На волосъ отъ гибели въ пустынѣ.
Спустя 6 дней путешественники были уже въ пограничномъ городѣ Федана, Катрунѣ, у Хаджъ-Джабера. По дорогѣ Нахтигаль обжегъ себѣ ноги: онъ лежалъ, отдыхая на пескѣ, во снѣ одежда сползла съ ногъ, и палящіе лучи солнца обожгли кожу на ногахъ такъ сильно, что путешественникъ не могъ итти и долженъ былъ промучиться нѣсколько дней на горбу верблюда. Жара была невыносимая -- термометръ въ тѣни показывалъ 40°. На пути Колокоми выпросилъ у Нахтигаля толстый бурнусъ, въ которомъ щеголялъ въ Катрунѣ, несмотря на жару. Онъ также долго приставалъ къ путешественнику, стараясь выпросить вторую половину жалованья, но безплодно, потому что Хаджъ-Джаберъ былъ противъ этого. Этотъ Мурабидъ рекомендовалъ Нахтигалю въ спутники еще одного члена своей секты, Бу-Сеида, тубу по происхожденію, имѣвшаго не мало родственниковъ въ Тибести. Этотъ молодой человѣкъ былъ довольно нахаленъ: онъ требовалъ кромѣ жалованья столько подарковъ себѣ и своимъ родственникамъ среди тубу Тибести, что Нахтигаль остался бы безъ всего, если бы имѣлъ слабость удовлетворить его.
-- Хорошо,-- согласился наконецъ Бу-Сеидъ на жалованье въ 100 махабубъ,-- но только я серьезно не совѣтую тебѣ пускаться въ Тибести, если ты не можешь сдѣлать хоть маленькій подарокъ каждому жителю. Ты вернешься безъ всего.
-- Теперь уже поздно думать объ этомъ,-- отвѣтилъ путешественникъ;-- если бы я зналъ объ этомъ раньше, я запасся бы всѣмъ въ Мурзукѣ,
17-го Іюня, послѣ торжественной "фатихи", путешественники тронулись въ путь. Начиная съ Катруня имъ стали попадаться тубу, жившіе во встрѣчныхъ оазахъ. Большая часть ихъ имѣетъ темную кожу съ желтоватымъ отливомъ, но чертами лица отнюдь не похожи на негровъ. Тѣломъ они очень тощи, -- ноги почти безъ икръ -- небольшого роста, но хорошо сложены; на лицѣ рѣдкая борода. Въ ихъ живыхъ глазахъ горитъ огонекъ смышленности, а двигаются они съ необыкновенной ловкостью и изяществомъ, какъ кошки. Одѣты они большею частью скудно -- рубаха и штаны изъ бѣлаго или голубого ситца, а если кто раздобудетъ себѣ суданское платье -- тобу, то ходитъ съ видомъ самодовольнаго щеголя, изъ чего видно, что тубу любятъ наряжаться. На бритой головѣ они носятъ феску, т. е. ермолку, повязанную чалмой, конецъ которой обматывается такъ, что закрываетъ все лицо до глазъ. Это необходимая предосторожность противъ сухого воздуха пустыни. Женщины ихъ заплетаютъ волосы во множество косичекъ и густо смазываютъ ихъ масломъ. На рукахъ ихъ бренчатъ съ дюжину браслетовъ изъ рога или слоновой кости, на щиколкахъ красивыхъ ногъ видны серебряныя и мѣдныя кольца. Почти всѣ женщины носятъ въ проткнутой правой ноздрѣ стебелекъ краснаго коралла. Въ сношеніяхъ съ путешественникомъ эти тубу немедленно показали неприглядныя стороны своего характера, насчетъ которыхъ его предупреждали его черные друзья: они жадно выпрашивали подарки, сами были скупы, дерзки и нахальны.
Въ послѣдней деревушкѣ Фецана, Теджери, путешественники остановились на нѣсколько дней -- надо было запастись пищей для верблюдовъ, передъ тѣмъ какъ пуститься черезъ пустыню. Несмотря на то, что Нахтигаль одарялъ подарками всякаго "знатнаго" тубу, являвшагося съ привѣтствіемъ, эти негодяи не замедлили стакнуться между собою съ цѣлью напасть и разграбить караванъ въ укромномъ мѣстѣ пустыни. Къ счастью, Мохамедъ догадался объ ихъ намѣреніи, и караванъ избѣгъ западни тѣмъ, что тайно направился по другой дорогѣ. Путь по пустынѣ былъ ужасенъ. Колодцы встрѣчались рѣдко, и потому, несмотря на зной, путники страшно торопились. Полузасыпанные кости верблюдовъ и людей бѣлѣли въ пескѣ. У колодца Мешру Нахтигаль съ ужасомъ замѣтилъ почти засыпанныя пескомъ муміи дѣтей, со слѣдами ихъ ситцеваго платья, лохмотья которыхъ теребилъ вѣтеръ пустыни. Вѣроятно, эти трупы остались здѣсь послѣ прохода каравана невольниковъ изъ Судана. Изможденныя матери невольницы съ плачемъ оставляли своихъ несчастныхъ младенцевъ медленно умирать на горячемъ пескѣ подъ знойными лучами и плелись дальше, можетъ быть, навстрѣчу той же участи. Сухой воздухъ пустыни сушитъ трупы и превращаетъ ихъ въ муміи, а современемъ отъ этихъ жертвъ человѣческой жестокости остаются только бѣлѣющія кости.
Наши путники часто двигались по ночамъ, которыя, въ противуположность жаркимъ днямъ, были тихи, ясны и прохладны. Вскорѣ они стали приближаться къ южному склону высокихъ горъ Тюммо и черезъ нѣсколько часовъ пути по скалистымъ пустыннымъ долинамъ и ущельямъ добрались до пяти колодцевъ съ превосходной водой.
Страна Тибести, какъ зовутъ ее арабы, или Ту на языкѣ тубу, лежитъ нѣсколько къ востоку отъ караваннаго пути изъ Триполи въ Борну. Ее рѣдко кто посѣщаетъ, зато сами населяющіе ее тубу постоянно грабятъ ходящіе въ Борну и Триполи караваны. Страна лежитъ по обеимъ склонамъ скалистаго хребта Тюммо (дальше къ юго-востоку онъ называется Тарзо), вершины котораго подымаются до высоты нѣсколькихъ верстъ надъ уровнемъ моря. Но воздухъ окружающей пустыни такъ сухъ, что склоны горъ и долины большею частью голы и заключаютъ мало воды въ своихъ нѣдрахъ.
Наши путешественники не безъ труда перебрались на ту сторону хребта и шли теперь по пустынѣ вдоль южнаго склона его на юго-востокъ. Колокоми утверждалъ, что до ближайшей населенной долины Тибести они должны пройти черезъ долину Афафи, гдѣ есть колодцы и пища для верблюдовъ.
-- Вотъ пройдемъ два дня, будемъ въ Афафи, я знаю, я былъ тамъ. Дорогъ тутъ нѣтъ, но я знаю мѣстность,-- увѣрялъ проводникъ.
Дѣйствительно, ни малѣйшаго слѣда человѣка или верблюда, ни какого-либо знака не виднѣлось на гладкомъ пескѣ пустыни. Вечеромъ на стоянкѣ Колокоми сталъ безпокоиться.
-- Пейте меньше воды!-- совѣтовалъ онъ.
-- Что такъ?
-- Ничего, мы немного сбились.
Извѣстіе было неутѣшительное, тѣмъ болѣе, что три мѣха изъ шести были уже пусты.
Весь слѣдующій день путники шли по каменистой пустынѣ черезъ громадныя плиты сѣроватаго сланца, изъ котораго ихъ сандаліи и древки копій извлекали металлическій звонъ. Колокоми не давалъ имъ отдыха, а поспѣшно торопилъ людей и животныхъ впередъ и впередъ. Наступила ночь, но проводникъ и не думалъ объ отдыхѣ. Поведеніе его заставило Нахтигаля подозрѣвать, что Колокоми или не разсчиталъ разстоянія или вовсе сбился съ пути. Стоялъ іюнь мѣсяцъ, а въ это время года два дня въ пустынѣ безъ воды -- вѣрная смерть. Къ вечеру лучи заходящаго солнца обрисовали вдали силуэтъ горы, но она была еще очень далеко. Ночью путники наткнулись на другую гряду, а когда въ 3 часа стало свѣтать, они увидѣли, что отклонились во мракѣ въ сторону и дали крюкъ. Такъ наступилъ третій день, который они встрѣтили, имѣя всего полмѣха воды. Надолго-ли хватитъ ея? Верблюды притомились до того, что часъ спустя послѣ восхода солнца стали и не могли двигаться дальше. Путники остановились въ знойной впадинѣ и роспили остатокъ воды, что не утолило ихъ жажды. Затѣмъ они поднялись и двинулись дальше по лабиринту долинъ и ущелій, мучимые жаждой и томимые страхомъ гибели. Молча шелъ каждый, закрывая литамомъ {Конецъ чалмы.} ротъ и носъ и устремляя безпокойный взоръ на проводника. Колокоми часто взбирался на возвышенныя точки, внимательно обозрѣвалъ окрестность, но каждый разъ возвращался съ безнадежными словами:
-- Ma цалъ! (Еще нѣтъ).
Въ полночь послѣ короткаго отдыха караванъ двинулся снова въ путь. Истощеніе людей и животныхъ достигало уже крайней степени. Вотъ одинъ изъ спутниковъ сталъ и опустился на песокъ. Его съ трудомъ подымаютъ и гонятъ дальше. Другой пригнулся и копаетъ песокъ, какъ будто надѣется найти подъ нимъ воду. Третій воетъ и молитъ Джузеппе дать ему хоть каплю воды, потому что итальянецъ приберегъ ея немного.
Наступило утро четвертаго дня, а въ ушахъ путешественниковъ все еще звучало жестокое "ма цалъ!" Колокоми. Когда разсвѣло, оказалось, что въ составѣ каравана не хватало двоихъ: слуги Волла и Галма отстали въ темнотѣ.
-- Вотъ что!-- сказалъ Колокоми.-- Надо сбросить кладь, сложить ее на видномъ холмѣ и двигаться дальше на верблюдахъ.
Путники сложили вещи, и, передъ тѣмъ какъ взобраться на верблюдовъ, Джузеппе раздѣлилъ между всѣми остатокъ воды. Каждому досталось полстакана. Къ удивленію Нахтигаля, Колокоми не сталъ пить свою порцію. Онъ сполоснулъ водой ротъ, глотку и выпустилъ драгоцѣнную влагу струей на воздухъ.
-- Я еще не чувствую жажды,-- замѣтилъ онъ Нахтигалю, подавая ему пустой стаканъ,-- и удивляюсь, что вы -- люди воды {Тубу считаютъ европейцевъ какими-то земноводными.} -- не можете вынести лишенія ея такое короткое время.
Сухой и крѣпкій, какъ кремень пустыни, стоялъ Колокоми передъ европейцемъ. Бу-Сеидъ, Бирса и старый Мохамедъ, подобно ему, испытывали слабѣе мученія жажды, и въ словахъ сожалѣнія, которыми они утѣшали христіанъ и двухъ слугъ негровъ, чувствовалась доля насмѣшки. Колокоми и Бу-Сеидъ поскакали впередъ на своихъ легконогихъ верблюдахъ и вскорѣ скрылись отъ взоровъ остальныхъ, которые медленно двигались впередъ на своихъ истомленныхъ животныхъ. Утромъ пятаго дня они очутились въ сухой рѣчной долинѣ, въ глубинѣ которой у подножія черныхъ скалъ долженъ былъ находиться спасительный источникъ. Лучъ надежды скользнулъ въ померкшее сознаніе путешественника, когда онъ замѣтилъ на пескѣ слѣды того, что еще недавно здѣсь струилась вода: это были многочисленные слѣды верблюдовъ, ословъ и антилопъ. Между ними Нахтигаль впервые увидалъ глубокіе отпечатки двухпалыхъ лапъ страуса. Вскорѣ солнце, этотъ жестокій врагъ умирающихъ отъ жажды, поднялось выше, обливая знойными лучами черные бока ущелья и песчаное дно его. Путники чувствовали себя точно въ раскаленной печи: со всѣхъ сторонъ ихъ обдавало жаромъ отраженныхъ скалами лучей. Мученія жажды стали ужасны: носъ, ротъ и глотка стали сухи, какъ дерево, виски и лобъ сжимало, точно желѣзнымъ обручемъ, воспаленные глаза горѣли невыносимо, и истощеніе охватывало всѣ члены. Къ довершенію несчастія тамъ и сямъ изъ песка воздымались отдѣльныя деревья -- акаціи саялакъ, которыя, какъ магнитъ, притягивали къ себѣ верблюдовъ. Дѣло кончилось тѣмъ, что верблюдъ Нахтигаля, не смотря на всѣ усилія сѣдока, работавшаго шомполомъ по его втянутымъ бокамъ, влѣзъ въ колючую чашу кустарника и ни за что не хотѣлъ покинуть тѣнистое мѣсто покоя. Остальные верблюды послѣдовали примѣру своего собрата, и скоро весь караванъ застрялъ подъ деревомъ, какъ корабль на мели. Не оставалось ничего, какъ остановиться здѣсь до вечера и затѣмъ сдѣлать попытку добраться до источника, если Колокоми и Бу-Сеидъ не вернутся къ тому времени.
Было еще только около полудня, и часы ожиданія текли среди невыносимыхъ мученій. Вскорѣ слуги негры стали впадать въ безуміе: они ругали путешествіе и осыпали градомъ поношеній эту проклятую страну. Вдругъ Джузеппе вскочилъ на ноги и съ дикимъ ревомъ на устахъ и пистолетомъ въ сжатой рукѣ кинулся впередъ. Онъ ревѣлъ, что не хочетъ помирать жалкою смертью и либо найдетъ воду, либо разсчитается по своему съ этимъ плутомъ Колокоми. Одинъ только Мохамедъ былъ спокоенъ и пытался усмирить безуміе своихъ спутниковъ кроткимъ указаніемъ на волю Божію. Когда солнце стало спускаться къ горизонту, и все еще не было воды, уже и самъ Нахтигаль потерялъ надежду на спасеніе. Кругомъ въ знойномъ безмолвіи лежала мрачная, безжалостная пустыня, ни одно дуновеніе накаленнаго воздуха не шевелило листьевъ, не вздымало песка.
"Неужели такъ быстро кончится мое путешествіе по Африкѣ!" думалъ несчастный путешественникъ, но мысли ползли все лѣнивѣй и лѣнивѣй, на смѣну имъ потянулись какія то безсвязныя мечты и видѣнія -- состояніе тупой дремоты, предшествующее смерти отъ жажды. Вдругъ глаза умирающаго широко раскрываются отъ ужаса: гигантскаго вида коза скачетъ на дерево, на козѣ сидитъ человѣкъ, да человѣкъ!
Это было не видѣніе, а Бирса, Бирса на верблюдѣ съ двумя мѣхами воды. Одинъ видъ спасительной влаги вызвалъ слезы радости на глазахъ умирающаго и призвалъ его къ жизни.
Вода сотворила чудеса. Во мгновеніе ока Нахтигаль, Саадъ и Али проснулись отъ зловѣщаго сна. Они тянули "драгоцѣннѣйшій изъ напитковъ", пока не пресытились, въ то время какъ Мохамедъ вытащилъ изъ сумки нѣсколько сухарей, размочилъ ихъ въ водѣ и проглотилъ, затѣмъ сунулъ порцію табаку въ ротъ и закусилъ его кускомъ соды {Жители африканской пустыни имѣютъ привычку жевать табакъ, сдабривая его кускомъ соды, которую откусываютъ отъ куска подобраннаго гдѣ нибудь на солончакѣ.}. Вода была грязна до того, что въ другое время они съ отвращеніемъ отвернулись бы отъ нея. Напившись, путешественникъ погрузился въ сонъ, въ самый крѣпкій, здоровый освѣжающій сонъ, какой онъ когда либо испытывалъ въ жизни. Его разбудили прибывшіе Колокоми и Бу-Сеидъ, привезшіе еще немного воды и непріятную новость, что источникъ почти изсякъ и надо искать другой, потому что кромѣ людей вѣдь и верблюды погибали отъ жажды. Покинувъ сѣнь акаціи, путешественники вскорѣ отыскали и привели къ жизни Воллу и Галму, лежавшихъ безъ сознанія на пескѣ. Горячій Джузеппе въ своемъ сильномъ гнѣвѣ тоже умчался недалеко: Бирса нашелъ его лежащимъ подъ утесомъ. Онъ смочилъ несчастному голову, напоилъ его и привелъ подъ дерево, гдѣ рѣшено было остаться пока Мохамедъ, Бу-Сеидъ и Бирса не доставятъ сюда же покинутую въ пустынѣ поклажу.
