Бѣгство изъ западни.
Едва взошло солнце, какъ возлѣ шатра Нахтигаля собралось большое общество. Это были тубу Бордаи, которые ничего не имѣли противъ прибытія христіанина. Правильнѣе сказать, они видѣли два большихъ ящика европейца и надѣялись чѣмъ-нибудь поживиться. Это были все средняго роста, стройные, но крайне тощіе люди, съ бронзовой или очень темной кожей, правильными чертами лица и небольшими красивыми руками и ногами. Тубу трещали безъ умолку. Изъ ихъ болтовни Нахтигаль узналъ, что остальное населеніе долины продолжаетъ относиться къ нему враждебно. Далѣе выяснилось, что шейхъ Тафертеми не имѣетъ никакой власти: онъ такъ бѣденъ, что получаетъ продовольствіе отъ жителей долины, которые даютъ ему еще небольшой запасъ пищи, когда онъ переселяется на зиму въ Цуаръ. При такой бѣдности шейхъ вполнѣ зависитъ отъ своихъ "подданныхъ". Но этотъ жадный человѣкъ ни за что не хотѣлъ выпустить изъ своихъ рукъ предполагаемыя богатства путешественника. Поэтому онъ заманилъ того къ себѣ, пославъ ему приглашеніе, хотя жители Бордаи были рѣшительно противъ появленія въ ихъ долинѣ "язычника". Дѣйствительно, шейху удалось заманить Нахтигаля въ западню, хотя главная часть его плана -- вѣроломное нападеніе,-- и не удалась. Теперь Тафертеми совѣщался съ майнами и горько жаловался на Арами и другихъ тубу, которые выманили у "язычника" лучшія вещи, не оставивъ ничего на его долю. "Хотя,-- говорилъ Тафертеми,-- чужестранецъ ѣхалъ ко мнѣ и порученъ моимъ заботамъ, но онъ самъ лишилъ себя моего покровительства тѣмъ, что по дорогѣ роздалъ все Арами и другимъ тубу. Какъ шейхъ племени я объявляю, что мнѣ нѣтъ теперь дѣла до него. Посмотрю я, какъ онъ справится съ здѣшними людьми безъ меня!"
Все это тубу разболтали Нахтигалю. Видно было, что этимъ людямъ рѣшительно нечего дѣлать, и что небывалое до того появленіе среди нихъ европейца составило такое событіе, къ которому они не могли отнестись равнодушно. Съ копьемъ, дротикомъ и метательнымъ желѣзомъ сидѣли они толпой на корточкахъ противъ шатра Нахтигаля и, не переставая, стрекотали съ восхода солнца цѣлый день, кромѣ полудня, когда отвѣсные лучи солнца разгоняли ихъ на время. Иногда кто-нибудь одинъ завладѣвалъ общимъ вниманіемъ. "Мацинъ!" (слушайте) -- говорилъ онъ, закладывая порцію табаку за щеку, и разражался длинной рѣчью. Уперевъ взоръ въ песокъ, съ неподвижнымъ лицомъ, безъ жестовъ, которые могли бы выдать тайныя движенія его души, ораторъ говорилъ не переставая. Иногда общее совѣщаніе прерывалось частными переговорами: по двое, по трое тубу крались въ сторону и долго шептались гдѣ-нибудь въ укромномъ уголку. Иногда они вовлекали въ эти тайные долгіе переговоры стараго Мохамеда, что очень безпокоило Нахтигаля, пока онъ не узналъ, что все многорѣчіе вертится около какихъ-нибудь пустяковъ: нельзя-ли, дескать, получить отъ твоего хозяина пару иголокъ или аршинчикъ кисеи, или чего другого.
Вообще въ дѣлахъ, которыя не затрагивали ихъ интересовъ, тубу обнаруживали большую находчивость, сообразительность и много здраваго смысла. Но совсѣмъ иначе вели они себя какъ только дѣло касалось ихъ: тутъ они признавали только одно -- безграничное себялюбіе и корысть. Тубу не принималъ никакихъ резоновъ. Упрямо, съ необыкновенной ловкостью повертывалъ онъ всякое дѣло такъ, какъ было выгодно ему, и не жалѣлъ времени, усилій и словъ, лишь бы добиться цѣли, хотя бы она заключалась въ совершенныхъ пустякахъ. Въ нихъ нѣтъ ни капли благородства и добродушія, нѣтъ понятія о справедливости и общемъ правѣ; каждый изъ нихъ признаетъ только свои права, и потому всѣ поступки ихъ вытекаютъ большею частью изъ двухъ побужденій -- эгоизма и жажды мести. Когда въ дѣло замѣшаны эти два чувства, то нѣтъ никакой силы убѣдить тубу отступиться отъ своихъ намѣреній: онъ упрямо твердитъ свое на тысячи ладовъ, прибѣгая къ самымъ тонкимъ словеснымъ ухищреніямъ. И въ рукахъ такихъ то людей находилась судьба нашего путешественника. Они не давали ему покоя своими приставаньями цѣлый день, и даже ночью около шатра шныряли ихъ тѣни и слышался шепотъ переговоровъ. При этомъ ничто не утоляло ихъ жадности. Тафертеми получилъ въ подарокъ красный суконный бурнусъ, голубую суданскую тобу, двѣ фески съ чалмами и еще кое-что, словомъ, цѣлое состояніе, которое свалилось ему съ неба. Тѣмъ не менѣе, шейхъ велъ себя такъ, точно не получилъ ничего. Остальные тубу держали себя не лучше. Едва кто-нибудь изъ нихъ получалъ желаемое, ради котораго онъ торчалъ у шатра въ оживленныхъ хлопотахъ нѣсколько дней, какъ немедленно принималъ видъ, точно ничего не было, и начиналъ съ такою же страстью выторговывать новую вещь. Путешественникъ съ ужасомъ чувствовалъ, что недалеко то время, когда онъ раздастъ все, и тубу измѣнятъ свою тайную непріязнь къ нему на открытую вражду. Признаки перемѣны были уже замѣтны: Колокоми долженъ былъ убраться куда-нибудь подальше, потому что соотечественники сильно негодовали на него за то, что онъ привелъ въ страну "невѣрнаго"; Тифертеми отказывался видѣть Нахтигаля и продолжалъ предъявлять къ нему разныя требованія.
Положеніе путешественниковъ въ этой западнѣ было крайне тяжелое. Нахтигаль не смѣлъ высунуть носа изъ шатра, и проводилъ въ темной накаленной внутренности его цѣлые дни. А между тѣмъ въ двухъ шагахъ отъ него раскрывала свои тѣнистыя нѣдра прохладная роща пальмъ, въ глубинѣ которой журчалъ холодный ключъ. Однажды, воспользовавшись полуденнымъ зноемъ, когда всѣ жители попрятались по своимъ шалашамъ, путешественникъ осторожно прокрался въ рощу и улегся тамъ спать въ укромномъ уголку. Пробужденіе было очень непріятное -- въ него попалъ камень, и когда Нахтигаль вскочилъ на ноги, то увидѣлъ толпу черномазыхъ ребятъ, которые, очевидно, открыли его убѣжище и собрались напасть на "язычника". Они метали камни съ такой злобой и такой вѣрной и сильной рукой, что Нахтигаль пустился бѣжать и едва спасся въ шатеръ. Нѣсколько разъ онъ дѣлалъ попытки подружиться съ дѣтьми: онъ подманивалъ ихъ къ себѣ, давалъ имъ сахаръ, показывалъ что-нибудь, но едва эти удовольствія кончались и дѣти отходили прочь, какъ немедленно хватали камни и метали ихъ градомъ въ шатеръ, угрожая серьезно повредить его. Отъ этихъ нападеній путешественника избавлялъ только приходъ Бу-Сеида или Арами, которые разгоняли ребятъ. Въ качествѣ врача Нахтигаль надѣялся привлечь къ себѣ и завоевать признательность больныхъ, но и въ этомъ дѣлѣ тубу обнаруживали всю неприглядную злобу своей природы. Однажды въ шатеръ его пришла больная -- сестра Тафертеми. Путешественникъ обошелся съ ней самымъ ласковымъ образомъ, осыпалъ совѣтами, задарилъ лекарствами... Но едва эта дама удалилась отъ его жилища на нѣсколько шаговъ, какъ подманила къ себѣ гурьбу ребятъ и пригласила ихъ побить камнями "язычника", а сама усѣлась въ тѣни ближней пальмы, чтобы полюбоваться зрѣлищемъ "избіенія". Вотъ какими жесткими и злыми дѣлаетъ скудная природа пустыни своихъ дѣтей, влачащихъ въ ея пескахъ голодное существованіе! Но вотъ наконецъ въ концѣ третьей недѣли Арами пришелъ съ извѣстіемъ, что ему удалось склонить шейха для личнаго свиданія съ путешественникомъ, и завтра утромъ шейхъ появится здѣсь. Въ тревожномъ ожиданіи Нахтигаль поднялся еще до восхода солнца. Вскорѣ къ его шатру собралась необычайно большая толпа тубу-решаде, которые молча ожидали любопытнаго зрѣлища. Шейхъ появился въ сопровожденіи оборваннаго грязнаго переводчика. Какъ мало походилъ онъ на "царственную особу". Маленькій, тощій, согбенный подъ бременемъ лѣтъ старикъ съ морщинистымъ лицомъ, на которомъ съ злобной подозрительностью сверкали небольшіе глазки, быстро шагалъ опираясь на палку. Онъ былъ одѣтъ въ рваную и грязную хламиду, и его голову прикрывала не менѣе грязная чалма.
Нахтигаль вышелъ ему навстрѣчу въ сопровожденіи Мохамеда.
-- Я безконечно счастливъ видѣть могущественнаго повелителя Бордаи,-- сказалъ Нахтигаль,-- и надѣюсь, что въ будущемъ не лишусь твоего покровительства. Богъ да продлитъ твои дни, о шейхъ! Твоя болѣзнь,-- поздравляю тебя съ выздоровленіемъ,-- принесла мнѣ, чужеземцу въ твоей странѣ, много несчастій и не позволила вкусить отдыхъ подъ твоей гостепріимной кровлей. Меня послали изъ Фецана, снабдивъ письмами къ тебѣ, какъ къ могучему и справедливому вождю, а между тѣмъ я не испыталъ въ твоихъ владѣніяхъ ничего, кромѣ тревоги, заботъ, болѣзней и голода. Но теперь я надѣюсь, что ты устроишь мирному и безвредному путнику безопасное возвращеніе въ Фецанъ, если ужъ никакъ нельзя ему осмотрѣть вашу землю!
Шейхъ внимательно выслушалъ эту рѣчь, произнесенную громкимъ взволнованнымъ голосомъ, и приказалъ Мохамеду перевести ее съ арабскаго на языкъ тубу. Къ словамъ и упрекамъ путешественника онъ остался совершенно равнодушенъ.
-- Прежде, чѣмъ говорить дальше, отвѣть мнѣ на вопросъ,-- зашамкалъ старикъ.-- Кто отобралъ у тебя всѣ хорошія вещи, когда ты прибылъ въ нашу землю, такъ что ко мнѣ ты явился можно сказать ни съ чѣмъ?
-- Шейхъ, я платилъ только за "право прохода" что требовали съ меня.
-- Такъ ты еще и лжешь? Развѣ неизвѣстно всѣмъ, что ты прибылъ съ четырьмя тяжело пагруженными верблюдами?..
-- Ну такъ что-жъ! Это были слабыя, изнуренныя животныя, которыя не могли нести много...
-- Я знаю, сколько можетъ снести верблюдъ. Четыре верблюда съ грузомъ...
-- Да, но...
-- Четыре нагруженныхъ верблюда! Куда же ты дѣвалъ вещи?
-- Я не понимаю, чего ты хочешь, -- закричалъ разсерженный путешественникъ.-- Развѣ я не подарилъ тебѣ краснаго бурнуса, голубой тобы, фески тебѣ и сыну? Развѣ эти дары недостойны царской особы? Почему же ты не вѣришь моимъ словамъ? Верблюды остались вслѣдствіе слабости по ту сторону горъ, но грузъ я взялъ весь съ собой. Или ты думаешь, что я прячу сокровища здѣсь въ шатрѣ? Такъ подиже и убѣдись самъ, что еще осталось у меня!
Только послѣднія слова произвели впечатлѣніе на шейха. Жадный старикъ всталъ и въ сопровожденіи переводчика и Мохамеда направился въ шатеръ. Тамъ онъ увидѣлъ два пустыхъ ящика, да нѣсколько вещей, не имѣвшихъ для него никакой цѣны -- книги, инструменты и оружіе. Не говоря ни слова, шейхъ вышелъ изъ шатра и мимо любопытной толпы, молча и внимательно слѣдившей за его движеніями, сталъ удаляться прочь. Тогда Арами вскочилъ съ мѣста, гнѣвно вонзилъ свое копье въ песокъ и крикнулъ:
-- Шейхъ, куда? Развѣ ты пришелъ сюда сегодня не затѣмъ, чтобы рѣшить судьбу этого человѣка, который застрялъ здѣсь по твоей милости уже на три недѣли? Почему не дозволяемъ мы ему вернуться въ Фецанъ? Что намъ съ нимъ дѣлать? Убить, что-ли? Сколько я знаю, у насъ не въ обычаѣ пить человѣчью кровь, шить мѣхи изъ кожи людей или ѣсть ихъ мясо! Зачѣмъ же мы держимъ его у себя? Если мы его погубимъ, намъ лучше не показываться въ Фецанъ, и за его жизнь тамъ отнимутъ двадцать нашихъ жизней. Лучшеже отпустить его. Свое добро и вещи онъ раздѣлилъ между нами, и въ пустынѣ онъ навѣрно погибнетъ безъ воды, безъ пищи, не зная дороги. Но его убьетъ тамъ Богъ, а не мы. Сколько времени я кормлю его и его людей! Мнѣ это накладно, я больше не хочу и требую его освобожденія!
Казалось, эта рѣчь должна была поразить шейха, но, повидимому, онъ туго поддавался краснорѣчію. Обернувшись, онъ крикнулъ издали:
-- Я видѣлъ пустые ящики и ухожу домой!
Другой тубу, родственникъ Арами, попытался остановить удалявшагося шейха рѣчью, произнесенной громовымъ голосомъ, но безуспѣшно. Шейхъ обернулся и сказалъ еще разъ:
-- Странникъ привезъ пустые ящики -- мнѣ нечего съ нимъ дѣлать!
"Все это было бы смѣшно, когда бы не было такъ грустно", могъ бы сказать себѣ Нахтигаль. Уже во время переговоровъ въ толпѣ раздавались ободрительные крики явныхъ враговъ. Теперь число ихъ еще увеличилось, а друзей не находилось уже ни одного. Правда, ни у кого не хватало смѣлости напасть на плѣнника открыто, но было ясно, что многіе были бы не прочь затѣять ссору и въ разгарѣ ея измѣннически убить "невѣрнаго". Это было тѣмъ опаснѣе, что въ Бордаи собралось много тубу изъ окрестностей, явившихся поглазѣть на чужеземца. Одинъ купецъ Борку даже вступилъ въ переговоры съ Арами, не продастъ ли тотъ ему христіанъ въ рабство. "Много дать за нихъ я не могу, потому что они негодны для работы, но верблюда, какъ никакъ, дамъ"! Среди враждебной толпы только одинъ тубу явился счастливымъ исключеніемъ. Онъ поднесъ Нахтигалю нѣсколько дынь и сказалъ:
-- Я услыхалъ въ своемъ селеніи о твоей печальной участи и подумалъ, что мои дыни могутъ утолить твой голодъ, который ты терпишь по милости своего хозяина.
Этотъ исключительный человѣкъ пошелъ затѣмъ къ Тафертеми и потратилъ много усилій въ безплодной попыткѣ убѣдить шейха отпустить плѣнника. Онъ посѣтилъ Нахтигаля еще разъ и снова принесъ дыни, чѣмъ немало укрѣпилъ въ бѣдномъ путешественникѣ поколебленную вѣру въ людей племени тубу. Значитъ, все-таки и среди 12.000 этихъ двуногихъ гіеннъ пустыни встрѣчаются добрые люди. Однако, случай этотъ не измѣнилъ ничего въ положеніи дѣла, которое становилось опаснѣе съ каждымъ часомъ. Изъ шатра Нахтигаль осмѣливался выходить только ночью, да и то онъ позволялъ себѣ прогуливаться лишь возлѣ входа, какъ звѣрь, гуляющій на цѣпи возлѣ своей клѣтки. Едва восходило солнце, какъ наступалъ день, полный тревогъ и мученій. Особенно допекали путешественника дѣти: они вертѣлись у входа шатра и плевали въ "язычника", стараясь угодить ему въ лицо.
-- Погоди,-- кричали маленькіе бѣсы,-- вотъ Арами откажется отъ тебя, поганой собаки, и тогда мы проколемъ тебя, проклятаго язычника!
Они не ограничивались угрозами, но дѣйствительно кидали копья во внутренность шатра. Взрослые тубу мало въ чемъ отставали отъ молодого поколѣнія, и много надо было имѣть самообладанія, чтобы спокойно и съ достоинствомъ сносить эти ежеминутныя оскорбленія и угрозы. Слуги тоже стали грубы и дерзки. Бу-Сендъ видимо искалъ предлога для ссоры, которая позволила бы ему отказаться отъ службы у плѣннаго. Къ мученіямъ нравственнымъ присоединились и физическія лишенія: послѣ свиданія съ шейхомъ Арами почти пересталъ заботиться о прокормленіи "гостей". Прежде скудную пищу имъ носили дважды въ день, а теперь они голодали весь день до вечера, когда имъ приносили маленькую корзинку полугнилыхъ финиковъ. Однажды ночью Нахтигаль какъ тѣнь прокрался въ хижину Арами.
-- Послушай Арами,-- сказалъ онъ ему,-- я хочу поговорить съ тобой серьезно. Ты самъ понимаешь, что для меня возможно только одно спасеніе -- тайное бѣгство. До сихъ поръ ты оказывалъ мнѣ покровительство, и я многимъ обязанъ тебѣ. Не хочешь ли помочь мнѣ и теперь. Я отдамъ тебѣ все изъ оставшихся вещей, что тебѣ понравится, и разглашу по всему Фецану о твоей добротѣ и ловкости. Подумай!
Арами былъ очень польщенъ рѣчью путешественника. Казалось, онъ и самъ еще раньше пришелъ къ тому же рѣшенію.
-- Я согласенъ,-- сказалъ онъ, подумавъ,-- только я.все-таки попытаюсь завтра добиться согласія Тафертеми на твой свободный отъѣздъ.
Однако, эта попытка ему не удалась. Въ это время изъ Фецана неожиданно прибыла цѣлая толпа тубу-решаде, которые въ обычное время проживали тамъ. Оказалось, что между ними и жителями Фецана возникли серьезные раздоры и стычки. Прибытіе бѣглецовъ ухудшило и безъ того скверное положеніе Нахтигаля. До сихъ поръ тубу не трогали его, опасаясь за жизнь своихъ фецанскихъ родичей, являвшихся какъ бы заложниками въ рукахъ губернатора Фецана. Теперь они бѣжали, и тубу Тибести легко могли задержать самого Нахтигаля въ качествѣ заложника за тѣхъ немногихъ тубу-решаде, которые еще оставались въ Фецанѣ. Бѣглецы принесли еще одну ужасную вѣсть: вѣсть о томъ, что голландская путешественница Александрина Тинне убита въ пустынѣ вѣроломными туарегами. Нахтигаль не хотѣлъ вѣрить этой страшной новости, но вѣрно ли было извѣстіе или нѣтъ, оно во всякомъ случаѣ ухудшало его положеніе. "Вотъ, говорили тубу, какъ настоящіе мусульмане поступаютъ со шпіонами и невѣрными, которые втираются въ ихъ страну"! Дѣло дошло уже до того, что разъяренная толпа чуть не убила одного проѣзжаго тубу, подозрѣвая, что верблюдъ его нагруженъ вещами плѣнныхъ.
Итакъ надо было торопиться!
Нахтигаль посвятилъ въ тайный планъ Бирсу, Бу-Сеида и Гордоя. Они послали увѣдомить Колокоми, чтобы онъ ждалъ бѣглецовъ въ назначенномъ мѣстѣ, а Арами вывелъ своихъ верблюдовъ подъ предлогомъ болѣзни ихъ изъ Бордаи. Нахтигаль выкопалъ ночью нѣсколько вещей, которыя онъ зарылъ въ пескѣ на черный день, и поручилъ Бу-Сеиду закупить нужные припасы. Вотъ наступила, наконецъ, ночь -- срокъ условленнаго бѣгства. Арами неслышно подводитъ верблюдовъ къ шатру, бѣглецы уже готовятся вьючить ихъ, какъ вдругъ глупыя животныя подымаютъ неистовый ревъ. Испуганные люди оставляютъ ихъ въ покоѣ и съ ужасомъ прислушиваются, не слѣдитъ ли кто за ними. Между тѣмъ, пока они колеблятся, кончается ночь и начинаетъ свѣтать. Увы! Бѣгство надо отложить до слѣдующей ночи и провести еще одинъ полный всевозможныхъ опасностей день въ Бордаи. Можетъ быть, день этотъ послѣдній въ ихъ жизни!
Къ счастью, онъ прошелъ спокойно, и въ наступившую затѣмъ ночь, именно съ 3 на 4 сентября, бѣглецы подъ покровомъ темноты благополучно выбрались изъ Бордаи. Верблюды ихъ бѣжали нѣсколько часовъ, и къ утру бѣглецы были уже далеко. Конечно, опасность погони не исчезла еще, но все же они были подъ открытымъ небомъ, въ вольной степи, а не въ когтяхъ вѣроломныхъ хищниковъ.
Въ слѣдующіе дни они перевалили черезъ горы Тарзо и ждали нѣкоторое время, пока Бу-Сеидъ не приведетъ оставленныхъ въ сосѣдствѣ верблюдовъ Нахтигаля. Увы, изъ четырехъ верблюдовъ съ вьюками уцѣлѣлъ всего одинъ, да и это животное Нахтигаль согласно обѣщанію долженъ былъ отдать Арами. Здѣсь же бѣглецы простились съ провожавшими ихъ "друзьями". Впрочемъ, слово прощанье не соотвѣтствуетъ тому, что произошло. Жадные тубу перерыли своими крючковатыми пальцами всѣ вещи путниковъ, выбравъ изъ нихъ все лучшее, все, что только нравилось имъ. Каждый выступалъ со своими требованіями и знать не хотѣлъ правъ остальныхъ. Они спорили, чуть не дрались изъ за каждой вещи, пока львиная доля не досталась Арами, прочее Бирсѣ и Гордою, а остатки -- Колокоми. Ни пожатія руки, ни добрыхъ словъ и пожеланій на прощанье! Спокойно взобрались хищники на своихъ верблюдовъ и тронулись назадъ, предоставивъ бѣглецовъ ихъ судьбѣ. Общее дѣло, опасность, бѣдствія и труды, которые часто на всю жизнь сближаютъ людей, совсѣмъ несходныхъ по характеру, не имѣютъ власти надъ жесткими и холодными, какъ кремень пустыни, душами тубу. Трудно описать негодованіе, клокотавшее въ душѣ Нахтигаля противъ этихъ безсовѣстныхъ "друзей", на прощанье постаравшихся истребить хорошенько скудные запасы бѣглецовъ. Конечно, съ помощью своего хорошаго оружія и при содѣйствіи рѣшительнаго Джузеппе Нахтигалю ничего не стоило бы наказать наглецовъ и ввести ихъ въ границы приличія, однако онъ подавилъ волновавшія его чувства, во время припомнивъ, что, какъ никакъ, а все-таки эти "друзья" помогли ему бѣжать изъ западни.
Но что это? Гдѣ же Колокоми, проводникъ черезъ пустыню?
А вонъ онъ мчится вдали на верблюдѣ по направленію къ странѣ тубу.
-- Колокоми! Назадъ! Сюда!-- кричатъ ему вслѣдъ перепуганные путники.-- Куда тебѣ! Не слышитъ.
Тогда взбѣшенный Нахтигаль вскакиваетъ на верблюда и мчится въ погоню за бѣглецомъ. Къ счастью, онъ нагналъ его и заставилъ остановиться.
-- Ты куда же это? Вѣдь мы же безъ тебя не найдемъ дороги!
-- А мнѣ какое дѣло? Вы отдали лучшія вещи Арами и его роднымъ, такъ пусть они и позаботятся, о васъ,-- отвѣтилъ тубу.
-- Я тебѣ немедленно размозжу голову, -- сказалъ Нахтигаль, прицѣливаясь изъ ружья,-- если ты не повернешь назадъ. Коли ты недоволенъ, могъ бы заявить, и мы бы сторговались. Но будь спокоенъ, я заплачу тебѣ за лишнюю службу.
-- Хорошо,-- сказалъ тотъ,-- но до Фецана я не могу васъ проводить, тамъ теперь меня, пожалуй, убьютъ. Я доведу васъ до знакомыхъ мѣстъ, а тамъ вы сами найдете дорогу.
И вотъ началось странствіе черезъ пески, хаммады и сериры. Не будемъ описывать всѣхъ ужасовъ и тягостей пути. Довольно, если мы скажемъ, что изнуренные голодомъ, измученные болѣзнью странники испытали невѣроятныя лишенія. Верблюды ихъ вскорѣ отказались служить одинъ за другимъ, и злополучные люди должны были тащить самыя необходимыя вещи на себѣ, побросавъ все остальное въ пустынѣ. Познакомились они и съ пищей тубу -- толчеными въ порошокъ костями, которыя они прибавляли въ жидкую мучную похлебку. Когда 27 сентября они достигли колодца Мешру, возлѣ котораго виднѣлись полузасыпанныя пескомъ человѣчьи кости -- цѣлые скелеты,-- это ужасное зрѣлище произвело на нихъ... радостное впечатлѣніе, потому что отъ колодца Мешру до ближайшаго поселенія оставался только день пути. Если бы не изнуренный, больной видъ несчастныхъ бѣглецовъ, то на ихъ возвращающійся караванъ невозможно было бы безъ смѣху взглянуть: слуги негры шли совсѣмъ голые, старый Мохаммедъ кряхтѣлъ подъ вьюкомъ своего господина, одѣтый въ одну рваную рубаху; Джузеппе шелъ въ болотныхъ сапогахъ, замѣнявшихъ недостающіе штаны, и въ короткой фуфайкѣ. Самъ Нахтигаль тащился босикомъ, въ изодранныхъ, висѣвшихъ лохмотьями ситцевыхъ штанахъ, въ старомъ порыжѣвшемъ лѣтнемъ пальто.
Въ полдень 28 сентября счастливо избѣгшіе опасности путешественники достигли пальмовой рощи Теджери и съ криками торжества кинулись на первую обвѣшенную зрѣлыми финиками пальму.
Они были въ Фецанѣ.
Встрѣча съ Хаджъ-Джаберомъ въ Катрунѣ и затѣмъ съ Хаджъ-Брахимомъ была самая радостная и сердечная. Остальные мирные обитатели также устремились толпой поздравлять вернувшихся смѣльчаковъ и приносили имъ обильныя угощенія. Путешественники, которые при своемъ возвращеніи были похожи на потерпѣвшихъ крушеніе моряковъ или на бѣглецовъ, едва спасшихся изъ потеряннаго сраженія, имѣли теперь всего вволю. Всѣ съ изумленіемъ выслушивали повѣсть объ ихъ злоключеніяхъ и говорили Нахтигалю:
"Омрекъ тавилъ! (будешь долго жить). Если ты ушелъ цѣлымъ изъ рукъ Тубу-Решаде, можешь спокойно странствовать всюду!"
Была, однако, и тѣнь, омрачившая радостное настроеніе отдыхавшаго отъ трудовъ путешественника. Это было подтвердившееся извѣстіе о печальной гибели голландской путешественницы Александрины Тинне у туареговъ. Нахтигаль постарался лично выяснить всѣ печальныя подробности этого происшествія. Вотъ что онъ узналъ:
6 іюня Тинне покинула Мурзукъ и направилась въ Вади Гарби, гдѣ встрѣтилась съ извѣстнымъ всей сѣверной Африкѣ старшиной туареговъ, старымъ Ихнухеномъ. Онъ согласился принять ее въ своей странѣ, но такъ какъ самъ долженъ былъ спѣшить, то обѣщалъ прислать ей вѣрныхъ людей для сопутствованія. Тинне вернулась въ Мурзукъ и стала готовиться къ дорогѣ. Здѣсь къ ней явилось 8 туареговъ, въ числѣ которыхъ былъ даже племянникъ Ихнухена по имени Хаджъ-эшъ-Шейхъ. Путешественница богато одарила ихъ и наняла 27 верблюдовъ съ погонщиками. У ней, стало быть, было очень много вещей. Туареги выступили вмѣстѣ съ ней, но все время шли особо. Скоро караванъ покинулъ населенныя мѣста и остановился 1 августа въ уединенной долинѣ Аберджуджъ.
Утромъ стали вьючить верблюдовъ. Туареги съ завѣшенными лицами, стояли вблизи, опершись на свои копья, неподвижные, точно статуи, и ожидали, когда все будетъ готово. Все было спокойно, какъ вдругъ раздались громкіе крики ожесточеннаго спора. Это нѣсколько погонщиковъ верблюдовъ жаловались на большіе вьюки ихъ верблюдовъ. Голландскіе слуги путешественницы, въ томъ числѣ нѣкій Кеесъ Остмансъ, подошли къ спорившимъ съ цѣлью унять ихъ. Спорившіе арабы пришли въ еще большую ярость и принялись ругать европейцевъ. Тогда къ спорившимъ подскочилъ племянникъ Ихнухена и ни съ того ни съ сего проткнулъ копьемъ несчастнаго Остманса.
-- Зачѣмъ ты вмѣшиваешься въ споры мусульманъ?-- крикнулъ негодяй, но слова его остались бесъ отвѣта, потому что пораженный лежалъ мертвый на землѣ. Трудно описать послѣдовавшую затѣмъ сцену смятенія. Среди криковъ мятущейся толпы раздавались вопли и стоны женщинъ. Другой слуга европеецъ кинулся къ своему верблюду съ цѣлью достать ружье, но не успѣлъ онъ сдѣлать этого, какъ второй ударъ копьемъ, за которымъ послѣдовалъ ударъ мечемъ, простерли его неподвижнымъ на песокъ. Все это произошло въ одно мгновеніе. Тинне появилась изъ палатки, привлеченная адскимъ шумомъ и воплями, и не успѣла опомниться, какъ очутилась въ серединѣ свалки, среди предателей арабовъ и кровожадныхъ туареговъ. Крутомъ разстилалась молчаливая пустыня, откуда нечего было ждать какой-либо помощи, а возлѣ разнузданные звѣри въ образѣ людей, которые не постѣснялись поднять руки на беззащитную женщину. Одинъ арабъ изъ племени Бу-Сефъ нанесъ ей первый ударъ мечемъ, угодившій по плечу. Несчастная устояла на ногахъ, но второй ударъ, нанесенный однимъ изъ людей Ихнухена, повергъ ее неподвижной на землю. Злополучная жертва вѣроломныхъ дикарей долго лежала на пескѣ, ожидая смерти. Къ счастью, потеря крови, текшей изъ глубокой раны, лишила ее сознанія. Убійцы немедленно успокоили возмущенныхъ ихъ дѣяніемъ спутниковъ Тинне, не участвовавшихъ въ предательствѣ, и приступили къ грабежу. Увы! Жадность ихъ, раззадоренная разсказами о баснословномъ богатствѣ "царской дочери", потерпѣла жестокое разочарованіе. Разметавъ и вскрывъ всѣ вьюки, грабители нашли всего небольшую сумму денегъ и разныя вещи, нужныя въ пути, но имѣвшія мало цѣны.
Подѣливъ жалкую добычу, они поспѣшно разбѣжались и потихоньку вернулись въ свои кочевья, бросивъ среди пустыни безъ погребенія трупы коварно убитыхъ и обобранныхъ ими людей. Слѣдуетъ добавить, что совершившіе это преступленіе негодяи остались безнаказанными, потому что съумѣли задарить пашу, который, вѣроятно, тайно радовался всему происшествію, такъ какъ смерть г-жи Тинне избавила этого чиновника отъ обязанности уплатить ей сдѣланный имъ у нея довольно большой долгъ.
