Quel avantage en rêsulterat-il pour moi? Quel dêrangement cela peut-il me causer? A quoi cela pent-il me servir? Voilà les question, qu'us êgoiste a'adresse sans cesse.
Jour.
Какая выгода послѣдуетъ изъ того для меня? Не причинитъ-ли мнѣ это какого нибудь разстройства? Къ чему можетъ мнѣ это послужить? Вотъ вопросы, безпрестанно дѣлаемые эгоистомъ самому себѣ.
Жуи.
Устроивъ такимъ образомъ домашнюю жизнь свою, и обезпечивъ себя въ разсужденіи нравственности и воспитанія сиротъ, ввѣренныхъ покойною сестрою, Софья стала дѣлать визиты сосѣдямъ, которые, наслышавшись о ней много хорошаго, старались сами познакомиться съ нею и были y нея. Потомъ надлежало молодымъ, по обыкновенію, съѣздить къ роднымъ, лично благодарить ихъ за то, что они были на сватьбѣ. Свѣтланина, съ мужемъ, и со всѣмъ семействомъ, отправилась тогда въ дальное степное имѣніе, и наши молодые начали посѣщенія свои съ Алексѣя Холмскаго, который все еще жилъ, съ женою своею, y Фамусовыхъ. Старая Холмская поѣхала въ одно время съ молодыми, по обѣщанію, на богомолье въ Ростовъ. Осталась въ домѣ одна мачиха Пронскаго, принявшая на себя наблюденіе за дѣтьми.
У Фамусовыхъ приняли ихъ, какъ нельзя лучше. Софья сдѣлала блистательную партію; мужъ ея былъ знатной фамиліи, богатъ, притомъ-же и Генералъ, слѣдовательно, имѣлъ всѣ права на уваженіе Королины Карловны. Она бѣгала, суетилась, и не знала, какъ лучше успокоить и угостить знаменитыхъ посѣтителей. Милая Любинька, при всей глупости своей, имѣла доброе сердце. Гнѣвъ ея на Софью, за Пронскаго, уже давно прошелъ. Она была такъ счастлива съ своимъ Алешею, a притомъ Софья была Ваше Превосходительство, и, не смотря на то, что Любинька, по беременности своей, едва ходила, съ восхищеніемъ бросилась она въ объятія Софьи, называла ее Ангеломъ, милою, доброю, почтенною сестрою, просила полюбить ее, наконецъ сказала, что отъ радости чувствуетъ себя дурно. Тотчасъ мужъ и мать побѣжали за водою и спиртами; но никакой дурноты Любинька не чувствовала, и имѣла только намѣреніе доказать, какъ дорожатъ и занимаются ею. Алексѣй также очень обрадовался пріѣзду гостей; онъ любилъ Софью больше всѣхъ сестеръ; притомъ-же онъ былъ совершенно обласканъ мужемъ ея. О старомъ Фамусовѣ говорить нѣчего: онъ сидѣлъ неподвижно, на старомъ мѣстѣ, y окна, нюхалъ табакъ, и пилъ въ назначенное время водку, по прежнему. Курить трубку было ему однакожъ запрещено, потому что табачный запахъ безпокоилъ Любиньку.
Послѣ первыхъ привѣтствій и изъясненій съ пріѣзжими гостями, все пришло въ прежній порядокъ. Общее вниманіе обращено было на Любиньку. За обѣдомъ не было другаго разговора, какъ о томъ только, что ей можно позволить кушать, а чего нельзя. Бабушка, Нѣмка, за дорогую цѣну привезена была изъ Москвы, и уже болѣе мѣсяца жила, въ ожиданіи благополучнаго разрѣшенія. Аккушеръ, изъ губернскаго города, также почти безотлучно былъ y Фамусовыхъ. Bcѣ съ нетерпѣніемъ ожидали критической минуты.
Пронскій любилъ послѣ обѣда курить трубку, пивши кофе, но Любинька не могла сносить табачнаго запаха, Алексѣй отвелъ его въ самую отдаленную въ домѣ комнату, и заперъ всѣ двери, чтобы какъ нибудь запахъ табаку не дошелъ до Любиньки. Изъ вѣжливости, долженъ былъ онъ остаться съ Пронскимъ, но безпрестанно бѣгалъ провѣдывать жену. Безпокойство его было такъ явно, что Пронскій, изъ жалости къ нему, сказалъ, что очень усталъ съ дороги, и хочетъ уснуть. Потому просилъ онъ Алексѣя идти къ женѣ его, и прислать, ежели есть y нихъ, какія нибудь газеты. "Всѣ утверждаютъ, что онъ эгоистъ," думалъ Пронскій, оставшись одинъ, "а такое вниманіе и привязанность къ женѣ доказываютъ совсѣмъ противное." Но вскорѣ открылось Пронскому, что чрезмѣрная заботливость Алексѣя о женъ была самымъ разительнымъ доказательствомъ утонченнаго эгоизма.
Вечеромъ вздумалось Любинькѣ представить для Софьи новую сцену, и новое доказательство, какъ всѣ любятъ ее, и какъ дорожатъ ея спокойствіемъ. На дворѣ громко залаяла собака. Любинька ужасно испугалась, и до такой степени растревожилась, что съ нею сдѣлался обморокъ. Тотчасъ бросились мать, мужъ и нѣсколько -- уже всегда на такіе случаи готовыхъ -- дѣвокъ; всѣ суетились, бѣгали, принесли воды, разныхъ спиртовъ, солей, эфиру, капель, и по всему дому сдѣлалась страшная суматоха! Пронскій побѣжалъ за Аккушеромъ, который спокойно курилъ трубку въ своей комнатѣ. Ему извѣстны уже были подобные фарсы Любиньки, и онъ не спѣшилъ къ ней, увѣряя Пронскаго, что это ничего не значитъ, и само по себѣ, весьма скоро, пройдетъ. Дѣйствительно, они нашли Любиньку, какъ ни въ чемъ не бывало; на лицѣ ея не замѣтно было никакой перемѣны. Аккушеръ пощупалъ пульсъ, и, съ усмѣшкою, не сказавъ ни слова, отошелъ отъ нея. Но Алексѣй уже сдѣлалъ свои распоряженія: собаку, которая осмѣлилась обезпокоить его супругу, велѣлъ поймать и повѣсить; призвалъ караульщика, и изъ господскихъ рукъ своихъ далъ ему нѣсколько пощечинъ, за то, какъ смѣлъ онъ позволить собакѣ громко лаять!
Оставшись наединѣ съ женою, Пронскій долго смѣялся фарсамъ Любиньки; однакожъ, и онъ и она находили, что этотъ глупый образъ жизни очень скученъ, и потому расположились, непремѣнно на другой день, послѣ обѣда, уѣхать. Но въ ту-же ночь сдѣлалась въ домъ настоящая кутерьма. Шумъ и бѣготня по лѣстницамъ разбудили ихъ; они узнали, что Любинька въ самомъ дѣлѣ мучится родами. Софья тотчасъ одѣлась, и пошла къ родильницѣ, съ тѣмъ, что ежели не для нея, то для матери быть чѣмъ нибудь полезною. Пронскій, съ такимъ-же намѣреніемъ, отправился въ гостиную, гдѣ нашелъ Алексѣя въ совершенномъ отчаяніи. Онъ ревѣлъ, какъ ребенокъ, и рвалъ на себя волосы.
Роды были несчастливы. Лгобинька часто позволяла себѣ фарсы, подобные вчерашнимъ, притворялась слабою и больною, и дѣлала мало движенія. Ей пріятно было, что всѣ за нею ухаживаютъ, всѣ объ ней безпокоятся, и она имѣла уморительныя фантазіи, которыя свято исполнялись. Напримѣръ: она немогла иначе пить, какъ прямо изъ графина, или бутылки, требовала себѣ самыхъ густыхъ сливокъ, жареныхъ въ маслѣ и сметанѣ грибовъ, ко всѣму жирному имѣла страстную охоту, все ѣла, и во время беременности своей растолстѣла. Кромѣ того, не могла она равнодушно смотрѣть, ежели y мужа ея было хотя нѣсколько волосовъ на бородѣ; онъ принужденъ былъ бриться по два раза въ день, и пожертвовалъ для ея успокоенія густыми своими баккенбартами, которыми прежде всегда долго и съ большимъ вниманіемъ занимался.
Милая и умная Любинька такъ хорошо себя устроила, что жизнь ея при родахъ была въ опасности. Бабушка и Аккушеръ находили необходимымъ сдѣлать операцію. Но мужъ ея, ревеньемъ своимъ и малодушіемъ все портилъ и тревожилъ безпрестано, не только ихъ, но и самую родильницу, для которой всякое душевное потрясеніе могло быть пагубно. Аккушеръ былъ Нѣмецъ, отважный и не слишкомъ церемонный; онъ просто вывелъ Алексѣя за руку изъ спальни и заперъ за нимъ дверь, a съ другой стороны, изъ дѣвичей, поставилъ служанокъ на часы, и не велѣлъ пускать его.
Въ этомъ положеніи нашелъ Алексѣя Пронскій, и хотѣлъ было утѣшать; но тотъ, въ отчаяніи, не помня самъ себя, обнаружилъ истинную боязнь свою, не столько о потерѣ жены, какъ о томъ, что ежели она умретъ, не оставивъ ему наслѣдника, то надобно будетъ навсегда распрощаться съ милльономъ и большимъ имѣніемъ, долженствовавшимъ достаться въ его распоряженіе по смерти Фамусовыхъ. Послѣ этого, увѣрясь въ настоящей причинѣ прежней необыкновенной заботливости Алексѣя о женъ, Пронскій, съ негодованіемъ и презрѣніемъ, отвергнулся отъ него.
Но вскорѣ Фамусова прибѣжала, внѣ себя отъ радости, объявить, что все благополучно кончилось, и поздравляла Алексѣя съ сыномъ Максимушкою. Тутъ сдѣлалъ Алексѣй совсѣмъ противоположный переходъ -- отъ горести къ радости. Имѣя опять надежду получить милльонъ и большое имѣніе, онъ всѣхъ обнималъ, цѣловалъ, и почти прыгалъ отъ восхищенія. "Что-же будетъ тогда," думалъ Пронскій, "когда умрутъ старики, и онъ получитъ въ свое распоряженіе настоящіе предметы радости своей? -- Такой отвратительный эгоизмъ совершенно возстановилъ его противъ Алексѣя. Онъ съ досадою оставилъ его, и тотчасъ ушелъ къ себѣ въ комнату.
Вскорѣ въ домѣ все успокоилось, и жена его пришла къ нему. Она не была свидѣтельницею сцены, какую имѣлъ Пронскій съ Алексѣемъ, напротивъ видѣла истинную, душевную радость, хотя и дуры, но матери, при минованіи опасности единственной ея дочери. Удовольствіе Фамусовой простиралось до такой степени, что она, не смотря на свою скупость, отдала женщинамъ, которыя поздравляли ее со внучкомъ, всѣ деньги, бывшія y нея въ ридикюлѣ. Софья разсказала мужу, что родильница велѣла позвать ее къ своей кровати, и слабымъ голосомъ благодаря за поздравленіе, просила быть крестною матерью новорожденнаго. "Я не рѣшилась дать слова безъ твоего согласія, милый другъ мой," прибавила Софья, "сказавъ, что ей надобно теперь успокоиться, и мы поговоримъ объ этомъ послѣ. Но, ты какъ думаешь? Кажется, нельзя отказаться." -- И конечно, какъ можно отказываться отъ такого приглашенія -- отвѣчалъ Пронскій. -- "Да что ты такъ не веселъ?" продолжала Софья, цѣлуя его. "Ужь не виновата-ли я въ чемъ нибудь передъ тобою? Ради Бога, прости меня!" -- Можешь-ли ты, чѣмъ нибудь и какъ нибудь, быть виновата передо мною? -- отвѣчалъ Пронскій, обнимая ее.-- Признаюсь: я взбѣшенъ на твоего братца!-- Онъ разсказалъ ей всю сцену свою съ нимъ. "Что дѣлать!" отвѣчала со вздохомъ Софья. "Эгоизмъ и корыстолюбіе точно такія-же страсти, какъ пьянство, картежная игра и любовь. Ежели человѣкъ, съ самаго начала, не умѣетъ положить преграды всякой возникающей въ немъ слабости, то слѣдствія одинаковыя. Страсти могутъ уничтожить всѣ хорошія чувства, и сдѣлать насъ способными не только къ жестокосердію, но ко всѣмъ возможнымъ преступленіямъ."
По слабости ребенка должно было поспѣшить крещеніемъ его; но Фамусова думала, что вѣчное посрамленіе распространится на всю ея жизнь, ежели крестины перваго ея внучка будутъ безъ церемоній. Опять приглашены были всѣ сосѣди и чиновники изъ уѣзднаго города -- всѣ безъ разбора. Намъ извѣстны уже обѣды и угощенія Фамусовой. Все шло своимъ порядкомъ. Опять подавали множество блюдъ и нѣсколько часовъ сидѣли за столомъ. Фамусова разсказывала всѣмъ и всякому, что воспріемницею y ея внучка была Ея Превосходительство, Софья Васильевна Пронская, родная сестра зятя ея, a крестнымъ отцемъ, заочно, потому, что за болѣзнію самъ пріѣхать не могъ, Его Сіятельство, Князь Борисъ Матвѣевичъ Рамирскій.
Въ числѣ гостей былъ и знаменитый Сундуковъ. Въ продолженіе этого времени, онъ уже успѣлъ пристроить двухъ дочекъ своихъ. Одну изъ нихъ выдалъ онъ за промотавшагося и пожилаго Князя Буасекова. Молодецъ этотъ не имѣлъ ничего, былъ часто боленъ, глупъ до крайности, и жилъ на хлѣбахъ y тестя, который, въ вознагражденіе убытковъ своихъ, имѣлъ удовольствіе говорить: "Дочь моя, Княгиня Прасковья Тимоѳеевна." Другая, извѣстная намъ Глафира, вышла замужъ за неизвѣстнаго-же намъ Чадскаго; но онъ успѣлъ уже поссориться съ тестемъ и кинуть жену свою: она возвратилась по прежнему въ родительскій домъ.
Сундуковъ былъ Предводителемъ Дворянства, и готовился чрезъ два дня принимать y себя въ деревнѣ и угощать знатнаго вельможу, начальника своего, который ѣздилъ ревизовать ввѣренный ему край, всѣ великолѣпныя приготовленія къ принятію и угощенію уже были сдѣланы; но Сундукову хотѣлось, чтобы болѣе украсить свой праздникъ, пригласить къ себѣ поболѣе людей, что называется, вальяжныхъ. Пронскій былъ Превосходительный, имѣлъ звѣзду и множество орденовъ. Сундуковъ униженнѣйше, почти до земли, кланялся, и просилъ Его Превосходительство осчастливить его своимъ посѣщеніемъ, вмѣстѣ съ Ея Превосходительствомъ Софьею Васильевною. Пронскій рѣдко живалъ въ провинціи; ему хотѣлось, изъ любопытства, видѣть, какимъ образомъ помѣщики, подобные Сундукову, угощаютъ вельможъ въ своихъ деревняхъ; онъ обѣщалъ быть y него. Въ это время подали Пронскому карту, играть въ вистъ, и Сундуковъ отправился приглашать прочихъ.
Звалъ онъ разными манерами, смотря по чинамъ и богатству. Къ иному подходилъ говоря: "Милости прошу ко мнѣ откушать;" другаго ударялъ по плечу, и говорилъ: "А что, братъ! не хочешь-ли обѣдать y меня съ Его Высокопревосходительствомъ? Ась? -- Ну, знаю, знаю, братецъ; какъ не хотѣть!" прибавлялъ онъ тѣмъ, которые благодарили его за сдѣланную имъ честь. "А ты что смотришь ка меня такъ пристально? И тебѣ хочется? Ну, Богъ съ тобой! пріѣзжай, пріѣзжай; домъ y меня большой, всѣмъ мѣсто будетъ. Да смотри-же, не будь такимъ рохлею, какъ теперь: изволь мундиръ надѣть." -- Съ чиновниками уѣзднаго города обходился Сундуковъ совсѣмъ иначе; они были всепокорнѣйшіе его слуги потому что по милости его получили занимаемыя ими мѣста. "Эй, вы! смотрите: не зѣвать; пріѣзжайте всѣ въ мундирахъ и пораньше," говорилъ онъ имъ. "Его Высокопревосходительство хотѣлъ быть ко мнѣ часу въ первомъ, за тѣмъ, чтобы передъ обѣдомъ осмотрѣть вновь выстроенную, по иностранному манеру, деревню мою. Его Высокопревосходительство хочетъ тотчасъ послѣ обѣда ѣхать; но авось мы разными забавами кое-какъ его удержимъ, только на это надѣяться нельзя" Ежели онъ не будетъ соглашаться, то вы тотчасъ послѣ обѣда скачите стремглавъ въ городъ, да смотрите, чтобы все было чисто и подметено въ присутственныхъ мѣстахъ. Разбитыя стекла, заклееныя бумагою, тотчасъ вставить, полы вымыть, со столовъ чернильныя пятна соскоблить осторожно, чтобы не стереть краски, и чтобы на каждомъ столь стояли чернильницы и песочницы, и, сохрани Богъ! чтобы не было помадныхъ банокъ, вмѣсто чернильницъ. Я тебѣ, Кузьма Петровичъ, давно говорилъ" -- продолжалъ Сундуковъ, обращаясь къ Секретарю Уѣзднаго Суда -- "и далъ денегъ, a ты, я думаю, пропилъ ихъ." -- Помилуйте, Ваше Высокоблагородіе, Тимоѳей Игнатьевичъ! -- отвѣчалъ Секретарь.-- Давно все куплено, но я неотдавалъ подъячимъ: боялся, что они paзобьютъ, или украдутъ, a для такого торжественнаго случая чернильницы и песочницы непремѣнно будутъ поставлены. -- "То-то-же, братецъ, смотри ты у меня. Да, послушайте! Пожалуста займитесь подъячими, чтобы всѣ они были умыты, чтобы волосы y нихъ были разчесаны и приглажены, ногти обстрижены, бороды выбриты, и чтобы на всѣхъ были бѣлыя рубашки; подтвердите имъ также, чтобы, когда Его Высокопревосходительство войдетъ, всѣ низко ему кланялись; чтобы никто въ присутствіи его не осмѣливался сморкаться въ руку, харкать и плевать на полъ; чтобы ни y кого не было разодранныхъ на локтяхъ рукавовъ; чтобы сапоги были y всѣхъ крѣпкіе и не замараны въ грязи. Лучше такихъ канальевъ прогнать просто изъ Суда, a то, сохрани Богъ! ежели Его Высокопревосходительство изволитъ увидѣть такой безпорядокъ -- бѣда, да и все тутъ! Онъ не столько взыскиваетъ за упущеніе и медленность въ дѣлахъ, какъ за нечистоту и неопрятность. Пожалуста, чтобы вездѣ было подметено и усыпано пескомъ; Его Высокопревосходительство самъ вездѣ ходитъ, и лично, своими глазами, все изволитъ осматривать. Впрочемъ, что Его Высокопревосх. болѣе всего любитъ, кажется, сдѣлано. Вѣдь столы въ канцелярскихъ комнатахъ уже выкрашены желтою краскою?" -- Какъ-же-съ, вездѣ выкрашены -- отвѣчали Судья и Секретари.
"Ну, a ты, Г-нъ Исправникъ!" продолжалъ Сундуковъ, "что дорога въ нашемъ уѣздъ, гдѣ Его Высокопревосх. поѣдетъ?" -- Ужь въ этомъ будьте спокойны. Не только всѣ мосты и гати исправлены, но и горы срыты, и дорога вся вычищена, и даже пыль метлами сметена: весь уѣздъ поголовно былъ высланъ -- отвѣчалъ Исправникъ.-- Говорятъ, что на меня хотятъ подать много просьбъ казенные крестьяне и однодворцы, потому что до помѣщичьихъ имѣній, особенно-же гдѣ живутъ сами господа, я не касался; но вы, Тимоѳей Игнатьевичъ, всегдашній милостивецъ и благодѣтель, защитите меня.-- "О! братецъ, въ этомъ будь увѣренъ. Просто: кто подастъ просьбу, или осмѣлится жаловаться -- прямо заковать, да и въ тюрьму. Бездѣльники! да о чемъ имъ жаловаться! Теперь рабочая пора?.. Ну! что за важность? Успѣютъ еще убрать хлѣбъ и тогда, какъ Его Высокопревосходительство уѣдетъ."