Обстоятельства сблизили меня за границею съ графомъ Лорисомъ на склонѣ его жизни, въ послѣдніе четыре года ея, и я считаю до нѣкоторой степени своимъ нравственнымъ долгомъ передать мои воспоминанія и кой-какія данныя о немъ русскимъ читателямъ, такъ какъ онъ представлялся личностью далеко не заурядною, одно время очень популярною у насъ и сыгравшею видную, хотя и кратковременную, роль въ нашей исторіи послѣднихъ лѣтъ. Я отнюдь не имѣю въ виду писать его біографіи, для этого у меня нѣтъ достаточно матеріала, ни тѣмъ менѣе дѣлать анализъ и оцѣнку его служебной и государственной дѣятельности, для которыхъ еще не наступило, да и врядъ ли скоро наступитъ время, а просто намѣренъ подѣлиться моими личными впечатлѣніями и тѣми біографическими свѣдѣніями, остающимися до сихъ поръ неизвѣстными публикѣ, которыя я узналъ непосредственно отъ покойнаго при частыхъ моихъ бесѣдахъ съ нимъ.
Въ первый разъ я увидѣлъ графа еще въ апрѣлѣ 1878 г. въ Петербургѣ, куда онъ пріѣхалъ по окончаніи войны и вскорѣ пожелалъ посовѣтоваться со мной о своемъ здоровьѣ; я былъ какъ разъ въ это время такъ занятъ, что вначалѣ отказался было къ нему пріѣхать, за неимѣніемъ свободнаго времени, и согласился только нѣкоторое время спустя и послѣ настойчиваго повторенія приглашенія. Жилъ онъ тогда въ небольшой квартирѣ 3-га этажа дома Васильевой на Сергіевской улицѣ. Свиданіе это имѣло чисто дѣловой характеръ, и разговоръ нашъ ни разу не выходилъ за черту своей медицинской цѣли, но помню, что и тогда графъ очень пріятно поразилъ меня своимъ искрящимся умомъ и безъ искуственной простотою обращенія. Я осмотрѣлъ его, нашелъ нѣсколько затронутыя стародавнимъ, но повидимому остановившимся процессомъ легкія, хроническій катарръ дыхательныхъ вѣтвей, и въ виду этого, а также наклонности къ частымъ кровохарканіямъ сдѣлалъ нужныя медицинскія указанія для предотвращенія ухудшеній на будущее время, а затѣмъ, признавъ въ общемъ итогѣ состояніе здоровья довольно удовлетворительнымъ, распрощался -- и на этомъ знакомство наше остановилось.