Обратный путь.
Нахтигаль благополучно ускользнулъ изъ стана царя-бѣглеца и искателя приключеній, но это еще не означало, что онъ избавился отъ всѣхъ опасностей и отвратительныхъ зрѣлищъ, которыя мучили его въ лагерѣ Абу-Секина. Первая непріятность заключалась въ томъ, что Нахтигаль опять, какъ въ первыя два путешествія, возвращался оборваннымъ скитальцемъ, почти нищимъ. Средства его почти истощились, между тѣмъ съѣстные припасы были дороги, и ихъ не всегда можно было достать. Второе было то, что вмѣстѣ съ нимъ въ Куку двинулся цѣлый караванъ съ невольниками, которыхъ гнали туда на продажу. Эти бѣдняги уже въ лагерѣ Абу-Секина страдали отъ голода и болѣзней, когда же начался утомительный путь, они стали помирать, какъ мухи. То и дѣло одинъ или другой изъ нихъ падалъ отъ изнеможенія, и никакіе удары хлесткой плетью изъ кожи гиппопотама не могли принудить его подняться и брести дальше. Нахтигаль втайнѣ радовался за нихъ. Онъ думалъ, что брошенный по дорогѣ рабъ возвращается къ свободѣ и какъ-нибудь да оправится среди роскошной и родной для него природы. Онъ какъ-то даже подѣлился своею мыслью съ Хаму, своимъ слугой. Тотъ принялся хохотать надъ простодушіемъ христіанъ.
-- Вотъ погоди, свалится который нибудь изъ нихъ, ты отстань и посмотри, что будетъ,-- смѣялся Хаму.
Смѣхъ и рѣчь его такъ задѣли Нахтигаля, что тотъ рѣшилъ воспользоваться первымъ же случаемъ, который, разумѣется, представился очень скоро. Нѣсколько времени спустя, онъ замѣтилъ въ сторонѣ дороги одного изъ своихъ спутниковъ, въ общемъ довольно простодушнаго жителя Борну. Этотъ купецъ хлесталъ молодую негритянку, которая отъ усталости и болѣзни свалилась и не могла подняться. Нахтигаль проѣхалъ было мимо, но вспомнилъ слова Хаму, и оглянулся. То, что онъ увидѣлъ, подняло дыбомъ волосы на его головѣ: несчастная валялась уже на землѣ въ лужѣ крови, а добродушный торговецъ спокойно вытиралъ свой окровавленный ножъ. Онѣмѣвъ отъ ужаса и негодованія, путешественникъ безмолвно пропустилъ мимо себя палача, который, какъ ни въ чемъ не бывало, замѣтилъ ему:
-- Да, да, христіанинъ, отъ этихъ проклятыхъ язычниковъ не добьешься вѣрности, одни только убытки.
Оказалось, что торговцы и погонщики живого товара спокойно убивали всѣхъ изнеможенныхъ и больныхъ рабовъ, чтобы другимъ неповадно было притворяться. И эта жестокость оказывала свое дѣйствіе, потому что толпы рабовъ состояли изъ молодыхъ женщинъ и подростковъ, которые всѣми силами молодой души цѣпляются еще за жизнь, потому что не потеряли вѣры въ лучшую участь. Долго стоялъ путешественникъ, недвижимъ отъ глубокаго негодованія. Наконецъ очнулся и поскакалъ впередъ. Встрѣчая раньше толпы исхудалыхъ рабовъ въ Сахарѣ, онъ не подозрѣвалъ, что они представляютъ лишь малую и самую выносливую часть своихъ несчастныхъ товарищей, погибшихъ отъ руки подлыхъ и жадныхъ торговцевъ. Усталость, голодъ и опасности пути казались Нахтигалю ничѣмъ въ сравненіи съ чувствомъ безсильнаго негодованія, которое онъ ощущалъ предъ лицомъ такихъ злодѣяній. Въ концѣ концовъ жестокость и варварство торговцевъ человѣчьимъ мясомъ не приносятъ имъ никакой выгоды. Ряды невольниковъ рѣдѣли съ каждымъ днемъ отъ истощенія, голода и болѣзней. Уцѣлѣвшіе напоминали скорѣе движущіеся скелеты, чѣмъ людей. У кого еще были силы,-- а такими чаще всего оказывались подростки,-- тѣ пользовались всякимъ случаемъ и убѣгали съ единственной цѣлью избавиться отъ изнурительнаго шаганья и отдохнуть. Случаи для побѣговъ представлялись всякій разъ, какъ караванъ проходилъ черезъ какое-нибудь селеніе. Улучивъ моментъ, когда надсмотрщикъ или хозяинъ отходили подальше, невольники убѣгали въ стороны и забивались въ первую удобную хижину. Хозяинъ ея, вмѣсто того, чтобы выдать бѣглеца, пряталъ его, потому что бѣглый оставался его рабомъ.
Если принять, что изъ сотни рабовъ только двадцать доходятъ до рынка исхудалыми отъ голода, полуживыми отъ утомленія, всѣ же остальные восемьдесятъ погибаютъ на пути, то можно себѣ представить, какъ выгодна эта торговля!
Покинувъ лагерь Абу-Секина больнымъ, чуть не умирающимъ, Нахтигаль быстро оправился въ дорогѣ. Уже черезъ нѣсколько дней пути лихорадка оставила его, и скоро стали возвращаться силы, несмотря на то, что дорога была убійственная. Тропическіе ливни размыли глинистую почву и образовали на ровныхъ мѣстахъ настоящія болота. Тяжело-навьюченныя лошади, изнуренные невольники и нашъ путешественникъ ежеминутно скользили въ липкой грязи и падали. Разъ караванъ бился нѣсколько дней подрядъ, прежде чѣмъ прошелъ болотистую мѣстность: лошадь и люди грузли въ топкой почвѣ по брюхо. Едва животное падало,-- а это случалось то и дѣло,-- какъ люди должны были снимать съ него вьюки и тащить ихъ на своихъ плечахъ дальше, а скотину вытягивали изъ гущи за хвостъ и гриву. 7 августа Нахтигаль думалъ, что они всѣ погибнутъ въ проклятой топи. Семь часовъ бились люди и животныя и только съ неимовѣрнымъ напряженіемъ всѣхъ силъ успѣли выбраться на сухое мѣсто.
Такъ добрался Нахтигаль до Логона. Здѣсь бѣгство невольниковъ стало почти поголовнымъ. Жители сами сманивали и прятали ихъ, а когда, по жалобѣ собственниковъ, мулла съ Кораномъ въ рукахъ обходилъ дома обитателей и заставлялъ клясться на священной книгѣ въ томъ, что въ домѣ не скрывается невольникъ, хозяева съ легкимъ сердцемъ выполняли эту формальность.
Переправившись здѣсь черезъ рѣку на плотахъ, которые жители устраивали изъ жердей и пустыхъ тыквъ, Нахтигаль двинулся дальше и послѣ долгаго странствія 7 сентября 1872 г. добрался, наконецъ, до Куки.
Здѣсь его ждало много печальныхъ и непріятныхъ извѣстій: купцы изъ Мурзука сообщили, что тамошніе пріятели Нахтигаля Бенъ-Алуа и Хаджъ-Брахимъ скончались; Хацацъ, бедуинъ изъ племени Ауладъ-Солиманъ, съ которымъ Нахтигаль скитался по пустынѣ, палъ въ стычкѣ съ однимъ враждебнымъ племенемъ; триполитанскій посланникъ Бу-Аиша отправился, наконецъ, въ Мурзукъ, захвативъ съ собой стараго Мохомеда эль-Катруни; изъ Европы не было ни писемъ, ни денегъ!
Но какъ ни грустны были эти обстоятельства, они не могли смутить предпріимчиваго путешественника. Онъ уже привыкъ къ нимъ и угадывалъ, что и теперь выпутается изъ бѣды, какъ и раньше. Конечно, онъ могъ бы возвратиться домой по старой дорогѣ на Мурзукъ. Но къ востоку отъ Борну лежала еще неизслѣдованная страна Вадаи, въ которую европейскіе путешественники до сихъ поръ проникали только съ тѣмъ, чтобы не вернуться назадъ. Судьба ихъ не испугала Нахтигаля. Отдохнувъ въ Кукѣ нѣсколько мѣсяцевъ, онъ какимъ то образомъ раздобылъ средства для дальнѣйшаго путешествія. При содѣйствіи султана Шейхъ-Омара Нахтигаль присоединился къ особѣ посла вадайскаго султана Али, возвращавшагося какъ разъ въ это время обратно въ Вадаи. Сопутничество этого посла обезпечивало Нахтигалю нѣкоторую безопасность въ пути, но какъ его встрѣтятъ и что съ нимъ будетъ въ фанатичномъ Вадаи -- это было совершенно неизвѣстно. Уже на пути туда поведеніе спутника внушило Нахтигалю опасенія. Посолъ обнаруживалъ сильный страхъ и старался доставить Нахтигаля въ столицу вадайскаго султана возможно скорѣе, чтобы путешественника какъ можно меньше видѣли обитатели и правители Вадаи.
Нахтигаль не смѣлъ говорить ни съ однимъ жителемъ и долженъ былъ записывать свои наблюденія въ книжечку тайкомъ отъ всѣхъ. Черезъ четыре недѣли путешественники достигли цѣли, Абешра, столицы Вадаи.
-- Ты не можешь въѣхать въ городъ безъ позволенія султана,-- объявилъ Нахтигалю спутникъ.-- Обожди здѣсь передъ воротами его отвѣта.
Нахтигаль провелъ день въ ужасной тревогѣ. Одно слово могло рѣшить его участь -- еслибы султанъ не согласился принять его, путешественнику пришлось бы возвращаться назадъ одному, странствуя среди людей, изъ которыхъ каждый считалъ бы законнымъ и богоугоднымъ дѣломъ убить его. Какъ всегда въ такихъ случаяхъ, время ползло, какъ лѣнивый червякъ; опасенія и надежды волновали Нахтигаля -- "или панъ или пропалъ!" Султанъ видимо колебался, но, наконецъ, пришло ожидаемое разрѣшеніе.
-- Султанъ, нашъ повелитель, согласенъ допустить тебя, христіанинъ, но ты долженъ явиться предъ нимъ безоружнымъ,-- сказалъ Нахтигалю посланный, -- а потому я долженъ отобрать у тебя оружіе и коней.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Нахтигаль,-- я пришелъ, правда, гостемъ и не имѣю злыхъ мыслей, но я одинокъ и слыхалъ, что не одинъ чужеземецъ потерялъ здѣсь жизнь, какъ напримѣръ, мои земляки Фогель и Беурманъ. Я знаю, что это случилось противъ воли султана, который мудръ и милосерденъ, но все же пусть онъ позволитъ мнѣ взять оружіе, которое я всегда ношу, потому что я вольный человѣкъ, а не рабъ.
Долго длились переговоры на этотъ счетъ, и Нахтигаль съумѣлъ настоять на своемъ.
Въ то время, какъ Нахтигаль въѣзжалъ въ Абешръ, надъ городомъ грохотала и яростно бушевала тропическая гроза. Еслибы путешественникъ былъ суевѣренъ, онъ принялъ бы это за дурной знакъ. Рѣдкіе обитатели враждебно косились на ѣхавшаго по улицамъ иноземца, и даже спутники Нахтигаля ѣхали особо, сторонясь отъ него, точно отъ зачумленнаго.
На квартирѣ ему холодно, точно собакѣ, указали уголъ, гдѣ онъ могъ переночевать.
-- Скверно!-- тревожно думалъ путешественникъ,-- хуже чѣмъ въ Бордаи!
Но онъ крѣпился и старался не обнаружить своего опасенія.
Утромъ пришелъ мальчикъ-рабъ и позвалъ его во дворецъ. Тамъ Нахтигаль долго сидѣлъ въ сѣняхъ на указанномъ мѣстѣ, не переставая тревожиться. Ему казалось, что онъ сидитъ въ логовѣ льва. Никто не отвѣчалъ на его поклонъ, всѣ обходили и сторонились отъ него подальше, какъ бы желая этимъ сказать:
-- Судьба твоя -- загадка!
Наконецъ появился мальчикъ-слуга, который провелъ Нахтигаля дальше, въ небольшой дворъ безъ всякой крыши. Здѣсь на циновкѣ, одинъ, сидѣлъ грозный султанъ Али. Это былъ плотный, сильно сложенный человѣкъ во цвѣтѣ силъ. Въ противоположность своему врагу, Абу-Секину, султанъ Али не былъ закутанъ -- на немъ была только длинная рубаха и шапка.
Нахтигаль поклонился султану по обычаю страны.
-- Пойди поближе!-- пригласилъ его тотъ.
-- Прости меня, -- отвѣтилъ Нахтигаль, -- но я не могу приблизиться къ тебѣ, ползая на четверинькахъ, какъ здѣсь принято.
Султанъ весело засмѣялся.
-- Отъ тебя я этого не требую! Я могу внушить тебѣ почтеніе къ себѣ иначе.
Нахтигаль сѣлъ, и тотчасъ же завязался живой разговоръ. Султанъ въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ. разспрашивалъ путешественника про Турцію и ея повелителя, про другія страны Европы и милостиво принялъ предложенные подарки: верхового коня, пару прекрасныхъ пистолетовъ и зрительную трубу. Онъ, наконецъ, отпустилъ путешественника и увѣрилъ его въ своемъ покровительствѣ. Покидая дворецъ, Нахтигаль вздохнулъ съ облегченіемъ, и всѣ тревоги, которыя держали его въ такомъ напряженіи, разсѣялись въ одно мгновеніе. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ радовался, что мнѣніе объ этомъ султанѣ, которое онъ себѣ составилъ по разнымъ слухамъ и разсказамъ, оказалось справедливымъ. Нахтигаль пробылъ въ Абешрѣ девять мѣсяцевъ и бесѣдовалъ съ султаномъ много разъ. Изъ этого знакомства онъ убѣдился, что султанъ Али былъ умный, проницательный и твердый правитель, который умѣлъ держать себя съ большимъ достоинствомъ; слову его можно было довѣриться. Только разъ легкое облачко омрачило дружескія отношенія Нахтигаля и султана. Именно путешественникъ имѣлъ неосторожность попросить султана выдать ему бумаги (путевыя записки) убитаго въ Вадаи путешественника Фогеля. Султанъ ужасно смутился и сказалъ, что ничего не знаетъ объ этомъ дѣлѣ. Это была неправда, потому что Фогель былъ убитъ съ его вѣдома, чуть ли не по приказу его. Конечно, султанъ Али былъ такой же фанатикъ, какъ его подданные, но его рвеніе умѣрялось природнымъ умомъ. Онъ правилъ твердо и жестоко. Не проходило недѣли безъ казни, или чтобы нѣсколькимъ человѣкамъ не отрѣзали уши и носы.
Вадаи представляло тогда довольно большое государство въ 5000 кв. миль (1/20 Европейской Россіи) съ 3 милліонами жителей, которые принадлежали къ разнымъ племенамъ. Самое главное изъ нихъ, племя Маба, занимало середину страны. Султаны Вадаи были изъ этого племени.
Жизнь султана въ Вадаи ограничена многими предписаніями: такъ ѣстъ и спитъ онъ одинъ, покидаетъ свой дворецъ только разъ въ недѣлю, въ пятницу, когда посѣщаетъ моше, т. е. мусульманскій храмъ. Когда рабыни несутъ по улицамъ его обѣдъ -- блюда и кувшины, тщательно завернутые въ ткани, -- всѣ встрѣчные должны отворачиваться.
Конечно, въ Абешрѣ, несмотря на благоволеніе и покровительство султана, Нахтигаль жилъ далеко не такъ свободно, какъ въ Кукѣ и Мурзукѣ. Онъ не смѣлъ много разгуливать по городу, знакомиться съ жителями и распрашивать ихъ о странѣ, ея природѣ, нравахъ и обычаяхъ обитателей. Благоразуміе заставляло держать себя съ этими фанатиками осторожно. Не смѣя открыто записывать свои свѣдѣнія, Нахтигаль долженъ былъ во многомъ полагаться на память. Тѣмъ не менѣе онъ привезъ съ собой первыя достовѣрныя свѣдѣнія о географіи, исторіи и жизни Бадаи. Надо удивляться, какъ это султанъ Али рѣшился оказать ему покровительство, потому что изъ бесѣдъ съ нимъ Нахтигаль убѣдился, что султанъ догадывался, какая судьба ожидаетъ его династію и царство. Онъ зналъ, что египетское правительство точитъ зубы на сосѣднія владѣнія Кордофанъ и Даръ-Форъ, за которыми наступитъ очередь Вадаи, и готовился къ геройскому сопротивленію. Догадывался султанъ также, что и европейцы не такъ то ужъ далеко отъ его владѣній. Изъ этого мы видимъ, что фанатизмъ и вражда жителей Судана къ европейцамъ и христіанамъ не простая безсмысленная злоба. Тамошніе властители, ихъ прихлебатели, купцы и духовные, которымъ выгодно сохранить все, какъ оно есть, не желаютъ, чтобы въ странѣ распоряжались и наживались европейскіе чиновники и купцы. Понятно поэтому, почему они видятъ во всякомъ путешественникѣ европейцѣ шпіона, который узнаетъ, что и какъ у нихъ все обстоитъ и обнаружитъ слабости страны. Такъ оно дѣйствительно и бываетъ. Едва безкорыстно преданный наукѣ путешественникъ принесетъ новыя свѣдѣнія, какъ ими заинтересовываются не одни ученые, вродѣ его, а промышленники и купцы. Если можно чѣмъ поживиться, они начинаютъ хлопотать у правительства и успокаиваются не раньше, какъ добьются завладѣнія вновь открытой и изслѣдованной страной. Вотъ почему правительства Англіи, Германіи, Франціи, Италіи наперерывъ другъ передъ другомъ стараются завести колоніи.
Что касается дикихъ и малокультурныхъ странъ вродѣ Багирми или Вадаи, то этому пока можно только радоваться, потому что европейцы уничтожаютъ такія явленія, какъ охота и торговля рабами, войны, раздоры, набѣги и грабежи, которые мѣшаютъ правильной торговлѣ и промышленности.
Удачи Нахтигаля объясняются лучше всего его чарующей личностью. Всѣ властители суданскихъ царствъ становились его друзьями послѣ первой же бесѣды. А безъ ихъ охраны путешествія тамъ были прежде совсѣмъ невозможны. Нахтигаль умѣлъ вездѣ расположить къ себѣ этихъ царьковъ и съ ихъ помощью прокладывалъ себѣ дорогу дальше и дальше. Послѣднее странствіе его черезъ страну Даръ-Форъ грозило едва-ли не самой большой опасностью. Нахтигаль обождалъ въ Вадаи, когда кончились вспыхнувшіе тамъ безпорядки и направился въ Даръ-Форъ съ рекомендательными письмами отъ султана Али. Въ первой же бесѣдѣ онъ пріобрѣлъ расположеніе тамошняго султана Брахима, но жизнь его тамъ подвергалась еще большимъ опасностямъ. Придворные прямо называли его турецко-египетскимъ шпіономъ и предлагали убить его. Султанъ не согласился. Онъ довелъ свое покровительство до того, что запретилъ Нахтигалю разъѣзжать по странѣ.
-- Письма твоего государя и египетскаго правительства поручаютъ тебя моей охранѣ,-- говорилъ онъ Нахтигалю.-- Ты совершилъ долгое и опасное путешествіе -- ясно, что Аллахъ покровитель твой, и мнѣ было бы очень грустно, если бы съ тобой приключилось дурное въ моей странѣ въ концѣ твоихъ странствованій. Мои поданные не любятъ иноземцевъ, особенно христіанъ и турокъ, я же сижу на престолѣ еще недостаточно крѣпко, чтобы дразнить ихъ!
Дѣйствительно, обитатели Даръ-Фора питали къ христіанамъ еще болѣе сильную ненависть, чѣмъ жители Вадаи, и Нахтигаль долженъ былъ удивляться счастью, которое особенно покровительствовало ему въ этой странѣ. Въ столицѣ Даръ-Фора, Эль-Фашерѣ, онъ получилъ первыя извѣстія съ родины. Это были письма, вещи и деньги, которыя пришли туда черезъ Египетъ. Средства позволили Нахтигалю прожить въ Даръ-Форѣ нѣсколько мѣсяцевъ. Онъ уѣхалъ во время (въ январѣ 1874 г.), потому-что на обратномъ пути онъ уже встрѣтилъ въ столицѣ Кордофана, Эль-Обеидѣ, египетскую армію, которая двигалась подъ командой Измаила-паши на завоеваніе Даръ-Фора.
Въ этой войнѣ покровитель Нахтигаля, султанъ Брахимъ, послѣ геройскаго сопротивленія потерялъ престолъ и жизнь. Если бы Нахтигаль промедлилъ еще нѣсколько мѣсяцевъ, то навѣрно погибъ бы отъ рукъ раздраженной этимъ нашествіемъ черни Эль-Фашера.
Не станемъ сопровождать возвращающагося странника въ его путешествіи по Нубіи. Скажемъ только, что, покинувъ Европу мелкимъ неизвѣстнымъ врачемъ, Нахтигаль вернулся на родину послѣ шестилѣтнихъ непрерывныхъ скитаній знаменитостью. Торжественныя встрѣчи начались еще въ Каирѣ и закончились небывалымъ торжествомъ въ залѣ нѣмецкаго географическаго общества въ Берлинѣ, гдѣ знаменитаго путешественника привѣтствовали чуть не всѣ выдающіеся люди страны.
Нахтигаль умеръ рано, не достигнувъ 53 лѣтъ (20 Апрѣля 1885 г.). Очевидно, лишенія долгихъ странствій не прошли ему даромъ и сократили его жизнь на десятокъ, другой лѣтъ. Онъ скончался среди моря на военномъ суднѣ, которое стрѣлой несло его изъ Камеруна на родину. Надѣялись, что морской воздухъ избавитъ больного отъ тропической лихорадки, но къ этому средству прибѣгли слишкомъ поздно. Послѣдніе годы своей жизни Нахтигаль посвятилъ устройству нѣмецкихъ колоній въ Африкѣ.
Конецъ.
"Юный Читатель", No 9, 1903