Среди вѣроломныхъ тубу.
Едва путешественники успѣли устроиться поудобнѣе подъ своей акаціей, какъ сломя голову прибѣжали ихъ черные слуги съ тревожной вѣстью, что они застали у ключа, гдѣ поили верблюдовъ, цѣлую кучу тубу. Колокоми сильно обезпокоился, потому что въ пустынѣ не только чужіе, но сами тубу враги другъ другу. Всѣ поспѣшили спрятаться подъ навѣсомъ скалы и ждали тамъ, что будетъ дальше, пока, вмѣсто толпы (у страха глаза велики!), увидали всего одного тубу съ нагруженнымъ верблюдомъ. Когда онъ приблизился, Колокоми быстро привелъ въ порядокъ свою одежду для обычнаго у тубу въ пустынѣ привѣтствія, за которымъ Нахтигаль слѣдилъ съ величайшимъ любопытствомъ. Прежде всего Колокоми завѣсилъ лицо такъ, что были видны только глаза. Затѣмъ онъ взялъ копье въ правую, а особымъ образомъ изогнутое рогатое желѣзо, служащее для метанія во врага, въ лѣвую руку и выступилъ впередъ. Чужой тубу сдѣлалъ тоже самое. Приблизившись одинъ къ другому на 6 шаговъ, оба присѣли на корточки, держа оружіе наготовѣ, и приступили къ знакомству. Колокоми освѣдомился у чужака разъ двѣнадцать о его здоровьи, на что тотъ все время безразлично отвѣчалъ "лаха", "лаха"! Затѣмъ Колокоми съ особымъ удареніемъ сказалъ "ихила", послѣ чего тотъ тубу сталъ спрашивать его о здоровьи, и такъ долго, что присутствующіе пришли въ отчаяніе. "Ихила" "ихила!" замирали отвѣты Колокоми, пока не перешли въ глухое бормотаніе, и все это съ глубочайшимъ и серьезнѣйшимъ достоинствомъ. Дойдя до самыхъ низкихъ нотъ, они затягивали высокимъ голосомъ "лаха", "ихила". При этомъ они лишь изрѣдка вскидывали взглядъ другъ на друга и больше смотрѣли въ землю или такъ, въ пространство. Но кончили они не скоро. За "лаха" и "ихила" послѣдовали безчисленныя: "хорошо ли живешь", "хорошо", "съ миромъ", съ "Богомъ". И лишь понемногу оба стали вставлять вопросы, куда кто идетъ, гдѣ ближніе колодцы, есть ли въ нихъ вода. Но еще долго нѣтъ, нѣтъ, да начиналось снова "лаха", "ихила", пока привѣтствія не перешли въ бесѣду. У каждаго народа свои обычаи. Но не подумайте, что долгое привѣтствіе у тубу знакъ учтивости, это признакъ недовѣрія, которымъ проникнуты эти дѣти пустыни до мозга костей. Бормоча свои "лаха", и "ихила", тубу зорко слѣдитъ за сосѣдомъ и все время соображаетъ, кто онъ, зачѣмъ здѣсь и не питаетъ ли какихъ опасныхъ намѣреній. Привѣтствія длятся до тѣхъ поръ, пока оба убѣдятся, что одинъ другому не врагъ, но иногда кончаются споромъ, руганью и схваткой. Не рѣшаясь покинуть спасительный ключъ ради другого, находившагося неизвѣстно гдѣ, путешественники придумали остаться пока здѣсь и попытаться расчистить его. Это имъ удалось, тѣмъ болѣе, что имъ помогли вновь явившіеся тубу, оказавшіеся случайно родственниками Колокоми.
Слѣдующіе дни они снова шли быстрыми переходами по безводной мѣстности и еще разъ едва не погибли отъ жажды. Ихъ опять спасли проводники тубу. Бирса, Колокоми и Бу-Сеидъ, покинувъ остальныхъ, отыскали какими то, имъ однимъ извѣстными способами ключи и вернулись съ мѣхами, полными воды. Нахтигаль съ удивленіемъ наблюдалъ этихъ ловкихъ сухощавыхъ дикарей и начиналъ вѣрить разсказамъ стараго Мохамеда.
-- Тубу,-- говорилъ старикъ, пережевывая свой табакъ,-- можетъ по цѣлымъ днямъ не спать, не ѣсть, не пить и не терять при этомъ силы двигаться и разсуждать. Если вышла пища, они подбираютъ въ пустынѣ верблюжьи кости, мелютъ ихъ и смѣшиваютъ съ кровью, которую берутъ изъ вскрытой жилы своего верблюда. Этимъ и питаются. Нѣтъ того, такъ снимутъ ремень или туфли, расколотятъ камнями и варятъ. Тубу можетъ жить безъ воды четыре дня, если у него есть верблюдъ. Онъ странствуетъ тогда только ночью, а днемъ лежитъ, хорошо завѣсившись, въ тѣни скалы безъ движенія, чтобы тѣмъ не усилить голода и жажды. Только черезъ четыре дня мысли его мутятся. Тогда онъ крѣпко привязываетъ себя къ сѣдлу верблюда и пускаетъ его на волю Божію, ввѣряя свою судьбу инстинкту животнаго.
Между тѣмъ путешественники съ каждымъ днемъ приближались къ цѣпи горъ Тарзо, пока не увидѣли вдали гигантскую вершину его Туссиде. Растительность долинъ и дикихъ ущелій стала нѣсколько богаче и видно было немало животныхъ: обезьяны павіаны прытко скакали по камнямъ, на пескѣ виднѣлись слѣды гіены, антилопъ, страусовъ.
13-го іюля путники добрались, наконецъ, до Тао, главной изъ населенныхъ долинъ страны. Однако, она оказался покинутой, и единственный обитатель ея, тубу съ двумя женщинами, вскорѣ встрѣтился имъ. Этотъ отвратительный туземецъ съ вѣроломной физіономіей и хищнымъ взоромъ оказался родственникомъ Бу-Сеида, который во что бы то ни стало потребовалъ присоединенія ихъ къ каравану. На ночь путники остановились въ покинутыхъ хижинахъ тубу, сдѣланныхъ изъ циновокъ. На другой день Нахтигаль открылъ въ сосѣднихъ скалахъ немало пещерныхъ жилищъ, очень удобныхъ для жилья, но тоже пустыхъ. Жилища эти лежали разбросанно подальше одно отъ другого, потому что замкнутые тубу не любятъ сосѣдства, вѣчно опасаясь вѣроломныхъ нападеній и грабежа. Кромѣ того, ключи рѣдки, и не вездѣ почва покрыта жалкой растительностью. Весь юго-западный склонъ горъ Тарзо бѣденъ источниками, почвенной же воды совсѣмъ нѣтъ, такъ что здѣсь не можетъ быть и рѣчи о разведеніи финиковой пальмы, дуры или какихъ либо овощей. Когда послѣ перепавшихъ дождей зазеленѣетъ трава и деревья одѣнутся листвой, тубу приходятъ сюда со своими стадами. Верблюды даютъ въ это время достаточно молока, составляющаго чуть не единственную пищу жалкихъ каменныхъ тубу, если не считать зеренъ одного дикорастущаго растенія, замѣняющихъ имъ хлѣбъ. Какъ только верблюды общиплютъ траву, тубу уходятъ на сѣверный склонъ. Скотъ они колютъ на мясо лишь въ самыхъ торжественныхъ случаяхъ, развѣ что безнадежно заболѣетъ верблюдъ. Въ такомъ случаѣ тубу рѣжутъ его, разрѣзаютъ мясо на ломти и вялятъ его на солнцѣ.
Встрѣтившійся тубу сообщилъ Нахтигалю, что шейхъ Тафертеми, къ которому онъ ѣхалъ, сейчасъ въ долинѣ Цуаръ, но скоро уйдетъ оттуда на жатву финиковъ, а потому де лучше поторопиться. Не желая упустить шейха, Нахтигаль послалъ лучшаго слугу Галму увѣдомить его о своемъ прибытіи. Но посланный опоздалъ -- шейхъ уже откочевалъ прочь. Вмѣсто него въ стоянку Нахтигаля явилось двадцать "знатныхъ" тубу. Ничто не указывало на ихъ знатное происхожденіе, потому что, кромѣ нѣсколькихъ человѣкъ, всѣ были одѣты въ лохмотья. Съ копьями и метательнымъ желѣзомъ въ рукахъ, съ кинжалами, укрѣпленными по туземному на лѣвой рукѣ выше локтя, усѣлись эти волки полукругомъ противъ шатра путешественника и начали свои безконечныя "лаха", "ихила". Затѣмъ они по праву гостей потребовали ужинъ и ѣли такъ жадно, точно не принимали пищи много дней. Всматриваясь въ ихъ хищныя лица, Нахтигаль внутренно трепеталъ и не ожидалъ ничего хорошаго. Утромъ "знатные" гости потребовали завтракъ и затѣмъ освѣдомились, какъ обстоитъ дѣло съ "пропускомъ", т. е. чѣмъ путешественникъ намѣренъ заплатить имъ за то, что они пустятъ его черезъ свою долину. Какъ ни странно, но жестокая торговля длилась 20 часовъ! Тубу уходили въ кустарникъ и совѣщались тамъ, разсматривали предложенные дары и съ пренебреженіемъ возвращали ихъ.
-- Если ты платишь такой мелкой сошкѣ, какъ Колокоми, 80 махабубъ, такъ долженъ же ты дать намъ, "знатнымъ", что нибудь хорошее!-- кричали они.
Въ кустарникахъ они опрашивали Бирсу и Бу-Сеида.
-- Зачѣмъ христіанинъ пришелъ къ намъ? Вѣдь не даромъ же онъ тащился черезъ пустыню. Они умны, эти собаки! Должно быть у насъ тутъ какое то сокровище, онъ высмотритъ и приведетъ своихъ.
Такъ толковали тубу и рѣшили, что путешественникъ прибылъ къ нимъ, чтобы осмотрѣть горячій и цѣлебный ключъ на восточномъ склонѣ Тарзо, въ которомъ должно быть есть золото и серебро. Тщетно Али и Мохамедъ разубѣждали ихъ въ теченіе всего дня; болтовня обоихъ только утвердила тубу въ ихъ подозрѣніи и обозлила противъ Бу-Сеида и Колокоми, которые предательски привели чужеземца въ ихъ страну. Особенно старался одинъ изъ нихъ, по имени Дердекоре.
-- Я вручу подарки Тафертеми, а онъ пусть дѣлится съ вами,-- убѣждалъ ихъ Нахтигаль.
-- Онъ ушелъ, и намъ нѣтъ дѣла до него, мы сами знаемъ, сколько намъ полагается.
-- Но вотъ письма уважаемаго вами Хаджъ-Джабера, прочтите ихъ и ..
-- Мы чужихъ писемъ не читаемъ!
-- Если такъ, то вы мнѣ надоѣли! Хотите нападайте и берите сами, я буду защищаться!-- закричалъ, наконецъ, выведенный изъ терпѣнія Нахтигаль.
-- Мы не разбойники,-- отвѣтили смущенные тубу.-- Не хочешь давать подарковъ, отправляйся назадъ, только мы за тебя не отвѣчаемъ: выйдешь изъ долины, и ты намъ уже не гость, а въ пустынѣ у насъ свои права!
-- Но поймите, что у меня мало вещей, я не могу отдать вамъ все и не оставить ничего другимъ!-- убѣждалъ ихъ Нахтигаль.
Только когда зашло солнце, переговоры увѣнчались нѣкоторымъ успѣхомъ, и спорившіе, наконецъ, договорились. Тубу удалились въ глубину своей долины, завѣривъ путешественника, что теперь онъ можетъ себя чувствовать въ безопасности въ ихъ области. Однако, когда Нахтигаль посѣтилъ ихъ жалкія рогожныя лачуги, то былъ встрѣченъ крайне холодно: каждый извинялся, что по бѣдности не можетъ принять и угостить его. На разспросы путешественника они давали уклончивые отвѣты и все говорили о какихъ то сосѣдяхъ, которые де угрожаютъ имъ. Когда путешественникъ повернулъ назадъ, то слышалъ, какъ они крикнули Бирсѣ:
-- Если по дорогѣ на васъ нападутъ наши, ты, смотри, не вмѣшивайся!
Очевидно, готовилось вѣроломное нападеніе, но путники счастливо избѣгли его, прокравшись назадъ другой дорогой. Соединившись съ оставленными въ Тао спутниками, Нахтигаль убѣдился, что положеніе его стало еще опаснѣе. Всѣ окрестныя племена заволновались, едва узнали о появленіи въ ихъ странѣ христіанина. Между тѣмъ вернуться было невозможно: надо было запастись пищей, кромѣ того, смѣлый путешественникъ не хотѣлъ вернуться, не изслѣдовавъ страны. Онъ вѣрилъ въ силу писемъ губернатора Фецана и Хаджъ-Джабера и рѣшилъ послать ихъ съ Бу-Сеидомъ въ Бардаи съ цѣлью узнать настроеніе Тафертеми и другихъ знатныхъ тубу.
Послѣ отъѣзда Бу-Сеида, дерзкій Галма отдѣлился отъ каравана, собираясь домой съ другими жителями Катруна. Во время прощанья онъ вдругъ кинулся на стараго Махомеда и хотѣлъ вырвать изъ рукъ его ружье.
-- Отдай, я безъ ружья не поѣду!-- кричалъ онъ, наваливаясь на отчаянно защищавшагося старика.
-- Оставь старика! Ружье мое, а не его! Ты не смѣешь брать его!-- вмѣшался Нахтигаль и крѣпкой рукой схватилъ оспариваемое оружіе.
Но Галма взбѣсился.
-- Я безъ ружья не уйду или убью эту старую собаку. Онъ рабъ моего отца и принадлежитъ мнѣ!
Нахтигаль не обратилъ вниманія на угрозу, считая ее за пустое бахвальство, и ушелъ въ шатеръ; но вскорѣ къ нему прибѣжали сказать, что Галма скачетъ по степи, а сзади на крупѣ лошади сидитъ связанный Мохамедъ.
Нахтигаль и Джузеппе въ бѣшенствѣ вскочили на ноги. Ничто не могло удержать ихъ. Вскочивъ на коней, они помчались въ погоню и черезъ нѣсколько часовъ бѣшеной скачки нагнали караванъ. Здѣсь Нахтигаль, забывъ всякую осторожность, объявилъ, что подстрѣлитъ негодяя, какъ птицу, если онъ сейчасъ же не отпуститъ Мохамеда. Разбойникъ испытующимъ окомъ окинулъ великолѣпное оружіе своихъ противниковъ и съ грубыми проклятіями толкнулъ къ нимъ свою жертву.
Самое непріятное было то, что никто изъ туземцевъ не вмѣшался въ это дѣло. Бирса и Колокоми даже пытались убѣдить Нахтигаля, что Галма правъ, а купцы каравана совѣтовали помириться съ негодяемъ и подарить ему два талера. Изъ этого Нахтигаль убѣдился, что при нападеніи тубу обоимъ европейцамъ нѣтъ никакой надежды разсчитывать на помощь своихъ туземныхъ спутниковъ, которые останутся хладнокровными зрителями гнусной расправы.
Шатеръ путешественника былъ разбитъ между двухъ наваленныхъ другъ на друга каменныхъ глыбъ, которыя обезпечивали тылъ. Зато впереди, словно коршуны, слетѣвшіеся на падаль, цѣлый день вертѣлись хищные тубу, осаждая путешественника наглымъ попрошайничествомъ и дерзкими требованіями. Они поѣдали его скудные запасы, уходили, приходили другіе, ни минуты не давая покою Нахтигалю.
Итакъ, въ тревогѣ, скукѣ и заботахъ медленно проходили дни ожиданія. Единственное развлеченіе доставляли обезьяны, семья которыхъ ежедневно являлась къ источнику на водопой; иногда вдали мелькалъ легкій страусъ, помогая своему бѣгу крыльями.
Въ одинъ прекрасный день на сцену появился еще "знатный" тубу по имени Арами, дядя Бирсы, стройный туземецъ съ умными глазами и нѣсколько цивилизованнымъ видомъ. Подобно многимъ другимъ ревностнымъ магометанамъ, тубу Арами былъ увѣшанъ ладонками въ видѣ кармашковъ и гильзъ съ молитвами изъ Корана, которыя болтались чуть ли не на всѣхъ частяхъ его одежды. Арами быстро высмотрѣлъ своими вороватыми глазами вещи путешественника и увидѣлъ, что ихъ осталось уже немного. Поэтому онъ рѣшилъ уединить путешественника, взявъ его подъ свою охрану, а затѣмъ просьбами, требованіями, угрозами выманить все, что ему нравилось. Однако, покровительство Арами принесло путешественнику мало пользы. Тубу съ каждымъ днемъ становились все нахальнѣе, такъ что Нахтигаль приказалъ своимъ слугамъ носить ружья не иначе, какъ привязавъ ихъ къ тѣлу, и самъ ни на минуту не разставался съ револьверомъ. Между тѣмъ Бу-Сеидъ не возвращался, а только прислалъ гонца, изъ словъ котораго можно было понять, что Тафертеми не прочь видѣть путешественника и, пожалуй, окажетъ ему защиту, хотя населеніе Бардаи встрѣтило извѣстіе о прибытіи христіанина съ большой враждой. Нахтигаль не зналъ на что рѣшиться.
-- Знаешь что, -- вкрадчиво сталъ говорить ему Арами,-- Тафертеми старъ, у него нѣтъ власти надъ людьми. Поѣдемъ лучше ко мнѣ въ Цуаръ. Вещи возьми съ собой, а слугъ оставь здѣсь, потому-что въ Цуарѣ мало пищи.
-- Пожалуй,-- согласился Нахтигаль,-- хотя мнѣ очень хотѣлось бы видѣть горы Тарзо и побывать у Тафертеми въ Бордаи.
Нахтигаль колебался и, можетъ быть, попалъ бы въ западню, если бы старая тетка его слуги не шепнула потихоньку:
-- Не ѣзди съ Арами. Поѣдешь, и никто ужъ потомъ не узнаетъ, что сталось съ тобою.
Между тѣмъ Арами появился опять.
-- Нѣтъ, не поѣду съ тобой, поѣду къ Тафертеми.
-- Не поѣдешь ни за что?
-- Нѣтъ.
-- Такъ, такъ. Подари мнѣ коверъ и шерстяное покрывало палатки,-- сказалъ онъ неожиданно съ самымъ дерзкимъ видомъ.
-- Да вѣдь эти вещи нужны мнѣ,-- попытался урезонить его Нахтигаль.
-- Подари, а не то знаешь, я тебя покину, а если я тебя покину, будетъ худо, очень худо. Подаришь,-- я съ тобой пойду къ Тафертеми.
Арами приставалъ до тѣхъ поръ, нагло, дерзко, нахально, пока не получилъ требуемое. Едва вещи оказались въ его рукахъ, онъ снова сталъ ласковъ и любезенъ.
Итакъ не оставалось ничего, какъ ѣхать черезъ Тарзо въ Бордаи -- припасы были съѣдены при содѣйствіи голодныхъ и нагло-жадныхъ, какъ гіены, тубу; новое продовольствіе достать въ Тао было трудно.
Два дня карабкались путешественники по дикому, каменистому склону Тарзо, пока не достигли гребня его на высотѣ 2500 м. надъ уровнемъ моря. Здѣсь у ногъ путешественника развертывался обширный кратеръ потухшаго вулкана, на краю котораго съ высоты 300 м. подымалась вершина Туссиде. Спускались они съ такимъ же трудомъ, двигаясь по узкимъ и извилистымъ ущельямъ, въ обрывистыхъ стѣнахъ которыхъ виднѣлись пласты разныхъ осадочныхъ породъ. Во время скудныхъ дождей по этимъ ущельямъ текутъ временно рѣки.
По дорогѣ жадность Арами разгорѣлась опять, и онъ присталъ къ Нахтигалю съ новыми требованіями. Нахтигаль былъ уже почти обобранъ и сохранилъ для себя только самыя необходимыя вещи. Недовѣрчивый тубу потребовалъ, чтобы ему дали пересмотрѣть вещи. Долго рылся онъ, пока не откопалъ бѣлаго бурнуса, сохраненнаго Нахтигалемъ для себя. Конечно, Арами немедленно потребовалъ эту вещь и не отсталъ, пока не добился своего. Едва онъ получилъ предметъ горячаго желанія, какъ изъ наглаго хищника снова превратился въ любезнаго покровителя и обѣщалъ путешественнику охрану, продовольствіе и безопасное возвращеніе въ Фецанъ.
По мѣрѣ приближенія къ Бордаи, мѣстность стала оживляться. Показались кочующіе тубу. Это были большею частью одѣтыя въ овечьи шкуры женщины съ дѣтьми, которыя бѣгали безъ всякой одежды. Женщины у этого несчастнаго народа пользуются большой самостоятельностью. И не мудрено -- мужчины уходятъ на мѣсяцы, пропадаютъ иногда въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, а въ это время жены ведутъ дома хозяйство: пасутъ скотъ, занимаются домашнимъ ремесломъ, возятся съ дѣтьми, покупаютъ, продаютъ, дѣлаютъ и собираютъ долги. Благодаря такой дѣятельности, женщины тубу даже внѣшностью и характеромъ похожи на мужчинъ: онѣ жуютъ табакъ, смѣлы и рѣшительны въ движеніяхъ, дѣловиты въ сдѣлкахъ. Возвращаясь домой послѣ долгой отлучки, мужъ находитъ домъ въ порядкѣ, а. свое добро пріумноженнымъ безъ того, чтобы самъ онъ хоть пальцемъ двинулъ. Оттого здѣсь женщины свободны и не терпятъ стѣсненій.
Между тѣмъ въ стоянку нашихъ путниковъ явился молодой тубу съ нагруженнымъ финиками осломъ. Онъ сообщилъ, что Тафертеми и Бу-Сеида нѣтъ въ Бордаи,-- они гдѣ то по сосѣдству, но навѣрно скоро вернутся. Обыкновенно хозяинъ выходитъ на встрѣчу гостямъ, здѣсь же онъ какъ будто прятался. Поведеніе шейха тубу показалось Нахтигалю подозрительнымъ, и въ душу нашего путешественника закрались сомнѣнія и тревога. Ему казалось, что съ нимъ играютъ въ прятки, готовясь заманить въ западню. Онъ былъ одинъ, какъ перстъ, среди этихъ оборванныхъ, голодныхъ, хищныхъ и вѣроломныхъ дикарей, если не считать глуповатаго Джузеппе. Слуги его, даже старый Мохамедъ, держали себя въ сторонѣ, а въ случаѣ опасности ужъ конечно примкнули бы къ врагамъ. При входѣ въ долину Бордаи, Нахтигаль послалъ молодого гонца сказать шейху, что весь караванъ будетъ ждать шейха здѣсь и тронется съ мѣста только при наступленіи ночи. Гонецъ вернулся съ извѣстіемъ, что шейхъ еще не возвращался. Оставаться на мѣстѣ не было никакой возможности, и путешественнику пришлось вступить во враждебный станъ безъ всякаго прикрытія. Караванъ Нахтигаля уже благополучно миновалъ нѣсколько хижинъ, направляясь къ жилищу Арами, какъ вдругъ вблизи послышался какъ бы глухой рокотъ, гулъ голосовъ и отдѣльные рѣзкіе крики. Путешественники и безъ того были настроены тревожно, а тутъ, услыхавъ эти грозные звуки, они стали, какъ вкопанные, блѣдные, затаивъ дыханіе. Впереди, въ клубахъ пыли показалась толпа разгоряченныхъ лакби тубу. они двигались съ ревомъ, дико размахивая оружіемъ, звонъ котораго сливался съ неистовыми криками мужчинъ, женщинъ и дѣтей въ какой то адскій шумъ. Уже можно было различить отдѣльныхъ людей, уже слышны были въ ихъ крикахъ угрозы, которыя преданный судьбѣ
Мохамедъ равнодушнымъ голосомъ переводилъ Нахтигалю. Моментъ былъ ужасный.
Нахтигаль стоялъ впереди. Подлѣ него съ рѣшительнымъ видомъ, готовый къ бою, выдвинулся Джузеппе.
Съ другой стороны, сжимая въ рукахъ оружіе, сталъ старый Мохамедъ, пристально смотря впередъ, откуда двигалась грозная лавина. Старикъ казался вполнѣ спокойнымъ, и только въ словахъ, которыя онъ бормоталъ Нахтигалю, звучалъ упрекъ, какъ будто онъ хотѣлъ, но не рѣшался сказать: "вотъ конецъ безумнаго предпріятія, въ которое ты пустился вопреки разумнымъ совѣтамъ".
Слуги негры жалобно стонали, а Арами со своими тубу потихоньку отодвинулись въ сторону и, собравшись на ближнемъ холмѣ, казалось, обсуждали что то.
Не было никакого сомнѣнія, что три бойца будутъ смяты и проколоты копьями въ одно мгновеніе. Они могли только геройски умереть, но не побѣдить. Все зависѣло отъ Арами, на котораго Нахтигаль устремилъ теперь твердый пронизывающій взглядъ. А тотъ стоялъ и размышлялъ. Онъ былъ слишкомъ сообразителенъ, чтобы раздѣлять предразсудки толпы противъ путешественника. Гибель Нахтигаля должна была вызвать возмездіе, которое могло обрушиться на его родственниковъ, въ Фецанѣ, и закрыть доступъ туда ему самому. Наконецъ онъ, какъ знатнѣйшій изъ тубу, былъ бы жестоко оскорбленъ въ своемъ самолюбіи вождя, еслибы не съумѣлъ защитить довѣрившагося ему путника отъ этой черни, которую онъ презиралъ, потому что кочевые тубу смотрятъ съ пренебреженіемъ на земледѣльцевъ, живущихъ въ.долинѣ Бордаи.
Вотъ что Нахтигаль прочелъ въ глазахъ размышлявшаго Арами въ эти короткія мгновенія. Спустя минуту путешественникъ стоялъ уже противъ него.
-- Ну, Арами, теперь время показать кто ты и, чего стоятъ твои обѣщанія! Или ты за насъ, или противъ? Вели ты трусъ и предатель, то скажи это и отойди въ сторону: ты увидишь, какъ дорого мы продадимъ свою жизнь, увидишь, что не одни мусульмане умѣютъ умирать геройской смертью!
Такъ говорилъ Нахтигаль, и рѣшительный голосъ его гремѣлъ, какъ рыканіе разгнѣваннаго льва. Арами молчалъ.
-- Съ Божьей помощью вы останетесь цѣлы!-- сказалъ онъ, рѣшившись на что то.-- Это правда, я обѣщалъ тебѣ охрану жизни.
И, гордо выпрямившись, знатный тубу шагнулъ впередъ навстрѣчу нагрянувшей толпѣ, изъ которой уже летѣли копья. Онъ, Колокоми, Бирса и Гордой, поднявъ копья, ударили ими по оружію нападавшихъ въ первомъ ряду и пригнули ихъ дротики къ землѣ.
-- Слушайте вы, пьяницы и буяны,-- гремѣлъ его голосъ среди дикаго воя и крика.-- Я пришелъ сюда и привелъ его. Онъ мой гость и гость Тафертеми...
Но продолженія его рѣчи Нахтигаль уже не слышалъ, потому что подчиненные Арами тубу окружили путешественниковъ и поспѣшно увели ихъ дальше отъ этой сцены, гдѣ крики, брань и споры кончились еще не скоро. Они доставили путешественниковъ къ жилищу Арами, увѣряя ихъ по дорогѣ, что проткнутъ копьями всякаго, кто тронетъ хоть волосъ на головахъ дорогихъ гостей. Надо, однако, сказать, что эти слова не внушали путешественникамъ особеннаго довѣрія, потому что провожавшіе ихъ тубу были тоже сильно навеселѣ. Они ругались и хвастались: каждый изъ нихъ считалъ по пальцамъ, сколько человѣкъ онъ убилъ на своемъ вѣку.
По дорогѣ Нахтигаль успѣлъ замѣтить хижины обитателей Бордаи, раскинутыя среди прелестныхъ пальмовыхъ рощъ.
Внезапно передъ нимъ очутился Бу-Сеидъ. Этотъ нанятый въ Фецанѣ проводникъ смущенно лепеталъ что то, объясняя свое отсутствіе какими то непонятными дѣлами. Но Нахтигаль отлично понялъ, что и Бу-Сеидъ и шейхъ Тафертеми играли въ двойную игру: они спокойно сидѣли, спрятавшись дома, ожидая, чѣмъ кончится нападеніе, которое, можетъ быть, сами подстроили, чтобы въ случаѣ удачи его свалить вину на другихъ -- "насъ, дескать, при этомъ не было."
Вскорѣ къ путешественникамъ, такъ счастливо избѣгнувшимъ неминуемой гибели, присоединился Арами. Онъ указалъ имъ мѣсто отдыха передъ дверьми своего жилища, и самъ остался сторожить ихъ въ то время, какъ пожилая сестра его Фатьма принялась готовить неожиданнымъ гостямъ скудный ужинъ. Голодные путники уничтожили его до послѣдней крошки, а затѣмъ бросились на землю; но какъ они ни были измучены, однако сонъ не скоро смежилъ ихъ очи, передъ которыми долго носились только что пережитыя сцены ужаса.