Широким потоком бледный свет луны лился через раскрытый балкон в мою комнату.
Возле дивана, на котором я лежал, стояла, с правой стороны, худенькая, одетая в белое, фигура.
-- Это ты, Танит-Зерга? -- пробормотал я.
Я хотел приподняться, опираясь на локоть, но острая боль обожгла мне плечо. События дня отчетливо встали в моей несчастной, больной голове.
-- Ах, дитя мое, если бы ты только знала!
-- Я знаю.-сказала она.
Я был слаб, как ребенок. Страшное возбуждение, испытанное мною в течение дня, сменилось с наступлением ночи глубоким упадком сил. Меня душили подступавшие к горлу слезы.
-- Если бы ты знала, если бы ты знала! Увези меня отсюда, милая, увези...
-- Не говори так громко, -- сказала она. -- За дверью тебя стережет белый туарег.
-- Увези меня, спаси! -- повторял я.
-- Я для того сюда и пришла, -- произнесла она.
Я взглянул на нее. На ней уже не было ее красивой туники из красного шелка: она была одета в простой белый хаик, один конец которого она накинула себе на голову.
-- И я тоже, -- проговорила она упавшим голосом,и я тоже хочу уйти. Я уж давно хочу уйти отсюда. Я хочу снова увидеть Гао, деревню на берегу реки, голубые молочаи, зеленую воду.
Помолчав, она продолжала: -- С тех пор, как я здесь, я не переставала думать о том, как бы отсюда уйти. Но я слишком слаба, чтобы пуститься одной по великой Сахаре. До тебя я никому не решалась об этом говорить. Все они думают только о ней... Но ты... ты хотел ее убить.
У меня вырвался глухой стон.
-- Ты страдаешь, -- вздохнула она. -- Они сломали тебе РУКУ-- По крайней мере, вывихнули.
-- Покажи.
С бесконечной осторожностью она стала водить по моему плечу своими маленькими плоскими руками.
-- За моей дверью стоит на часах белый туарег, -- сказал я. -- Откуда же ты вошла?
-- Оттуда, -- ответила она.
И указала на окно. Черная перпендикулярная линия пересекала посредине белевший в стене лазурный квадрат.
Танита-Зерга подошла к окну и поднялась на подоконник. В руках у нее сверкнул нож. Она перерезала, насколько могла достать, веревку, конец которой упал с сухим шумом на каменную плиту.
-- Уйти, уйти, -- сказал я. -- Но как?
-- Через окно, -- ответила она, дополнив свои слова движением руки.
Затем она вернулась к моему ложу.
Я подошел к лазурному просвету и высунулся наружу.
Лихорадочным взглядом впился я в мрачный колодец, отыскивая глазами невидимые скалы, о которые разбился несчастный Кен.
-- Через окно? -- произнес я, дрожа. -- Да, ведь, тут двести футов высоты.
-- В веревке двести пятьдесят, -- возразила она. -- Это хорошая, прочная веревка. Я недавно украла ее в оазисе: ею обвязывали и валили деревья. Она совсем новая.
-- Спуститься в окно, Танит-Зерга? А мое плечо?
-- Я спущу тебя! -- ответила она с силой. -- Пощупай мои руки и посмотри, какие они нервные и крепкие. Конечно, я не стану спускать тебя прямо на землю. Я сделаю вот так, взгляни: с каждой стороны окна есть мраморная колонна; обвязав одну из них веревкой и пропустив ее еще раз вокруг другой колонны, я заставлю тебя скользит вниз, почти не чувствуя своей тяжести.
И прибавила:
-- И вот еще, посмотри: через каждые десять футов я вывязала по большому узлу; они дадут мне возможность, если силы начнут мне изменять, прерывать от времени до времени спуск.
-- А ты? -- спросил я.
-- Когда ты будешь внизу, я привяжу веревку к колонне и спущусь к тебе. Узлы позволят мне отдыхать, если веревка будет слишком резать мне руки. Но ты не бойся: я очень ловкая. В Гао, будучи ребенком, я взбиралась за птенчиками туканов на самые верхушки молочаев. А спускаться-то, ведь, куда легче.
-- Но когда мы будем внизу, как же мы выйдем? Разве ты знаешь расположение стен и ворот?
-- Этого никто не знает, кроме Сегейр-бен-Шейха и, может быть, Антинеи, -- ответила она.
-- Но, в таком случае...
-- В таком случае, придется воспользоваться верблюдами Сегейр-бен-Шейха, теми, на которых он совершает свои поездки. Я отвязала одного из них, самого сильного, свела его вниз и дала ему много травы, чтобы он молчал и хорошо поел до того, как мы отправимся в путь.
-- Но...-- заикнулся я еще раз.
Она топнула ногой.
-- Что еще?.. Оставайся, если хочешь, если тебе страшно, а я уйду. Я хочу снова увидеть Гао, голубые молочайные стволы, зеленую воду.
Я почувствовал, что покраснел.
-- Я пойду с тобой, Танит-Зерга. Лучше умереть среди песков, чем оставаться здесь. Пойдем!
-- Тише, -- прошептала она. -- Еще не время.
И она указала рукой на высокие горные отроги, залитые ярким светом луны.
-- Еще не время, надо подождать. Нас могут заметить. Через час луна скроется за горой, и тогда наступит удобный момент.
Она села и умолкла, плотно натянув хаик на свое мрачное лицо.
Мне показалось, что она молилась.
Вдруг я перестал ее видеть. В комнате стало совершенно темно. Луна исчезла.
Рука Танит-Зерги опустилась на мое плечо. Маленькая девушка повлекла меня к бездне. Я старался подавить в себе дрожь.
Внизу, под нами, был сплошной мрак. Очень тихим, но твердым голосом Танит-Зерга мне сказала: -- Готово. Я прикрепила веревку к колонне. Вот петля. Охвати ею свою руку... Ах, тебе больно... Возьми эту подушку. Прижимай ее все время к поврежденному плечу... Это -- кожаная подушка, туго набитая. Старайся держаться лицом к стене. Это избавит тебя от толчков и трения.
Я уже овладел собой и был совершенно спокоен. Усевшись на краю окна, я спустил ноги в пустоту. Подувший с гор свежий ветер подействовал на меня благотворно.
Я почувствовал в кармане своей куртки руку Танит Зерги.
-- Это коробочка. Когда ты достигнешь земли, я должна буду об этом знать, чтобы спуститься, в свою очередь! Ты откроешь коробочку. В ней -- светляки: я увижу, как они полетят, и спущусь сама.
Она крепко пожала мне руку.
-- Ну, начинай, -- прошептала она.
Я повиновался.
Из этого спуска в двести футов я помню только одно: каждый раз, когда веревка останавливалась, и я оставался висеть, болтая в воздухе ногами и упираясь лицом в совершенно гладкую стену, меня охватывало раздражение.
"И чего только ждет эта дурочка, -- говорил я самому себе: -- вот уже четверть часа, как я качаюсь в пустоте... Ах, наконец-то... Ну, вот, опять остановка..." Раз или два мне показалось, что я достиг цели. Но то были лишь выступы скалы, и мне приходилось быстро отталкиваться от них ногою... Вдруг я почувствовал, что сижу на земле. Вытянув вперед руки, я нащупал куст и уколол себе шипом палец...
Путешествие было кончено.
В ту же секунду меня охватило прежнее нервное состояние.
Я освободился от подушки и снял петлю. Здоровой рукой я натянул веревку, отвел ее футов на шесть от стены и наступил на нее ногой.
В то же время, вынув из кармана картонную коробочку, я приподнял крышку.
Один за другим оттуда вылетели три светящихся кружка и понеслись в темную, как чернила, ночную мглу; я видел, как насекомые поднимались вдоль скалы, как они медленно скользили по ней, отливая бледно-розовым светом. Покружившись, они исчезли друг за другом...
-- Ты устал, сиди-поручик. Дай-ка я подержу веревку.
Рядом со мной вырос Сегейр-бен-Шейх.
Я взглянул на его высокий черный силуэт. По всему моему телу, с головы до ног, пробежала сильная дрожь, но я, тем не менее, еще крепче зажал в своих руках веревку, по которой до меня уже доходили сверху толчки и неровное подергиванье.
-- Дай сюда, -- властно повторил туарег.
И вырвал у меня веревку.
В эту минуту я решительно не знал, что мне делать.
Рядом со мной стоял высокий мрачный призрак. Что мог я предпринять, -- скажи сам, -- с моим вывихнутым плечом, против этого человека, сила и ловкость которого мне были хорошо известны? Да и зачем? Прочно укрепившись на ногах, он тянул веревку обеими руками, всем своим телом, и я понял, что он справится с этим делом куда лучше меня.
Над нашими головами послышался легкий шелест. Показалась темная фигурка.
-- Ну, вот, -- сказал Сегейр-бен-Шейх, хватая в свои могучие объятия маленькую тень и ставя ее на землю, между тем как отпущенная веревка закачалась вдоль стены.
Узнав туарега, Танит-Зерга застонала.
Но он грубо зажал ей рот рукою.
-- Молчи, воровка верблюдов! Молчи, противная мошка!
Он схватил ее за руку. Потом повернулся ко мне.
-- Следуйте за мной, -- сказал он повелительным тоном.
Я повиновался. Во все время короткого пути я слышал, как стучала от ужаса зубами Танит-Зерга.
Мы дошли до небольшого грота.
-- Войдите! -- приказал нам туарег.
Он зажег факел. При красноватом свете огня я заметил великолепного мехари, спокойно жевавшего жвачку.
-- Девчонка -- не дура, -- сказал Сегейр-бен-Шейх, тыча пальцем в верблюда: -- она сумела выбрать самого красивого и сильного. Но она ничего не понимает.
Он приблизил факел к животному.
-- Она ничего не понимает, -- подолжал он. -- Она лишь сумела его оседлать. Ни воды, ни съестных припасов.
Через три дня, в этот же час, вы лежали бы уже мертвыми на дороге, и на какой дороге!
Танит-Зерга уже не стучала больше зубами. Глазами, полными страха и надежды, она смотрела на туарега.
-- Сиди-поручик, -- сказал Сегейр-бен-Шейх, -- подойди сюда, к верблюду, и я тебе объясню.
Когда я приблизился, он продолжал: -- С каждой стороны находится по меху с водой. Берегите ее насколько возможно, ибо вам придется ехать по ужасным местам. Может быть, что на расстоянии пятисот километров вы не повстречаете ни одного колодца... Там, в этих сумках, -- коробки с консервами; их немного, потому что вода ценнее их. Там же лежит и карабин, -- твой карабин, сиди. Постарайся бить из него только антилоп. А теперь вот что...
Он развернул свернутую в трубку бумагу и склонил над нею свое закрытое покрывалом лицо. Его глаза улыбались.
Он посмотрел на меня.
-- Куда предполагал ты направиться после того, как выбрался бы по ту сторону стен?
-- В Иделес, чтобы выехать на дорогу, на которой ты встретил меня и капитана, -- ответил я.
Сегейр-бен-Шейх покачал головой.
-- Я так и думал, -- пробормотал он.
И прибавил: -- Еще до захода завтрашнего солнца, и тебя и девчонку поймали бы и убили.
Помолчав, он продолжал:
-- На севере находится Хоггар, а он весь подчинен Антинее. Вам надо ехать на юг.
-- Хорошо, мы поедем на юг, -- сказал я.
-- Каким же путем?
-- Через Силет и Тимиссао.
Туарег опять покачал головой.
-- Вас будут искать и с этой стороны, -- заметил он: -- это очень хорошая дорога, с колодцами. К тому же известно, что ты ее знаешь. Туареги будут, конечно, поджидать тебя у источников.
-- Но, в таком случае...
-- Надо выехать, -- сказал Сегейр-бен-Шейх, -- на дорогу из Тимиссао в Тимбукту, в семистах километрах отсюда, держа путь на Иферуан или, еще лучше, на уэд Телемси.
Там кончается страна хоггарских туарегов и начинаются владения туарегов-ауэлимиденов.
Своим тонким упрямым голоском Танит-Зерга воскликнула:
-- Ауэлимидены перебили моих родных и продали меня в рабство. Я не хочу к ним ехать!
-- Молчи, противная мошка! -- сурово остановил ее Сегейр-бен-Шейх.
И продолжал, обращаясь исключительно ко мне:
-- То, что я сказал, -- верно. Девчонка, конечно, права. Ауэлимидены -- народ свирепый. Но они боятся французов. Многие из них находятся в сношениях с военными властями, расположенными к северу от Нигера. С другой стороны, они воюют с туарегами Хоггара и не станут вас преследовать на их земле. То, что я сказал, -- верно: вам надо выехать на дорогу в Тимбукту, в том месте, где она проникает в страну ауэлимиденов. Там много лесов и источников. Если вы доберетесь до уэда Телемси, вы завершите свое путешествие под сенью цветущих мимоз. К тому же отсюда до Телемси гораздо ближе, чем через Тимиссао. Это -- путь прямой.
-- Это путь прямой, ты говоришь правду, -- заметил я. -- Но ты знаешь, что он ведет через Танезруфт.
Туарег сделал нетерпеливое движение.
-- Сегейр-бен-Шейху это известно, -- сказал он. -- Он знает, что такое Танезруфт. Он объездил всю Сахару и все же дрожит от страха, когда ему приходится проезжать через Танезруфт и южный Тассили. Он знает, что верблюды, которые попадают туда, сбившись с пути, погибают там или дичают, потому что никто не хочет их разыскивать с опасностью для жизни... Но именно покров страха, окружающий эти места, и может вас спасти. К тому же вам надо выбирать: либо гибель от жажды на дорогах Танезруфта, либо насильственная смерть на всяком другом пути.
И прибавил: -- Конечно, вы можете остаться и здесь.
-- Мой выбор сделан, Сегейр-бен-Шейх, -- произнес я.
-- Хорошо, -- продолжал он, снова разворачивая свернутую в трубку бумагу. -- Вот эта черточка обозначает начало и выход из второй земляной ограды, куда я вас отведу. Она кончается у Иферуана. Я отметил колодцы, но ты на них не слишком рассчитывай, потому что многие из них высохли. Следи за тем, чтобы не отклоняться от начертанного здесь пути. Иначе -- смерть... А теперь, садись с девчонкой на верблюда. Четыре ноги производят меньше шума, чем восемь.
Мы долго шли в глубоком молчании. Сегейр-бен-Шейх шагал впереди, а его мехари послушно плелся за ним. Мы последовательно миновали темный проход, узкое горное ущелье и еще один проход... Повсюду входы и выходы были искусно замаскированы громоздившимися друг на друга скалами и непроходимой чашей кустарников.
Вдруг сильная струя горячего воздуха ударила нам в лицо. Зловещий красноватый свет блеснул в конце прохода, по которому мы шли. Там начиналась пустыня.
Сегейр-бен-Шейх остановился.
-- Слезайте, -- сказал он.
В скале пел свою песенку родник. Туарег подошел к воде и наполнил ею большой кожаный стакан.
-- Пейте, -- произнес он, подавая его сначала мне, а потом Танит-Зерге.
Мы повиновались.
-- Пейте еще, -- приказал он. -- Тем больше останется воды в ваших мехах. Постарайтесь не испытывать больше жажды до самого захода солнца.
Он попробовал, крепко ли была стянута подпруга у верблюда.
-- Теперь все хорошо, -- тихо проговорил он. -- Ну, через два часа начнет светать. К тому времени вы должны исчезнуть из виду.
В эту критическую минуту мною овладело волнение.
Я подошел к туарегу и взял его руку.
-- Сегейр-бен-Шейх, -- произнес я, понизив голос, -- почему ты все это сделал?
Он отступил на шаг, и я увидел, как сверкнули его глубокие мрачные глаза.
-- Почему? -- спросил он.
-- Да, почему?
-- Пророк, -- важно ответил он, -- разрешает праведнику, один раз на его земном пути, забыть свой долг для чувства жалости. Сегейр-бен-Шейх пользуется этим разрешением ради того, кто спас ему жизнь.
-- А ты не боишься, -- сказал я, -- что, вернувшись к французам, я раскрою им тайну Антинеи?
Он покачал головой.
-- Я этого не боюсь, -- возразил он, и голос его зазвенел иронией. -- Тебе совсем неинтересно, сиди-поручик, чтобы люди твоей страны узнали о том, какой смертью погиб сиди-капитан.
Я вздрогнул при этом логичном ответе.
-- Я делаю, может быть, ошибку, -- прибавил туарег, что оставляю в живых девчонку... Но она тебя любит и ничего не будет рассказывать. Ну, поезжайте: день близок.
Я хотел пожать руку этому странному спасителю, но он снова отступил назад.
-- Не надо меня благодарить. То, что я делаю, -- это для самого себя, чтобы заслужить расположение бога. Знай, что никогда ничего подобного я уже не сделаю ни для кого другого, ни для тебя.
Видя, что я поднял руку, желая его успокоить на этот счет, он произнес насмешливым тоном, который звучит еще до сих пор в моих ушах:
-- Не уверяй меня. То, что я делаю, полезно для меня, а не для тебя.
Я посмотрел на него, ничего не понимая.
-- Не для тебя, сиди-поручи, не для тебя, -- сказал он важным голосом, -- ибо ты вернешься, но в тот день уже не рассчитывай на благожелательность Сегейр-бен-Шейха.
-- Я вернусь? -- пробормотал я, вздрогнув.
-- Да, ты вернешься, -- повторил туарег.
Он стоял, как зловещая статуя, у черной скалы.
-- Да, ты вернешься, -- продолжал он с силою. -- Теперь ты отсюда бежишь, но ты ошибаешься, полагая, что, возвратившись в свой мир, ты будешь смотреть на него теми же глазами, как раньше. Отныне одна мысль будет тебя преследовать повсюду, и настанет день, -- через год, через пять, через десять лет, может быть, -- когда тебя увидят в этом же самом проходе.
-- Замолчи, Сегейр-бен-Шейх! -- воскликнула дрожащим голосом Танит-Зерга.
-- Замолчи, противная мошка! -- прикрикнул он на нее.
И злобно усмехнулся.
-- Девчонка, видишь ли, боится: она знает, что я говорю правду, так как ей известна история поручика Гельберти.
-- Поручика Гильберта? -- спросил я, обливаясь потом.
-- Это был итальянский офицер, встреченный мною восемь лет тому назад между Ратом и Радамесом. Случилось так, что его любовь к Антинее не подавила в нем любви к жизни. Он сделал попытку к бегству, увенчавшуюся успехом, -- не знаю, каким образом, ибо я ему не помогал,и вернулся в свою страну. И вот слушай: ровно через два года, в тот же самый день, отправившись на разведку, я нашел перед северной оградой жалкого, оборванного, наполовину мертвого от голода и усталости, человека, тщетно искавшего вход в оазис. То был вернувшийся в Хоггар поручик Гильберти... В красном мраморном зале он занимает нишу номер 39.
Туарег тихо засмеялся..
-- Такова история поручика Гильберти, которую тебе хотелось узнать... Ну, а теперь хватит. Садись на своего верблюда.
Не говоря ни слова, я повиновался. Танит-Зерга, сидя позади меня, обнимала меня своими маленькими руками.
Сегейр-бен-Шейх все еще держал за узду дромадера.
-- Еще одно слово, -- сказал он, указывая рукой на мелькавшую вдали, с южной стороны, черную точку на синеватой линии горизонта. -- Ты видишь этот гур, вон там: вы должны его держаться. Он находится отсюда в тридцати километрах. Вы должны его достигнуть к восходу солнца. После того справься по карте. Следующий пункт вашего пути отмечен на ней знаком. Если ты не будешь отклоняться от указанного направления, то через неделю вы будете в уэде Телемси.
Верблюд вытянул свою длинную шею, вдыхая в себя доносившийся с юга душный ветер.
Широким движением туарег отпустил узду животного.
-- Ну, теперь поезжайте!
-- Благодарю тебя, Сегейр-бен-Шейх, и прощай! -- сказал я, поворачиваясь на седле.
Издалека до меня донесся его ответ:
-- До свидания, поручик Сент-Ави!