Гитлеровцы между тем продолжали двигаться вдоль дороги. Они, очевидно, стремились быстрее укрыться в лесу, и этот небольшой открытый участок решили проскочить, что называется, с ходу. Риск при этом был не так уж велик. Пулеметный огонь, не говоря уж об автоматах, на таком расстоянии был малоэффективен. Они не знали точно, что произошло в зоне моста. Не имели данных о том, что там сейчас делается, полезли нахально, надеясь на свое численное превосходство. И поплатились за это. Когда до леса оставалось метров сто — сто пятьдесят, грохнуло орудие Базилевича. Снаряд ударил в кузов грузовика. Тотчас же взорвался бензобак. Грузовик мгновенно окутался огненным облаком. Колонна остановилась. Солдаты посыпались на землю, торопливо устремляясь по полю к лесу. Последовал второй выстрел. Жарким бензиновым пламенем охватило вторую машину. А в скопление, солдат врезалась очередь снарядов автоматической зенитной пушки.
Попав под губительный перекрестный огонь бывших своих орудий, враги перебежками двинулись по густой ржи и уже через полчаса подошли к реке. Но теперь они уже не лезли на рожон, а делали все расчетливо. В воздухе, перекрывая гул непрерывно нарастающей на востоке канонады, что-то надсадно просвистело, и на полотне железной дороги громыхнул взрыв. Второй взметнул луговину перед проволочным заграждением на позиции зенитчиков. Пахомов, не дожидаясь третьего взрыва, кубарем скатился под колеса пушки. Это его спасло. Не одна, а три мины разорвались на площадке перед блиндажами. Площадку окутало дымом и пылью. В воздухе тонко запели осколки. Ударили еще три мины. И на песчаную отмель из леса высыпало десятка два солдат. Речушка в этом месте была неглубока, и враги полезли в воду без всяких переправочных средств. Пахомов, выглядывая из-за бруствера, видел все это, как говорится, краешком глаза. Видел и то, как вторая группа противника продвигалась вперед по левой стороне насыпи. Базилевич и Саркисян остановить их не могли. Для дзота они тоже были недосягаемы. Враги чувствовали это и лезли по насыпи все ближе и ближе к мосту. Сбить их отсюда мог только Пахомов. И он сделал это. Едва очередная серия мин обрушилась на площадку, он проворно забрался на место наводчика и открыл огонь. Колючие огоньки трассеров слились в сплошную нить, протянувшуюся от площадки к насыпи. Автоматическая пушка посылала в цель снаряд за снарядом. Гитлеровцы посыпались с насыпи, будто их помело ветром. Они вскакивали, бежали, падали…
Очередные разрывы мин подняли на площадке зенитчиков новую волну пыли. Но прежде чем ветер унес ее в сторону приближающегося фронта, частые выстрелы автоматической пушки вдруг оборвались.
— Паша! — предчувствуя недоброе, крикнул Фомичев Пахомову. — Па-ша!
Ему никто не ответил. А когда порыв ветра окончательно развеял пыль, все в дзоте увидели, что Пахомов неподвижно уткнулся лицом в казенник пушки. Из блиндажа выскочил Еремеев, добрался до него по ходу сообщения, снял с сиденья и уложил на дно аппарели.
Что произошло дальше, разобрать не удалось. Враги усилили огонь по площадке. А потом неожиданно перенесли его на дзот. Огневую точку закрыли столбы разрывов.
Десантники, что называется, ослепли. А в данной ситуации надо было знать, что делается вокруг. И Фомичев, оставив дзот, пробрался в траншею.
Гитлеровцы, почувствовав, что по ним не стреляют, снова настырно полезли к мосту. Одна группа продолжала продвигаться по насыпи вдоль дороги и уже почти достигла наполовину снесенной снарядом вышки. Другая, широко растянувшись в цепь, двигалась по кустам уже по правому берегу речушки. Фомичев вернулся в дзот.
— Галиев! Срочно с ручным, пулеметом: в траншею, останови их на насыпи, — приказал он.
Галиев, схватив пулемет, вихрем вылетел из дзота.
— Нас обходят слева, Егорыч! — опустился возле Борисова Фомичев.
— Вижу, — ответил сержант и нажал на спуск пулемета.
Пулемет заговорил сердито и длинно. Было видно, как гитлеровцы сразу заметались по кустам. "А что же там Джафаров? Еремеев? Неужели не успели прорубить? — думал Фомичев. — В два пулемета мы бы мигом выгнали всех из кустов". Фомичев даже не предполагал, что его догадка верна только наполовину. Что Джафаров, обливаясь потом, и в самом деле никак не может пробить толстую бревенчатую стену. А Еремеев никогда уже не поможет — ни ему, ни Борисову, ни кому-либо другому. Потому что, сняв с сиденья наводчика Пахомова и положив его возле пушки, он в следующий момент сам, пораженный сразу двумя осколками, свалился на землю рядом с ним. И еще Фомичев подумал о том, что, очевидно, он сделал одну большую ошибку. Как только ему стало известно, что их рация разбита, надо было, не теряя ни минуты, послать кого-нибудь на связь с нашими к фронту. Потому что, если даже они отобьют и эту атаку, и еще, и еще одну, гитлеровцы все равно вернут себе мост и при последующем отступлении непременно взорвут его. Ибо самое большее, сколько могут продержаться десантники, это до темноты.
Борисов продолжал вести прицельный огонь. Фомичев, видя это, поспешил посмотреть, что делается у Галиева. Десантник сидел на дне траншеи, пытаясь обнажить раненное осколком плечо. Разорвав на нем комбинезон, Фомичев выдернул торчавший из плеча осколок и крепко стянул рану бинтом. Галиев вытерпел все это, не вскрикнув.
— Ползи в дзот! — стараясь перекричать грохот стрельбы, крикнул Фомичев и лег за его пулемет.
Капитан Тодорский был немало озадачен, когда связной доложил ему, что высланная впереди отряда группа разведчиков отчетливо слышит интенсивную стрельбу в районе моста. Это сильно меняло ситуацию. Ни о какой внезапности удара по врагу, на которую польские партизаны возлагали особую надежду, и думать было уже нечего. Однако на общий замысел командира отряда это не повлияло. Грохот стрельбы, доносившийся с фронта, сливался с шумом ближнего боя. И казалось, что Красная Армия где-то уже совсем-совсем рядом. Это подбадривало, прибавляло сил, партизаны спешили.
Когда до моста осталось, что называется, рукой подать, перед Тодорским появился капрал Берек.
— Мост уже у русских, пан капитан. Это гитлеровцы пытаются взять его обратно, — доложил он Тодорскому.
— Вы в своем уме, капрал? — не поверил Тодорский.
— А с кем же тогда гитлеровцы воюют, пан капитан? — вопросом на вопрос ответил капрал. — Кроме нас, партизан в округе нет!
— А может, это и не гитлеровцы?
— Я сам отлично видел их в бинокль, пан капитан, — ответил Берек.
— Вот так! — многозначительно проговорил Тодорский. — Сколько противника?
— Не больше полуроты, пан капитан.
— Как они действуют?
— Небольшая группа прорывается к мосту вдоль дороги с запада. Основные силы перешли речку и атакуют русских по кустарнику с востока. Взвод минометов ведет непрерывный огонь из лощины триста метров южнее моста, с этой стороны речки, — доложил Берек.
Тодорский думал недолго. От природы решительный человек с цепкой хваткой, он быстро оценил обстановку. Тотчас же перенацелил взводы и сам во главе группы автоматчиков двинулся прямо к огневой позиции минометчиков. Удар партизан был стремительным. И оказался для гитлеровцев совершенно внезапным. Очутившись под перекрестным огнем десантников и партизан, гитлеровцы сопротивлялись недолго. Часть из них была скоро уничтожена, часть сдалась в плен. Их посадили в блиндаж. Впрочем, пленные не выказывали ни малейшего желания бежать или даже высовываться из блиндажа.
Встреча польских партизан с советскими десантниками была очень теплой. Находившийся в отряде фельдшер немедленно осмотрел и сделал перевязки Борисову и Галиеву.
Командиры тоже зря времени не теряли.
— Лейтенант Фомичев, — представился Фомичев.
— Капитан Тодорский, — назвал себя Тодорский.
— Ты спроси, как обращаться? Как там у них положено? — попросил Базилевича Фомичев.
— Товаришч, — улыбнулся Тодорский.
— Тогда понятно, — тоже улыбнулся Фомичев. — Спасибо, товарищ капитан. Вовремя подоспели. А то пришлось бы вам этот мост у немцев отбивать.
— Мы так и намеревались, — ответил Тодорский. — Взять и взорвать!
— А задача — сохранить. Любой ценой сохранить до подхода наших войск, — объяснил Фомичев.
— Все сделаем, — понял, что требуется, Тодорский. — Давайте готовить оборону.
Все повидал за годы войны десантник Николай Гаврилович Фомичев. Прыгал с разных высот, с затяжкой и без затяжки. Брал "языков", подрывал эшелоны, взрывал мосты. Однажды даже угнал немецкий танк. Но воевать вместе с иностранцами до сих пор ему не приходилось. Однако встретились не просто иностранцы. Встретились союзники, друзья. И дело заспорилось.
Тодорский прежде всего выслал в трех направлениях боевое охранение. Небольшое, по два человека с ракетницами. А на мосту выставил наблюдателя. Тем временем партизаны перетащили за насыпь только что отбитые у врага минометы. Здесь они были надежно укрыты от пуль и снарядов, имея возможность обстреливать все подходы к мосту.