими возносила

Когда-нибудь народная толпа

Ничтожество.. Въ безумномъ ревѣ этихъ

Поганыхъ стадъ, отъ жиру ужъ совсѣмъ

Взбѣсившихся, какъ будто есть что-либо,

Изъ за чего я могъ бы дорожить

Хвалами ихъ или страшиться брани?

САЛЕМЕНЪ.

Ты самъ сказалъ, что люди и они;

Такъ, стало быть, и ихъ сердца да значатъ

Хоть что-нибудь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такія же сердца

У псовъ моихъ -- нѣтъ лучше, почестнѣе!

Но къ дѣлу. Ты мой перстень получилъ:

Коли они дѣйствительно бунтуютъ,

Ты усмири, но жесткихъ мѣръ прошу

Не принимать, пока ужъ точно крайность

Не явится. Мнѣ ненавистны всѣ

Страданія -- въ другихъ ли ихъ вселяю,

Терплю ли самъ; вѣдь всѣ мы, отъ раба

Послѣдняго до перваго монарха,

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бѣдствія земного гнетъ природный

Не умножать, но роковой удѣлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ другу облегчать.

Но этого они не знаютъ или

Знать не хотятъ. Клянусь Вааломъ, я

Все дѣлалъ, все, чтобъ жить имъ было легче:

Не воевалъ, не умножалъ налоговъ,

Свободы ихъ домашней не стѣснялъ,

Предоставлялъ собой распоряжаться,

Какъ кто хотѣлъ, при чемъ и самъ себѣ

Былъ господинъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ты ни во что не ставилъ

Обязанностей царскихъ, и они

Поэтому кричатъ, что быть монархомъ

Не годенъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Лгутъ. Только имъ и быть,

Къ несчастію, я годенъ, а иначе

И мидянинъ послѣдній могъ бы сѣсть

На мой престолъ.

САЛЕМЕНЪ.

И мидянинъ нашелся,

Замыслившій...

САРДАНАПАЛЪ.

Что это значитъ? Ты

Таинствененъ, вопросовъ не желаешь,

А я совсѣмъ не любопытенъ. Ну,

Распорядись, какъ знаешь; если дѣло

Ужъ стало такъ -- уполномочье я

Тебѣ даю. Никто еще на свѣтѣ

Сильнѣй меня, конечно, не желалъ

Надъ мирными владычествовать мирно;

Но разъ они меня заставятъ встать --

О, лучше бы имъ воскресить изъ праха

Свирѣпаго Немврода, ихъ "ловца

Великаго"! Я обращу въ пустыню

Владѣнія мои и стану въ нихъ

Травить звѣрей, что были по природѣ

Своей людьми, но стали не людьми

По своему желанію. Во взглядѣ

Ихъ на меня до этихъ поръ все ложь;

Но въ будущемъ во что онъ превратится --

О, то у нихъ навѣки отобьетъ

Охоту лгать -- и ужъ пускай за это

Самихъ себя потомъ благодарятъ.

СЕЛЕМЕНЪ.

А! и въ тебѣ проснулось чувство!

САРДАНАПАЛЪ.

Чувство!

Да черную неблагодарность кто жъ

Не чувствуетъ?

САЛЕМЕНЪ.

На это не словами,

А дѣломъ я отвѣчу. Сохрани

Въ душѣ своей энергію, что дремлетъ

По временамъ, но все еще жива,

И вновь къ тебѣ вернуться можетъ слава

Правителя и мощь царя. Прощай!

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Прощай. Ушелъ -- и у него на пальцѣ

Мое кольцо -- скипетръ царскій для него.

Онъ такъ же крутъ, какъ я безпечно мягокъ;

Но и рабы достойны, наконецъ,

Почувствовать владыку надъ собою.

Откуда мнѣ грозитъ опасность -- я

Не знаю: онъ открылъ ее -- пускай же

И устранитъ. Ужели жизнь мою --

Коротенькую жизнь -- я тратить стану

Еще на то, чтобъ охранять ее

Ото всего, что бѣдную способно

Укоротить? Да стоитъ ли она

Такихъ трудовъ! Нѣтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всѣхъ

Вокругъ себя за то подозрѣвая,

Что здѣсь они, а тѣхъ, что далеко --

За то, что тамъ -- не значитъ ли въ могилу

До срока лечь? Но если быть тому

И суждено на самомъ дѣлѣ, если

Они меня сметутъ съ лица земли

И царствъ моихъ, такъ что земля? что царство?

Я жилъ, любилъ, свой образъ размножалъ,

А умереть -- какъ-будто не такое жъ

Естественное дѣло плоти? Да,

Конечно, я не лилъ морями крови,

Какъ лить бы могъ, чтобъ превратить мое

Названіе въ синонимъ смерти -- въ ужасъ,

Въ трофей побѣдъ. Но въ этомъ я ничуть

Не каюсь. Жизнь наполнилъ я любовью,

И ежели теперь прольется кровь --

Не по моей винѣ она прольется.

До этихъ поръ изъ ассирійскихъ жилъ

Не вытекло еще единой капли

Въ угоду мнѣ; до этихъ поръ изъ всѣхъ

Сокровищъ Ниневіи не потраченъ

Малѣйшій грошъ на то, что хоть одной

Слезы ея сынамъ могло бы стоить;

И вотъ теперь имъ ненавистенъ я

За то, что не умѣю ненавидѣть,

И бунтовать они хотятъ зато,

Что я не угнетаю ихъ. О, люди!

Не скипетры для васъ нужны, а косы,

Чтобъ, какъ траву, васъ скашивать -- иначе

Одинъ бурьянъ придется пожинать,

Сбирать плоды гнилые недовольства,

Вносящіе въ благую почву ядъ,

Изъ житницы творящіе пустыню...

Однако же, пора изъ головы

Ихъ выкинуть. Эй, кто-нибудь, живѣе!

(Входитъ служитель).

Поди, скажи гречанкѣ Миррѣ, рабъ,

Что мы ее желаемъ видѣть.

СЛУЖИТЕЛЬ.

Мирра

Ужъ здѣсь, мой царь.

Входитъ МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ (служителю).

Ступай. (Миррѣ). О, ты, моя

Красавица,-- какъ всѣ мои желанья

Ты чувствуешь! Чуть сердце по тебѣ

Забилося -- ужъ ты передо мною.

О, дай же мнѣ увѣровать, что есть

Невѣдомая сила, духъ незримый,

Всегда, вездѣ связующіе насъ,

Издалека влекущіе другъ къ другу!

МИРРА.

Да, это есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я знаю самъ, что есть;

Но какъ назвать по имени -- не знаю;

Кто этотъ духъ?

МИРРА.

На родинѣ моей --

Онъ божество, въ душѣ моей -- онъ чувство

Божественно-возвышенное, но

Не болѣе какъ смертное: смиренья

Стыдливаго исполнено оно

И вмѣстѣ съ тѣмъ блаженства... то-есть, было бъ

Блаженство въ немъ, когда бъ...

( Останавливается).

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ такъ всегда

Какая-то преграда между нами

И тѣмъ, что намъ является въ мечтахъ,

Какъ счастіе. О, дай мнѣ уничтожить

Все, что встаетъ для счастья твоего

Препятствіемъ -- и моему не будетъ

Тогда конца!

МИРРА.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

О нѣтъ!

Мой государь! Мой царь! Мой повелитель!

Всегда одно -- и вѣчно этотъ тонъ

Почтительнаго страха! Видно, встрѣтить

Веселую улыбку я могу

Лишь на пиру, въ его разгулѣ дикомъ,

Когда шуты до равенства со мной

Нахлещутся иль я сравняюсь съ ними

Въ животности! О, Мирра! Эти всѣ

Названія: царь, государь, властитель,

Величество -- могу я слышать; я

Въ былые дни цѣнилъ ихъ даже -- то-есть

Терпѣлъ въ устахъ сатраповъ и рабовъ;

Когда жъ они лепечутся устами

Любимыми -- устами, что къ моимъ

Такъ часто прижимались -- въ сердцѣ дрожь

Я чувствую и леденитъ меня

Сознаніе печальной фальши сана,

Давящаго порывы чувствъ во всѣхъ,

Кто дорогъ мнѣ -- и хочется мнѣ сбросить

Постылую тіару и съ тобой

Въ кавказскую избушку удалиться

И всѣ вѣнцы на свѣтѣ замѣнить

Цвѣточными вѣнками!

МИРРА.

Ахъ, когда бы

Осуществить могли мы!..

САРДАНАПАЛЪ.

И въ тебѣ

Такое же желанье? Для чего же?

МИРРА.

Тогда бы ты извѣдалъ то, чего

Не суждено вовѣкъ тебѣ извѣдать.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ именно?

МИРРА.

Прямую цѣну сердца --

Я говорю о сердцѣ женскомъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Я

Ихъ тысячи и тысячи извѣдалъ.

МИРРА.

Сердецъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да..!

МИРРА.

Ни одного! Но часъ

Для этого еще пробьетъ, быть можетъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Да, онъ пробьетъ. Послушай: Салеменъ

Мнѣ объявилъ -- откуда, какъ все это

Онъ вывѣдалъ, извѣстно одному

Творцу моихъ земель великихъ,-- Белу --

Онъ объявилъ, что царскій мой престолъ

Въ опасности.

МИРРА.

Онъ поступилъ, какъ должно.

САРДАНАПАЛЪ.

И это ты такъ разсуждаешь, ты,

Которую онъ оскорбилъ столь грубо

И жесткими насмѣшками прогнать

Осмѣлился отсюда и заставилъ

И покраснѣть и плакать?

МИРРА.

И краснѣть

И плакать я должна гораздо чаще --

И Салеменъ напомнилъ только мнѣ

Обязанность мою. Но про опасность

Ты говоришь. Опасность для тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, отъ интригъ и темныхъ заговоровъ,

И мидянъ вѣроломныхъ, и солдатъ

Обиженныхъ, и ропщущихъ народовъ --

Ужъ я и самъ не знаю отъ чего;

Тутъ лабиринтъ какихъ-то тайнъ, загадокъ,

Глухихъ угрозъ... Ты знаешь, Салеменъ

Всегда таковъ. Но человѣкъ онъ честный...

Да пусть ихъ тамъ! Подумаемъ съ тобой

О пиршествѣ полночномъ.

МИРРА.

Нѣтъ, настала

Теперь пора о пиршествахъ забыть.

Конечно, ты его совѣтомъ мудрымъ

Не пренебрегъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! И въ тебѣ боязнь?

МИРРА.

Гречанка я -- такъ мнѣ ль бояться смерти?

Рабыня я -- такъ мнѣ ли отступать

Со страхомъ предъ свободой?

САРДАНАПАЛЪ.

Отчего же

Твое лицо блѣднѣетъ?

МИРРА.

Я люблю!

САРДАНАПАЛЪ.

А я? Тебя люблю я больше, выше,

Чѣмъ жизнь мою, чѣмъ царства всѣ мои,

А между тѣмъ я не блѣднѣю.

МИРРА.

Значитъ,

Ты ни себя не любишь, ни меня:

Кто полюбилъ другого, долженъ также

Себя любить ужъ ради существа

Любимаго. Безумная отвага!

И жизнь свою, и царство такъ легко

Нельзя терять!.

САРДАНАПАЛЪ.

Терять! Но гдѣ жъ тотъ дерзкій,

Что посягнуть рѣшился бы на нихъ?

МИРРА.

Но гдѣ и тотъ, который испугалъ бы

Столь дерзкаго? Когда властитель самъ

Себя забылъ, ужели станетъ помнить

О немъ народъ подвластный?

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

МИРРА.

О,

Не хмурь бровей! Улыбками своими

Ты такъ меня избаловалъ, что видъ

Суровый твой страшнѣе наказанья,

Котораго, быть можетъ, вѣстникъ онъ.

Властитель мой -- я у тебя рабыня!

Царь, я тебѣ подвластна! Человѣкъ,

Люблю тебя! Люблю, сама не знаю,

Чѣмъ роковымъ къ тебѣ привлечена!

Гречанка я -- и, стало быть, престоламъ

Природный врагъ; невольница -- цѣпей

Не выношу; іонянка -- должна я

Считать себя униженной не такъ

Оковами, какъ страстью къ иноземцу --

И все-таки люблю тебя, люблю!

И ежели нашлось довольно силы

Въ моей любви, чтобъ существо мое

Преобразить, то развѣ не имѣетъ

Она всѣхъ правъ, чтобы спасти тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Спасти меня! О, милая, какъ чудно

Ты хороша -- и я въ тебѣ ищу

Одной любви, а не спасенья.

МИРРА.

Гдѣ же,

Какъ не въ любви, отъ всякихъ бѣдъ защита?

САРДАНАПАЛЪ.

Я говорю про женскую любовь.

МИРРА.

Людскую жизнь питаетъ первой силой

Грудь женщины; васъ первымъ звукамъ учатъ

Ея уста; вашъ первый плачъ унять

Идетъ она; вашъ вздохъ послѣдній часто

Слухъ женщины пріемлетъ, между тѣмъ

Какъ прочь бѣжитъ мужчина отъ заботы

Постыдной для него -- въ послѣдній часъ

Стеречь того, кто былъ его владыкой.

САРДАНАПАЛЪ.

О, милый мой ораторъ! рѣчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій,--

Любимая забава у тебя

На родинѣ, о чемъ такъ часто слышалъ

Я отъ тебя. Что это, Мирра? Ты

Заплакала? Ну, полно!

МИРРА.

Я не плачу.

Но я прошу -- о родинѣ моей,

Моихъ отцахъ не говори со мною.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, Мирра, ты такъ часто говоришь

Сама о нихъ...

МИРРА.

Да, это правда, правда!

Недремлющая дума каждый мигъ

Излить себя въ словахъ невольно рвется;

Но чуть другой при мнѣ заговоритъ

О Греціи -- душѣ такъ больно, больно.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, хорошо. Итакъ, меня спасти

Желаешь ты -- но какъ же?

МИРРА.

Научивши

Тебя спасти и самого себя,

И эти всѣ обширныя владѣнья

Отъ ярости ужаснѣйшей изъ войнъ --

Межъ братьями.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, милая, вѣдь войны

И воины мнѣ ненавистны. Я

Живу среди покоя и веселья;

Чего жъ еще отъ человѣка ждать?

МИРРА.

Ахъ, государь, съ народной массой часто

Наружный видъ войны необходимъ,

Чтобъ сохранять на дѣлѣ блага мира,

И для царей полезнѣй иногда

Внушать боязнь, чѣмъ быть любимымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я же

Всегда искалъ одной любви.

МИРРА.

И вотъ

Ни первое тобою, ни второе

Не найдено.

САРДАНАПАЛЪ.

И это говоришь

Ты, Мирра -- ты?

МИРРА.

Я о любви народной

Здѣсь говорю, любви къ себѣ, любви,

Желающей, чтобъ правили народомъ

Законъ и страхъ -- безъ гнета, чтобъ его

Не чувствовать по крайней мѣрѣ; если жъ

И чувствуешь, то чтобъ считать его

Защитою отъ гнета злѣе гнета --

Своихъ страстей. Цари пировъ, любви,

Вина, цвѣтовъ и шумнаго веселья

Не могутъ быть царями славы...

САРДАНАПАЛЪ.

Славы!

Но что она?

МИРРА.

Спроси о томъ боговъ,--

Твоихъ отцовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Они давно замолкли;

Жрецы жъ за нихъ тогда лишь говорятъ,.

Когда хотятъ на храмъ добыть подачку.

МИРРА.

Такъ загляни хоть въ лѣтопись о тѣхъ,

Которые создали это царство.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не могу: на ней повсюду кровь.

Да и къ чему? Вѣдь наше государство

Ужъ создано; а новыя творить

Я не хочу.

МИРРА.

Старайся не утратить

Хоть своего.

САРДАНАПАЛЪ.

Я наслажденій въ немъ

Ищу себѣ. Дитя, идемъ къ Евфрату;

Часъ наступилъ, галера наша ждетъ,

И павильонъ, украшенный для пира

Полночнаго, заблещетъ скоро весь

И красотой, и яркими огнями,

И тѣмъ звѣздамъ, что свѣтятъ въ небесахъ,

Покажется такою же звѣздою,

А мы съ тобой, въ вѣнцахъ изъ свѣжихъ розъ,

Красавица, возляжемъ тамъ, какъ..

МИРРА.

Жертвы

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, какъ цари -- какъ, пастухи-цари

Поры патріархальной, что не знали

Алмазовъ драгоцѣннѣй, чѣмъ цвѣты

Весенніе. Побѣды жъ знали только

Безслезныя и мирныя... Идемъ!

Входить Паніа.

ПАНІА.

Да здравствуетъ мой государь вовѣки!

САРДАНАПАЛЪ.

До тѣхъ лишь поръ -- ни на единый часъ

Не долѣе -- пока любить онъ можетъ.

Какъ мнѣ претитъ, какъ ненавижу я

Такой языкъ! Онъ и изъ жизни дѣлать

Умѣетъ ложь, льстя вѣчностью тому,

Что тлѣнъ и прахъ. Ну, Паніа, въ чемъ дѣло?

Безъ долгихъ словъ!

ПАНІА.

Царь, Салеменъ меня

Прислалъ къ тебѣ съ своей вторичной просьбой,

Чтобъ изъ дворца сегодня ты

Не выходилъ. Онъ, возвратясь, представитъ

Тѣ доводы, что смѣлости такой

Послужатъ объясненьемъ и, быть можетъ,

Монаршее прощенье принесутъ

Вмѣшательству непрошенному...

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ что!

Такъ я въ тюрьмѣ? Такъ я ужъ плѣнникъ вашъ?

Такъ воздухомъ небеснымъ не могу я

Уже дышать? Поди и отвѣчай:

Хотя бы вся Ассирія возстала

И бѣшенымъ кипѣла мятежомъ

Вкругъ этихъ стѣнъ -- я прятаться не стану!

ПАНІА.

Мой долгъ -- царю повиноваться; но...

МИРРА.

О, государь, послушай!.. Много-много

Часовъ, и дней, и мѣсяцевъ провелъ

Ты во дворцѣ среди безпечной нѣги,

Не радуя собою глазъ толпы,

Столь жаждавшей хоть разъ одинъ увидѣть

Твое лицо. А между тѣмъ народъ

Тиранили сатрапы; предъ богами

Съ молитвами не падали жрецы;

Анархія все царство загрязнила,

И, наконецъ, заснуло тупо все,

Все, кромѣ зла. И ты теперь не хочешь

Промедлить день, единый день, когда

Тебя спасти онъ можетъ? Ты не хочешь

Немногими часами подарить

Немногихъ слугъ, тебѣ не измѣнившихъ?

Не сдѣлаешь ты это ради ихъ

И собственнаго блага, и великихъ

Твоихъ отцовъ, и сыновей твоихъ?

ПАНІА.

Она права. Настойчивость, съ которой

Къ священнѣйшей твоей особѣ князь

Меня послалъ, въ меня вселяетъ смѣлость

Съ тѣмъ, что сейчасъ ты слышалъ отъ нея,

Соединить и мой ничтожный голосъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, никогда!

МИРРА.

Но ради твоего

Престола...

САРДАНАПАЛЪ.

Прочь!

ПАНІА.

Во имя тѣхъ, которыхъ

И преданность и строгость соберутъ

Вокругъ тебя...

САРДАНАПАЛЪ.

Все это просто бредни!

Опасности и тѣни нѣтъ; ее

Вашъ Салеменъ измыслилъ, чтобъ усердье

Свое явить и доказать, что онъ

Для насъ теперь еще необходимѣй.

МИРРА.

Всѣмъ, что добро, что слава -- я молю

Совѣту внять!

САРДАНАПАЛЪ.

Дѣла до завтра!

МИРРА.

Завтра!

А нынче въ ночь, быть можетъ, смерть!

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ что жъ?

Пускай придетъ ко мнѣ нежданной гостьей

Средь радости, восторговъ и любви!

Погибну я, какъ сорванная роза;

А такъ упасть не лучше ли -- скажи,--

Чѣмъ на стеблѣ увянуть?

МИРРА.

Такъ не хочешь

Ты уступить, и даже то, что духъ

Другихъ царей тотчасъ воспламенило бъ,

Тебя -- увы не склонитъ отмѣнить

Ничтожный пиръ?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ.

МИРРА.

Но уступку эту

Хоть для меня ты сдѣлай.

САРДАНАПАЛЪ.

Для тебя,

Красавица?

МИРРА.

Подарка у владыки

Ассиріи прошу я въ первый разъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права!... И если бъ тѣмъ подаркомъ

Былъ мой престолъ, я отдалъ бы его!

Сдаюсь тебѣ. Ну, Паніа, ты слышишь?

Ступай!

ПАНIА.

Иду и повинуюсь, царь! (Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Я изумленъ: что побуждаетъ, Мирра,

Тебя къ такимъ настойчивымъ мольбамъ?

МИРРА.

Страхъ за тебя и вмѣстѣ убѣжденье,

Что если бы опасность не была

Такъ велика, твой родичъ-князь не сталъ бы

Столь многаго просить.

САРДАНАПАЛЪ.

Но если я

Самъ не боюсь, чего же ты страшишься?

МИРРА.

Вотъ потому, что не боишься ты,

Я за тебя и опасаюсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Завтра

Какъ станешь ты смѣяться надъ своей

Тревогою!

МИРРА.

Иль, ежели несчастью

Не миновать, я перейду туда,

Гдѣ ужъ никто не плачетъ; это лучше

Способности смѣяться... А съ тобой

Что станется?

САРДАНАПАЛЪ.

Я буду неизмѣнно,

Какъ былъ всегда до этихъ поръ, царемъ.

МИРРА.

Гдѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ Ваалъ, Немвродъ, Семирамида,

Въ Ассиріи -- одинъ, тамъ -- вмѣстѣ съ ними;

Что я теперь -- тѣмъ сдѣлала меня

Моя судьба; она жъ пусть обратитъ

Меня въ ничто; но только тѣмъ иль этимъ

Я долженъ быть; остаться межъ людей

Униженнымъ я не хочу.

МИРРА.

О, если бъ

Ты и всегда такъ чувствовалъ, никто

Тебя, мой царь, унизить не посмѣлъ бы!

САРДАНАПАЛЪ.

А кто жъ теперь дерзаетъ?

МИРРА.

Развѣ ты

Подозрѣвать кого-нибудь не можешь?

САРДАНАПАЛЪ.

Подозрѣвать! На то шпіоны есть!

О, милая, мильоны драгоцѣнныхъ

Мгновеній мы теряемъ на слова

И страхъ пустой. Сюда, рабы! Скорѣе,

Для пиршества вечерняго убрать

Немвродовъ залъ! Ужъ если заставляютъ

Меня дворецъ въ темницу превратить,

Мы весело по крайней мѣрѣ будемъ

Сидѣть въ цѣпяхъ. Коль лѣтній павильонъ

На берегахъ плѣнительныхъ Евфрата

Для насъ закрытъ, то здѣсь вѣдь ужъ ничто

Намъ не грозитъ. Сюда, рабы, скорѣе!

(Уходишь).

МИРРА (одна).

За что его люблю я? Дочерямъ

Моей земли герои только милы

И дороги. Но гдѣ жъ моя земля?

Рабыня все теряетъ, лишь оковы

Остались ей. Да, я люблю его,

И нѣтъ звена тяжеле въ длинной цѣпи,

Чѣмъ та любовь, гдѣ уваженья нѣтъ!

Пусть будетъ такъ! Уже близка минута,

Когда любовь захочетъ онъ найти

Вездѣ -- и, ахъ, ни въ комъ ея не сыщетъ.

И мнѣ теперь его оставить? Нѣтъ,

То было бы настолько же постыдно,

Насколько бы въ глазахъ моей земли

Я выросла, убивъ его во блескѣ

Величія! Но я не создана

Ни для того, ни для другого. Если бъ

Его спасти могла я, возрасла бъ

Во мнѣ любовь къ самой себѣ, а это

Такъ нужно мнѣ: я въ собственныхъ глазахъ

Упала такъ, отдавшись иноземцу.

И между тѣмъ я, кажется, его

Люблю сильнѣй за то, что ненавидимъ

Онъ варварскимъ народомъ, искони

Врагомъ всего, въ чемъ кровь Эллады льется!

О, если бъ я могла въ него вдохнуть

Хотя одно изъ чувствъ, одушевлявшихъ

Фригійскія войска, когда они

Сражалися межъ моремъ и Пергамомъ,

Какъ доблестно повергнулъ бы во прахъ

И растопталъ онъ варваровъ мятежныхъ!

Его душа мнѣ отдана, и я

Его люблю: раба владыку любитъ

И вся полна желанья снять съ него

Пороковъ гнетъ... А если не удастся --

Есть у меня еще къ свободѣ путь!

Не научу, какъ царствовать онъ долженъ --

То покажу, какъ оставлять престолъ

Обязанъ царь! Иду слѣдить за милымъ!

(Уходитъ).