Краммо, наконец, оправился от тяжелых ран, нанесенных ему моим отцом. Он поглядывал на меня угрюмо, и сперва я избегал его, насколько мог. Потом, убедившись, что он не посмеет тронуть меня из страха перед Педро, — я начал дразнить его при всяком удобном случае. Я становился все смелее и смелее, пока однажды моя дерзость дошла до того, что я облил его водою. Он бросил на меня такой взгляд, что я испугался, так как и сам понимал, что перешел границы. Швырнув ведро на палубу, я стал поспешно карабкаться на мачту, но он бросился за мной с необыкновенной быстротой, цепляясь за веревочную лестницу длинными руками. Он сразу нагнал меня, но не ударил, как ни был зол. Он схватил меня подмышку и, спустив вниз, понес в каюту капитана.
— Войдите, — крикнул Педро. — В чем дело, Краммо?
— Вы несправедливы ко мне, капитан, — сказал он негодующе. — Вы говорите, что мальчик — ваш, и запрещаете мне трогать его. Я слушаюсь, а он строит всякие штуки надо мною. Разрешите мне выдрать его.
— Не в этот раз, Краммо. Но если он опять будет дразнить тебя, — поступай с ним, как знаешь. На этот раз я сам накажу его. Оставь его здесь.
Когда рыжий ушел, я остался наедине с капитаном сконфуженный и испуганный. Он посмотрел на меня сурово, без следа обычной ласковости.
— Ты извинишься перед первым шкипером, — сказал он.
— Я не стану извиняться.
— Тогда Краммо высечет тебя, — сказал он решительно.
— Если вы позволите это, — я брошусь в воду при первой возможности, — закричал я.
Почувствовав решимость в моем голосе, он заколебался и улыбнулся одновременно и сурою и нежно.
— Ты будешь наказан, — сказал он, — и серьезно.
На это мне нечего было возразить. Он ударил меня несколько раз. Все же я не крикнул ни разу, и он приказал мне встать.
— Больше не дразни Краммо. Он или убьет, или ослепит тебя за это. Запомни это хорошенько!
Приблизительно через два месяца после этого случая Педро позвал меня вечером в каюту. В этот день было захвачено и разграблено богатое коммерческое судно, и доля Педро лежала на столе. Мне особенно запомнилось драгоценное распятие, которое было в руках у монаха в ту минуту, как Адам застрелил его.
Педро налил мне стакан вина и взглянул на меня так пристально, точно хотел проникнуть в мои самые сокровенные мысли. Смотрел он долго. Наконец я потерял терпение.
— Если вы хотите говорить со мною, капитан, — говорите. Если нет, — позвольте мне уйти.
— Я думаю о том, могу ли тебе довериться, — сказал он.
— Разве я такой же, как ваши головорезы? — спросил я возмущенно.
Он улыбнулся.
— Ты как раз попал в точку. Я не могу довериться моим головорезам, как ты их называешь. Сейчас они достаточно преданы, но никогда нельзя быть уверенным. И самый смелый человек бессилен против удара ножом в спину. А кроме того...
Он остановился и, быстро подойдя к двери, распахнул ее. Прямо за нею стоял Краммо.
Я не знаю, подслушивал он или нет. Во всяком случае он не показал и признака смущения.
— Ветер крепчает, сэр, — доложил он обычным тоном.
— Когда ты дежуришь на палубе, не беспокой меня по пустякам. Поступай, как знаешь.
Краммо молча удалился. Педро закрыл дверь и сказал мне шопотом:
— Возможно, что он действительно пришел за советом, моряк он неважный. Но может быть, он и подслушивал.
Он вынул ключ, висевший на цепочке у него на шее, и отпер большой сундук, стоявший в углу каюты. Сверху лежала одежда и всякие мелочи. Он снял их и с некоторым усилием вытащил из глубины сундука стальную шкатулку. Он надавил потайную пружину, и крышка отскочила. Я невольно вскрикнул от изумления. Свет двух свечей упал в открытую шкатулку и заиграл и засверкал всеми цветами радуги. Целый сноп бриллиантовых лучей ударил мне в глаза. Шкатулка была полна драгоценными камнями. Педро взял горсть камней в руку и пропустил их сквозь пальцы.
— Награда за труды, — сказал он. — Результат тридцати месяцев борьбы и напряжения. Почему ты не хочешь присоединиться к нам?
Он закрыл шкатулку и снова запер ее в сундук.
— Теперь ты понимаешь, Джордж, почему я не доверяю своим людям. Я не могу держать шкатулку на судне и думаю спрятать ее на берегу. И я хочу, чтобы ты помог мне в этом.
Я хотел сразу же отказаться. Но он остановил меня.
— Нет никого, кроме тебя, кому бы я мог довериться, и ты должен поклясться, что не откроешь места, где я спрячу свои сокровища, до тех пор, пока я жив. Если ты исполнишь это, — я щедро награжу тебя.
— Неужели вы думаете, что я прикоснусь к этому богатству? — возмущенно спросил я.
— Я знаю, что ты хочешь только одного — свободы, — ответил он спокойно. — С самого первого дня ты ищешь случая убежать. Ты получишь свободу за помощь мне.
Втечение нескольких минут я молчал. Меня удивило, как хорошо он понимает меня. Он не старался склонить меня угрозами; он безошибочно угадал, что я желал только свободы.
— Что же я должен сделать? — спросил я.
Он улыбнулся, поняв, что победил меня.
— Я знаю остров, — сказал он, — который лежит в стороне от обычных морских путей. Трудность заключается в том, чтобы доставить шкатулку с корабля на берег. Ты хоть и мальчик, но силен и сметлив. Когда мы будем подходить к острову ночью, ты можешь пробраться на палубу. Я распоряжусь послать лодку на берег до темноты и прикажу не поднимать ее на борт. Ты подведешь ее под корму и потом подплывешь к моему окну. Я перейду в лодку со шкатулкой, и мы отвезем ее на берег.
— Ваш план очень хорош, — сказал я. — Теперь, объясните, как вы думаете помочь мне. Каким образом вы вернете мне мою свободу?
— Это зависит от тебя. Ты можешь взять лодку и уплыть на ней. Я могу оставить тебя на любом острове, исключая того, на котором я спрячу шкатулку. Или, если хочешь, мы войдем в какой-нибудь порт под видом мирного коммерческого судна, и ты останешься на берегу.
Я немножко подумал, прежде чем ответить.
— Почем я знаю, не убьете ли вы меня, чтобы крепче сохранить вашу тайну?
— Если ты обещаешь не выдать ее, — я знаю, что ты сдержишь слово, — ответил он.
— Вы должны обещать, что отпустите меня на свободу не позже, чем через месяц после того, как зароем шкатулку. Вы обещаете?
— Обещаю.
— Вы высадите меня на остров, около которого бежал с вашего судна мой отец. Вы оставите мне запасы всего необходимого для жизни, и в том числе мушкет и пули.
— Получишь.
— И вы позволите Самбо уйти со мною, если он захочет.
— Может, если хочет. Но я уверен, что он уже полюбил свое новое ремесло. Еще что-нибудь?
— Да, — сказал я. — Вы не должны нападать на суда, пока я на борту.
Он рассмеялся.
— Право, ты странный мальчик. Всего несколько месяцев тому назад ты дрожал, стоя на доске, и не решался дойти до ее конца. А теперь ты осмелел настолько, что ставишь мне условия. Но так как мне без тебя не обойтись, — обещаю и это.
— Отлично, — сказал я, — тогда я помогу вам.