Ихтиандр выплыл из залива и вышел на берег. Кристо уже ждал его с белым городским костюмом на руках. Ихтиандр посмотрел на костюм с таким видом, как будто ему принесли змеиную кожу и, со вздохом, начал одеваться. Видно было, что Ихтиандр не привык ходить в костюме. Кристо пришлось заняться его туалетом и даже повязать галстук. Осмотрев юношу, индеец остался доволен.
— Хорошо сидит. Идем.
Индеец хотел поразить воображение Ихтиандра и повел его по главным улицам города, показал площадь Виктории, с кафедральным собором и ратушей в мавританском стиле, площадь Фуэрто и площадь Двадцать Пятого Мая,[21] с обелиском свободы, окруженным прекрасными деревьями, президентский дворец.
Однако, Кристо ошибся в своих предположениях. Грохочущее движение большого города, пыль, духота, калейдоскопическая смена впечатлений совершенно ошеломили Ихтиандра. Он был чрезвычайно рассеян, и если и останавливал свое внимание, то только на лицах молодых проходящих женщин. Иногда он хватал Кристо за руку и, задыхаясь, шептал:
— Она!.. — но тотчас рука юноши вдруг повисала, как плеть.
— Нет, это другая…
«Совсем потерял голову мучачо, (мальчик)», — думал Кристо.
Настал полдень. Жара сделалась невыносимой. Кристо предложил зайти в небольшой ресторан, помещавшийся в подвале, позавтракать. Здесь было прохладно, но шумно и душно. Грязные, плохо одетые люди курили зловонные сигары, от дыма которых у Ихтиандра захватывало дыхание, и невыносимо громко говорили, потрясая измятыми газетами и выкрикивая непонятные слова: «стачка», «правительство», «забастовка». Ихтиандр выпил очень много холодной воды, не притронулся к завтраку и печально сказал:
— Легче найти знакомую рыбку среди тысячи рыб океана, чем человека в этом людском водовороте. Ваши города отвратительны. Здесь душно и невыносимо пахнет. У меня начинает колоть в боках. Я хочу домой, Кристо.
— Ну, что же, идем, — согласился Кристо. — Зайдем к одному моему приятелю, отдохнем и отправимся.
— Я не хочу заходить к людям.
— Это по пути.
И расплатившись, Кристо вышел с Ихтиандром на улицу. Их снова охватил палящий зной. Опустив голову, со страдальческим лицом, тяжело дыша, плелся Ихтиандр следом за Кристо, мимо белых домов с плоскими крышами, мимо садов, засаженных кактусами, оливковыми и персиковыми деревьями. Индеец вел его к своему брату, Бальтазару, жившему на набережной, там где оканчивается идущая вдоль берега моря, усаженная деревьями Аломеда и начинается Байо, — когда-то любимое место прогулок горожан, а теперь — дамба гавани.
При виде моря, у Ихтиандра расширились ноздри. Он жадно вдыхал увлаженный прибоем воздух. Ему хотелось сорвать с себя стеснявшие одежды и броситься в море.
— Сейчас придем, — сказал Кристо, опасливо поглядывая на своего спутника.
Однако, их неожиданно задержал большой отряд конной полиции, запрудивший улицу. Время для первого знакомства Ихтиандра с городом было самое неподходящее. Буэнос-Айрес переживал стачку рабочих, поддерживаемых фермерами. Полицейские лошади напирали на стачечников, пытавшихся прорваться к центру города, из толпы слышались угрожающие крики, в полицейских летели камни…
Ихтиандр остановился, ничего не понимая.
— Что они делают? Почему у этих людей за спиною палки? — спросил он Кристо, указывая на ружья.
Прежде, чем Кристо успел ответить, полицейские быстро сняли «палки» и, повинуясь чьему-то приказу, дали залп по толпе…
Оглушенный выстрелами, побледневший Ихтиандр припал на одно колено, но тотчас выпрямился, и глядел с изумлением и ужасом на то, как несколько рабочих, взмахнув руками, упали на мостовую, окрасившуюся кровью… На земле кровь не была похожа на багровое, расходящееся облако, как в воде. Пролитая на пыльные каменные плиты, смешанная с грязью, она пятнала землю страшными темно-бурыми лужами…
Кристо усиленно дернул юношу за рукав и повлек в боковую улицу.
— Идем скорей, пока нас не подстрелили, — и он начал ворчать, проклиная полицейских, президента и всех испанцев.
Наконец, они выбрались на Байо. Кристо втолкнул Ихтиандра в полутемную лавчонку, пол которой был на несколько ступеней ниже улицы.
Когда глаза Ихтиандра, после яркого света, привыкли несколько к темноте, он с изумлением огляделся. Лавка напоминала собою уголок морского дна. Полки и даже часть пола были завалены раковинами — витыми, створчатыми, — всевозможных форм и оттенков. С потолка спускались нити кораллов, чучела морских рыб, засушенные крабы, диковинные морские обитатели. На прилавке, под стеклом, предохранявшим от сырости, лежали жемчужины, в ящиках, рассортированные по весу и формам. В одном ящике были отобраны жемчужины, особенно ценимые за свой нежный розоватый цвет — называемые ловцами «кожа ангела».
Ихтиандр несколько успокоился в этой мирной обстановке, среди знакомых вещей.
— Отдохни, здесь прохладно и тихо, — сказал Кристо, силой усаживая юношу на старый плетеный стул.
— Бальтазар! Гуттиэрэ! — крикнул индеец.
— Это ты, Кристо? — послышался заглушенный голос из другой комнаты. — Иди сюда.
Кристо принужден был нагнуться, чтобы войти в низкую и узкую дверь, ведущую в другую комнату.
Здесь была «лаборатория» Бальтазара, где он, при помощи слабого раствора кислот, восстанавливал утраченный от сырости или пота цвет жемчужин.
Кристо плотно прикрыл за собой дверь. Слабый свет падал из небольшого окна у потолка, освещая пузырьки и стеклянные ванночки на старом, почерневшем от кислот столе.
— Сумасшедшая девчонка! — взволнованно бранил Бальтазар свою дочь, перебирая на руке жемчужины, — пошла смотреть демонстрацию рабочих. «Меня не тронут», говорит… Пуля не разбирает!
— А Зурита вернулся? нетерпеливо спросил Кристо.
— Нет. Пропал куда-то, проклятый испанец. Вчера мы с ним немного повздорили.
— Все из-за Гуттиэрэ?
— Из-за нее. Зурита опять говорил с ней. А она ему одно: — «Не хочу и не хочу». Что с ней поделаешь? Капризы. Много о себе думает. Не понимает, что всякая индийская девушка, будь она красива, как месяц, за счастье сочла бы выйти замуж за такого человека, хоть он и испанец. Собственную шхуну имеет… артель ловцов, — ворчал Бальтазар, купая жемчужины в растворе. — Наверно, опять вином огонь в сердце заливает…
— Кто?
— Зурита, конечно, какой ты бестолковый! Не такой он человек, чтобы отступиться…
— Что же теперь делать?
— А ты привел?
— Сидит…
Бальтазар мотнул головой и, подойдя к двери, с любопытством заглянул в замочную скважину.
— Не вижу, — тихо сказал он.
— На стуле сидит, у прилавка.
— Не вижу! О! Датам Гуттиэрэ!
Бальтазар быстро открыл дверь и вошел в лавку с Кристо.
Ихтиандра не было. В темном углу стояла девушка — приемная дочь Бальтазара, Гуттиэрэ.
Ее редкая красота была известна далеко за пределами Аломеда и Байо. Она, очевидно, имела смешанную кровь. Ее кожа была почти белая, с нежно-золотистым оттенком, густые, вьющиеся волосы выглядели немного темнее цвета спелой ржи, а большие глаза обладали способностью изменяться, — они были голубыми, но иногда темнели и казались синими. Тонкие черты лица, строгий профиль и красивая, гибкая фигура привлекали к ней не только молодежь окрестных улиц, но и художников, которые неоднократно добивались того, чтобы она позировала им.
Однако, девушка была застенчива и своенравна в одно и то же время. Самое употребительное слово, которое она говорила певучим но твердым голосом, было:
— Но! (нет!)
Дон Педро Зурита, имея дело с Бальтазаром, не мог не обратить внимания на его красавицу дочь. И старик Бальтазар не прочь был породниться с владельцем шхуны и войти с ним в компанию.
Но на все предложения Зурита девушка неизменно отвечала:
— Нет!
Когда отец и Кристо вошли в комнату, девушка стояла с опущенной головой. Лиио ее было взволнованно, а глаза казались совсем темными.
— Здравствуй, Гуттиэрэ, — сказал Кристо.
— Когда ты вернулась? — спросил Бальтазар.
Девушка подняла на них глаза, но, казалось, не видела их.
— Где молодой человек, который сидел здесь в лавке? Ты видела его?
— Как это ужасно… — сказала девушка, сдвигая брови.
— Что ужасно?
— Кровь… — ответила девушка.
— Не надо было ходить, — раздраженно сказал Бальтазар. — Где молодой человек, спрашиваю я тебя?
Девушка улыбнулась, и эта улыбка вдруг сразу осветила ее лицо, согнав, как облако, мрачное выражение.
— Я не прячу молодых людей, — ответила она и улыбнулась еще шире, показав два ряда ослепительно белых зубов. — Когда я вошла, он посмотрел на меня так странно, поднялся, потом вдруг схватился за грудь и убежал. Ему, вероятно, стало дурно.
— Трудно быть нянькой морского ребенка! — проворчал Кристо.