Древнейшие развалины. -- Развитие архитектуры с религией. -- Циклопы. -- Подземная спальня. -- Готический свод. -- Образцовая мыза. -- Царь Инах. -- Аргос. -- Его страдания. -- Кавалерийская казарма. -- Потеря древностей. -- Первозданный амфитеатр. -- Трагедия Софокла, и Греческий Конгресс. -- Прорицалище.

На зеленом грунте Аргосской долины лежат серые обломки Тиринта -- развалины древнейшего на европейском материке города. Плоско возвышенный холм составлял древний Акрополис, окруженный Циклопскими стенами, которых остатки и теперь местами имеют до сорока фут высоты; они без сомнения были гораздо выше, когда Геркулес свергнул с них Ифита.

Тиринт может служить чистым образцом древнейшей в мире архитектуры. Человек, еще чувствуя себя в полной силе молодой жизни, громоздил скалы на скалы, подражая природе в чудных зданиях ее гранитных громад на первородных горах. Как эти горы -- циклопские здания не нуждались[28] ни в каком цементе, ни в каком металле для связи камней, которых одна тяжесть составляет силу сцепления, переживающую тысячелетия. Сии развалины, напоминая нам человека, еще непокоренного игу искусств и вкуса, служат не одними историческими памятниками веков допотопных, но и открывают нам таинства первобытной древности, когда религия, еще неразлучная от гражданской жизни, смешивала бытие народа с бытием богов, и давала первобытным городами форму, и святыню храмов. Периметр Тиринта есть грубый, колоссальный очерк греческого храма, которого архитектура переменяя с каждым веком вкус и размеры, следует постоянно переменам форм политики и религии, и наконец, в первых веках нашей эры, пред своим упадком, воздвигает Олимпийский храм в Афинах, как верх греческого искусства, как последнюю ступень в богатых вымыслах язычества. Мифология, начинаясь суровым Хроном и титанами, постепенно рождает Минерву, Венеру, Харити муз; а архитектура переносится от циклопского здания к правильному фронтону, к легкому архитраву, и[29] от величественной простоты Дорической колонны до изящной капители Коринфского ордена.

Тиринт был развалиной уже в самую древнюю историческую эпоху Греции. Построение и разрушение его терялись в темных баснословиях, и предания об нем совершенно слились наконец с космогоническими понятиями древних. Эврипид в своей Илектре называет стены его небесными; но еще современники Гомера, пораженные огромностью и величием сих стен, назвали их циклопскими, приписывая их основание каким-то колоссальным существам ( Понятия о циклопах, как и все, что относится к глубокой древности Греции, чрезвычайно смешаны. У многих авторов находим, что для построения такого-то города были выписаны циклопы из Финикии или Египта. Это заставляет думать, что под именем циклопов разумели иногда каменщиков, имевших более средств к сооружению огромных зданий. Может быть, поселившееся в Греции племя египтян, которые прежде Греков знали употребление железа, называлось циклопским, а оставленные им колоссальные памятники возродили чудесные о нем предания. Сие тем более вероятно, что и имя циклоп -- египетское, и здания циклопские чрезвычайно подходят к массивности и безвкусию древней египетской архитектуры. ).[30]

В Тиринте виден подземный свод, под коим отдыхал, по преданию, Геркулес, и спали дочери Прета. Свод построен также с непобедимою прочностью, из одних кусков гранита, без цемента. В нем примечательна его переломанная дуга, которая заставляет нас искать начал готической архитектуры в космогонической древности.

На прилежащем к Тиринту поле заведена президентом модельная мыза, для усовершенствования земледелия и скотоводства в Греции. Грек, воспитанный в известном заведении сего рода, в мызе Рамбульета, в Париже, был директором, оной. В прекрасном доме, построенном среди ее, несколько сирот приобретали практические познания садоводства, столь нужные для усовершенствования сей отрасли промышленности, забытой в Греции. В модельной мызе можно иметь улучшенные виды всех растеши, природных Греции или привозных.

Столь полезное заведение, долженствующее дать новую жизнь почве Греции, приятно[31] занимает вас, подле древнейших памятников ее старинного существования.

От Тиринта до Аргоса богатые поля представляют бесконечную скатерть зелени, инде обнизанную бледными оливковыми деревьями, старинною часовней, незначащей развалиною, бедным селением. По большой дороге всегда стечение народное; поселянин гонит осла под тяжелою ношей, женщина несет в столицу свои кувшины с молоком, огромный воз без шума катится по гладкому шоссе, пикет улан под разноцветными флюгерами скачет сменить караулы, а далее шальная ватага английских мичманов несется во весь опор, на жалких клячах, которые вовсе не напоминают славы древних аргосских коней.

Проехав сады Даламанары, я приветствовал ложе реки прославленного Инаха -- отца прекрасной Ио, одной из соперниц Юноны, и праотца Аргосской долины и ее царского племени. Старик Инах вздумал быть судьей между Юноной и Нептуном, когда они спорили о владычестве над страною; рыцарские нравы века заставили его решить в пользу Юноны, но гнев Посейдона настиг мутную реку,[32] и она, и пятьдесят дочерей Инаха, или колодези Аргосской долины -- иссякли; с того времени старик Инах оставил со всем семейством сию страну. Связанный узами родства со всеми древностями Аргосской долины, он прежде всех подвергся своей судьбе: широкое его ложе не омывается теперь ни одной струей, и как алтарь лишенный своего божества, оно оплакивает потерянную реку.

Мы в областях Агамемнона; его столица и теперь занимает обширное пространство, под гранитной громадою Лариссы, на которой видны оставленные укрепления, начатые циклопами и конченные крестоносцами и турками.

Аргос в некотором расстоянии кажется бесконечным садом. Группы деревьев закрывают его незначащие здания, и тонкие кипарисы занимают место колоколен и минаретов.

В продолжение нескольких тысяч лет страдальческого существования, Аргос никогда не имел спокойной, продолжительной эпохи для своего развития. Напасти его, особенно в новейшие времена, разительно напоминают кровавую хронику царствовавшего в нем племени атридов, древние нашествия потомков[33] Геркулеса отразились чрез 3000 лет в нашествиях албанцев. Пострадав несколько раз при переходах из рук Венеции к турками обратно, Аргос наконец был совершенно разорен Ибрагимом. Если, за несколько лет пред сим, путешественник унывал, встречая здесь восточный минарет, гордо стоящий среди упавших Дорических колонн -- теперь все свалилось, все перемешалось; но каждая развалина носит мистическую надпись воздвигнувшей ее руки, или своего предназначения; и сколько воспоминаний наводит, и в какой мир переносит вас обломок древней колонны, застроенный в основание христианского храма, обращенного потом в мечеть! Все это как будто исписано историческими фактами.

Не ищите теперь в Аргосе пышных чертогов, о коих так надменно говорит вождь царей при осаде Трои. Показывают какое-то кирпичное здание, которому дают название Агамемнонова дворца, но его древность не идет далее византийского века.

Потерянные царские чертоги заменены теперь немногими новыми красивыми зданиями, которых легкие формы, среди груд развалин или[34] хижин, приятно напоминают вам, что наступает наконец эпоха возрождения столь древнего города.

Проехав садами, неровными улицами и базаром, в котором теснится народ около сотни лавочек, мы остановились пред городскою площадью, на которой построена президентом кавалерийская казарма -- огромное здание, вмещающее до 600 солдат и их конюшни. В стороне прекрасный дом Калержи, обыкновенно служащий дворцом правителя во время пребывания его в Аргосе; а кругом площади перемешались новые здания с обгорелыми развалинами. В Аргосе построил также президент прекрасную залу для училища, и церковь во имя Св. Иоанна Предтечи; и как во всех почти городах Греции, в Аргосе хранятся памятники его усилий для введения военной системы, для просвещения и для нравственного улучшения народа.

Павзаний видел в Аргосе храм Цереры, гроб Тиеста, героический памятник Персея и много других примечательных зданий; не говоря даже о древних, и новейшие[35] путешественники (Кларк), счастливее меня, видели всем городе развалины храмов Юпитера и Венеры; но все мои поиски были безуспешны: ни одной колонны, ни одного помоста древнего храма я не отыскал. Инде попадались мне мраморные обломки, в коих воображение мое силилось разгадать сомнительные только признаки глубокой древности. Сколько легких капителей, сколько статуй забытых богинь Аргоса превратились под грубым резцом последних веков в надгробные памятники варваров; голова богини лишилась своих восхитительных форм, и не узнается более в мраморной чалме, которая бессмысленно торчит на мусульманском кладбище. В полуразрушенной часовне показывали мне вделанный в стену барельеф, изображающий всадника; Аполлон ли это, которого первый храм был воздвигнут в Аргосе, или Кастор и Поллукс -- я узнать не мог. В другом месте я разбирал надгробные надписи, то победителя Немейских игр, то римлянки, поселенной в Аргосе, то рыцаря из свиты Вильгельма Вилардуина, то венецианского проведитора.[36]

На берегах Инаха найдено множество древних гробов, из которых достаются могильные вазы.

Но единственный памятник, которого никогда рука времени не изгладит -- это Аргосский амфитеатр. Углубление долины у подошвы Лариссы составило его первоначальную форму, а слои флецевого образования служили основою его ступеней. Рука человека здесь так счастливо пользовалась местными выгодами, что трудно узнать, что оставалось ей доделывать в театре, изготовленном самим потопом для творений Эсхила. До семидесяти широких ступеней составляют его пояс.

Простота и величие греческой драмы свято сохранились на исполинском ее памятнике. Ступени покрылись кустарниками и хворостом, и когда ветер пробуждает их шёпот, вы подумаете, что тени многих тысяч зрителей еще сидят на своих местах.

В каком другом театре Греции могли производить столь сильное впечатление гениальные трагедии, коих предметом был царский дом Аргоса и его несчастия и злодейства, которых предание тревожило еще народные[37] умы? Зритель с высоты амфитеатра мог видеть самые места, где происходило действие, повторяемое на сцене; и дворец, в котором лилась так часто, под ударами мести, кровь Атридов, и царскую баню, где измена и смерть встретили Агамемнона, и тропинку, по которой Илектра несла свою урну к гробу родителя.

Аргосский амфитеатр памятен и другого рода представлениями; в нем соединились в 1829 году депутаты Греции для IV Народного Конгресса. Мысль президента назначить для их заседаний место, коего классические воспоминания так возвышают душу достойна его благородного ума. В сем народном собрании греки показали совершенное согласие, и издали акты делающие честь их патриотизму, и достойные гения путеводителя, который ими правил.,

Недалеко от амфитеатра видна искусственная пещера, выточенная в горе Лариссе; ее подземные ходы заставляют думать, что здесь было прорицалище, в котором жрецы игрою акустики поддерживали народное суеверие. Может быть, на сем месте стоял храм[38] Минервы, о коем упоминает Павзаний, или Аргосской Юноны, которой статуя, работы Поликтета, была достойна Олимпийского Юпитера Фидиасова, и даже возбудила зависть художника, умевшего лучше представлять богов нежели людей (Юнона Аргосская была из лучших колоссальных статуй золотослоновой работы (chryselephantine). См. Jupiter Olympien или Теория Древнего Ваяния из слоновой кости и пр. Quatremere de Quincy.).