Отбытие из Порт-Жаксона к Новой Зеландии. — Пребывание в проливе королевы Шарлотты. — Плавание в Великом океане. — Обретение островов Россиян. — Прибытие к острову Отаити.
7 мая. Имея намерение в следующий день выступить в море, мы снялись с фертоинга заблаговременно, приподняли гребные суда, и в 5 часов пополудни при пушечном выстреле подняли гюйс на фор-бом-брам-стеньге; по сему сигналу в 7 часов вечера приехал с берега лоцман и ночевал на шлюпе, дабы назавтра поутру с рассветом мы могли сняться с якоря.
8 мая. Ночью дул ветр западный, временно шёл дождь и блистали звёзды. В 7 часов утра приподняли якорь и наполнили паруса; вскоре шлюп «Мирный» последовал за шлюпом «Востоком». В исходе девятого часа утра мы уже были вне залива, тогда отпустили лоцмана. На шлюп «Мирный» лоцман не приехал, и лейтенант Лазарев вышел из залива без лоцмана.
При выходе из залива встретило нас сильное волнение с носу и произвело большую килевую качку, а когда мы несколько удалились от берега, тогда ветр перешёл через S и дул StO свежий, что принудило нас закрепить брамсели, взять у брамселей по два рифа и спустить брам-реи. В первый день мы держали N0 86°, дабы скорее отдалиться от берега, а потом шли в бейдевинд, как ветр позволял. По инструкции мне надлежало итти севернее Новой Зеландии к островам Общества; не полагая возможности сделать какое-либо обретение в близости Новой Голландии, я решился итти севернее Новой Зеландии, к острову Опаро, обретенному капитаном Ванкувером, располагая плавание таким курсом, коим не следовали известные мореплаватели. У острова Опаро я назначил место свидания в случае разлуки шлюпов. Оттуда, зайдя восточнее островов Общества, намерен был простирать плавание между тою частью океана, которую Рогевейн назвал Сердитым морем, и между Опасным архипелагом, обретенным Бугенвилем. Наименования, неприятные для слуха мореплавателей, отдаляют их от сих морей, а потому я и надеялся найти ещё неизвестные острова или мели. Обретение первых и последних полезно для мореплавателей.
11 мая. В полдень 11-го мы находились в широте 32° 13 43" южной, долготе 157° 39 6" восточной.
От самого вступления нашего под паруса ветр дул свежий, временно с дождём; в семь часов вечера сделался противный, от OtS; мы поворотили на юг, дабы дождаться перемены ветра. К крайнему нашему сожалению, сего числа умер слесарь Гумин от раны, полученной 2-го числа мая в Порт-Жаксоне при падении с гротового свит-сарвиня, где обвивал медью мачту, дабы стропами оной не терло. Потеря сия была для нас тем прискорбнее, что мы лишились доброго человека и искусного слесаря.
При отправлении из Порт-Жаксона я хотел оставить Гумина в городовой госпитали, но штаб-лекарь утверждал, что опасность прошла и излечение его весьма верно. К сожалению, не всегда надежды наши исполняются, а когда дело идёт о спасении жизни человека, не должно иметь излишнего на себя надеяния.
12-го и 13-го мая. 12-го и до полудни 13-го мы лавировали при противном ветре; я располагал не подаваться много к югу, чтобы после северными ветрами нас не задержало по сию сторону Новой Зеландии. Мы встречали альбатросов, синих петрелей и пеструшек. В полдень 13-го находились в широте 34° 8 55" южной, долготе 158° 36’ 26" восточной.
При осмотре служителей в пятый день по выходе из Порт-Жаксона оказалось заразившихся венерической болезнью на шлюпе «Востоке» один, а на шлюпе «Мирном» несколько матрозов. Во время пребывания нашего в Порт-Жаксоне мы принимали все возможные меры противу сей язвы, но усилия наши остались тщетны. Болезнь распространилась в Порт-Жаксоне и беспрерывно вновь из Англии завозима ссылочными.
Вымыв совершенно и высуша канаты, убрали их на места. Сию предосторожность всегда наблюдал я с крайнею точностью для того, что невысушенные канаты производят дурной, сырой воздух, от которого происходят опасные болезни.
15 мая. С 15-го ветр отошёл более к северу и дул с переменною силою. Курс левым галсом был нам выгоднее; мы подавались несколько к востоку, но столько же и к югу. До следующего дня небо было облачно, и мы не видали солнца.
16 мая. В полдень находились в широте 36° 1 25" южной, долготе 163° 30 59" восточной. Склонение компаса оказалось восточное 10° 36’, среднее.
Лейтенант Лазарев с офицерами посетил нас, и мы день провели весело, невзирая на скучное плавание при постоянном противном ветре.
18 мая. До полудня 18-го ветр позволял нам подвинуться прямо на восток; я говорю подвинуться, потому что мы шли весьма тихо и держали круто к ветру, который был свеж при облачном небе, изредка днём проглядывало солнце, а по ночам луна. Широта места нашего по исчислению оказалась 35° 51’ 58" южная, долгота 166° 37" восточная. Небо и горизонт были мрачны, накрапывал дождь, ветр крепчал; мы взяли у марселей по рифу и спустили брам-реи.
19 мая. Ветр от notn час от часу свежел, при густой мрачности с дождём, так что по полудни мы принуждены взять у марселей все рифы и вскоре остались под одним зарифленным грот-марселем и потом взяли рифы у фока и грота, но по крепости ветра оных не поставили. С четырех часов был шторм, при пасмурной погоде с дождём: тогда мы остались под грот- и бизань-стакселем, и, как последний несколько разорвало, то его спустили. В сие время сделалось величайшее волнение, и ночь была весьма темна.
Шторм от севера был нам только неприятен, а не опасен, ибо каждый из офицеров наших в продолжение своей службы неоднократно таковые штормы испытал, но мгновенно наставший штиль в 8 часов вечера в самую тёмную ночь произвёл ужаснейшую боковую качку, так что шлюп «Восток», хотя высок, однако черпнул подветренным бортом чрез шкафутную сетку так много воды, что в палубу налилось около фута, а в трюме от тринадцати дюймов дошло до двадцати шести; сетку с шкафута совершенно сорвало. По безветрию делать было нечего. Ожидая ещё подобных неприятных случаев, я приказал все чехлы на люках прибить плотнее гвоздями, чтобы вода не текла в палубу; весьма обрадовался, что люди оказались все налицо и никого из них не снесло в воду.
Когда вахтенный командовал, чтобы все вышли наверх, капитан-лейтенант Завадовский спешил также выбежать в парадный люк, вода хлынула подобно каскаду; пробираясь сквозь воду, он так сильно ушиб плечо, что оно посинело, и опухоль осталась на несколько дней. Лейтенант Лесков в то время находился близ схода на шкафуте, он держался за верёвку, к общему нашему удовольствию сим спасся от погибели.
Ветр едва дул от SW, я приказал убрать задние стаксели и поставить передние, дабы привести шлюп против волнения и облегчить чрезмерную качку; грот-марсель отдали для ходу. Целость мачт была сомнительна. Ядра, вышедшие из кранцев и стремительно катящиеся из борта в борт, препятствовали работе, и без того уже затруднительной. Приведением шлюпа против ветра я полагал, что спасу чрезмерно великий наш рангоут, который по скорости отправления из Кронштадта не имели времени уменьшить.
В дополнение к неприятным случаям, вахтенный офицер донёс, что якоря имеют движение. Я приказал тотчас подкрепить, прибавя найтов; исполнение сего стоило много труда, ибо борт; весь погружался в воду, и работа была сопряжена с опасностью для жизни.
Дождь всех вымочил, и потому для поддержания здоровья служителей им дали гроку.
В продолжение всей ночи как на «Востоке», так и на «Мирном» жгли фальшфейеры и производили выстрелы из пушек с ядрами; но сих сигналов ни на котором шлюпе не видали и не слыхали. Когда рассвело, с марса увидели шлюп «Мирный» на OSO.
20 мая. С утра было маловетрие от nw с величайшею зыбью от севера и чрезвычайною качкою. Оставшиеся обломки железных секторов нашей сетки найдены на своих местах; я приказал всё привести в прежний порядок, открыть люки, выскоблить и протопить палубу и просушить все мокрое платье и паруса. На шлюпе «Мирном» тем же занимались.
В полдень мы были в широте 37° 9 56" южной, долготе 168° 21’ 49" восточной. Склонение компаса найдено восточное среднее 14° 16 46".
В 7 часов вечера оба шлюпа опять были в самом близком расстоянии и при ветре NtO подвигались к востоку.
21 мая. Ночь стояла лунная; к wnw сверкала молния; ветр к восьми часам утра скрепчал и принудил нас закрепить у марселей по рифу. Против воли мы ежедневно находились южнее, и уже вошли в 37° южной широты.
Морские птицы, обыкновенно встречаемые в больших широтах, как-то: альбатросы, пеструшки, большие чёрные бурные птицы и другие показывались во множестве. По упорным противным северным ветрам я начал сомневаться, удастся ли нам пройти севернее Новой Зеландии.
22 мая. В полдень мы были в широте 37° 32 42" южной, долготе 169° 34 3" восточной; склонение компаса оказалось среднее 12° 18 восточное.
По крепости ветра принуждены иметь у марселей по два рифа, и я совершенно потерял надежду вскоре дождаться благополучного ветра, а потому решился пройти проливом капитана Кука. В 4 часа пополудни дал знать телеграфом лейтенанту Лазареву, что ежели ветр нам не позволит обойти по северную сторону Новой Зеландии, свидание наше назначается в заливе королевы Шарлотты.
К вечеру с пасмурностью и дождём ветр ещё более засвежел и принудил остаться под марселями, закрепив все рифы; зыбь была большая от севера, ночь мрачная, море повсюду усеяно светящимися фосфорическими морскими червяками. Они нам казались продолговатыми трубочками, мы их уже прежде встречали.[232] В полночь теплоты на открытом воздухе было только 10,8°. Ночью сожгли по фальшфейеру, чтоб показать друг другу места свои. Увидя, что шлюп «Мирный» далеко назади, мы убавили парусов. В 4 часа утра к западу в густых тучах было играние молнии около зенита; на противной стороне из-за облаков проглядывали попеременно звезды и луна.
Embotrium speciosiffimum. Telopea speciociffemma
2Змая. В полдень мы находились в широте 37° 54 37" южной, долготе 172° 10 38" восточной.
Ветр хотя отошёл к NW, но дул крепкий, при большой зыби от севера, и оттого был столько же бесполезен, как самый противный. И так, потеряв уже много времени в ожидании благоприятного ветра, я решился не испытывать более подобной неудачи. В 2 часа пополудни при поднятии сигнала шлюпу «Мирному» следовать за «Востоком», спустился в пролив капитана Кука, разделяющий Новую Зеландию на две части, на северную и южную.[233]
24 мая. К полуночи ветр дул несколько тише. При ясной ночи небо было усеяно звездами, к востоку на горизонте были густые облака, и изредка блистала молния. Мы догадывались, что облака держатся над берегом.
До рассвета увидели разведённые огни не в дальнем расстоянии от шлюпов; берег оказывался ближе, нежели мы рассчитывали, а потому придержались несколько к югу и шли в параллель берега. В 7 часов, когда рассвело, увидели Новую Зеландию, покрытую облаками. Хотя величественную гору Эгмонт можно было хорошо отличить, но вершина её покрыта облаками, ниже коих виден снег. Отлогий берег, окружающий сего южного исполина, местами порос лесом и кустарником. Утренняя роса расстилалась на пологих долинах, по берегам местами направлялся дым по ветру и был единственным признаком небольшого народонаселения.
Вид горы Эгмонта в Южной Новой Зеландии, вход в залив королевы Шарлотты, остров Опаро, коральный остров Генриха и коральный остров Моллера
25 мая. В полдень широта места нашего оказалась 39° 47 38" южная, долгота 174° 58’ 56" восточная, а посему выходила широта мыса Эгмонта 39° 19 40" южная, долгота 173° 47 45" восточная. По наблюдениям, на шлюпе «Мирном» широта сего мыса 39° 24 , долгота 173° 57 30". Разность сия в широте, вероятно, происходит оттого, что мыс Эгмонт круглый и не имеет особенно приметного места.
Гора Эгмонт в широте 39° 14 40" южной, долготе 174° 13’ 45" восточной. По наблюдениям на шлюпе «Мирном» широта горы 39° 15 30", долгота 174° 14 .
До четырех часов пополудни ветр был благополучный, а с четырех отошёл к югу, скрепчал и принудил нас лавировать.
Около шлюпа плавало и ныряло множество малых нырков.
Склонение компаса при входе в пролив найдено: 13° 1’ восточное.
26 мая. С утра 26-го ветр начал крепчать, так что в 8 часов от SOtS дул порывами и принудил нас взять у марселей по два рифа. Мы тогда держали курс в SW четверти. По наблюдениям определили мыса Стефенса широту 40° 43 10" южную, долготу 174° 3 20" восточную. На частной карте капитана Кука остров Стефенс в широте 40 36° 10", долготе 174° 53 40". Разность довольно значительная.[234] Вероятно положение сие определено по связи треугольников на проходе, а не астрономическими наблюдениями.
Южный берег Кукова пролива образует несколько заливов, закрытых островками и каменьями. Берега сих заливов состоят из островершинных хребтов, один над другим возвышающихся; высшие покрыты снегом, а ближайшие к морю местами обросли лесом и кустарником, особенно по ущелинам.
В половине первого часа, подошед близко к наружным каменьям, лежащим пред заливом Адмиралтейства, поворотили на правый галс к N0.
В 4 часа гора Эгмонт совершенно очистилась от облаков; она была от нас в 87,3 милях, и потому мы видели только возвышающееся над горизонтом гордое сребристое её чело. Капитан Кук во втором своём путешествии вокруг земного шара, обходя сей мыс в 1774 году 6 октября, говорит: «Мы увидели на SO 1/2 О в осьми милях от нас гору Эгмонт, покрытую вечным снегом. Гора сия имеет вид величественный, не ниже известного пика Тенерифского, коего высота 12 199 футов, измеренная де-Бордою».
Форстер, сопутник капитана Кука в качестве натуралиста, говорит: «Во Франции в северной широте 46° найден вечный снег на высоте 3 280 или 3 400 ярдов сверх поверхности моря». Но, как Форстер испытал, что в равных широтах южного и северного полушарий, в первом холод сильнее, то и сравнивает климат мыса Эгмонта, почти в 39° южной широты, с Францией в 46° широты северной, и по сему линию снега на горе Эгмонте Форстер полагает на высоте 3 280 ярдов, и как треть сей горы была покрыта снегом, то, по его мнению, высота оной 14 760 футов английских. Я полагаю, что такое сравнение линии, где начинается снег на горах в разных полушариях, неосновательно; ибо известно, что в летнее время в северном полушарии у берегов Гренландии на самом горизонте бывает всегдашний снег; на горах в Норвегии в тех же широтах и в то же время нет снега. Мне случилось у острова Сахалина, в широте 48° северной, встретить плавающий лёд 27 мая 1805 года. Широта сия соответствует широте Бискайской бухты, где вероятно никто плавающего льда не видал. Из сего каждый усмотрит, что по снегам и льдинам невозможно определять высоты гор.
Капитан Кук, равномерно и соотечественники наши на судах Российско-Американской компании, в реке капитана Кука, или так называемой Кенайской бухте, льда не встречали. Напротив того, в соответствующих широтах в Гренландии на самом горизонте снег, и в море плавающего льда много. Примеры сии доказывают неравенство температуры воздуха на поверхности моря в одинаковой широте того же полушария, и потому я полагаю, что определять вообще высоту гор по снежной линии невозможно, исключая только те горы, которые на разных островах в недальнем между собою расстоянии.
Таким образом, ежели одна из гор находится на острове, а другая простирается во внутрь матерого берега, линия снега будет иметь неровное возвышение от поверхности моря, потому что берег, нагретый в продолжение дня солнечными лучами, сообщает теплоту окружающему воздуху, и сим во внутренности берега возвышает линию снега; напротив, море мало принимает, мало отражает теплоты в воздухе и оттого на прибрежных или приморских горах линия снега ниже.
Натуралист Форстер, основываясь на сих неверных сравнениях двух полушарий, определяет высоту горы Эгмонта 14 760 футов, многим больше истинного. Ныне при проходе нашем капитан-лейтенант Завадовский помощью измеренной секстаном высоты и расстояния до горы, основываясь на астрономических своих наблюдениях, определил возвышение горы Эгмонта 9 947 английских футов от поверхности моря.
Лейтенант Лазарев определяет высоту сей горы 8 232 фута. Сличая сии измерения, хотя и находим довольно разности, но все же высота горы многим менее определённой натуралистом Форстером и капитаном Куком, который гору сию равняет с пиком Тенерифским.[235]
27 мая. К вечеру ветр утих, мы всю ночь и весь следующий день, т. е. четверг 27-го, старались держаться ближе к середине залива для того, что шёл дождь и берега покрыты были мрачностью. В 2 часа пополудни прилетели на шлюп «Восток» два зелёных попугая, которые нас много занимали; они также посетили шлюп «Мирный», но никому в руки не давались и возвратились опять на берег. Мы видели одного пингвина, множество малых нырков и малых морских свиней.
28 мая. С утра установился ветр из so четверти, мы успешно лавировали под всеми парусами; течение много нам способствовало. Погода благоприятствовала определить широту мыса Камара 41° 5 10" южную и долготу 174° 26 46" восточную. Мыс Джаксон в широте 40° 58 20" южной, долготе 174° 23 50" восточной.
Мы лавировали смело, полагаясь на частную карту залива королевы Шарлотты, сделанную в первое путешествие капитана Кука. В 4 часа пополудни, за совершенно противным ветром, течением и наступающею темнотою, я остановился на якорь по северо-западную сторону острова Матуаро, на глубине девяти сажен, грунт иловатый.
Мы были тогда окружены высокими крутыми горами, по большей части покрытыми лесом; к северу синелся южный берег северной части Новой Зеландии, который также довольно высок. На западной стороне заметили огороженное место, оно казалось обитаемым. Вскоре с сей стороны пригребли к нам две лодки, на одной было 23 человека, а на другой, которая поменьше, 16 человек. Лодки имели на носу резьбу сквозную, улитковыми линиями и изображение человеческой головы с высунутым языком и глазами из ракушек. Кормовая часть возвышалась прямоугольным брусом около шести футов. Вёсла подобные лопаткам, как у всех жителей южного моря; всё сие выкрашено темно-красною краскою. Люди сидели и гребли попарно, в нескольких саженях от шлюпа остановились; один человек встал и громко говорил речь, размахивая руками; мы ничего из его слов не поняли, и я ответствовал общим у всех народов знаком мира и дружбы: распустил белый платок и манил к себе. Островитяне, посоветовав между собою, вскоре пристали к судну. Я позвал на шлюп старика, говорившего речь, который, по-видимому, был начальник; он взошёл, дрожал от робости и был сам не свой. Я его обласкал, подарил некоторые безделицы, как-то: бисер, зеркало, выбойки[236] и ножик; подарки сии его весьма обрадовали. Потом я ему объявил, что желаю получить рыбы, слово сие произнёс на новозеландском языке — «гийка» (рыба); он тотчас меня понял, громко засмеялся и сообщил своим товарищам желание наше, произнося слово гийка. Все в лодках обрадовались, повторяя то же слово, причём выражали свою готовность нам служить. Когда начало смеркаться, поспешили к берегу.
На всех зеландцах была одежда из тканей, почти до колена, и на груди застегнута костью или базальтом; все подпоясаны верёвкою, а сверх сего платья накинут на плечи кусок ткани наподобие бурки. Весь наряд сделан искусно из новозеландского льна, которого здесь по берегам растёт множество. Лица островитян испестрены накалыванием правильных фигур цвета черно-синего, но, по-видимому, украшение сие принадлежит более знатным и старшинам. Колена их необыкновенно толсты, вероятно оттого, что сидят, поджав ноги.
Шлюп «Мирный», имея ход посредственный, не успел до темноты войти в залив и лавировал при свежем противном ветре под всеми парусами. Когда сделалось темно, я приказал на шлюпе «Востоке» поднять два фонаря, один над другим, и по временам жечь фальшфейры, дабы лейтенант Лазарев не принял берег, где жители местами разводили огонь, за шлюп «Восток», по которому он рассчитывал свои галсы. Течение, шедшее из залива, много ему препятствовало, а когда переменилось, он сделал несколько поворотов и в 11 часов вечера положил якорь поблизости шлюпа «Востока», на одиннадцати саженях глубины, грунт зелёный ил.
Я приказал, чтобы стоявшие на вахте имели ружья заряженные, и все были в готовности к действию оными. Сия предосторожность нужна по известным коварным поступкам зеланддев, которые между собою в непрестанной войне и едят мясо неприятелей.
Главное селение Южной Новой Зеландии в заливе королевы Шарлотты
29 мая. Свежий ветр дул всю ночь от sto. Небо было покрыто облаками и дождь накрапывал; теплоты 7°.
Якорное наше место не обещало совершенной безопасности от сильно дующих здесь NW ветров, и наливание бочек свежею водою по дальнему расстоянию сопряжено было с затруднением, а потому около девяти часов утра оба шлюпа снялись с якоря и лавировали между островами Долгим[237] и Мотуаром, при совершенно противном ветре от юга. Глубина между островами уменьшилась от десяти до семи сажен.
Сделав 25 поворотов, мы положили якорь в полдень за островом Мотуаром, на глубине двенадцати сажен. Острова Мотуара W угол находился от нас на N0 16°, а южный мыс Корабельной бухты (Ship Cove); на SW 37°; якорное место наше было безопасно, закрыто от всех ветров, глубина небольшая, грунт хороший, и при всяком ветре можно сняться с якоря, вода и дрова под руками. Для поверения хронометров, поблизости острова Ганка не было нужды ставить палатку.
Когда мы лавировали, две лодки, наполненные зеландцами, желали пристать к шлюпам. Они гребли за нами, следуя за каждым поворотом поперёк залива; вероятно не понимали движения шлюпов. Когда же мы положили якорь, вчерашние наши гости пристали к шлюпу «Востоку»; они привезли для продажи рыбу. По приказанию моему комиссар выменял до семи пудов, за пронизки,[238] зеркальцы, гвозди и другие безделицы; при сем случае также выменяны разные вещи их рукоделия.
Старика, которого я накануне одарил по-новозеландски так щедро, мы признали за начальника. Я встретил его со всею вежливостью Южного океана, обнялся с ним и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество, которое с обеих сторон сохраняли в продолжение пребывания шлюпов в заливе королевы Шарлотты. Уже было время обеденное, я пригласил начальника к себе в каюту с нами отобедать. Его посадили в первое место между мною и лейтенантом Лазаревым. Он все столовые вещи с удивлением перебирал и рассматривал, но есть не принимался прежде, нежели другие показали пример; тогда осторожно, и притом неловко, вилкой клал кушанье в рот. Вино пил неохотно. За столом уверяли мы друг друга в взаимной приязни знаками и несколькими словами, мне известными, а когда, желая ещё убедительнее уверить его в моей дружбе, я подарил ему полированный прекрасный топор, то он от радости не усидел за столом, бросился наверх на палубу, куда я его проводил. Отсюда прямо бросился к своим землякам и, обняв меня, с большою радостью повторял: «токи! токи!» (топор! топор!).
Прочих зеландцев угощали на шканцах сухарями, маслом, кашицею и ромом. Они охотно всё ели, но рому достаточно было на всех одной чарки. Таковая трезвость их служит доказательством весьма редкого посещения просвещённых европейцев, которые, где только поселятся, приучают жителей пить крепкие напитки, курить, за губу класть табак и напоследок, когда сии люди непросвещённые испытают бедственное употребление горячих напитков, тогда принимаются доказывать им, как гнусно вдаваться в пьянство и прочие вредные склонности.
Зеландцы, по окончании своего обеда, сели в два ряда друг против друга, начали петь довольно изрядными напевами и весьма согласно. Один из них всегда запевал, а потом все вдруг подхватывали и оканчивали весьма громко и отрывисто; тогда тот же человек снова запевал и таким же образом все к его пению приставали и отрывисто оканчивали. Нам казалось, что напев их некоторым образом похож на наш простонародный, и пение зеландцев состоит из разных небольших куплетов. Наш барабан с флейтою хотя на некоторое время и обратил внимание наших посетителей, но они равнодушно слушали звуки сих инструментов, и начальник объяснял, что и у них есть музыкальное орудие, звуком флейте подобное.
Художник Михайлов нарисовал портрет начальника. Пробыв с нами немалое время, зеландцы отправились обратно на берег и были крайне довольны удачною торговлею; снабдили нас свежею рыбою достаточно на оба шлюпа для ужина. При отъезде пригласили нас приехать на берег, и чтобы более возбудить к тому желание, показывали знаками, что мы будем угощаемы прелестным полом.
После обеда я приказал с «Востока» выпалить из нескольких пушек когда смерклось, пустил несколько ракет, дабы сим уведомить о прибытии нашем жителей, внутри обширного острова находящихся, полагая наверное, что на другое утро из разных мест они соберутся к нам в большом числе.
Сего же дня на обоих шлюпах спустили гребные суда и принялись вытягивать такелаж, который от продолжительной борьбы против крепких ветров ослаб.
Поставили походную кузницу, чтобы вновь сделать шкафутные секторы, которых мы лишились во время мгновенного штиля после последней сильной бури.
30 мая. Следующего утра на тех же лодках зеландцы посетили шлюп «Мирный» и одна часть приехала на «Восток». В числе бывших на «Мирном» находился тот же самый начальник, а также и другие особенные старшины.
Лейтенант Лазарев угостил их обедом, они всего охотнее ели коровье масло, и даже попортившееся жадно глотали.
В сие время на шлюпе «Мирном» вытягивали ванты и подымали из трюма бочки. Зеландцы с удовольствием и величайшею ревностию помогали работать, тянули веревки, производя громкий довольно согласный крик в такту. Когда случалось, что верёвка обрывалась, и они от сильного напряжения падали, тогда громко смеялись.
После сего забавлялись своею пляскою, состоящею из разных кривляний при громком пении, топаний ногами и движении руками; лица искривляли так, что неприятно было смотреть; глаза иногда подводили под лоб. Пляска сия казалась воинственною, изъявляла презрение к неприятелю и победу над оным.
Художник Михайлов нарисовал сию пляску; изобразил все кривляния лиц, глаз, положение частей тела и чрезмерно напрягаемые мускулы. Нарисовал портрет одного из старшин; его пригласили в каюту и посадили на стул, чтобы спокойно сидел, занимали разными для него новыми предметами, а лодку, на которой были его жена и семейство, подвели под корму, дабы он мог их видеть.
До полудня офицеры ездили со мною в Корабельную бухту (Ship Cove), чтоб осмотреть и избрать место, где удобнее налиться водою. При входе нашем в бухту, прекрасное пение множества береговых птиц отзывалось подобно фортепианам с флейтами и обворожало слух, давно чуждый подобных приятностей. Мы пристали в самом заливе и вышли на каменья. В нескольких саженях увидели речку со свежею прекрасною водою, которая течёт с высоких гор, пробираясь сквозь густой непроходимый лес, составившийся из кустарников и переплетения одного дерева с другим от вьющихся лианов,[239] толщиною равных лозам дикого винограда. У сей речки при самом лесе мы увидели небольшой шалаш из листьев и в нём несколько рыбы, множество ракушек, называемых морскими ушами.[240] Шалаш сей по-видимому служил убежищем малочисленному семейству. Бывшие со мною офицеры настреляли несколько бакланов, с голубою, фольге подобною, оболочкою глаз, несколько малых птиц, вероятно того рода, которые в путешествии капитана Кука описаны обоими Форстерами. Пробыв несколько на берегу, я возвратился на шлюп, и тогда же с обоих шлюпов отправили за водою вооружённые баркасы. Случилось, что от места, где наливали воду, жители находились за непроходимою горою, и работа окончена без препятствий. Тут же закидывали невод, но рыбы попало весьма мало.
По приезде моём на шлюп капитан-лейтенант Завадовский сказывал мне, что хотел купить у одного зеландца орудие из зелёного базальта, подобное маленькой лопатке, но продавец потребовал шинели Завадовского, и покупка не состоялась.
31 мая. Поутру я пригласил художника Михайлова, астронома Симонова и некоторых офицеров шлюпа «Востока», лейтенанта Лазарева и офицеров шлюпа «Мирного» посетить островитян, и мы отправились на двух катерах, на которых поставили по фальконету, при том каждый из нас имел ружьё, а сверх сего у иных было по паре пистолетов. При таковом вооружении нисколько не опасались вероломства жителей.
Мы пристали к ближайшему селению, за первым мысом к северу от Корабельной бухты (Ship Cove), на том самом месте, где капитан Кук во время своего здесь пребывания увидел человеческое мясо. Жители разбежались; нас встретил только один из них, и то с большою робостью, но когда мы его обласкали, то и все выбежали к нам. Начальник, человек в летах, сидел на рогоже в открытом шалаше; я к нему пришёл. Любопытство, свойственное женщинам, превозмогло их робость. Сперва явилась жена, потом и дочь, и сели также на рогоже. Я сделал начальнику и жене его несколько подарков, а дочери, как она была недурна, подарил зеркало, чтоб сама могла увериться, что красотою превосходит других женщин. Меня тотчас отдарили куском ткани из новозеландского льна, обложенный узорами. Жена начальника предлагала мену, и я согласился на её предложение. Все селения весьма малы и скудны. Пробывши недолго в сём месте, мы поехали далее на север, к моему приятелю старику. Он нас встретил, мы обнялись и коснулись носами; старик очень обрадовался нашему приезду. Мы все вышли на берег, оставя только караул на гребных судах.
С морской стороны селение закрыто палисадником несколько выше человеческого роста; чрез калитку в сем палисаднике пришли в селение; между жилищами, которые были разбросаны неправильно, извивалась малая речка; берег выложен булыжником, мы перешли по перекладинам к дому начальника. Я не входил, а только взглянул во внутренность дома. Строение состояло из столбов, в три ряда поставленных; средние высотою в два роста человеческих и на каждом безобразно вырезано изображение человека и выкрашено красною краскою; на сих столбах и на боковых, которые несколько ниже плеча, положена перекладина и укреплена кровля, составленная из брусьев, покрытых листьями; на шесть футов от входа отгорожена передняя комната. Вся внутренность опрятно обтянута тонкими рогожами; на полу, где живущие обыкновенно садятся или спят, также постлано несколько рогож. По стене вдоль домика повешены были пики, длиною в двадцать четыре фута, жезл, начальнические знаки и разные человеческие изображения из дерева, выкрашенные красною краскою. Прочие жилища были не так отделаны. Далее к лесу, куда мы пошли из любопытства, увидели на высоте двадцати футов небольшой шалаш. Что в оном находится, по невозможности взглянуть и по незнанию языка, осталось нам неизвестно. Под сим же шалашом висела шкура альбатроса, распяленная на обруче, несколько черных и белых перьев, связанных наподобие султанов. Вероятно, что наряд сей употребляют при воинственных сходбищах. Далее стояло обрубленное прямое дерево, вышиною в два с половиной роста человеческого, в диаметре полтора фута; вершина вырезана наподобие человека. Я полагал, что не на кладбище ли мы зашли, но никаких бугров или других признаков могил не заметили; не относится ли сей истукан до их веры, по краткости нашего пребывания, утвердительно сказать не могу.
По прибытии на берег встретили нас одни мужчины, а потом присоединились и смешались в толпе женщины. Старый начальник, мой приятель, вероятно имея в свежей памяти полученные от меня подарки по приезде его на шлюп в первые два дня, желал равномерно меня угостить и обязать; для сего избрал не старую, но довольно отвратительного лица женщину, которую предлагал мне во временное супружество. Я старику отказал, потрепав его по плечу. Вероятно, европейцы, прежде нас посетившие сие место, подали новозеландцам повод предлагать такие услуги или торговать женским полом, при том же торг сей, принося островитянам много драгоценных для них вещей, поощрял их к таковым постыдным промыслам. Форстер говорит о сем следующими словами: «Служители возобновили прежние свои забавы с зеландками. Одна из женщин имела порядочные черты липа, при некоторой нежности и приятности в глазах. Родственники всякий день предлагали её в замужество за одного из наших квартирмейстеров, которого все зеландцы особенно любили по причине ласковых его поступков. Тангари, так называлась сия девка, крайне была верна своему нареченному, с сердцем отвергала все просьбы других служителей, говоря, что она замужем за Тира-Танне. Сколько квартирмейстер наш ни любил свою зеландку, но никогда не привозил её на судно, боясь завести у нас вшей, коими наполнены были её голова и платье. Он виделся с нею только на берегу, и то днём, угощал её гнилыми, брошенными сухарями, которые она очень любила. О-Едидей, житель острова Улитеи, сопутствовавший капитану Куку, был ему полезен в Новой Зеландии для переговоров (по некоторому сходству языка островов Общества), привыкнув с младенчества невозбранно следовать всем понуждениям природы, нимало не останавливаясь, удовлетворял сладострастные свои желания, хотя видел разницу зеландских женщин с женщинами обитаемого им острова. Сему не должно удивляться — он следовал примеру просвещённых европейцев».
На возвратном пути к тому месту, где пристали, мы видели полуоткрытый шалаш, в котором было множество разных родов деревянных, рыбьих крючков и снурков для ловли рыбы; должно заключать, что прибор сей общий, принадлежащий нескольким семействам, ибо для одного семейства было слишком много, торговать же сими рыболовными припасами невозможно, потому что всякий легко таковые же сделает.
В продолжение пребывания нашего в селении, мы выменяли несколько оружий и разных рукоделий.
При прощании старик меня удержал. По приказу его вынесли жезл длиною в восемь футов, коего верх наподобие алебарды был резной со вставленными раковинными глазами, а низ похож на узкую лопатку. Я полагал, что подарит мне сей жезл; но когда, приняв оный, хотел отдавать на катер, старик ухватился обеими руками, и я тогда понял, что он мне не дарит, а променивает.
Чтоб удовлетворить его желанию, я дал ему два аршина красного сукна; он крайне обрадовался удачной мене, и во весь голос рассказывал о сём своим землякам.
Возвращаясь на шлюпы, мы шли вдоль берега, видели на мысах при довольной высоте, землю обработанную; в одном месте пристали и увидели длинный ряд корзин с картофелем, только что вырытым из земли; взяли несколько с собою; сварив сей картофель, нашли, что весьма вкусен и не уступает английскому.
Далее мы прислали к острову Мотуару. Я хотел набрать семян новозеландского льна, чтобы его, по сходству климата и почвы земли, развести на южном берегу Крыма. Надеялся доставить немалую пользу жителям сего края и отечеству. Хотя и не отыскал желаемых семян, однакоже не раскаивался, что приставал к берегу, ибо мы столько набрали по берегу дикорастущей капусты и сельдерея, что было достаточно для всех офицеров и для служителей на одну варку свежих щей.
1 июня. Капитан-лейтенант Завадовский ездил на берег в Корабельную бухту. Возвратясь на шлюп, рассказывал мне, что лейтенант Лазарев с ним там соединился, и они оба отправились вверх по реке, пробираясь с трудом сквозь лес, заросший и переплетённый лианами, не в силах были пробраться далее одной мили. Едва ли человеческая нога переступала сие место, ибо всё заросло разными растениями так, что на каждом шагу надлежало прочищать проход; попадавшиеся птицы так непугливы, что матроз одну легко поймал руками. Капитан-лейтенант Завадовский застрелил чёрную птицу с проседью около шеи и двумя белыми курчавыми перышками на груди, величиною с дрозда, она очень хорошо свистела, подобно нашему соловью. На берегу не встретили ни одного зеландца.
2 июня. С вечера 1 июня ветр перешёл к w, а потом к nw; берега покрылись густыми тучами. К одиннадцати часам утра 2-го ветр начал разыгрываться жестокими порывами из ущелин гор между островом Мотуаром и матерым западным берегом. В 3 часа пополудни катер и баркас, посланные с лейтенантом Лесковым в Корабельную бухту для налития бочек свежею водою, возвратились. Лейтенант Лесков донёс, что когда он вышел на плёс между матерым берегом и островом Мотуаром, откуда дул ветр, барказ залило и потому, желая оный облегчить, выбросил за борт до пятнадцати анкерков пятиведёрных с водою и все кряжи, вырубленные для возвышения камельцов около люков на верхней палубе. Самые опыты во время бури нам доказали, что камельцы около люков корабельные мастера кладут слишком низкие; в море поневоле должно сие исправлять, что сопряжено с большим затруднением и беспокойством.
Порывы ветра час от часу становились свежее, стеньги и реи были спущены, канату было семьдесят сажен на клюзе. Шлюп «Восток» при каждом жестоком порыве подавался назад. Дабы не вовсе приблизиться к Долгому острову, мы положили другой якорь, и тогда уже были покойны. Быстрота воздуха имела такую силу, что у берегов, противулежаших стремлению ветра, делались вихри, с чрезвычайною силою вертели воду, и шквалы на шлюпы набегали с разных сторон.
В продолжение сего времени шёл сильный дождь и блистала молния. Громовые удары, отражаясь в горах, казались необыкновенным образом сильнее. В начале седьмого часа дождь прекратился, а в 7 часов и ветр стих; небо очистилось от облаков, звёзды и луна светили по-прежнему.
3 июня. Рано утром послан гардемарин Адамс на катере собрать анкеры, выброшенные из барказа; нашли девять, некоторые были разломаны, и жители уже разбирали обручи; но по требованию беспрекословно возвратили.
Мы приподняли якоря, и под стакселями, при благополучном ветре, перешли на прежнее место. Я поехал с лейтенантом Лазаревым во внутренность залива. Мы приставали в разных местах, набрали много капустного листа, сельдерея и кресс-салату; прошли во внутренность залива на тринадцать миль, местами находили оставленные временные шалаши. Вероятно, что когда случается жителям, поселившимся на западном берегу противу Мотуара, ездить в залив, они в сих шалашах имеют пристанища; селений мы не видали, да оных и быть не могло по неудобству места для продовольствия, ибо главная пища зеландцев состоит в рыбе, которая всегда более водится при устьях в неглубоких местах, во внутренности же залива повсюду глубина 25 сажен. Чем далее въезжали мы в залив, тем более видели гор, обнажённых от зелени, имеющих жёлтый цвет, лес же только на низких местах, ближе к поверхности воды. На пути застрелили несколько бакланов, к вечеру возвратились на шлюп. Ежелиб нас задержала погода, мы бы не скоро от голода пострадали, ибо лейтенант Лазарев не забыл взять разной провизии достаточно, притом все имели с собою ружья, порох и дробь, зелени же огородной, как выше упомянуто, везде находили во множестве.
По возвращении на шлюп мне донесли, что жители приезжали на оба шлюпа и производили торг попрежнему; при возили копья, разные резные коробочки, рыболовные крючки, жезлы, знаки начальников, из зелёного камня кистени, топоры и разные застёжки и украшения из зелёного базальта, которые они обыкновенно носят на шее; привозили также ткани. Все вещи, с величайшим трудом из крепкого камня и дерева ими сделанные, старались променивать на топоры, долота, буравьё, корольки, рубахи, зеркальцы, огнивы и на бисер.
С утра мы были в совершенной готовности сняться с якоря. Между тем зеландцы не умедлили посетить нас (желая выменивать безделицы, которые для них драгоценны). Я сделал ещё несколько подарков начальнику, дал знать ему, что от них отправляюсь; он изъявил непритворное сожаление, и все просили чтоб мы к ним возвратились. Когда они заметили, что мы уже снимаемся с якоря, начальник, прощаясь, обнимал меня и печально повторял слова: э! э! э! Один из молодых островитян желал остаться с нами, но все прочие его упрашивали и уговаривали, чтобы возвратился на берег. Я предоставил сие на его волю.
Жители залива королевы Шарлотты роста среднего, сложением тела крепки и довольно стройны, только колена несколько толстоваты; лицом и телом смугло-желтоваты, глаза чёрные, быстрые, волосы чёрные. У всех проколоты уши, а у большей части и средний носовой хрящ. Лица испестряют набивными, кривыми, но правильными линиями и натирают черно-синею краскою, знатные люди более нежели прочие. У некоторых женщин только губы были испестрены. Сим обычаем жители Новой Зеландии подобны жителям островов маркизы Мендозы, а по наречию принадлежат к которой-нибудь из групп островов Дружественных, Общества или маркизы Мендозы.
От привычки с юных лег не обуздывать своего нрава и следовать всем худым и добрым движениям сердца, жители Новой Зеландии хотя и горячи в дружбе, но непостоянны, за малейшую причину доходят до ссоры, которая производит пагубные последствия.
Зеландцы в движениях тела проворны и кажется всегда готовы сразиться, но при нас никаких сшибок не происходило. Когда старый начальник у меня обедал, я спросил его, ест ли он человеческое мясо и показал на руку? Он объяснил, что очень охотно ест, и кажется в том нет никакого сомнения, ибо капитан Кук был сам очевидцем, как зеландцы с удовольствием ели мясо своих неприятелей, убитых в сражении. В 1772 году несчастный Марион и 17 человек, сопутствовавших ему, в заливе островов, были жертвою сего омерзительного мщения; посланные в помощь на вооружённой шлюпке известили, что они видели остатки, изрубленные для еды, и уже изжаренные куски своих сослуживцев. 1773 года английский морской офицер Рове и 10 человек с английского судна «Адвентюра», по причине излишней вспыльчивости против одного островитянина, укравшего камзол у матроза, были также жертвою мщения зеландцев. Посланная шлюпка нашла на берегу платья и изрубленные части тела, головы и желудки своих товарищей.
Жители залива королевы Шарлотты покрывают тело, начиная из-под грудей до половины ляжек, куском белой ткани, которую перевязывают узким поясом; чрез плечи набрасывают кусок белой или красной ткани, весьма искусно сделанной, с тёмным вокруг узором, и на грудях зашпиливают шпильками, длиною в четыре или пять дюймов из зелёного базальта и костей, вероятно человеческих или собачьих; ибо, кроме собак, других зверей никто из путешествовавших здесь не встречал. Сии шпильки висят на тонких верёвочках, чтоб не потерялись. Когда прохладно, сверх всего надевают мохнатую бурку наподобие черкесской.[241] Так одевался старый начальник, мой приятель; прочие помоложе имели на плечах только один из вышеупомянутых нарядов; молодые по большей части кроме бурок ничем не прикрывались, да и бурки были нараспашку. Голову убирают, завязывая на теме волосы в пучок, воткнув в оные несколько белых перьев. В уши продевают кусок птичьей шкуры с белым пухом. На груди носят безобразные человеческие изображения, застёжки или род ножичка из зелёного камня, а у других просто косточки. Все сии вещи променивают, и потому невозможно полагать, что принадлежат к их кумирам. Они вооружаются тонкою, прямою, острою пикою из крепкого темноватого дерева, длиною до тринадцати футов, также короткими кистенями, которые называют «пету» — они сделаны из костей морских животных или из зелёного камня, с резьбою, длиною от пятнадцати до восемнадцати дюймов, шириною в четыре, а толщиною в два дюйма; к концу сглажены со всех сторон, а к рукоятке сведены тонко, чтоб удобно можно было держать в руке; в сем же месте высверлена дыра. Кистень обыкновенно держится в руке на веревочке, продетой сквозь дыру. У зеландцев ещё два рода оружия из упомянутого крепкого тёмного дерева. Одно величиною в восемь футов, книзу несколько шире, верхний конец подобен алебарде с резным изображением уродливого лица, глаза в оное вставлены из раковин отражающего зелёного цвета. Другое оружие, наподобие топора, длиною в половину первого. По-видимому сии вещи принадлежат более к знакам отличия начальников и служат им обороною.
Капитан Кук смерил большие зеландские военные лодки и нашел, что они длиною в шестьдесят восемь футов, но в нашу бытность самая большая лодка была в сорок семь футов, шириною в 43/4 фута. На сих лодках, так же как на вышеупомянутых, резное изображение лица человеческого с высунутым языком и глазами из ракушек, называемых морскими ушами, отражающими зеленоватый цвет. Позади лица продолжается сквозная резьба в виде нескольких кругов с поперечниками, наподобие так называемых филигранов. Корма сей лодки загибается гребнем вверх на пять футов. Подводная часть выдолблена из одного дерева, а к верху наставлены ещё по две доски, каждая шириною в семь дюймов, одна с другой и с краями подводной части связаны веревками, а дабы не было течи, то в самых пазах положен камыш, который придерживается как с внутренней, так и с наружной стороны длинными пластинками из древесной коры, шириною в два с половиною дюйма. Наставленная верхняя доска, изображение, находящееся впереди, и гребень кормовой части выкрашены тёмнокрасною краскою. Лодки сии хотя не с таким искусством сделаны, как описанные в первом путешествии капитана Кука лодки в северной части Новой Зеландии, но досужество и терпение с которыми сопряжена сия работа, при неимении железа, приводит европейца в удивление.
Островитяне еще ныне считают подаренный гвоздь за великое приобретение и промениваю на оный воинское свое оружие «петту», на которое употребляют много труда и времени; вёсла их также украшены резьбой и обыкновенно в длину до пяти с половиной футов. Когда они кого преследуют, тогда гребут стоя, и лодки идут скорее.
Капитан Кук в первое свое пребывание в заливе Шарлоты встречал на берегах сего залива несколько семей, в которых было до 400 человек. В продолжение второго путешествия капитан Кук заходил к сему же месту говорит следующее: «Может быть большая часть зеландцев живших в окрестностях залива королевы Шарлоты в 1770 году, изгнаны или добровольно перешли в другое место. Я утвердительно могу сказать что к 1773 году число жителей уменьшилось более, нежели на две трети противу прежнего. По-видимому их население на оконечности Мотуара давно уже было оставлено, ибо мы находили множество пустых шалашей».
Ныне же, 1820 года в июне месяце, число жителей не превышало 80 человек. Таковое уменьшение народа, живущего малыми семействами, беспрестанно между собой воюющими, неудивительно. В первое свое пребывание в сем заливе, капитан Кук вероятно увеличил число жителей, по неведению включив приехавших из соседних селений из любопытства видеть в первый раз пришедшее большое судно, а сверх того стровитяне даже могли надеяться, без потери своих людей, похитить или убить кого из европейцев, ибо им вероятно по преданиям было известно, что приходили два большие судна в залив Убийц,[242] и тогда удалось убить и съесть несколько человек. Голландец Авель Тасман, вышед из Батавии 1642 года декабря 13-го, имея под начальством своим два судна «Хемскерк» (Heemskerk)и «Зеган» (Zeehahn) увидел неизвестный берег и назвал оный Штатен-Ланд; впоследствии времени обретение сие переименовали в Новою Зеландию. 18-го числа Тасман остановился в заливе Убийц, где природные жители умертвили трех человек из бывших с голландским мореплавателем. Капитан Кук полагает, что залив, в коем останавливался Тасман, самый тот пространный залив, который находится от мыса Фарвель на восток в восемнадцати милях и закрыт от моря низменным мысом.[243]
Губа, названная капитаном Куком в первое путешествие Слепою (Blind-Bay), находится на SO от Тасмановой губы Убийц.
Зеландцы по малому их числу, кажется, иметь не могут недостатка в пище. Коренья папортника, множество рыбы, которую ежедневно ловят, и ракушек достаточно для прокормления. Мы ежедневно своими людьми ловили рыбы столько; что было довольно для обоих шлюпов. Ныне к прежде употребляемым съестным припасам, зеландцы прибавляют прекрасный картофель, не уступающий английскому, который они в огородах своих разводят. Капитан Кук во время второго путешествия в 1773 году, мая 29-го дня, показал одному зеландцу посаженный штурманом судна «Адвентюра» Фанненом[244] картофель, который тогда хорошо цвёл;[245] вероятно, жители залива королевы Шарлотты, увидя что сие будет им полезно, разводили и ныне разводят картофель. Хотя после 47 лет довольно оного разрослось, но получать от зеландцев ещё невозможно, ибо сажают только для собственной потребности. Итак, по справедливости имя штурмана Фаннена останется навсегда в повествованиях о Новой Зеландии и её жителях; в то же время посеянная разная огородная овощ повсюду при основании гор на взморье, сама собою растёт.
В бытность нашу в заливе королевы Шарлотты я дал своему приятелю-начальнику и прочим старикам семян разных растений, которые могут быть им полезны, как-то: репы, брюквы, моркови, тыквы, бобов крупных и гороха; я показал и сколько мог растолковал, как сии семена сажать в землю и к чему плод их служит. Островитяне меня хорошо поняли, были весьма довольны и обещали посадить в своих огородах.
Не одни хорошо выделанные военные орудия, ткани и разные узорчатые ящички доказывают способности зеландцев, они в Парамате с успехом употреблены для делания сукон.
Из четвероногих животных, мы видели здесь только собак небольшой породы. Капитан Лазарев купил две новозеландские собаки. Они ростом невелики, хвост их пушистый, уши стоячие, пасть широкая, ноги короткие.
Вероятно, что на прибрежные каменья Новой Зеландии иногда выходят отдыхать котики, ибо я выменял у зеландцев из шкуры сего зверя сделанные одежды наподобие фуфаек.
При отбытии шлюпов 3 июня, время соответствующее в северном полушарии 3 декабря, все деревья сохраняли ещё совершенно зеленеющиеся листья. Мы не видели признака последней осени. Термометр в продолжение нашего пребывания показывал теплоты в полдень от 16 до 4,5°,[246] а в полночь всегда 7°. Барометр не возвышался более 30,10 и не опускался ниже 29,51.
Мы определили якорного места нашего долготу 174° 23 52" восточную. Пребывание капитана Кука в сем месте было долговременно, он мог определить положение оного с большею точностью. По его наблюдениям долгота 174° 25 15" восточная.
Когда мы проходили между островами Мотуаром и Долгим, ветр от запада засвежел и принудил нас закрепить брамсели. Обойдя подводный камень, коего мы не видели, шли разными направлениями в SO четверть, чтоб выйти из пролива, уже были у Терра Витта[247] и радовались успешному нашему плаванию, как вдруг пред вечером ветр переменился, задул противный от юга, с пасмурною и дождливою погодою, потом скрепчал до того, что принудил нас лавировать в узкости под марселями, закрепив все рифы.
5 июня. К полуночи ветр ещё более окрепчал и дул сильными порывами с дождём, снегом и градом; по временам молния, сопровождаемая громом, освещая берег, показывала нам близость оного и опасность. Порывы ветра наносили ужасные густые облака, и кроме водяных насосов,[248] мы в сию ночь испытали всё, что производит атмосфера южного полушария. К рассвету ветр еще усилился и свирепствовал во весь день, нанося густейшие тучи то с дождём, то с снегом или градом, так что мы среди дня около себя ничего не могли видеть, хотя находились в узкости между берегами. В продолжение дня изорвало фор-стеньги-стаксель, а формарса-брас лопнул, что принудило закрепить и сии паруса. К ночи ветр превратился в бурю; ревел жестоким образом, порывы сквозь узкость канала были так сильны, что шумом своим подобились иногда громовым ударам.
Ночью луна и звёзды редко показывались из быстро несущихся облаков. Шлюп «Мирный» на сожженные наши фальшфейеры не ответствовал. Я полагал, что он ближе к северному берегу пролива.
6 июня. В полдень мы находились, по наблюдениям, в широте 40° 16 15" южной, долготе 174° 5 46" восточной. Из сего видно, что штормом нас отнесло назад внутрь пролива на шестьдесят пять миль.
С полудня ветр в силе уменьшился, но был ещё противный. Мы поставили все паруса; шлюпа «Мирного» не видали до следующего утра.
7 июня. В полдень ветр задул тихий из sw четверти, для нас благоприятный. Я опять направил путь к выходу из пролива. Ветр засвежел. Шлюпы шли по восьми и девяти миль в час. В 10 часов вечера ветр стих и в продолжение ночи был переменный.
В 4 часа утра, когда мы находились в самом выходе из пролива в море, опять задул юго-восточный крепкий противный ветр с снегом, градом и дождём. Мы опять боролись с жестокостью ветра, не допускающего нас толь долгое время выйти из сего дикого и опасного пролива и простирать плавание в благотворные тёплые страны.
Крепкий ветр с открытого океана, отражаясь от берегов в устье пролива, стремился с жесточайшею силою; до девяти часов утра мы держались в самой узкости, сделали пять поворотов; волнение развело чрезвычайное. Судя по силе свирепствующей бури, шлюпам надлежало бы остаться без парусов, или с оными потерять мачты. Я спустился во внутренность пролива, закрепив марсели, и за мысом Стефенсом под штормовыми стакселями привёл в бейдевинд. Лейтенант Лазарев сему последовал, но когда спускался, тогда шлюп его, имея великий ход, не слушался руля и шёл прямо в берег, доколе не закрепили крюйсель и грот-марсель.
9 июня. Около трех часов следующего утра сделался штиль; в шесть часов, при лёгком западном ветре, мы опять направили курс к выходу из пролива королевы Шарлотты, увидели бурун на подводных камнях они были от нас на створе с горою, которая от мыса Жаксона в берег первая на SW 24°.
В 4 часа пополудни я принуждён убавить парусов, чтоб не уйти от шлюпа «Мирного», который был далеко назади; я опасался, чтоб тихий и непостоянный ветр не сделался опять от SO. В сие время на горизонте скоплялось множество густых чёрных туч.
Самое узкое место в канале Кука, между мысами Терра Витта и мысом Камару, шириною в пятнадцать миль. При выходе из канала за мысом Терра Витта большой залив. Нам показалось, что внутри оного остров, поросший лесом, но за отдалённостью невозможно было хорошо рассмотреть;[249] за средним высоким мысом и Пализером ещё залив. Берега сей части кажутся удобны для возделывания пашен и заведения европейских селений. На среднем мысу горел большой огонь; жители вероятно желали, чтоб мы их посетили.
10 июня. В полночь мыс Пализер был от нас на n0 18°, в одиннадцати с половиной милях. Ветр дул тихий от юга и к утру заштилел. В продолжение темноты я жёг неоднократно фальшфейеры с нока грота-рея, но шлюп «Мирный» не отвечал, ибо не видал наших огней; не прежде десяти часов утра показался на горизонте на SW.
В полдень широта места шлюпа «Востока» была 41° 50 4" южная, долгота 175 °50 28" восточная. Мыс Пализер находился от нас на NW 70°; из двух высочайших снежных гор при устье канала, первая на SW 70°, а вторая на SW 62°; дна моря на двести пятидесяти пяти саженях не достали; около шлюпов летали белые и дымчатые альбатросы с белыми бровями, также большие бурные птицы и пеструшки.
13 июня. С полудня 10-го числа, при западном и юго-западном ветре и большой зыби от юга, мы шли до полудня 13-го числа. На пути видели несколько морской травы, вероятно оторванной от подводных мелей Новой Зеландии.
Мы находились в широте 40° 9’ 6" южной, долготе 177° 53 34" западной.[250] Склонение компаса было 10° 21 30" восточное. Ветр совсем заштилел. Лейтенант Лазарев с офицерами посетил нас. В дружественной беседе мы не видели, как прошло время до вечера и скучно было расстаться с любезными товарищами.
14 июня. С полудня до девяти часов вечера ветры были разные; в 9 часов настал от NN0, свежий; шлюпы шли левым галсом в бейдевинд до полудня 15-го числа. Иногда задевали нас порывы ветра и наносили небольшой дождь. Мы были в широте 46° 38 52" южной, долготе 174° 48 39" западной; видели в довольном количестве в море плавающей морской травы. Со всех трех салингов прилежно смотрели берега, но ни в которой стороне не видали.
Ветр отошёл в NW четверть и дул свежо; весьма часто набегали тучи с дождём; от NW была большая зыбь и производила большую качку; мы направили курс в N0 четверть. При сем я наблюдал, чтоб не коснуться пути, которым шли известные мореплаватели.
17 июня. В полдень находились в широте 39° 14 16" южной, долготе 170° 56’ западной; склонение компаса было 10°, восточное. В 5 часов ветр дул тихий из NW и SW четвертей, я продолжал курс на N0 70°; около шлюпов летали пеструшки; 21-го и 22-го ветр был крепкий с дождём и порывами.
23 июня. По измерению 75 расстояний луны от солнца, мы определили долготу в полдень 23-го: 157° 58 42" западную, а по хронометру № 508 было 157° 45’ 16", на 13 26" восточнее.
Сегодня видели пеструшек в последний раз; они уже больше не показывались.
На обоих шлюпах исправляли паруса, которые были в употреблении в больших южных широтах; и как шлюп «Восток» от тягости огромного рангоута терпел великую качку, то я паруса уменьшил; имея свободное время и находясь в хорошем климате, мы могли заняться убавлением парусов и толстоты всех реев. Грота-реи убавили в длину на шесть футов, а прочие по соразмерности.
Корабельный мастер Стоке, который строил шлюп «Восток», обнёс все люки на верхней палубе весьма низкими комельцами, отчего часто бывала мокрота на палубе. Таковые и другие встречающиеся ошибки в построении происходят более от того, что корабельные мастера строят корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно судно выйдет из их рук в совершенстве. Имея лес, вырубленный в Новой Зеландии, мы исправили сии недостатки.
В 5 часов утра ветр от W кончился штилем, который стоял четыре часа, потом, задул свежий ветр от SSO, мы продолжали плавание успешно.
В полдень находились в широте 31° 49’ 42" южной, долготе 155° 35 18" западной. В вечеру и ночью видели к северо-западу играние зарницы. Почти во всё время плавания от Новой Зеландии имели зыбь от юга.
26 июня. С полудня ветр опять перешёл к юго-западу и дул свежий с шквалами; зыбь была от юга и производила боковую и килевую качку. Сим ветром мы пользовались до восьми часов утра 28-го, потом продолжали курс при пассадном ветре, В полдень находились в широте 28° 4 56" южной, долготе 146° 32 28" западной. Склонение компаса было 7° восточное. Термометр в тени стоял на 13,8°, а в полночь на 12,5°; барометр на 30,13. Таковая умеренная теплота в воздухе поддерживала на обоих шлюпах совершенное здоровье служителей, которые занимались днём переделыванием такелажа. По вечерам я велел им быть на верху на чистом воздухе, они пели песни, играли, забавляясь русскою, казацкою и цыганскою плясками; иные пускались в английские контрдансы, которым выучились на шлюпе; перескакивали друг чрез друга.[251] Все сии забавы служили к поддержанию здоровья, ибо от движения тела, сопряжённого с внутренним удовольствием, питаются жизненные силы, а потому я старался служащим под начальством моим доставлять и то и другое.
С полудня мы взяли курс ближе к параллели и легли на N0 63° 45 при ветре StO, с порывами и дождем. Зыбь от юга производила небольшую качку.
29 июня. С полуночи мы склонились ещё к параллели острова Опаро;[252] ходу имели пять узлов. В продолжение ночи видно было по всему горизонту играние зарницы; к утру ветр стих.
В 6 часов утра, только что рассветало, увидели остров Опаро на N0 88°, в расстоянии шестнадцати миль; показался нам довольно высоким, имел четыре особенные холма или возвышения.
Ветр заходил более к востоку и не позволял нам приближаться к острову. Я надеялся достигнуть оного, лавируя, но жители предускорили нас; в начале первого часа пополудни показались лодки, идущие к нам от берега. Я приказал положить грот-марсель на стеньгу. Мы не долго ждали, лодки скоро приблизились; на каждой было по 5, 6 и 7 человек; сначала останавливались, не доезжая шлюпа, с жаром громко обращали к нам речь. Когда я им показал некоторые вещи, маня их к себе, они тотчас решились взойти на шлюп. Я с важнейшими здоровался прикосновением носа и сделал им разные подарки. Спустя несколько времени приехал на таковой же лодке человек большого роста, стройный и плотный; наружность его и уважение прочих островитян доказывали, что он начальник, за какового и сам себя выдавал. Я его пригласил в каюту, на что он сперва не соглашался, но после с робостью вошёл и всему удивлялся. Я подарил ему топор, зеркало и несколько аршин выбойки. Жители острова Опаро обнаруживали великую наклонность к воровству, и старались красть всё, что только им попадалось в руки. Часовые с заряженными ружьями везде присматривали за ними. Один из островитян, бывших в кают-компании, успел украсть спинку от стула и бросился с оною прямо в воду. Лишь только сие увидели, прицелили на него ружьё, он испугался и возвратил украденное. Действие огнестрельного оружия им известно и производит в них большой страх; когда на шлюпе «Мирном» выпалили из пушки, они все бросились за борт. Островитяне ничего не привезли, кроме раков, мелких кореньев таро и чёрствого жесткого теста, завёрнутого в листьях, приготовленного впрок. Мы выменяли несколько вёсел и леек, коими они выливают воду из лодок. Пробыв некоторое время на шлюпе, гости наши возвратились на берег. Они приезжали на пятнадцати лодках.
Лейтенант Лазарев находился далее назади и потому островитяне у него не были.
В половине второго часа, когда они от нас отправились, мы наполнили паруса. К ночи поворотили к западу, дабы с утра приблизиться к острову.
Жители острова Опаро
30 июня. Ветр дул весьма тихий от юга, откуда шла небольшая зыбь, небо было усеяно звёздами. Мы сегодня за тихостью ветра не могли подойти к острову ближе четырех с половиною миль. В 8 часов утра, когда находились прямо против залива, жители опять приехали на шлюпы. Хотя накануне я просил их привезти рыбы, свиней, кур, показывая на сих животных, у нас бывших, но островитяне не исполнили моего желания и привезли только небольшое количество раков и таро.
Островитяне удивлялись величине шлюпа и всем предметам для них новым. Один мерил маховыми саженями длину шлюпа по верхней палубе, ложась при каждом разе на палубу, дабы распространить руки; мерил ширину на шканцах. Гости наши не сходили по ступеням со шлюпа, а бросались прямо в воду и потом уже влезали на свои лодки. Я их всех дарил разными безделицами: серёжками, зеркальцами, огнивцами, ножами и проч.
Лодок сегодня приезжало на оба шлюпа до двадцати; и как шлюпы были близко один от другого, то островитяне переезжали с шлюпа на шлюп, ибо получив подарок от меня, спешили за тем же к лейтенанту Лазареву. Одаренные им, возвращались ко мне, протягивали руки и знаками объясняли, что ещё ничего не получили. Пробыв более часа на шлюпе, вдруг все второпях бросились один за другим в воду, кроме одного, который просился остаться, на что я согласился. Он стоял у шкафута, смотрел на своих земляков, они убеждали его возвратиться к ним. Островитянин долго не соглашался, наконец начал внимать их увещаниям и просьбам, стоял, как вкопанный, на лице его видна была сильная борьба внутренних чувств. С одной стороны, как думать должно, какое-то ожесточение против земляков своих, а с другой, врождённая каждому человеку любовь к своей родине, производили в нём сильное противоборство. Но когда последнее похвальное чувствование превозмогло неудовольствие на соотечественников, тогда просил у меня позволения возвратиться к ним; я нимало его не удерживал и не гнал, а совершенно, предоставил на его волю. Подождав немного, он простился со мною, бросился в воду и соединился с своими земляками.
Причину скорого и внезапного удаления островитян с шлюпов объяснил мне лейтенант Лазарев. Один из островитян, бывших на шлюпе «Мирном», избрав удобный случай, когда матрозы отвлечены были для убирания парусов, выдернул железный сектор с фалрепом, бросился с ним в воду, и как видно, о намерении своём заранее дал знать всем товарищам, находившимся на шлюпе, ибо все они мгновенно один за другим бросились в воду с разных мест, кроме одного старика, которому преклонность лет препятствовала следовать за ними; капитан Лазарев приказал его задержать в виду всех островитян. Ему показали лодку, на которой был украденный сектор и объяснили, что ежели возвратят сию вещь, будет свободен. Островитяне изъявляли сему старику повиновение, по которому видно было, что он принадлежал к числу начальников. По его призыву показанная ему лодка подошла ближе, и после нескольких переговоров, старик уверял, что на оной ничего нет украденного. Когда находящиеся на лодке видели, что намерение лейтенанта Лазарева было непременно получить обратно сектор и без того не освобождать старика, тогда один из бывших на лодке выдернул фалреп из сектора, показывал оный, и как будто в недоумении спрашивал: не эту ли вещь от них требуют? Коль скоро он показал фалреп, тогда совершенно удостоверились, что и сектор украден сим же островитянином, а потому настоятельно оного требовали. Виновный в похищении рукою шарил внутри лодки и вытаскивал то изломанную корзинку, то куски камыша, и потом, подняв отверстые руки, объяснил, что в лодке нет больше ничего. Наконец, видя, что все его обманы не действуют, вытащил сектор, держа его в руке, бросился вплавь и возвратился на шлюп. Тогда все островитяне громко закричали, все казалось его бранили, а особенно старик, который с радостным лицом бросился к лейтенанту Лазареву и несколько раз коснулся с ним нос к носу; вся брань была притворная, вероятно старик сам главный виновник похищения, или, по крайней мере, похищение сделано с его согласия и ежели бы не успели его задержать, он уже был готов броситься за борт, и уплыл бы на одну из лодок. Однакоже лейтенант Лазарев не показывал никакого подозрения на старика и подарил ему гвоздь, которым он был крайне доволен, бросился в воду и уплыл на своей лодке вместе с прочими островитянами.
Остров Опаро обретён капитаном Ванкувером в 1791 году на пути из залила Дюски (в южной части Новой Зеландии) к островам Общества, и наименован Опаро потому, что островитяне весьма часто выговаривают сие слово. Капитан Ванкувер не нашёл удобного якорного места при острове Опаро. За противным маловетрием мы не могли подойти ближе четырех с половиной миль, но рассмотрели остров, который представляется в виде хребтов островершинных, довольно высоких гор, имеющих направление на восток и запад. Низменности и покатости гор обросли лесом; места, где нет лесу, имеют вид жёлто-красный; на северной стороне были небольшие взрытые площади совершенно красного цвета, вероятно от красной охры. На северо-восточной стороне водопад, стремящийся в море по скалам. На северо-западной стороне, по-видимому, находится изрядный залив.
Остров в длину по параллели шесть, в ширину три с половиной мили; в окружности около пятнадцати миль. На некоторых из вершин гор видны некие устроения, как будто бы укрепления, куда токмо по тропинкам входить можно. Положение острова определено посредством наблюдений, а именно:
На шлюпе «Востоке»:
Широта …………………………. 27° 37 45" южная
Долгота ………………………… 144° 14 55" западная
Склонение компаса ……………….. 5° 21 восточное
На шлюпе «Мирном»:
Широта …………………………. 27° 36 40" южная
Долгота ………………………… 144° 25 15" западная
Склонение компаса ……………….. 6° 24 восточное
Ванкувер в 1791 году декабря 22-го определил:
Широту …………………………. 27° 36 0" южную
Долготу ………………………… 144° 01 32" западную
Склонение компаса ……………….. 5° 40 восточное
Островитяне, приезжавшие на шлюпы, были вообще среднего, а некоторые довольно высокого роста, по большей части все стройны, крепкого сложения, много дородных; в телодвижениях ловки и проворны, волосы имеют кудрявые, особенно быстросверкающие черные глаза, бород не бреют, цвет лица и тела темнокрасный, четы лица приятные и не обезображены испестрением, как то водится у многих жителей островов сего Великого океана. Один только из опарцев, 17 или 18 лет от роду, весьма стройный телом, имел самые светлорусые волосы, голубые глаза, несколько горбоватый нос, цвет лица и тела подобный жителям северной части Европы. В его происхождении можно легко усомниться, не родился ли он от опарки и путешествующего европейца; художник Михайлов нарисовал весьма похожий портрет сего островитянина и некоторых других.
Желая что-нибудь получить, островитяне разнообразно кривляли лица и протягивали руки, сим смешили матрозов и приобретали от них европейские безделицы. Неотступно приглашали нас к себе на остров, но опасно было отважиться на таковом расстоянии ехать на берег, ибо тихий противный ветр препятствовал шлюпам подойти ближе.
Как по близости сего острова нет других островов, то кажется, что островитяне, находясь в хорошем климате и не нуждаясь в жизненных потребностях, могли бы наслаждаться вечным миром, а выстроенные на вершинах гор укрепления, в коих были домики, подают повод к заключению, что островитяне разделены на разные общества, имеют также свои причины к прерыванию взаимных дружественных сношений, и в таком случае укрепления служат им убежищем и защитою.
Из произведений рукоделия и искусств кроме лодок, на которых островитяне приезжали, нам ничего не удалось видеть; лодки, вероятно, по неимению на острове достаточной толщины дерев, составлены из нескольких досок, вместе скреплённых верёвочками, свитыми из волокон древесной коры. Некоторые длиною до двадцати пяти футов, но не шире одного фута и двух дюймов; с одной стороны вдоль лодки на отводах был брус в три с половиной дюйма толщиною, заостренный с обеих сторон наподобие лодки, которой служит для равновесия. По узкости лодок, дородные островитяне не усаживаются в оные, а местами прикреплены дощечки, на которых они покойнее сидеть могут. Лейтенант Лазарев доставил модель таковой лодки в музеум государственного Адмиралтейского департамента. Вёсла и лейки для выливания воды похожи на новозеландские, но с рукоятками, без всякой резьбы; лейки удобнее употребляемых европейцами для выливания воды из гребных судов.
Мы видели несколько белых небольших птиц с раздвоенными хвостами. Не имея надобности пережидать ветра, чтобы зайти за небольшой островок, по северную сторону острова Опаро или залив при северозападной стороне (где, по-видимому, удобнее стать на якорь), по отбытии островитян я продолжал курс ещё к востоку до самых сумерек и достиг широты 27° 36 30" южной, долготы 143° 43" западной. В продолжение всего дня погода была прекраснейшая, небо безоблачно, горизонт чист; ежели бы к востоку или в другие стороны были острова равной высоты с островом Опаро, мы могли бы оные увидеть на расстоянии сорока миль, но сколько ни смотрели с бом-салинга, ничего не видали. В сей круг зрения входили по аросмитовой карте предполагаемые Бассом острова Четырёх Корон (Las quatro Coronadas), усмотренные Квиросом. По сему названию можно бы заключить, что испанский мореплаватель видел остров Опаро: когда подходишь к сему острову с западной стороны, он открывается четырьмя возвышенностями или вершинами; но сие заключение было бы несообразно следующим словам в путешествии Квироса: «1606 года, февраля 5-го, прошед 25 миль от усмотренного нами берега, в вечеру увидели 4 острова, расположенные треугольником, в пять или шесть миль каждый (в диаметре или в окружности, не означено), которые бесплодны, необитаемы и вообще походят на острова, пред сим нами обретенные». Торрес называет сии острова Las Virgenes, а Квирос Las quatro Coronadas.
Прежде обретенные ими острова были все почти равные с поверхностью моря, а по сему и остров Опаро не принадлежит к оным, притом весьма легко можно доказать, что когда Басе полагает острова Четырёх Корон в широте 27° 45 южной, то и прочие обретения Квироса, до сих островов на сем же пути, должны находиться южнее, как и остров La Encarnacion, южнейший из всех, должен быть в широте южной 32° 12 , и до сего времени ещё никто в таковой большой широте не находил коральных островов с лагунами; они не простираются в южном полушарии далее южного тропика или широты 23°, и то только по близости Новой Голландии. Из сего видно, что Квирос шёл севернее нежели предполагал Басе, следовательно сии острова должно исключить из широт, в коих они назначены на картах Аросмита и прочих гидрографов.
1 июля. Не видя ничего с салинга, я на ночь направил путь к югу, склоняясь несколько к востоку. Время становилось прекрасное все наслаждались приятными тропическими вечерами; ночи были ясные по временам метеоры перелетали с места на место, оставляя по себе слабый свет; барометр поднялся до 30,37. Следующего дня мимо нас проплыло несколько кустов морской травы, подобной траве, о которой предполагают, будто она выносится из Мексиканского залива и плывет в множестве около Азорских островов. С полудни ветр сделался от OSO; мы увидели первую тропическую птицу.
2 июля. Ветр перешёл и дул свежий oso с небольшими порывами. В полдень мы находились в широте 23° 10 13" южной, долготе 142° 31 19" западной. В сие время видели двух фаэтонов, а в 7 часов пересекли вторично тропик Козерога. К ночи убавили парусов, чтоб иметь менее хода.
3 июля. С утра прибавили парусов; в полдень ветр дул О, свежий; теплота в тени доходила до 28,18°, а в полночь было 10°; все чувствовали быструю перемену из прохлады в жар.
4 июля. К ночи убавили парусов; с 8 часов утра видели двух фаэтонов и одного фрегата (Pelicanus aguilas). С вступлением в тёплые страны, сегодня показалась первая летучая рыба. В полдень находились в широте 20° 25 50" южной, долготе 141° 36 27" западной. Склонение компаса было 5° 31’ восточное. Все сии дни шли на N0 16° 35 ; при захождении солнца были близ широты островов принцев Гейнриха, Кумберланда и Глочестера, и потому на ночь привели к ветру и держались на том же месте, делая короткие галсы.
5 июля. В 6 часов утра с рассветом опять пошли на n0 16° 35 ; спустя с час времени с салинга увидели к N0 берег, и я лёг прямо к оному на N0 50°, прибавя парусов. В 9 часов утра, находясь в расстоянии 1 2/3 мили от низменного небольшого острова, у которого в середине была лагуна, а на SO стороне малое отверстие, я прошёл на N в параллель корального берега, шириною в 300 сажен, а местами многим уже; в 10 часов, приближась к северной оконечности, послал лейтенанта Торсона на ялике осмотреть берег, который также местами порос кустарником. Астроном Симонов, штаб-лекарь Берх, лейтенант Демидов поехали с лейтенантом Торсоном. Лейтенант Лазарев послал ялик с штурманом.
День был прекрасный; по наблюдению определена широта места нашего 19° 11 34" южная, долгота 141° 17 56" западная; средина острова оставалась от нас на SO 26°, а посему широта оного выходит 19° 12 21" южная, долгота 141° 16 западная.
Астроном Симонов, производя наблюдения на берегу северной оконечности, определил широту оной 19° 11’ 10" южную; ежели к сему прибавить половину длины острова (которая не более трех с половиной миль), широта средины будет 19° 12 53"; ширина острова 1 3/4 мили, окружность восемь миль.
Хотя сей остров по наружности подобен острову принца Гейнриха или Кумберленда, который обретён капитаном Валлисом июня 13-го 1766 года, но в широте острова принца Гейнриха разности одиннадцать с половиной минут, в долготе тринадцать с половиной минут к западу, а остров Кумберленд южнее пятью минутами, в долготе девятнадцать с половиной минут восточнее. При сем в сравнении я положил острова, обретенные Валлисом двадцатью четырьмя минутами западнее, по той причине, что он определил Матавайскую рейду на острове Отаити двадцатью четырьмя минутами западнее истинной долготы, определенной в первое путешествие капитана Кука. По сим несходствам в определении положения упомянутых островов, я полагаю, что Валлис прошёл в дурную погоду, и оттого сделал погрешности при выводе широты острова, однакож принял оный за остров принца Гейнриха.
Определив географическое положение сего острова, выстрелом из пушки я дал знать гребным судам, чтобы возвратились с берега, и в половине первого часа они к нам прибыли. Торсон, Симонов, Берх и Демидов объявили, что сей узкий берег состоит из кораллов разных цветов; лес же растёт невысокий, кривой; они настреляли морских птиц; с собою привезли довольно крупных морских ежей (Echinus), коих иглы или колюшки в шесть дюймов длины, лилового цвета, подобны грифелям. Из многочисленного рода морских ежей нам только случилось видеть сей род на Коральных островах. Художник Михайлов привёз с берега плод дерева, называемого натуралистами Pandanus. Подняв гребное судно, я продолжал путь на N, склоняясь несколько к O.
По 25 лунным расстояниям; мною измеренным, определили долготу в полдень 141° 2 6"; из такового же числа расстояний, измеренных штурманом Парядиным, 141° 19 6".
Когда мы находились около острова, фрегаты и бакланы подлетали к нам близко; лучший наш стрелок, матроз Гайдуков подстрелил их несколько. Они были только ранены, и после того ещё жили, но их окормили ядом, дабы набить в чучелы. Сих бакланов некоторые натуралисты называют кусающими, потому что они кусали приходящих и тех, кто их дразнил. Но мне известно, что все морские птицы кусают, и прибавление к названию, сделанное, чтоб отличить породу, кажется неосновательно.
Птицы-фрегаты бросались с высоты перпендикулярно в воду и хватали в струе за кормою шлюпа, что выброшено было из кухни. При рассмотрении их внутренности увидели, что грудная кость и вилка составляют одну кость, отчего и могут так смело бросаться грудью в воду.
В 5 часов пополудни, когда отошли на десять миль от острова, он скрылся. В 9 часов вечера на ночь привели в бейдевинд на правый галс. Лейтенант Лазарев, исполняя сделанный ему ночной сигнал, последовал шлюпу «Востоку».
6 июля. Ветр дул тихий; рассеянные изредка облака не препятствовали звёздам блистать во всю ночь. В пять с половиной часов, с рассветом открылись небольшими группами кокосовые деревья, и мы легли прямо к восточнейшим из оных. В 9 часов утра находились близ южно и оконечности острова, в одной мили от кокосовой рощи, и простыми глазами видели несколько человек, вооруженных пиками. Все красно-медного цвета, совершенно нагие; знаками приглашали нас на берег. Я пошёл вдоль оного, и два островитянина бежали по берегу наравне с шлюпами, наконец устали, остановились, поглядели вслед за нами и возвратились к своим товарищам. Подле кокосовой рощи вытащена была лодка, а вдали в лагуне были видны две лодки, которые спешили на гребле к сему же месту. Большой бурун, разбивающийся с великим шумом о коральный берег, препятствовал нам послать гребное судно. Оставшийся у нас в правой руке, в расстоянии около полутора миль противолежащий берег мы также имели в виду. На ближней к шлюпу части были песочные небольшие насыпи; в некоторых местах повыше — мелкий лес и кустарники; низменности ближе к воде состояли из корального оплота, а где чрез рифы море с лагунами сообщается, кокосовые пальмы, отличаясь высотою своею от прочих дерев, составляли весьма красивый вид. Восточная и северная стороны острова более обросли лесом; но местами лесу нет. У северо-западной оконечности мы видели несколько островитян, и разведённые огни доказывали, что остров довольно населён.
В полдень, по наблюдению, находились в широте 18° 6 41" южной долготе 141° 3 44" западной. Западный мыс острова был от нас на NOtN на 1 1/4 мили. Лишь только мы успели взять полуденную высоту, с переменою ветра от StW, пасмурностью задёрнуло солнце и пошёл небольшой дождь, который был непродолжителен. Мы определили широту северной оконечности острова 18° 1’ 30" южную, долготу 140° 58 4" западную; самая южная оконечность в широте 18° 22 50" южной, долготе 140° 45 24" западной; средина в широте 18° 12 10" южной, долготе 140° 52 32" западной. Положение острова простирается на NW 40° на двадцать пять миль. Самая большая ширина семь миль, окружность тридцать девять миль. В лагуне показываются также кораллы, некоторые уже вышли сверх воды и имеют одинаковое направление в длину острова, а местами виден молочный цвет воды, что означало небольшую глубину до кораллов. Остров сей тот же самый, который обретён капитаном Куком и назван островом Лука (Bow).
После полудни, пройдя ещё с милю на NN0, легли к N, склоняясь несколько к О, в намерении пройти сим курсом до широты 16°, а потом уже по сей параллели итти к западу, дабы обозреть пространство между Сердитым морем[253] и Опасным архипелагом.[254] Хотя к острову Отаити и другим островам сего Великого океана приходило много судов, но пространство по сей параллели в близости Отаити не осмотрено, кажется единственно по причине устрашающих названий, данных голландским мореплавателем Шутеном и французским командором Бугенвилем.
В половине третьего часа пополудни с салинга увидели берег, простирающийся от NO до OtS; по сей причине я придержался в бейдевинд на N0 55°, на юго-восточную оконечность берега, сколько тихий ветр от SO позволял. В половине четвертого часа ветр сделался от О и воспрепятствовал нам приближаться к берегу, и доколе стемнело мы шли вдоль западной части оного, в расстоянии трех миль, однакоже могли хорошо рассмотреть, что берег, подобно острову Лука, состоит из узких низменных кораллов; в средине лагун. Та часть, которая к нам была ближе, покрыта лесом и кустарником; местами видны кокосовые рощи, над другим лесом возвышающиеся; мы приметили два малых отверстия или входа в лагун, чрез один из оных несколько островитян перебирались в брод. Западная сторона, о которую разбивался бурун, ниже состояла из корального надводного рифа, на коем виден был растущий лес.
В 6 часов вечера за пасмурною погодою ничего не видали, кроме зажженных в двух местах огней на среднем мысу, где находится самая большая кокосовая роща, близ которой конечно островитяне живут в большом числе.
7 июля. Ночью мы держались на одном месте, под малыми парусами, но поутру, когда рассвело, увидели, что течение нас увлекло от берега, а как я имел намерение быть ближе к берегу, дабы увидеть жителей, то и лавировал к острову, но беспрерывный переменный и тихий ветр воспрепятствовал нам достигнуть северной оконечности острова прежде двух часов пополудни 8-го числа.
8 июля. Восточный берег от среднего мыса до сей оконечности также покрыт лесом, имеет несколько кокосовых деревьев, но менее нежели от средней части к югу, по западному же берегу.
Лагун у северной оконечности с западной стороны острова также сообщается с морем посредством малого прохода. Восточная сторона, противолежащая пассадному ветру, всегда омываема большим буруном и состоит большею частью из коральной гряды.
Подошед к северной оконечности острова, я поехал на ялике на берег, взял с собою художника Михайлова и лейтенанта Демидова; лейтенант Лазарев отправился на катере, с ним были медико-хирург Галкин, лейтенант Анненков и мичман Новосильский. Все офицеры и гребцы вооружены на случай неприязненных поступков островитян. Когда мы подошли к коральному берегу, о который разбивался большой бурун, и, без опасения повредить гребное судно на подводный коралл пристать было трудно, на берегу к сему же месту сбежались до 60 мужчин, число коих беспрерывно умножалось. Некоторые были с бородами, волосы на голове у всех не длинные, а курчавые, чёрные; островитяне среднего роста, тело и лицо, загоревшие от знойных солнечных лучей, бронзового цвета, подобно как у всех островитян сего Великого океана; детородные части закрыты узкою повязкою. Все были вооружены длинными пиками, а некоторые в другой руке держали деревянную лопатку, коею, как и в Новой Зеландии, неприятелей бьют по головам. Женщины стояли поодаль у леса саженях в двадцати, также вооружены пиками и дубинами; с пупка до колен тело их обвёрнуто тонкою рогожею.
Лишь только мы приблизились, чтоб пристать к берегу, островитяне все с ужасным криком и угрозами замахали пиками, препятствуя нам приставать. Мы старались ласками, бросая к ним на берег подарки, привлечь и склонить их к миру; но в том не успели. Брошенные вещи охотно брали, а допустить нас к берегу не соглашались. Мы выпалили из ружья дробью поверх голов их, они все испугались, женщины и некоторые из молодых людей отступили подалее в лес, а прочие все присели. Видя, что сим никакого вреда им не делаем, они ободрились, но после при всяком выстреле приседали к воде и плескали на себя воду, потом дразнили нас и смеялись над нами, что им никакого вреда сделать не можем. Сие явно доказывает, что смертоносное действие огнестрельного оружия им неизвестно. Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водою, которую черпали руками из моря. Когда шлюп «Мирный» подошёл, и по сигналу пущено было с оного ядро из пушки в лес выше островитян, все испугались присели и мочили тело водою; женщины и некоторые молодые мужчины бежали и зажигали лес на взморье, производя длинную непрерывную линию ужасного огня с треском и сим прикрывали своё отступление на великое пространство. Из подарков они больше всего обрадовались колокольчику, которым мы звонили. Я бросил им несколько колокольчиков предполагая, что приятный их звон установит между нами согласие; но лишь только приближались гребные суда к берегу, островитяне с ужасным криком от большой радости приходили в великий гнев.
Таковое упорство принудило нас возвратиться. Упорство сие, конечно, происходит от совершенного неведения о действии нашего огнестрельного оружия и превосходства нашей силы. Ежели бы мы решились положить на месте несколько островитян, тогда, конечно, все прочие пустились бы в бегство, и мы бы имели возможность без всякого препятствия выйти на берег. Но, удовлетворив своё любопытство в довольно близком расстоянии, я не имел особенного желания быть на сем острове, тем паче, что хотя и представилось бы небольшое поле к изысканиям по натуральной истории, особенно по части кораллов, ракушек и несколько по части растений, но как я натуральною историею мало занимался, а натуралиста у нас не было, то пребывание на берегу мало бы принесло пользы. Не желая употребить действие пороха на вред островитян, я предоставил времени познакомить их с европейцами. Когда мы от острова уже довольно удалились, тогда из лесу на взморье выбежали женщины и приподняв одежду, показывали нам задние части тела своего, хлопая по оным руками, другие плясали, чем вероятно хотели нам дать почувствовать слабость сил наших. Некоторые из служителей просили позволения, чтоб островитян наказать за дерзость, выстрелить в них дробью, но я на сие не согласился.
По наблюдениям широта острова оказалась 17° 49 30" южная, долгота 140° 40 западная. Самое большое направление на N0 шестнадцать миль, широта семь миль. Остров сей я назвал остров Моллера,[255] в честь контр-адмирала Моллера 2-го, который имел флаг свой на состоявшем под моим начальством 44 пушечном фрегате «Тихвинской Богородице». От острова Моллера, дабы придти в широту 16°, я шёл на N, склоняясь к О.
Вид корального острова Моллера
Начальник Южной Новой Зеландии с женой
Военные пляски в Южной Новой Зеландии в заливе королевы Шарлотты
9 июля. Ночь была лунная; ветр тихий от востока и по мере уменьшения широты места нашего переходил в северо-восточную четверть.
В полдень мы были в широте 16° 46 21" южной, долготе 141° 1 54" западной; имели склонение компаса 6° восточное.
Теплота по термометру в тени доходила до 20,2°; в полночь до 19°. Я не заметил, чтобы кто из служащих со мною жаловался на беспрерывный несносный жар во время плавания между тропиков.
Коральные острова Аракчеева, Пализера 3-го, Матеа, Крузенштерна, Восток
10 июля. От полудня до шести часов утра следующего дня ветр непрестанно колебался, заходя и отходя на два и на три румба; я из сего заключил, что мы простирали плавание под ветром у неизвестных островов. Видели одного большого кита; уже давно не встречали китов.
При рассвете с марса нас обрадовали извещением, что на ветре открылся берег, и в самом деле увидели оный на ONO; по рассвете начали лавировать, дабы подойти ближе. Лейтенанту Лазареву по просьбе его чрез телеграф, я позволил привести берег в полдень на О, для точного определения широты места.
Перед полуднем, когда шлюпы находились от острова в расстоянии двенадцати миль, островитяне удивили нас своею отважностью. С салинга усмотрели лодку, потом показалась другая, третья, и наконец всех до шести, идущих к нам. Приближась на небольшое расстояние шлюпов, остановились и держались против борта; часто принимались кричать, но приставать к шлюпам никак не решались. Наконец, одна лодка приближилась к корме шлюпа «Мирный», потом подошла к шлюпу «Востоку», и островитяне держались за верёвку, опущенную с кормы.
Все были среднего роста, более худощавы, нежели дородны. Телом и лицом смуглы и сим последним несколько отличаются от европейцев; волосы связаны в пучок на самом теме, бороды небольшие, живот почти у всех подтянут верёвкой, свитой из травы, детородная часть закрыта поясом, который составляет всю одежду для прикрытия их наготы.
Я желал получить хотя один упоминаемый пояс, но островитяне никак не хотели их променивать. Сие служит доказательством, что обнажение части тела, прикрываемого поясом, почитают неблагопристойностью.
Лодки, на которых островитяне встретили нас в дальнем расстоянии от берега, длиною около двадцати футов, ширина их такова, что два человека могли сидеть рядом; сделаны из нескольких искусно вместе скреплённых досок; разрез лодок видом подобен невысокому кувшину; с одной стороны для равновесия отвод; вёсла почти такие же, как и у всех островитян сего океана. Лодки довольно хорошо ходят и для открытого моря удобнее других, мне известных сего рода лодок. На каждой было 3 или 4 проворных островитянина; каждый имел по аркану из сплетённых травяных верёвок, пику, небольшую булаву. По всем сим признакам нам казалось, что островитяне выехали в намерении напасть на нас с разных сторон и, ежели возможно, овладеть шлюпами. Может быть, не видав никогда европейских судов, по дальности расстояния заключили, что видят лодки, идущие с одного острова на другой для промысла или неприязненных действий, и что можно ими овладеть. Когда приближались, вероятно удивились необычайной величине судов, несоразмерных ни их силе, ни военному их искусству, однакоже при всем том, держась за веревку у кормы, тянули её беспрестанно к себе, чтоб отрезать. Они старались коварным образом пикой ранить офицера, который из каюты им изъявлял благоприязненное расположение. Как я, так и лейтенант Лазарев дарили им топоры, выбойки, серебряные и бронзовые медали, но не могли их убедить подойти ближе к шлюпам, а ещё того менее взойти на оные; в 4 часа островитяне отправились обратно на берег.
Ветр отошёл сначала несколько к северу и позволил шлюпам в одно время с островитянами достигнуть берега; поворотя чрез оверштаг на правый галс, я лёг вдоль западного берега, местами держал менее мили от оного. Островитяне в виду нашем пристали к берегу, с помощью нескольких на берегу находящихся товарищей вытащили лодки и, подняв на плечи, поднесли во внутренность лагуна, потом, не медля, зажгли многих местах кустарники и лес на берегу против нас и произвели ужасный огонь. Я полагаю, что сия огненная линия означает неприязненность и служит сигналом приближения и нападения неприятелей, как случилось при свидании нашем с жителями острова Моллера.
Средины сего острова широта 15° 51’ 5" южная, долгота 140° 49 19" западная. Положение оного представляет сферический треугольник, острым углом к SSO; одна сторона, к северу обращённая, вдалась внутрь и в сем месте особенно приметны кокосовые рощи, прочие же стороны острова низки. Мы были так близко, что могли хорошо отличить красные кораллы от белых; действием солнечных лучей они превращены в известь. Окружность острова которой я назвал островом графа Аракчеева,[256] около шестнадцати миль. Ртуть в термометре стояла на 20,7°, а в полночь опустилась до 19,7°. В 6 часов вечера, когда шлюп «Восток» прошёл вдоль западной стороны острова и находился уже у северо-западной оконечности, затемнело; тогда взяв у марселей рифы, я лёг под малыми парусами к западу, склоняясь несколько к югу, дабы держаться ближе широты 16°, по которой имел намерение итти к западу.
Чтобы занять островитян и внушить им, какую силу имеет европейский огонь, мы пустили с обоих шлюпов по нескольку ракет; некоторые в воздухе рассыпались разноцветными огнями. Таковые огневоздушные искусственные явления, занимающие еще и поныне просвещённых европейцев, должны были удивить людей, живущих на малом острове посреди океана; они подобное сему видели только в воздушных метеорах, по отдалённости в малом размере, без звука и блестящих огней.
Жители с корального острова Аракчеева
11 июля. До половины второго часа пополуночи, при лунном свете мы имели хода от трех до четырех миль в час; я сделал сигнал привести в бейдевинд на правый галс, дабы остаться в продолжение ночи на месте; ветр дул тихий от NOtN, зыбь от О доходила до нас весьма слабая, что также доказывает близость берега на О от острова графа Аракчеева. В 6 часов утра, с рассветом, спустясь от ветра, мы легли на WSW и прибавили парусов. В 11 часов с салинга увидели берег на NW, я придержался в бейдевинд на WNW, при ветре от N.
По наблюдению, в полдень широта места нашего была 15° 53’ 25" южная, долгота 141° 50’ 22" западная.
В продолжение всего дня ветр был так тих, что я не положился на верность измеренного нами хода, служащего основанием для определения величины острова; при таком тихом ветре ход судов более подвергается неизвестному влечению морской быстроты; по сей причине я держался в продолжение ночи близ острова; мы видели одного кита, пускающего фонтаны, также несколько летучих рыб. Рыбы сии не больше сельдей, имеют боковые перья необыкновенной величины и довольно широкие. Избегая гоняющихся за ними бонитов, стадами поднимаются из воды в косвенном направлении и потом летят по прямой линии не выше двадцати футов от поверхности моря во время безветрия. Когда боковые перья начинают высыхать, тогда обратно склоняются к воде и погружаются, когда же во время полёта ветр случится с боку, тогда уклоняются дугою под ветр и, по мере большей силы оного, кривой путь их приметнее изгибается.
В близости, или в виду сего острова, не было никогда европейских судов, а потому без сомнения всё внимание островитян обращено на шлюпы «Восток» и «Мирный», как на неприятелей. Когда стемнело, я приказал пустить 12 ракет поодиночке. Огненные сии струи, конечно, вселили необыкновенный страх в людях, которые ничего подобного не видали.
12 июля. В час пополуночи поворотили обратно к берегу, ветр продолжался самый тихий из NO четверти до 9 часов утра, потом задул несколько свежее от ONO, и я лёг на SWtS1/2W вдоль южного берега, в расстоянии одной мили; мы пришли на траверс южного мыса.
Остров сей принадлежит также к коральным островам с лагунами в средине. Восточный коральный узкий берег оного около ста сажен в ширину и почти весь голый, только изредка видны поодиночке кустарники; северный, западный и южный берег обросли лесом, между коим было несколько кокосовых деревьев.
В лесу местами расстилался по ветру дым, который доказывал, что остров обитаем. Средины его по наблюдениям широта 15° 47 20" южная долгота 142° 11’ западная; положение его NNO1/2O и SSW1/2W, длина двенадцать миль, ширина три. Сие обретение наше назвал я островом князя Волконского.
Вскоре мы усмотрели впереди ещё остров, от южной оконечности острова князя Волконского на SW 28°, отделённый проливом шириною в четыре мили. Продолжая итти по тому же направлению, в полдень находились по N0 сторону последнего острова, на одну милю от берега. По наблюдению, широта места шлюпа «Восток» была 15° 57 52" южная долгота 142° 12’ 11" западная. С полудня до темноты мы держали в расстоянии от полумили до двух миль вдоль восточного узкого корального берега, на коем росли отдельные кустарники и низменный лес; бурун с рёвом разбивался на сей коральный берег. Вся северная и западная сторона, в которой виден лагун, покрыта лесом; местами на NW стороне из-за лесу шёл дым, доказательство, что остров обитаем; капитан Лазарев сказывал мне, что он видел на берегу людей и лодки.
Северная оконечность сего острова в широте 15° 55 45" южной, долготе 142° 15 19" западной. Южной оконечности широта 16° 13 35", долгота 142° 24’ 36"; средины широта 16° 5 35", долгота 142° 19 . Направление острова NtO 1/2 O и StW 1/2 W; длина, по моему мнению, двадцать одна, а лейтенант Лазарев полагает шестнадцать миль, большая ширина семь, окружность сорок четыре мили. Остров сей назвал я островом фельдмаршала князя Барклая-де-Толли.[257]
Разность в определении длины острова Барклая последовала от того, что капитан Лазарев проходил южную часть в темноте, и приняв колено, где берег переменил направление далее к W, за южный мыс, заключил, что остров пятью милями короче, противу величины, определённой на шлюпе «Востоке».
Капитан Кук в первом путешествии кругом света определил величину и положение обретенного им острова Лука, проходя вдоль берега по южную сторону острова; не взирая на ночное время, продолжал опись по гулу, происходящему от буруна, разбивающегося в берег с шумом; но как курс, которым он шёл, отдалял его неприметно от направления берега, и расстояние от оного более и более увеличивалось, то, потеряв гул от буруна, заключил преждевременно о величине острова, им обретенного, и определил длину оного тринадцать, вместо тридцати пяти миль. Таковые ошибки часто на море случаются.
В 6 часов вечера сделалось темно, убрали на шлюпе все лишние паруса как для предосторожности на ночь, так и для того, чтоб доставить возможность шлюпу «Мирному» нас догнать. Ход «Востока» был не более полутора узлов, я держал на SSW до полуночи.
13 июля. С шести часов взяли курс по параллели к западу, в широте 16° 23’ южной. Весьма редкие на небе облака не препятствовали луне и звёздам освещать горизонт во всю ночь. Шлюп «Мирный» нас догнал, и мы с рассветом могли опять итти вперед под всеми парусами.
Когда совершенно рассвело, увидели с салинга на WSW1/2W низменный берег и я направил путь к оному. Вскоре открылся к югу еще другой такой же берег; я предпочёл осмотреть наперёд сей последний, для того, что от оного мы могли итти к первому берегу, по сей причине лёг на юг. Прекрасная погода нам благоприятствовала, только ветр был тих и мы не имели такого хода, какого желали.
В 11 часов прошли в полумиле северо-западный низменный коральный мыс, омываемый шумным буруном; весь остров был пред глазами нашими. Вся северная сторона возвышенная, покрыта мелким лесом, на прочих же частях лес местами; мы рассмотрели только три пня кокосовых деревьев без листьев, может быть сорваны бурею, или спали от старости деревьев. Бурун, с ужасным рёвом разбиваясь о коральные возвышенности, перекачивался чрез оные в лагун внутри острова. Положение оного N1/2W и S1/2O; длина семь, ширина две, окружность семнадцать миль.
Вскоре к удовольствию моему я увидел лодку, идущую на гребле к шлюпу «Востоку»; чтобы дать ей возможность скорее подойти, лёг в дрейф; после сего лодка, на которой было два человека, по приглашению моему, без дальних околичностей, пристала к шлюпу. Мы удивились необыкновенной смелости островитян: один из них прямо взошёл на шхафут, предложил нам к мене употребляемые ими для рыбной ловли крючки, сделанные из ракушек и улиток. Потом, вынув из-за пояса небольшой свёрток, перепутанный кокосовыми волокнами, содрал с свёртка зубами волокна и дал мне несколько мелкого жемчуга. На вопрос мой: «есть ли ещё?» он отвечал: «нюй, нюй», т. е. много, много, указывая рукою на берег. Когда спросил его — «есть ли женщины?» он тотчас отправил на берег своего товарища, по-видимому работника, на своей лодке, а сам остался на шлюпе. По рассказам его, мы поняли, что он начальник с острова Анюи, а на остров, при коем мы находились, приехал для промысла.
Время приспело к обеду, я посадил гостя за стол подле себя; он ел всё, но с великою осторожностью, старался в действиях своих подражать нам, но при употреблении вилки встречал немалое затруднение, боясь уколоться. Между тем лейтенант Лазарев с некоторыми из офицеров обоих шлюпов поехал на остров на двух гребных судах, но приближась к берегу, увидел, что нет возможности пристать по причине подводных кораллов и большого разбивающего буруна, почему и возвратился на шлюп. При сем случае потеряли дрек, который так зацепился за кораллы, что вынуть было невозможно.
После обеда на шханцах мы одели нашего гостя в лейб-гусарский красный мундир. Внутренняя радость видна была на лице его, Потом при троекратном «ура», я повесил ему на шею серебряную медаль, и, в изъявление дружбы, мы коснулись носами. Дабы придать более важности и цены медали, каждый из нас подходил рассматривать оную и удивлялся. После сего, вероятно, островитянин побережёт медаль, по крайней мере до встречи с первыми европейцами, а тогда он ещё более узнает все достоинства подарка нашего, ибо медаль доставит ему скорее новых знакомых, а чрез то и новые подарки.
Посланный островитянин свободно пристал к берегу на своей малой лодке, которая плоска, легка и без киля. Вскоре возвратился и привёз с собою молодую женщину, вяленых каракатиц, внутренности ракушек, также вяленые и нанизанные на волокна из коры древесной. Вероятно, сии привезённые с берега съестные припасы составляют цель их промысла и странствия по необитаемым островам. Женщину пригласили мы в кают-компанию; я подарил ей зеркальце, сережки, перстень и кусок красного сукна, которым она окутала нижнюю часть тела до колен; свою же рогожу из травы, искусно сплетённую, оставила нам, и она теперь хранится в числе редкостей в музеуме государственного Адмиралтейского департамента. Островитянка с особенною стыдливостью, при переодевании своего платья старалась сколь возможно скрыть части тела, которые благопристойность открывать воспрещает.
Гости наши были среднего роста, волосы имели кудрявые; у начальника на ляжках и бёдрах черно-синеватого цвета испестрения, подобно как на лицах жителей островов маркизы Мендозы и Новой Зеландии. Нагота его была закрыта узким поясом, по обыкновению всех островитян Южного океана. Женщина невысокого роста, все части тела её были полные, волосы чёрные, кудрявые; приятное смуглое лицо украшалось чёрными пылающими глазами.
Художник Михайлов изобразил с точностью посетителей наших, начальника стоящего, женщину и мужчину сидящих; рисунок его изображает также коральный берег и растущий на оном лес.
В полдень по наблюдению определили широту острова Нигира (наши гости так называли сей остров) 16° 42 40" южную, долготу 142° 44’ 50" западную.
У островитян была в лагуне большая лодка, на каковых они ездят к другим островам; лодка стояла от нас за лесом, мы не могли хорошо рассмотреть; вероятно, посетившие нас островитяне имели ещё товарищей; но они не показывались. В 4 часа я подвёз гостей несколько к берегу; распростясь с нами, они нагрузили малую лодку приобретенными от нас сокровищами и возвратились на берег.
Окончив обозрение острова Нигира, я лёг на NW, к острову, который при рассвете мы увидели с салинга к WSW. Ветр дул тихий из SO четверти. Для безопасности в ночное время мы держались на одном месте, лавируя короткими галсами, а с утра прибавили парусов, но вскоре заштилело. Берег к северу был виден с салинга. В 9 часов утра, хотя мы пользовались благополучными переменными тихими ветрами, но шли весьма медленно и не прежде 10 часов утра увидели с баку низменный берег. Тогда взяли курс на NW 50°, вдоль южной части острова; курс сей приближил нас к юго-западной части.
В полдень широта места шлюпа «Восток» по наблюдению была 16° 28 38" южная, долгота 143° 7 26" западная. В сие время остров простирался от N0 68° до NW 29° 40 ; ближайший коральный мыс находился от нас в трех милях. По всему южному берегу видна была шероховатая гряда сребристой пены, происходящей от буруна, который с рёвом разбивался о коральную стену, подобную мулле.[258] Северную сторону можно было усмотреть чрез лагун, она казалась лесистою; напротив, на южной только местами низменный лес и кустарник, и местами бурун перебегает чрез коральную муллу. В лагуне мы видели две лодки, идущие под парусами, и за дальностью, кроме треугольного паруса углом вниз ничего не рассмотрели. Мне кажется, что островитяне приезжают для промысла с прочих островов, и что сей остров необитаем, ибо нигде не видно признаков населения; нет и кокосовых деревьев, доставляющих прохлаждение и пищу островитянам.
Широта острова 16° 21’ 45" южная, долгота 143° 5 36" западная; направление WNW и OSO, длина пятнадцать с половиной, ширина пять с половиной, в окружности тридцать четыре мили. Я назвал сие наше обретение островом генерал-лейтенанта Ермолова.[259]
От полудня до пяти часов ветр дул тихий из SW четверти и после краткого безветрия опять перешёл в SO четверть. До пяти часов я продолжал курс в параллель острова и прошёл западный лесной край оного в расстоянии трех с половиной миль. С салинга усмотрели к SW лесистый берег, о чём лейтенант Лазарев уведомил меня чрез телеграф. Окончив опись острова Ермолова, я привёл на ночь в бейдевинд на левый галс, для того, чтобы в продолжение ночи приближиться к теперь упомянутому лесистому берегу. В вечеру усмотрели на оном разведённый огонь, а в начале десятого часа с боку увидели бурун прямо перед носом. Я приказал поворотить на правый галс и убавить парусов, чтоб дождаться рассвета.
15 июля. В полночь теплоты на открытом воздухе было 19,2°, а в палубе, где спали служители, 22°; для русских, которые родились и взросли в климате умеренном, такой жар кажется должен быть тягостен, однакож не производил никакого действия над здоровьем служителей.
В половине четвёртого часа утра я поворотил опять к берегу, а когда рассвело, восточный лесистый мыс находился от нас на ветре в восьми милях. Я желал приближиться, но по причине переменного ветра не мог сего исполнить, и потому прошёл в расстоянии на полторы мили вдоль коральной муллы, покрытой кустарником. К востоку виден был узкий вход в лагун. Ветр несколько засвежел, мы шли вдоль лесистого берега, имеющего направление к западу. Вскоре усидели лодку, на которой два человека отвалили от берега. Я привёл в бейдевинд, положил грот-марсель на стеньгу, но островитяне не решились приближиться к шлюпу, а потому, не теряя времени, я наполнил паруса и продолжал курс вдоль узкого берега, поросшего лесом и кустарником. Берег сей составляет северную сторону корального острова и отделён от южного пространным лагуном; на южный берег разбивался бурун. С утра погода переменилась, находили тучи с дождём, иногда пасмурность так сгущалась, что скрывала берег, от которого мы были в расстоянии одной мили. К полудню погода сделалась лучше.
В полдень шлюп «Восток» по наблюдениям находился в широте 16° 25 38" южной, долготе 143° 55 57" западной; тогда западный мыс острова был от нас на SSW, в трех милях. На северо-западной стороне мы увидели узкий вход в лагун внутри острова.
Северо-восточная сторона в широте 16° 36’ 40", долготе 143° 24 32"; западная оконечность в широте 16° 27 35", долготе 143° 56’. Направление острова WNW1/2W и OSO1/2O, длина тридцать две, широта семь, окружность семьдесят одна миля. Мы прошли мимо самой большой и лучшей части острова, но видели только двух человек, не приметили нигде разведённого огня, также ни одного кокосового дерева, служащего для продовольствия островитян, и потому мы заключили, что сей остров, который я назвал островом князя Голенищева-Кутузова-Смоленского[260] необитаем, а два человека были, вероятно, для промысла. Мы не успели ещё отдалиться от острова, как с салинга вновь увидели два других, первый на SWtS, другой на WtS.
В три четверти третьего часа, когда шлюп был в широте 16° 32’ 35" южной, долготе 144° 4’ 25" западной, мы видели лесистый северный берег острова, находящегося от шлюпа к югу в глазомерном расстоянии на десять миль. По причине противного ветра нам не удалось приближиться к острову, а потому и не могли определить истинной оного величины; северный лесистый берег в широте 16° 43 , долготе 144° 11 . Длина той части, которую мы видели, простирается на одиннадцать миль. Сей остров я назвал островом генерала Раевского.[261]
Капитан Кук во второе своё путешествие кругом света, на пути из Новой Зеландии к острову Отаити, 1773 года августа 13, видел низменный коральный остров с лагуном и назвал оный Адвентюром. Сей остров, из всех известных поныне европейцам, ближайший к острову Раевского. Капитан Кук[262] не упоминает о величине и направлении острова Адвентюра. Ежели оный из числа островов сего архипелага, то легко может статься, что северный берег острова Раевского один и тот же с Адвентюром, и что оба составляют один большой остров. Ежели же остров Адвентюр по пространству своему принадлежит к средним или малым островам, то остров Раевского — новое обретение.
Ветр способствовал нам к обозрению острова, который видели мы к западу. Я взял курс в параллель берега по восточную сторону, а потом обошёл и по северную. Обе стороны покрыты небольшим лесом. С восточной два узких входа в лагун внутри острова, коего широта 16°28 35" южная, долгота 144° 17 33" западная, направление NWtW и SOtO, длина двенадцать с половиной, ширина шесть с половиной, окружность около тридцати миль. Жителей не заметили. Сей остров назвал я островом генерала графа Остен-Сакена;[263] спешил до темноты окончить обозрение и по сей причине ушёл далеко вперёд от шлюпа «Мирного».
При окончании обозрения острова графа Остен-Сакена, затемнело. Отойдя несколько от берега, для ночи мы взяли у марселей по рифу и убавили парусов. Между тем шлюп «Мирный» нас догнал, и лейтенант Лазарев прислал на ялике несколько свежей рыбы, которую он получил в подарок от приезжавших к нему на малой лодке двух островитян с острова Голенищева-Кутузова. Лейтенант Лазарев мне сказал, что у сих двух островитян ляжки были также исколоты и натёрты черно-синею краскою, как у Эри-Татано, посетившего нас с острова Нигиру, и что сии лодки уже вероятно видели европейцев, ибо просили бритв, указывая на бороду, и без боязни весьма охотно ели, что им подавали. Их одарили медалями и разными европейскими изделиями.
В продолжение дня мы видели кита и множество летучей рыбы. Ночь была лунная, светлая, облака изредка пробегали; мы лавировали короткими галсами, держась на одном месте.
16 июля. С рассветом опять увидели к sw низменный берег. Отдав рифы у марселей, прибавили парусов и продолжали курс на StW до девяти часов утра; тогда подошли на одну милю от острова и легли на W, подле узкого лесистого берега, в расстоянии местами менее полумили. В 10 часов прошли западную оконечность острова; от сей оконечности берег имеет направление к югу под прямым углом. Широта сего острова, который я назвал островом адмирала Чичагова,[264] 16° 50 05" южная, долгота 144° 52 43" западная, направление OtN и WtS, ширина одиннадцать, длина тридцать пять миль. В средине острова пространный лагун.
По окончании обозрения сего острова, мы шли далее на запад к другому, который был виден с салинга, когда мы находились при острове Чичагова. В 10 часов 45 минут, приближась к новому берегу, держали на NW 28° и, прошед северо-восточный мыс в расстоянии 1/2 мили шли вдоль узкого корального берега.
В полдень широта места шлюпа «Востока» по наблюдениям оказалась 16° 41 57" южная, долгота 145° 9’ 53" западная; тогда северный берег острова был южнее шлюпа на 1’10"; мы шли на WtN в параллель берега. В половине второго часа западный мыс уже был у нас на траверсе.
Остров сей подобен близлежащим островам и состоит также из корального берега. Северная сторона поросла лесом, прочие же стороны образуют как будто муллу, о которую бурун с шумом разбивался; на восточной небольшой вход в пространный лагун, в средине острова. На северном берегу, в двух милях от западного мыса, было несколько кокосовых деревьев. В сем месте мы увидели двух человек, которые, вероятно так же, как и на островах Нигире и Кутузове, приехали для промысла. Широта сего острова, который я назвал островом графа Милорадовича,[265] южная 16° 47 20", долгота западная 145° 12 43", направление WNW 1/2 W и OSO 1/2 O, длина пятнадцать, ширина пять с половиной, окружность тридцать девять миль.
Проходя западный мыс острова Милорадовича, мы увидели на NW берег, к которому я немедля направил путь. В начале третьего часа, находясь от южного мыса сего берега в трех милях, я шёл разными курсами, ведущими мимо юго-восточной оконечности в полумили. Оба мыса обросли лесом и соединены низменным коральным берегом, о который с большим рёвом разбивался бурун в виде сребристой пены. Обогнув южный мыс, мы шли в параллель извилистому узкому коральному берегу, который местами оброс лесом и редким кустарником; видны были места, на коих, кроме бесплодного коралла, в известь превратившегося, мы ничего не приметили. В половине шестого часа вечера, перед темнотою, находясь у мыса почти на средине острова, увидели на берегу до сорока человек, стоящих на голом перешейке. Некоторые имели ткани или рогожи, чрез плечо накинутые, махали нам рогожею или тканью, навязанною на длинном шесте, и разными другими вещами. Подле островитян на сем узком коральном перешейке были вытащены две большие лодки, одна о двух мачтах. Я крайне сожалел, что позднее время дня, крепкий ветр и большое волнение разбивавшееся о коральный берег, препятствовали послать на остров; оба шлюпа находились тогда на одну милю от оного. Ветр дул свежий, порывами от OtS, прямо на берег. Надлежало отдалиться и быть вне опасности в ночное время, и для того, когда начало смеркаться, мы несли большие паруса не по силе ветра.
17 июля. Ночь была так темна, что скорее можно было набежать на берег, нежели успеть отворотить от оного; небо покрылось густыми чёрными облаками, ветр дул крепкий с порывами и дождём. Мы держались в продолжение ночи на одном месте, неся небольшие паруса, не отдаляясь от берега более пятнадцати миль, т. е. на то расстояние, где накануне ввечеру, при зарождении солнца берега с салинга не было видно.
С рассветом опять поворотили к острову при свежем ветре, который препятствовал шлюпам достигнуть того самого места, где в последний вечер видели людей на берегу. В половине восьмого часа утра, подошед ниже среднего мыса на три мили, спустились на NtW1/2W в параллель берега узкого, обросшего лесом и кустарником, местами же совершенно голого; в двух милях от северного мыса мы видели несколько кокосовых деревьев. Обогнув сей мыс в половине десятого часа, легли на WSW и, прошед от северного мыса пять миль, находились против узкого входа в лагун. Вода при сем входе довольно струилась, вероятно от силы и направления прилива и отлива. Расстояние между северным и северо-западным мысом одиннадцать миль; берег местами покрыт мелким лесом и кустарником, а большая часть коральная и голая. Западный берег, кроме лесистых мысов, состоит из корального рифа; мы за дальностью не могли с точностью рассмотреть, но видели, что сребристая и возвышенная гряда буруна простирается по всей западной стороне острова, который я назвал островом графа Витгенштейна.[266]
Северный мыс в широте 16° 4 50" южной, долготе 145° 33 55" западной.
Северо-восточный мыс в широте 16° 9 20", долготе 145° 44 31".
Юго-восточный мыс в широте 16° 29 45", долготе 145° 18 .
Южный мыс в широте 16° ЗЗ' ЗО", долготе 145° 23 18".
Средина в широте 16° 20 40", долготе 145° 33 .
Хотя на сем острове, как выше упомянуто, мы и видели людей, но мне кажется, что они были только для промысла и расположились подле вытащенных лодок.
Когда шлюп «Восток» находился от северного мыса острова графа Витгенштейна в расстоянии одной мили, тогда увидели с салинга к WNW берег, отделяющийся от сего острова проливом, шириною в девять миль. В начале одиннадцатого часа, окончив обозрение острова графа Витгенштейна, я направил курс к южной оконечности вновь усмотренного берега.
В полдень мы были в широте 16° 4 28" южной, долготе 145° 49 4" западной. Лесистый южный мыс находился пред нами на NW 58°, в расстоянии около трех миль, а юго-восточный, лесистей же, мыс на N0, в четырех милях. Берег между сими мысами большею частью коральный, без леса. С полудня мы шли по направлению восточной оконечности, потом по северную сторону узкого корального, местами лесистого берега; лагун внутри острова усеян небольшими лесистыми же, островками и высунувшимися из воды кораллами. В три четверти пятого часа мы обогнули северный песчаный мыс, за которым увидели узкий вход в лагун. На западном мысе большие каменья, издали казались домиками. Южный берег большею частью коральный, лес растёт изредка; хотя мы местами приближились к острову на полмили, однакож не видели никаких признаков, что остров обитаем. Положение оного следующее:
Восточная оконечность в широте 16° 00 40" южной, долготе 145° 47 20" западной.
Западная оконечность в широте 15° 53 35", долготе 146° 6 16".
Средина в широте 15° 55 40", долготе 145° 56’.
Длина острова девятнадцать по направлению OSO и WNW, ширина шесть, окружность сорок шесть миль.
Я признаю сей остров за тот самый, который обретён капитаном Куком на пути его от острова маркизы Мендозы к островам Общества 1777 года, апреля 19, и назван с тремя другими, островами Пализера. Я их буду отличать номерами, так как они обретены один после другого. Когда капитан Кук прошёл остров первый Пализер и находился у южной оконечности оного (в широте 15° 31’ южной, долготе 146° 23’ западной), тогда видел с высоты мачты к SO берег[267] и ежели бы луч зрения можно было продлить на двадцать четыре мили по сему направлейию, конечно капитан Кук увидел бы остров, ныне нами обозренный. Находясь сегодня у северной оного оконечности, мы с салинга усмотрели на NWtW тот берег, подле которого был капитан Кук, именно первый остров Пализер, а тот берег, у коего мы были, второй Пализер; на аросмитовой карте сей остров назван остров Елисаветы, положен в той же широте, и только на 12 восточнее; нет сомнения, что остров второй Пализер тот же самый, что Аросмит назвал островом Елисаветы.
Находясь от западной оконечности острова второго Пализера на одну милю к западу, с салинга увидели мы к западу берег; в сие время уже смеркалось, а потому для безопасности на ночь я придержался бейдевинд под малыми парусами на StW, при свежем пассадном ветре. Небо, покрытое облаками, изредка было освещаемо лунным светом.
18 июля. После полуночи облака разошлись, луна светила и ветр был умереннее. В начале второго часа ночи бдительностью вахтенного лейтенанта Торсона в ночную трубу усмотрен бурун прямо перед носом шлюпа; мы тотчас поворотили, а с рассветом опять пошли к берегу. На пути поймали два шарка,[268] из которых сварили для служителей на завтрак уху; а для лучшего вкуса приправили красным перцем, или каяном. Я был очень доволен, что матрозы не имели предрассудков и ели всегда все, что для них приуготовляли, в полной доверенности, что им не дадут ничего вредного.
Когда довольно рассвело, мы увидели пред собой небольшой остров, выше всех прочих до сего времени нами усмотренных коральных островов, коих не мало осталось позади нас.
В половине девятого часа утра подошли к восточному краю острова менее нежели на полмили, и легли вдоль берега к западу по северную сторону; в половине девятого часа находились против северо-западного крутого мыса, состоящего из слоистого плитняка. За сим мысом море было совершенно тихо и у берега весьма малый бурун, так что гребные суда свободно могли пристать к кораллам, составляющим взморье острова. Я сим воспользовался, придержался к берегу на расстояние менее полумили, спустил ялик и отправил на остров лейтенанта Торсона и художника Михайлова, с ними позволено было ехать астроному Симонову, лейтенанту Лескову и штаб-лекарю Берху. При всяком таковом удобном случае я вспоминал и жалел, что натуралисты Кунс и Мертенс, дав слово с нами отправиться, переменили своё намерение тогда, когда уже было поздно найти других. Они отказались для того, что будто бы им дано мало времени на приготовление к путешествию; может быть они и правы, но я как военный, думаю, что учёному довольно привезти с собою одну свою учёную голову, книг же в Копенгагене у книгопродавцев во всех родах множество, ежели бы некоторых и недостало, в таком случае все книжные лавки в Лондоне были к их услугам, они бы ни в чём недостатка не встретили.
Лейтенант Торсон, художник Михайлов и прочие, побыв недолго на берегу, возвратились на шлюп. Они нарубили разных сучьев от растущих деревьев, которые все мягкой породы, наломали кораллов, набрали раковин и улиток, застрелили малого рода попугая, величиною с воробья, у которого перья прекрасного синего цвета, ноги и нос красные, совершенно подобные сафьяну; застрелили также малую горлицу серо-зелёного цвета набрали несколько грецкой губки, обложенной мелкими кораллами.
Лейтенант Торсон по возвращении объявил, что приметил следы людей и даже места, где разводили огонь, но жителей не видал. Видели разных малых береговых птиц, малых ящериц, небольших черепах, которые уползали в воду и прятались в кораллы. В лагуне была вытащенная на берег старая лодка; вероятно, на сей остров, подобно как и на многие другие, жители больших островов приезжают для промысла.
Все мои сопутники были довольны, когда увидели остров, который выше прочих коральных островов; полагали что мы уже вышли из архипелага, коим плавание несколько затруднительно, как утверждают и прежние мореплаватели: Рогевейн, Шутен и Лемер, командор Бирон, Валлис, Бугенвиль и Кук. Хотя остров более прочих оброс высокими деревьями, однако с салинга чрез лес виден был лагун; на берегу нашли глинистые каменья.
В полдень шлюп «Восток», по наблюдению, был в широте 16° 10 4" южной, долготе 146° 19 46" западной, от западного мыса прямо на N, в расстоянии на одну милю. Средина острова в широте 16° 11’ 18", долготе 146° 15 50"; диаметр средины пять с половиной миль. Я назвал сие обретение наше островом вице-адмирала Грейга, под начальством которого служил на Чёрном море.
Скоро после полудня, кончив опись острова Грейга, я пошёл на NtW прямо к восточному мысу того острова, который мы ввечеру накануне с салинга усмотрели на запад. Ветр дул свежий от востока, волнения не было, и мы имели хороший ход. Берег показался с салинга в расстоянии восемнадцати миль, прямо по водорезу.
В 4 часа 17 минут пополудни мы подошли к восточному, лесом поросшему мысу сего корального острова; берег имел направление в NW четверть и, склоняясь дугою к W, терялся из вида. Южный берег, вдоль коего мы шли на SWtW, состоял из корального рифа. Некоторые кораллы возвышались из воды до шестнадцати футов и были подобны безлиственным старым дубам тёмного цвета; мы держались на расстоянии полумили и более, в параллель сего страшного для мореплавателей рифа, о который величайший бурун с рёвом разбивался. Отойдя от восточного мыса вдоль рифа восемь миль, опять увидели несколько лесистого берега. По белесоватому цвету воды в лагуне я заключаю, что оный не глубок, и в разных местах видны вершины кораллов; у N0 стороны в лагуне вода синеватого цвета, следовательно глубина немалая. Вскоре по наступившей темноте я привёл шлюп к ветру на юг и короткими галсами во всю ночь под малыми парусами держался на одном месте.
Лейтенант Лазарев шёл за нами в кильватере; на шлюпе «Востоке» несли мало парусов, чтоб не уйти из вида от «Мирного» и не разлучиться при ненастных погодах. Теплота на шканцах в полночь была до 20°, в палубе, где спали служители — до 21,5°.
19 июля. Ночью ветр дул свежий пассадный от О. В половине шестого часа утра я лёг на NNW, но когда увидели с салинга, а потом с марса на коральном рифе бурун, тогда склонил курс к западу, дабы подойти около полудня к западной оконечности острова и определить положение оного.
В 11 часов приближились к острову, увидели перед собой лесистый мыс. Южная сторона большею частью состоит из корального рифа, северного же берега по дальности и наступившей темноте мы не видали. Капитан Кук проходил от восточной оконечности вдоль сего берега и говорит, что остров совершенно таков же, как и прочие низкие острова только меньше совокупного берега, состоит как-будто из нескольких небольших островов; идучи вдоль берега около полумили, видел пиками вооруженных островитян, их шалаши, лодки и строения, в которых они вялят рыбу; приближась к западной оконечности, увидели берег на NN0 в шести милях.[269] Мы также рассмотрели на западном берегу у леса несколько шалашей, около которых стояли островитяне и бегали собаки. Два островитянина сели в лодку и пригребли к шлюпу. Мы легли в дрейф, чтоб дать им возможность пристать. Они по первому приглашению взошли на шлюп; сначала были несколько робки, но когда я повесил им на шею медали, дал каждому пояс из выбойки, нож и другие вещи они скоро ободрились и были так свободны, как-будто бы уже давно с нами знакомы. Один из них, подобно вышеупомянутому Эри на острове Нигире, вынул из-за пояса свёрток с несколькими мелкими жемчужинами, отдал мне и, указывая рукою на берег, говорил: Нюй! Нюй! (много, много!); я ему дал зеркало. Оба островитянина телом и лицом смуглы, вероятно от того, что подвержены на рыбных промыслах беспрерывному солнечному зною; чертами лица от европейцев не отличаются, волосы имеют кудрявые. Художник Михайлов весьма сходно нарисовал их портреты, они сами находили сие сходство и радовались, как дети.
После полуденного наблюдения мы определили:
Восточной оконечности острова широту 15° 50’ 20" южную, долготу 146° 25 55" западную.
Западной оконечности широту 15° 41’ 20", долготу 146° 48 30".
Капитан Кук определил восточного угла широту 15° 47 , долготу 146° 30 .
Протяжение острова определили:
На шлюпе «Востоке» двадцать три с половиной мили, WNW и ОSО.
На шлюпе «Мирном» двадцать шесть с четвертью мили, WNW и ОSО.
Капитан Кук — двадцать одна миля, WNW и OSO.
По таковому сходству в определении места, величины и положения острова, не остается никакого сомнения, что сей остров третий из числа названных островами Пализера.[270]
Вся сия гряда коральных островов, начиная от острова графа Аракчеева до острова Крузенштерна, описана и приведена в известность российскими мореплавателями; в числе сих островов хотя находятся четыре острова Пализера и хотя они обретены капитаном Куком, но как после описаны лейтенантом Коцебу и нами и определено их настоящее протяжение и вид, то я почитаю приличным всю гряду назвать островами Россиян.
Рассматривая поверхность обитаемого нами земного шара, мы видим повсюду, что она на твёрдой земле волнам подобна, прерываема высокими хребтами гор, глубокими оврагами, крутизнами, ложбинами и равнинами. Морское дно в таком же положении; сему служит доказательством: глубина океана, местами неизмеримая, острова, которые составляют вершины высоких гор, от самого дна идущих, нередко гряды таковых островов показывают нам направление подводного хребта гор, сокрытого от глаз наших в непроницаемой глубине; наконец, подводные мели и каменные скалы скрывающиеся под водою или с оною наравне находящиеся, также хребты подводные, подобные надводным вершинам гор. Коральные острова и мели — также хребты гор, имеющие направление параллельно горам Кордильерским на Панамском перешейке, и главным из моря поднимающимся хребтам, которых вершины образуют острова Общества, Сандвические и даже малые острова Питкаирн, Опаро и другие, имеют одно и то же направление. Коральные острова и мели тихо воздвигнуты малыми черепокожными, в течение многих веков. Положение сих островов ясно доказывает направление и изгибы подводных хребтов, которые им служат основанием. Из числа островов коральных, мною обретенных, остров Грейга представляет часть вершины хребта, несколько вышедшего из моря и состоящего из слоистого камня, прочие же части коральные. Изображение сих коральных островов на карте ясно доказывает мое мнение; я уверен, что когда все коральные острова на картах будут положены верно, тогда пересчитают, на скольких значащих подводных хребтах они основаны.
Натуралист Форстер, бывший с капитаном Куком, говорит: «Небесполезно бы исследовать, отчего на ветре у островов Общества низкие острова составляют обширный и многочисленный архипелаг, а под ветром их так мало?». Причиною сему я, полагаю, соразмерное углубление верхних частей подводных гор по восточную сторону островов Общества; что способствует существованию морских животных, производящих коралл. Самую большую возвышенность гор около сих мест составляют остров Отаити и прочие острова Общества. К западу от оных вдруг весьма великое углубление под горизонт моря, так что глубина сия или препятствует жизни упомянутых животных, или они ещё, не достигли до поверхности моря.
Коральные острова, воздвигнутые малыми черепокожными животными, представляют нам огромнейшие на земном шаре здания, ум человеческий изумляющие. Совершение оных ускоряется наносимым разным сором, склизкими и другими червями, которые, наполняя промежутки, пристают к наружным краям кораллов и составляют начальный оплот. Когда края сии приближаются к поверхности моря, бурун на оные разбивающийся, превращает некоторые в коральный песок, и тем споспешествует засыпать пустоты между кораллами. Ныне сии края довольно возвысились сверх воды и образовали острова, коих берега различной высоты. Почти в каждом острове — вход в лагун, и по большей части мы видели оный под ветром пассада. Морская трава, сор, волнами моря выброшенные, птичий кал и мёртвые птицы, всё сие согнивая, положило начало земле, удобной для произрастений, а приносимые волнами семена, смытые дождями с высоких островов, были началом тех произрастений, в тени коих ныне от солнечного зноя жители сих невысоких островов укрываются.
Самые полезнейшие растения для островитян кокосовые деревья, которые, утоляя жажду прохладительным, так называемым молоком,[271] в тени их под широкими длинными листьями дают убежище от жара. Сверх того, из кокосов употребляют в пищу белую внутренность их тела, толщиною в четверть дюйма, приставшую к скорлупе, которая служит вместо посуды; листьями покрывают сараи и шалаши, из коры вьют веревки, коими скрепляют лодки, и делают арканы, чтобы ловить людей. Самое кокосовое дерево, по мягкости своей, кажется, никуда не годится кроме для сожжения. Примечания достойно, что на тех островах, где мы видели много кокосовых деревьев, видели также жителей.
Другого рода деревья, растущие в множестве на сих коральных островах, жители называют фаро; они ноздреваты, не так высоки, как кокосовые, имеют листья большие, продолговатые, с острыми колюшками исходящие во все стороны из концов сучьев; островитяне покрывают ими крыши своих жилищ; в средине между листьями плод, величиною с человеческую голову, созрелый, цветом желтоват и имеет наружный вид ананаса. Островитяне, разнимая сей плод, сосут его внутренние части.
Мы видели еще другие деревья с плодами, нам неизвестные; множество кустарников, с которых падающий лист утучняет и возвышает острова. Двойные лодки, вытащенные на берега и стоящие в лагунах доказывают, что на сих островах можно найти деревья достаточной толщины для построения таковых лодок.
В коральйом архипелаге глазам европейцев представляются острова с их произрастаниями в приятном и вместе странном виде. У воды некоторые кораллы красного цвета; несколько выше бледнее, а потом коральный песок; куски кораллов и пустые раковины, превращенные солнечным зноем в известь, совершенно белые; далее зеленеющая трава, потом кустарники и необыкновенные живописные деревья жаркого климата.
В сей части Великого океана долгота мыса Венеры определена с большой точностью астрономами Грином и Байлеем, сопутствовавшими капитану Куку в первом и втором его путешествии кругом света, а потому я избрал остров Отаити пристанищем, предпочтительнее прочим островам Общества, дабы поверить хронометры по долготе мыса Венеры, и точнее определить долготы, выведенные из последних наблюдений и долготы обретенных нами коральных островов, и положение их относительно к островам Общества. Я назначил остановиться при острове Отаити и для того, чтобы налить бочки пресною водою и освежить людей чистым береговым воздухом, свежими съестными припасами и фруктами, коих на острове Отаити такое изобилие.
Плавание я расположил так, чтобы на пути принести возможную пользу географии. 19-го мы шли от полудни до вечера на запад, при тихом пассадном ветре от OtS и при облачном небе; зыбь была небольшая от SW; остров Пализер последний скрылся позади нас в расстоянии восемнадцати миль на восток. В сие время склонение компаса найдено 6° 48’ восточное. В 6 часов вечера мы были от острова Пализера к западу на двадцать шесть миль, а пред сумерками зрение наше могло простираться вперед ещё на пятнадцать миль, но мы острова не видали; к ночи, убавя парусов, переменили курс к югу, имея весьма малый ход.
В продолжение ночи редкие на небе облака не препятствовали свету луны и звёзд. Теплоты на открытом воздухе было 19,8°; в палубе, где спали служители, 20,9°. В половине седьмого часа, когда совершенно рассвело, с салинга и на горизонте признаков берега не заметили. Мы находились тогда на параллели острова Матеа, который на карте Аросмита в широте 15° 53[272] южной, долготе 147° 28 западной. Я лёг на запад под всеми парусами, дабы на пути проверить географическое положение острова Матеа;[273] не видя оного при рассвете, надеялся найти далее к западу.
Поутру лейтенант Лазарев чрез телеграф уведомил нас, что, по его мнению, берег, бывший в виду вчера и третьего дня — тот самый, который видел лейтенант Коцебу;[274] заключение сие весьма основательно и я с оным согласен; капитан Кук обошёл сей остров по северную сторону.[275]
Мы имели довольно хороший ход, но прежде половины десятого утра не видали острова Матеа, который был от нас на W в расстоянии двадцати миль.
В полдень шлюп «Восток» находился в широте 15° 53’ 28" южной, долготе 148° 2’ 24" западной. Средина острова была от нас на NW 82° в расстоянии десяти с половиной миль. Берег имел тогда вид клина; на север отрубом, а на юг склонялся к поверхности воды; на средине было небольшое возвышение. В час пополудни, приближась к восточному краю острова, мы пошли по северную сторону оного, в расстоянии местами на одну милю. Вся сия сторона состоит из крутой скалы, на вершине коей кокосовая роща и другие деревья. Находясь против северо-восточного угла острова, мы увидели на берегу четырех человек. Трое махали нам ветвями, а один — куском рогожи, навязанной на шесте. Погода благоприятствовала, за островом не было ни волнения, ни буруна, а потому я придержался к мысу, подняв кормовые флаги, лёг в дрейф и на спущенном ялике отправил на берег лейтенанта Игнатьева, художника Михайлова, клерка Резанова и гардемарина Адамса. Лейтенант Лазарев также отправил ялик.
Погода была теплее обыкновенной, ртуть в термометре поднялась и стояла на 21° до ночи, тогда спустилась на 1°. К общей нашей радости, мы опять увидели, после восьминедельной болезни вставшего с постели и, можно сказать, вырвавшегося из челюстей смерти сотрудника нашего капитан-лейтенанта Завадовского, в выздоровлении коего сомневались; ибо лекарства от частых перемен климата потеряли свою силу.
В 3 часа посланные на берег возвратились на шлюпы с неожиданным приобретением: привезли с собою двух мальчиков. Одному было около 17, а другому около 9 лет, ещё двое отвезены на шлюп «Мирный». Лейтенант Игнатьев сказал мне, что кроме сих четырех мальчиков, никого не видал, и что свежей воды на берегу много. Плоды хлебного дерева и кокосовые орехи, которые были у мальчиков, доказывают, что на сем острове достаточно пропитания для небольшого числа людей. Имущество привезённых к нам состояло в уде, сделанной из камня породы аспида, нескольких чашках из кокосовых орехов, которые им служили вместо посуды. Нет никакого сомнения, что сии островитяне, подобно шотландцу Александру Зелкирку, коего похождение послужило поводом к сочинению известного романа Робинзон Крузо, вымышляя разные средства, дабы отыскивать жизненные потребности, счастливо оные находили и не претерпевали большой нужды. Ежели бы провидение с сими четырьмя мальчиками, чудесным образом спасшимися, спасло несколько девочек, история народонаселения острова Матеа началась бы с сего времени. Вероятно, что и население других, ныне многолюдных островов Великого океана, подобное имеет начало.
Западная сторона острова Матеа также лесиста, пристать к оной удобнее, потому что берега не круты. Мы определили широту острова южную 15° 52 35", долготу 148° 13 4" западную; положение NWtW 1/2 W и SOtO 1/2 O; длина четыре с половиной, ширина две, окружность двенадцать миль. Широта места, нами определённая, сходна с широтою острова Матеа по аросмитовой карте, а долгота на 51 40" западнее.
Мореплаватель Турнбул, в продолжение путешествия своего с 1800 до 1804 гг., был у острова Матеа и говорит об оном следующее: «мы нашли, что сей остров в подданстве короля отаитского Помари и управляем чиновником, от него назначенным».
«На Матее видели двойную лодку с острова Отаити, которая 6 месяцев тому назад пришла для собирания податей. Жители доставили нам множество хлебных плодов и кокосовых орехов, променивая оные на зеркала и гвозди. Свиней мы не видали; большая часть пищи получается от моря. Сии островитяне по наружности и обычаям много походят на отаитян, однако в образованности несколько от них отстали. Прибытие наше вселило в сем народе более любопытства, нежели на коральных островах. На шее имели они вообще повязки из ракушек; у многих на плечи накинута была рогожа, которая закрывала тело до колен. Ткани их в отделке не таковы, как отаитские. Лодки в построении превосходили отаитские и украшены были резьбою».
Жителей на сем острове мы не видали, и потому я полагаю, что островитяне, которых видел Турнбул, приезжали на время для промысла с коральных островов, к юго-востоку лежащих.
Подняв ялики, мы наполнили паруса и взяли курс на StW1/2W при свежем пассадном ветре от SOtO; я шёл смело во время ночи, ибо знал, что на пути до острова Отаити не мог найти островов. В полночь ртуть в термометре стояла на воздухе на 20°, а в палубе, где спали служители, поднялась до 22°.
21 июля. Поутру мы дознались кое-как с большим трудом от старшего из привезённых мальчиков, что они с острова Анны, крепким ветром от оного отбиты и принесены к острову Матеа, и что на сей же остров спаслись ещё жители с другого острова. Сии островитяне были в беспрерывных между собою сражениях; те, к коим принадлежали мальчики, все побиты и съедены неприятелями, а мальчики спрятались во внутренности острова в кустах; наконец, когда неприятели уехали, одни остались на острове.
Я приказал их остричь и вымыть, надеть на них рубахи и сделать им из полосатого тика фуфайки и брюки. Наряд сей весьма занимал их и они охотно были в платьях; но башмаки по непривычке всегда сбрасывали и ходили босиком.
Я неоднократно спрашивал у старшего мальчика, в которой стороне находится остров Анны, он всегда прежде ответа осведомлялся, где Таичь,[276] и когда я показывал ему, в которой стороне остров Отаити, он указывал рукою на SO четверть, против направления пассадного ветра. Когда я ему говорил, что не так показывает положение своего острова и что оный находится от нас на север,[277] мальчик с сим не соглашался, а настоятельно утверждал своё мнение, и всегда показывал по направлению близко на остров Цепи.[278]
В 9 часов утра с салинга увидели к SW вдали двумя отделениями над горизонтом синеющийся остров Отаити.[279] Большой хребет, принадлежащий к Отаити Норе (Большой Отаити) был от нас на SW 13° 30 , меньший, принадлежащий к Отаити Тиарабу (Малый Отаити), — на SW 2° 20 . Мы продолжали курс StW при тихом пассадном ветре от SOtO. Погода была прекрасная. Все нетерпеливо желали скорее достигнуть острова. Ветр несколько нас порадовал, задул с полудня посвежее, так что к 7 часам вечера мы находились только в четырёх милях от северо-восточного края острова. Хотя в сие время затемнело, однакож разведённые огни по берегу показывали места жилищ островитян, столько похваляемых капитаном Куком и сопутниками его Банксом и Форстером.
Ночь была тёмная; густые чёрные облака стлались по высоким горам; у взморья на едва видном береге сверкали огни; частые небольшие волны отличались по тёмному морю огненными грядами, местами на глубине в разных направлениях медленно исчезали слабые огненные струи пробегающих рыб. При таком разительном зрелище, мы проводили всю ночь под малыми парусами, лавируя, чтоб не удалиться от берега.
22 июля. С утра шли вдоль берега близ мыса Венеры. Мы все были наверху и любовались прекрасным видом берегов. Высокие горы покрыты лесами, глубокие ущелины, крутые скалы, ровная и широкая зеленеющая низменность у подошвы гор, покрытая кокосовыми банановыми и хлебного плода деревьями, в тени которых видны были опрятные домики жителей, желтеющееся взморье, катящиеся с гор ручейки, местами суетящиеся островитяне, плывущие на гребле и под парусами лодки с отводами, всё сие вливало в сердце каждого из нас приятнейшие чувствования. Такие разнообразные виды благосостояния в лучшем климате побуждают к какой-то особенной доверенности к народу, населяющему сей прелестный край.
Прибывший с острова европейский ялик прервал размышления наши. В гребле сидели островитяне; о сидевшем на почётном месте мы заключили, хотя после и узнали нашу ошибку, что должен быть один из миссионеров, которые находятся на Отаити с того времени, как приходил к сему острову капитан Вильсон в 1797 году. Дабы ялику дать возможность пристать к шлюпу, я приказал лечь в дрейф. Человек большого роста, собою плотный, лицом смуглый, у которого волосы напереди выстрижены, а сзади все завитые в один локон, как у женщин, взошёл на шлюп. На сем островитянине была коленкоровая рубашка, нижняя часть тела до самых пят завернута также коленкором. Я его пригласил в каюту; он тотчас вошел и сел. Когда я его спросил на английском языке, «что имеет мне объявить?», тогда вынул из-за пояса письмо, вручил мне и на исковерканном английском языке сказал несколько слов, которых я не понял. Письмо было в следующих словах:
Sir! Tuesday morning. I have sent off a Pilot to conduct you in to Matavai Bay, and shall be glad to see you safe at anchor. I am Sir Jours etc Pomare. [280]
Худо разумея дурное английское наречие сего отаитянина, я пригласил к себе лейтенанта Лазарева, но он также не хорошо понимал его слова, однакоже узнал, что гость наш лоцман, и что ещё другой лоцман на ялике. Я предложил лейтенанту Лазареву взять его к себе на шлюп и объявил, что мы остановимся на якоре за мысом в Матавайской гавани.
Снявшись с дрейфа, я направил курс к мысу Венеры и мы скоро прошли мимо наружного корального рифа, который ограждает мыс от ярости моря, так что за сею стеною островитяне могут смело простирать плавание. Приведя шлюп в бейдевинд, я пошел узким фарватером на рейд, между теперь упомянутым коральным рифом и мелью, которая находится от оного к западу. Глубины на сей мели только две сажени. В 10 часов утра пришед в Матавайский залив, на глубине восьми сажен имея грунт ил с песком, я положил якорь, на самом том месте, где капитан Валлис в 1767 году июня 14 имел сражение с жителями острова, а потом в 1769 году апреля 13, капитан Кук и известный покровитель наук сир Джозеф Банкс были так дружелюбно приняты тем же самым народом. Вскоре шлюп «Мирный», обошед вокруг мели, стал на якорь подле шлюпа «Востока».