Тридцатое мая 1887 года пришлось въ понедѣльникъ. Въ послѣдней трети девятнадцатаго столѣтія въ этотъ день происходило одно изъ національныхъ празднествъ, именно такъ называемое празднованіе "Дня Отличій", который чествовался въ память солдатъ Сѣверныхъ Штатовъ, участвовавшихъ въ воинѣ за сохраненіе союза Штатовъ. Въ этотъ день ветераны въ сопровожденіи военныхъ и гражданскихъ властей, съ хоромъ музыки во главѣ, обыкновенно собирались на кладбищахъ и возлагали вѣнки на могилы своихъ товарищей, павшихъ въ бою. Церемонія эта была, очень торжественная и трогательная. Старшій братъ Юдиѳи Бартлетъ палъ на войнѣ, и вся семья ея въ "День Отличій" обыкновенно посѣщала въ Маунтъ-Оберѣ мѣсто его упокоенія.
Я попросилъ позволенія отправиться съ ними, и по возвращеніи въ городъ подъ вечеръ остался обѣдать въ семействѣ моей невѣсты.
Послѣ обѣда въ гостиной я взялъ вечернюю газету и прочелъ о новой стачкѣ рабочихъ, которая, по всей вѣроятности, еще болѣе должна была замедлить окончаніе моего злополучнаго дома. Помню ясно, какъ это разсердило меня, и я сталъ проклинать и рабочихъ вообще, и эти стачки въ особенности, въ такихъ рѣзкихъ выраженіяхъ, насколько это допускалось въ присутствіи дамъ.
Собесѣдники вполнѣ соглашались со мной, и замѣчаній, какія дѣлались въ послѣдовавшемъ затѣмъ разговорѣ о безнравственномъ образѣ дѣйствій агитаторовъ, было столько, что этимъ господамъ они могли вполнѣ протурчать уши. Всѣ единодушно поддерживали мнѣніе, что дѣла становятся все хуже и хуже съ каждымъ днемъ и что едва-ли можно предугадать, чѣмъ все это кончится.
-- При этомъ ужаснѣе всего, сказала миссисъ Бартлетъ, что рабочіе классы, кажется, одновременно во всемъ свѣтѣ посходили съ ума. Въ Европѣ даже еше хуже, чѣмъ здѣсь. Тамъ бы я жить вообще не рискнула. Еще недавно я спрашивала мужа, куда намъ придется переселиться, если совершатся тѣ страхи, какими угрожаютъ эти соціалисты. Онъ сказалъ, что не знаетъ теперь ни одной мѣстности, гдѣ существовалъ бы прочный порядокъ вещей, за исключеніемъ развѣ Гренландіи, Патагоніи и Китайской имперіи.
-- Эти китайцы очень хорошо знали, чего хотѣли,-- прибавилъ кто-то,-- когда отказались открыть доступъ къ себѣ западной цивилизаціи. Они лучше насъ знали, къ чему она должна привести. Они видѣли, что это ни что иное, какъ замаскированный динамитъ.
Помню, какъ я отвелъ Юдиѳь въ сторону и старался убѣдить ее, что было бы лучше повѣнчаться сейчасъ же, не дожидаясь окончанія дома, и что мы даже могли бы провести въ путешествіи то время, какое потребуется на приведеніе въ порядокъ нашего жилья. Въ тотъ вечеръ Юдиѳь была особенно хороша. Черное платье, надѣтое ею по случаю печальнаго праздника, очень выгодно оттѣняло ея прекрасный цвѣтъ лица. Вотъ и сейчасъ я мысленно вижу ее такой, какъ она была въ тотъ вечеръ. При уходѣ моемъ она провожала меня въ переднюю и я, по обыкновенію, поцѣловалъ ее на прощаніе. Ничѣмъ особеннымъ не отличалось это разставаніе отъ прежнихъ, когда мы разлучались другъ съ другомъ днемъ или вечеромъ. Ни малѣйшее предчувствіе того, что это нѣчто большее, чѣмъ обыкновенная разлука, не омрачало ни моего, ни ея сердца.
Увы, однако, это такъ и было...
Часъ, когда мнѣ пришлось разстаться съ своею невѣстой, для влюбленнаго былъ слишкомъ ранній; но это обстоятельство не имѣло никакого отношенія до моей любви къ ней. Я страдалъ упорной безсонницей, и хотя, вообще, не могъ жаловаться на нездоровье, но въ этотъ день, однако, чувствовалъ себя совершенно изнеможеннымъ, такъ какъ почти совсѣмъ не спалъ двѣ предыдущія ночи. Юдиѳь знала это и настойчиво выпроводила меня домой, строго на-строго наказавъ мнѣ, чтобы я немедленно легъ спать.
Домъ, гдѣ я жилъ, уже въ теченіи трехъ поколѣній принадлежалъ моей фамиліи, въ которой я былъ послѣднимъ и единственнымъ представителемъ. Это было большое старое деревянное зданіе, внутри убранныя съ старомоднымъ изяществомъ, но помѣщавшееся въ кварталѣ, который, вслѣдствіе размноженія въ немъ фабрикъ и постоялыхъ домовъ, уже давно пересталъ считаться достойнымъ поселенія для людей хорошаго тона. Въ такой домъ я не могъ и подумать привезти молодую жену, особенно столь изящное существо, какъ Юдиѳь Бартлетъ. Я уже сдѣлалъ публикацію о продажѣ его и пользовался имъ лишь для ночлега, а обѣдалъ въ клубѣ. Мой слуга, вѣрный негръ, по имени Сойеръ, жилъ при мнѣ и исполнялъ мои немногія требованія, Съ одной особенностью этого дома мнѣ трудно было разстаться, именно съ своей спальней, которая была устроена въ фундаментѣ. Если бы мнѣ пришлось занимать комнату въ верхнемъ этажѣ, то я навѣрное не могъ бы уснуть отъ несмолкавшаго но ночамъ шума на улицахъ. Но въ это подземное помѣщеніе не проникалъ ни одинъ звукъ сверху.
Когда я входилъ въ него и запиралъ дверь, меня окружала могильная тишина. Для предохраненія комнаты отъ сырости полъ и стѣны ея были оштукатурены гидравлическимъ цементомъ; чтобы комната могла служить и кладовой, одинаково защищенной отъ огня и злоумышленниковъ, для храненія драгоцѣнностей, я устроилъ подъ ней герметическій сводъ изъ каменныхъ плитъ, а снаружи желѣзную дверь покрылъ толстымъ слоемъ азбеста. Небольшая трубка, соединявшаяся съ вѣтряною мельницей наверху дома, служила для возобновленія воздуха.
Казалось бы, что обитателю такой комнаты подобало наслаждаться хорошимъ сномъ, но даже и здѣсь мнѣ рѣдко случалось хорошо спать двѣ ночи сряду. Я такъ привыкъ бодрствовать, что одна безсонная ночь для меня ничего не составляетъ. Но вторая ночь, проведенная въ креслѣ для чтенія вмѣсто постели, утомляла меня и я, боясь нервнаго разстройства, никогда не позволялъ себѣ оставаться безъ сна болѣе одной ночи. Поэтому мнѣ приходилось прибѣгать къ помощи искусственныхъ средствъ. Если послѣ двухъ безсонныхъ ночей., съ наступленіемъ третьей, меня не клонило но сну, я приглашалъ доктора Пильсб е ри.
"Докторомъ" его называли изъ вѣжливости, ибо онъ былъ, что называется, непантентованный врачъ или шарлатанъ. Онъ величалъ себя "профессоромъ животнаго магнетизма". Я встрѣтился съ нимъ случайно во время любительскихъ изслѣдованій явленій животнаго магнетизма. Не думаю, чтобъ онъ смыслилъ что нибудь въ медицинѣ, но навѣрное онъ былъ превосходнымъ магнетизеромъ. Когда мнѣ предстояла третья безсонная мочь, я обыкновенно посылалъ за нимъ, чтобы онъ усыпилъ меня своими пассами. Какъ бы велико ни было мое нервное возбужденіе, доктору Пильсбери всегда удавалось нѣкоторое время спустя оставлять меня въ глубокомъ снѣ, который длился до тѣхъ поръ, пока не пробуждала меня обратной гипнотической процедурой. Способъ пробужденія спящаго былъ гораздо проще процедуры усыпленія и, въ видахъ большаго удобства, я попросилъ доктора Пильсбери обучить Сойера процедурѣ пробужденія.
Мой вѣрный слуга одинъ только зналъ, что меня посѣщаетъ докторъ Пильсб е ри, и зачѣмъ посѣщаетъ. Конечно, я намѣревался открыть свою тайну Юдиѳи, когда она сдѣлается моей женой, а до тѣхъ поръ ничего не говорилъ ей объ этомъ, такъ какъ съ магнетическимъ сномъ, неоспоримо, была связана нѣкоторая опасность, и я зналъ, что она воспротивится моей привычкѣ. Опасность, конечно, заключалась въ томъ, что сонъ этотъ могъ сдѣлаться слишкомъ глубокимъ и перейти въ летаргію, которую магнитизеръ уже не въ состояніи прекратить, и дѣло окончилось бы смертью. Повторявшіеся опыты доказали, однако, что опасность была крайне незначительна, при соблюденіи необходимыхъ мѣръ предосторожности, и въ этомъ-то я надѣялся убѣдить Юдиѳь, хотя и не навѣрное.
Отъ невѣсты я отправился прямо домой, откуда тотчасъ-же послахъ Сойера за докторомъ Пильсбери, а самъ спустился въ подземную спальню, и, перемѣнивъ свой костюмъ на удобный халатъ, сѣлъ читать письма, полученныя съ вечернею почтою и любезно положенныя Сойеромъ на мой письменный столъ. Одно изъ нихъ было отъ строителя моего новаго дома и подтверждало то, что я уже узналъ изъ газетъ. "Новыя стачки -- писалъ онъ -- должны отсрочить исполненіе его контрактныхъ обязательствъ на неопредѣленное время, такъ какъ ни работники, ни хозяева не сдѣлаютъ уступокъ безъ продолжительной борьбы". Калигула желалъ, чтобы римскій народъ имѣлъ одну голову, которую онъ могъ бы отрубить сразу, и когда я читалъ это письмо, у меня явилось подобное же желаніе относительно рабочихъ классовъ Америки.
Возвращеніе Сойера съ докторомъ прервало мои мрачныя размышленія.
Повидимому, Сойеру съ трудомъ удалось привезти доктора, такъ какъ Пильсбери въ эту самую ночь собирался уѣхать изъ города. Докторъ объяснилъ мнѣ, что съ тѣхъ поръ, какъ мы видѣлись съ нимъ въ послѣдній разъ, онъ узналъ о доходной должности къ одномъ отдаленномъ городѣ и рѣшился поскорѣе воспользоваться ею. Когда я съ ужасомъ спросилъ его, къ кому же илѣ безъ него обращаться за усыпленіемъ, онъ мнѣ далъ адресъ нѣсколькихъ магнетизеровъ въ Бостонѣ, которые, по его увѣренію, обладали совершенно такой же силой, калъ и онъ. Нѣсколько успокоенный въ этомъ отношеніи, я приказалъ Сойеру разбудить меня въ 9 часовъ на слѣдующее утро и легъ въ пастель въ халатѣ, принялъ удобное положеніе и отдался дѣйствію пассовъ магнетизера.