— Еремеев! — снова позвал к себе радиста Фомичев. — Выходи на связь. Доложить надо.
— Не получится, командир. Отговорила "Роща" золотая… От рации одни воспоминания остались, — ответил Еремеев.
— Тьфу ты, дьявол! — смачно выругался Фомичев. — Значит, мы теперь без связи? Хоть бы сообщить, что полдела сделали…
— Сами разберутся, когда придут, — нашелся Еремеев. — Мост-то целехонек. Даже краска не закоптилась.
Фомичев взглянул на серый стальной пролет и вздохнул:
— Пока все так.
По ту сторону проволочных заграждений, опоясывавших позиции зенитчиков, поднялись Галиев и Пахомов и побежали к тем, кто был с ними в одной группе и теперь не поднимался с земли. Галиев вывел из леса окровавленного Борисова. Чувствовалось, что сержант передвигается с трудом, хотя свой пулемет он нес сам. А Пахомов вынес на руках безжизненное тело Синицына. На помощь ему поспешили Джафаров и Еремеев. Они же принесли и Шарикова. Борисову немедленно сделали перевязку. Две пули насквозь прошли у него через голень. Кость по счастливой случайности осталась цела. Но сержант потерял много крови. Борисов сидел на траве, опершись спиной на бруствер, и виновато улыбался. Словно и впрямь был виноват в том, что его ранили.
— А все-таки задачу выполнили, — сказал он, когда к нему подошел Фомичев.
— Наполовину, Егорыч, — ответил Фомичев. И добавил: — И потеряли троих.
В это время на путях показался Саркисян.
— Как там у вас? — окликнул его Фомичев.
— Валдиса убили.
— Даже четверых, — вздохнув, поправился Фомичев.
— Меня не списывай, лейтенант. Я стрелял и еще стрелять буду, — твердо сказал Борисов.
— Видел я, Егорыч. Это точно, еще повоюем. Да и наши помогут, подбодрил сержанта Фомичев.
— Что с танком делать? — спросил Саркисян.
— Пойдем, посмотрим. Решим на месте, — ответил Фомичев. — Целый он?
— Ставь мотор и поехали. И боеприпасов полно.
— Это хорошо. Пойдем. А здесь… — задержался Фомичев. — Здесь — так: поскольку Егорыч ранен, старшим назначаю Пахомова. Беритесь все немедленно за восстановление дзота. Стенки у него крепкие. Нижняя часть вся целая. Он нам еще послужит. Из него вся округа как на ладони. Подержимся…
И Фомичев вместе с Саркисяном побежали к танку.
Даже беглой оценки местности хватило Фомичеву, чтобы понять: танк занимает на ней ключевую позицию. Его орудие и пулемет надежно держали под огнем не только ближние, но и дальние подступы к мосту с запада. Обойти танк справа не позволяла болотная топь. Лесной участок, примыкающий к дороге слева, гитлеровцы сами только что заминировали. Пробиться к мосту можно было лишь вдоль железной дороги. Немцы могли обойти минное поле еще левее и выйти к мосту через огневую позицию своих зенитчиков. Но тут они неминуемо попадали под огонь дзота. Вывод напрашивался сам собой: танк очень нужен десантникам. Фомичев так и сказал Базилевичу:
— Пока вы здесь будете держаться, фашистам не видать моста как своих ушей.
— С той стороны по насыпи пройти могут, — заметил Базилевич. — Там мы им не помеха.
— Знаю. До вышки доползут. А дальше — под наш огонь попадут, — ответил Фомичев.
— Когда огонь открывать?
— Сам решай. Связи у нас не будет.
— Понял, — коротко ответил Базилевич. — Будем держаться.
Фомичев вернулся в дзот. Десантники уже очистили его от всего лишнего, уложили на место развороченные взрывами бревна и сейчас засыпали их землей. Хоть Фомичев и назначил старшим Пахомова, но руководил всей работой сержант. Он сидел у амбразуры. Чувствовалось, что его мучает боль, но голос звучал громко. И даже не это удивило Фомичева. Рядом с Борисовым на невесть откуда взятом куске брезента лежала целая куча частей и механизмов от немецких пулеметов.
— А это откуда, Егорыч? — спросил Фомичев.
— Велел все битые принести. Сейчас из трех один целый сделаю. Пригодится, — объяснил Борисов.
— Еще как! — обрадовался Фомичев.
— Я тоже думаю. Патронов-то охранники запасли — не перестрелять.
Фомичев понял, что за эту огневую точку, как, впрочем, и за танк, он может быть спокоен. Мысли его были заняты другим. Только теперь, побывав на огневой позиции зенитчиков, в танке, в дзоте, Фомичев по-настоящему оценил, как в общем здорово была организована вся система охраны и обороны моста. И если десантникам удалось так быстро ее разгромить, то только потому, что они смогли взорвать ее изнутри. Взять мост штурмом с внешней стороны было бы очень трудно даже куда большими силами. И вот сейчас Фомичев думал о том, как лучше восстановить эту систему. Он опустился с насыпи на огневую позицию зенитных орудий и зашел в блиндаж, который был оборудован ближе к насыпи. Блиндаж ему не понравился. Он был слишком открыт. Хорошей огневой точки из него бы не получилось. Фомичев поднялся наверх и опустился во второй блиндаж. Под потолком ярко светила электрическая лампочка. Двойные нары, железная печка, стол и скамейка. Вместо стульев ящики. Все это сейчас было перевернуто, сдвинуто со своего места. Но что сразу привлекло внимание Фомичева — крепкие бревенчатые стены. Это было то, что надо. Если выбросить нары второго этажа и на их уровне в стенке прорезать амбразуру, вся опушка прилегающего к позиции зенитных орудий леса будет видна как на ладони. И если в этой амбразуре установить пулемет, из леса безнаказанно не высунется ни одна живая душа,
— "Роща", "Роща", я "Сосна". Я "Сосна". Почему не отвечаете на запрос? Почему не отвечаете на запрос? — без конца пыталась вызвать на связь группу Фомичева радистка разведотдела.
— Ну что? — то и дело спрашивал ее об этом Сорокин.
— Не отвечает, товарищ полковник, — докладывала радистка.
— Продолжайте запросы. Мало ли что может быть, — приказал Сорокин. Он говорил громко, почти кричал, потому что артиллеристы, кажется, вложили всю свою мощь, чтобы пробить брешь в гибкой обороне врага. И наконец пробили. И рота, посаженная на танки, устремилась вперед и прорвалась в тыл противника.
Сорокин тотчас доложил об этом Костромину.
— Товарищ "Второй", я "Девятый". Докладываю: рота пошла по коридору. Спасибо артиллеристам.
— А Фомичев? — устало спросил Костромин.
— Не отвечает, товарищ "Второй".
— Я как чувствовал. Не теряйте связь с ротой. Если потребуется, немедленно поддержим, — сказал генерал. В трубке загудело.
Окрыленный замыслом, Фомичев подозвал Пахомова и Джафарова и объяснил им задачу.
— Делайте так, чтобы вас не достала ни мина, ни граната, — сказал он.
— Егорыч два пулемета собрал. Дайте нам один, — попросил Пахомов.
— Пулемет обязательно. Пойдем посмотрим "эрликоны", — направился к выходу Фомичев. — Может, и их удастся приспособить.
Джафаров нашел возле печки топор и принялся рубить стенку блиндажа, а Фомичев и Пахомов поспешили к зенитным орудиям. Одно из них оказалось совершенно исправным. Фомичев сразу занял место наводчика. Завертел ручки механизмов наводки. Ствол орудия послушно начал опускаться и пошел влево. Фомичев навел орудие на обрыв высокого песчаного берега и надавил педаль. Бум! Бум! Бум!.. — торопливо залаяла зенитка. Кручу окутало облаком пыли.
— В блиндаж бы его затащить, — сказал Пахомов.
— Как ты его затащишь? Ничего. Пока они на подходе будут, и отсюда шарахнуть успеешь, — решил Фомичев. — Запоминай сектора. На рельсах ты их дальше нашего бить можешь. По насыпи, слева, там, где Базилевич их не достанет, не пустишь. Через речку тоже аж до самого поворота переправиться не дашь. Ну а ближе бой подойдет — отползешь в блиндаж.
— А я сейчас тут брустверочек подниму, — вынимая из чехла лопату, сказал Пахомов.
— Давай, — хлопнул его по плечу Фомичев и побежал к дзоту. Десантники уже навели в нем порядок. Настил укрепили, как крепят кровлю в шахте, стойками, употребив на это старые шпалы, целый штабель которых стоял неподалеку на берегу реки. Там, где взрывами с наката и стен сорвало земляную обсыпку, насыпали свежей земли и тоже для прочности обложили шпалами.
Фомичев тоже немедленно включился в работу. Но неожиданно услышал голос Еремеева:
— Фашисты!
Фомичев весь напрягся:
— Где?
Еремеев указал вдоль железной дороги. По полю, по направлению к железной дороге, двигались машины с пехотой.
— Две… три… четыре… пять… — насчитал в бинокль Фомичев. Рота, не меньше…
Машины доехали до переезда и свернули вдоль линии железной дороги. Насыпи в поле почти никакой не было. Машины отлично просматривались со всех огневых точек десантников.
— Посади меня к пулемету, лейтенант, — услыхал вдруг Фомичев голос Борисова.
Сержанта узнать было нельзя. Лицо у него осунулось, посерело, глаза горели лихорадочным блеском. Но в этом блеске чувствовалась и сила, и ненависть к врагу.
— Посади… Я эти МГ знаю. Не подведу, — снова попросил он.
Фомичев. и сам отлично владел трофейным оружием. Но отказать сержанту он не мог.
— Конечно, Егорыч, конечно, — успокоил он Борисова и окликнул Галиева: — Тофик, тащи сюда ящик, чтобы Егорычу было на что опереться.
Борисова усадили за пулемет.
— Еще метров двести — и можно бить, пока они в куче, — сказал он.
— Пусть Базилевич начнет, — остановил его Фомичев,