Спустя нѣсколько дней Нейфельдъ выѣхалъ изъ Омъ-Дермана въ Египетъ, чтобы оттуда отправиться на родину, въ Европу. Описать то состояніе, какое онъ испытывалъ въ первые дни послѣ освобожденія -- невозможно: его надо пережить; самому. Съ трудомъ привыкалъ Нейфельдъ вновь къ удобствамъ цивилизованной жизни; все ему казалось новымъ, такъ давно не испытывалъ онъ ничего подобнаго. Послѣ этихъ первыхъ дней свободы его ждали встрѣчи съ родными и близкими: какъ сильно измѣнились ихъ черты за это время, какъ страшно измѣнился онъ самъ! Двѣнадцать долгихъ мучительныхъ лѣтъ провелъ этотъ несчастный среди жестокихъ варваровъ, скользя надъ бездной отчаянія и безумія, грозившаго поглотить его, ослабѣвшаго духомъ и тѣломъ.

Но рѣдко случается, чтобы радость и счастье приходили къ человѣку безъ всякой тѣни горя или бѣдствія. Такъ было и здѣсь.

За время своего плѣна Нейфельдъ могъ лишь очень рѣдко посылать вѣсти о себѣ; его родные точно также узнавали очень мало о немъ. Между тѣмъ черезъ разныхъ купцовъ, проводниковъ и бѣглецовъ въ Каирѣ распространились совершенно невѣрные разсказы о томъ, какъ ему жилось въ плѣну. Узнать, а тѣмъ болѣе доказать правду часто бываетъ очень трудно. Люди, видѣвшіе Нейфельда работающимъ въ арсеналѣ за изготовленіемъ пороха и машинъ для производства патроновъ, видѣли только то, что происходило передъ ихъ глазами. Они не знали какъ и съ какою цѣлью работалъ Нейфельдъ. До нихъ не доходили разсказы о неудовольствіи халифа и разныхъ начальниковъ Нейфельда, когда они видѣли, какъ долго и безплодно возился онъ надъ этими вещами, портя безъ мѣры и числа лучшіе запасы халифа. Они не могли знать, сколько разъ Нейфельда гоняли за это въ тюрьму. И вотъ въ ихъ пересказѣ создалась легенда о томъ, что Нейфельдъ, обратившись въ истаго махдиста, вмѣстѣ съ этими злѣйшими врагами цивилизаціи придумывалъ средства для лучшей гибели своихъ братьевъ европейцевъ. Разсказывали даже, будто онъ сражался въ рядахъ дервишей противъ англійской арміи въ рѣшительномъ бою подъ Омъ-Дерманомъ, будто, увидя бѣгство халифа и пораженіе его полчищъ, онъ тайно вернулся съ поля битвы въ тюрьму и, надѣвъ оковы, лицемѣрно притворился несчастнымъ мученикомъ халифа. Такія извѣстія были даже напечатаны въ нѣкоторыхъ европейскихъ газетахъ, а по прибытіи Нейфельда въ Каиръ среди европейцевъ нашлись и такіе люди, которые насмѣшливо поздравляли его съ "успѣшной фабрикаціей пороха", которымъ дервиши должны были перестрѣлять англійскихъ солдатъ, съ "прекрасными чертежами и планами укрѣпленій для халифа", наконецъ, удивлялись "ловкости, съ какою онъ ускользнулъ съ поля битвы въ тюрьму". Вначалѣ все это казалось Нейфельду просто шуткою, но вскорѣ онъ убѣдился, что многіе на самомъ дѣлѣ думаютъ о немъ такъ.-- Сердце разрывалось во мнѣ на части, -- говоритъ Нейфельдъ, -- когда послѣ всѣхъ испытанныхъ мною мученій я былъ принятъ своими братьями по крови какъ какой-нибудь презрѣнный. Я, который гордо противостоялъ своимъ мощнымъ врагамъ и призывалъ на свою голову смерть, желалъ теперь смерти больше, чѣмъ въ худшія минуты моего плѣна. Я былъ теперь между земляками, но преслѣдованія ихъ въ сочетаніи со всѣми ужасами, какіе я вынесъ раньше, сломили меня. Къ счастью для себя, я захворалъ и впалъ въ безсознательное состояніе, а когда очнулся изъ него, то былъ уже въ средѣ друзей.

Конечно, Нейфельдъ могъ бы доказать, что всѣ эти росказни не болѣе, какъ чистѣйшая ложь -- живъ былъ Идрисъ, его жестокій тюремщикъ, живы были многіе другіе обитатели Омъ-Дермана, знавшіе, какъ Нейфельдъ проводилъ время въ когтяхъ халифа, но все же возвращеніе его въ объятія родной культуры было омрачено этими тяжелыми событіями.

Но что же сталось съ бѣжавшимъ въ пустыню халифомъ?

Собравъ остатки еще вѣрныхъ ему племенъ, Абдуллахи укрылся съ ними въ недоступныхъ дикихъ областяхъ южнаго Судана. Но вѣра въ его могущество и въ его чары сильно пошатнулась, и число его приверженцевъ не увеличивалось.

Однако, спустя годъ послѣ своего бѣгства изъ собственной столицы, халифъ рѣшилъ попытаться смѣлымъ и внезапнымъ нападеніемъ взять Омъ-Дерманъ обратно. Въ это время какъ разъ началась война англичанъ съ бурами, такъ что англичане должны были отправить часть войскъ изъ Египта въ Южную Африку. Время, стало быть, было удобно.

Но халифъ ошибся въ своихъ разсчетахъ.

Если бы онъ, наученный горькимъ опытомъ, пріобрѣлъ хорошія ружья и пушки и научилъ своихъ дервишей сражаться по-европейски, то весьма возможно, что онъ одержалъ бы верхъ. Но насколько онъ былъ лживъ, коваренъ и жестокъ, настолько же былъ глупъ и близорукъ. Съ толпой тѣхъ же дервишей онъ кинулся на англійскій отрядъ полковника Уиндгейта, и въ этой послѣдней схваткѣ не на животъ, а на смерть египетскія войска нанесли ему окончательное пораженіе: рядами падали дервиши подъ градомъ пуль англійскихъ солдатъ, снова и снова кидались они впередъ, но лишь для того, чтобы усѣять новыми тѣлами поле сраженія. Когда халифъ увидѣлъ ничтожную кучку уцѣлѣвшихъ у него воиновъ, онъ понялъ, что судьба его рѣшена, и рѣшилъ раздѣлить общій жребій. Слѣдуя восточному обычаю, онъ приказалъ своимъ слугамъ разостлать на пескѣ пустыни свой молитвенный коврикъ, опустился на немъ на колѣни и въ молитвѣ ожидалъ приближенія смерти. Вскорѣ пули, свистѣвшія мимо него, положили конецъ и его жизни. Кругомъ него, колѣнопреклоненные, погибли такимъ же образомъ его знатные приверженцы. Лишь одинъ изъ нихъ, Османъ Дигна, искалъ спасенія въ бѣгствѣ и ускакалъ съ кучкой всадниковъ. Тысячи труповъ покрывали поле битвы, тысячи живыхъ дервишей съ женами, дѣтьми и скотомъ попали въ руки побѣдителей, а немногіе, спасшіеся послѣ гибели халифа, уже не думали о сопротивленіи.

Такъ кончилось это возстаніе. Но если бы оно произошло нѣсколько вѣковъ тому назадъ, то исторія записала бы въ своихъ лѣтописяхъ любопытную повѣсть о новомъ великомъ мусульманскомъ пророкѣ и многочисленныхъ, наслѣдовавшихъ его царство халифахъ.