В феврале 1934 года в Москве было получено сообщение О. Ю. Шмидта о гибели парохода «Челюскин». Экипаж в составе ста трех человек находился на льдине, вдали от Большой земли. Требовалась срочная помощь. Немедленно была создана правительственная комиссия по спасению челюскинцев. Во главе комиссии партия и правительство поставили Куйбышева.
И вот кремлевский кабинет Куйбышева превратился в боевой штаб. Здесь разрабатывался план снятия людей с льдины. Сюда по телефону, телеграфу и радио стекались отовсюду сведения и донесения о ходе спасательных работ. Эти донесения затем отражались в четких, боевых сводках, которые ежедневно за подписью Куйбышева публиковались во всех газетах. И отсюда же во все концы Советского Союза шли директивы и приказы.
Особенно интенсивно работали в штабе по ночам, когда Валериан Владимирович освобождался от дневных государственных занятий. Он принимал людей, обсуждал с ними план спасения, диктовал свои приказы. Он лично изучал все маршруты, расположение баз и опорных пунктов. В его голове зарождались все новые и новые планы скорейшего спасения челюскинцев. И каждый из этих планов он критически взвешивал и в случае его непригодности отвергал.
Валериан Владимирович ни разу не задавал вопроса себе и другим: можно ли спасти челюскинцев? В этом он не сомневался. Спасти можно было и должно! Но как, какими средствами? Над этим вопросом неустанно думал сам Куйбышев и заставлял думать других.
Поздним вечером в его кабинете собрались летчики, моряки, полярники, гидрологи, метеорологи, синоптики. Людно, оживленно. Стали обсуждать различные предложения, которые поступали со всех концов страны. Предлагая использовать байдарки, один советский патриот писал, что ему «страстно хочется, чтобы экспедиция была спасена не извне (американцами), а изнутри», советскими людьми. Другие предлагали иные технические средства помощи челюскинцам: аэросани и военные танки-амфибии, дирижабли и пневматические лодки военного образца, шары-прыгуны и особый катапульт для взлета самолетов, автожир и лопарские лодки, комбинированный способ использования дирижабля с аэростатом, посадка с земли на самолеты при помощи канатов и т. д.
Ко всем этим предложениям Валериан Владимирович внимательно прислушивался, взвешивал доводы «за» и «против» и только тогда принимал решения.
Зачитали телеграмму Чукотского облисполкома об организации спасения при помощи ездовых собак. Куйбышев заинтересовался.
— А где лучшие собаки имеются? — спросил он.
— Колымские собаки считаются лучшими в мире. Об этом свидетельствовал даже Амундсен.
— Сколько же собак потребуется для вывоза всех челюскинцев?
— Тридцать собак везут двух человек.
— Не подойдет, — разочарованно проговорил Куйбышев. — Вряд ли можно набрать на Колыме полторы тысячи хороших собак. А если и найдем, то им придется пробежать до Ванкарема тысячу километров. Нет, не подойдет. Какие есть еще предложения?
После внимательного, всестороннего обсуждения Куйбышев пришел к убеждению, что самый надежный и самый скорый способ оказания помощи — это советская авиация. Но Валериану Владимировичу пришлось выдержать борьбу с людьми, сомневавшимися в успехе спасательных операций. Многие весьма крупные авторитеты вообще отрицали всякую возможность спасти челюскинцев. Норвежский полярный летчик Рисер-Ларсен категорически заявил, что посредством авиации спасти челюскинцев невозможно. Также сомневался в этом и известный норвежский полярный исследователь X. Свердруп.
Сомневались и многие советские ученые, полярники.
Так, один из них, весьма авторитетный профессор, направил в редакцию газеты «Известия» статью, в которой он, категорически отрицая возможность спасения челюскинцев при помощи авиации, предлагал им самим пробираться на материк… пешком.
Узнав об этом, Куйбышев позвонил в редакцию и потребовал:
— Статью ни в коем случае не публиковать! Пробираться пешком — это значит спасайся, кто может. Это значит посеять панику среди челюскинцев и сорвать всю работу по оказанию им действительной помощи. Это гибель для челюскинцев.
Решительно борясь с сомнениями и колебаниями других, Куйбышев сам глубоко верил во все преодолевающую волю великого советского народа, в героизм его мужественных сынов и мощь советской техники. Куйбышев, обладавший выдержкой и вместе с тем смелостью, решился на опасную, связанную с большим риском операцию спасения челюскинцев с помощью самолетов. И когда это решение Куйбышев принял, он стал проводить его настойчиво, твердо, несмотря на возражения экспертов, несмотря на метели и шквалы, преграждавшие путь летчикам. Советская авиация — это основное, на что рассчитывал Куйбышев, и этот расчет полностью оправдался.
Нужно было подобрать надежные кадры летчиков. И в этом Валериан Владимирович принял непосредственное участие. Он сам намечал кандидатуры, вызывал к себе летчиков, беседовал с ними, проверял их.
Глубокой ночью, совсем уж под утро, в квартире известного летчика М. В. Водопьянова послышался настойчивый телефонный звонок. Летчик проснулся недовольный: ему утром предстояло лететь по ответственному заданию и потому каждый час сна для него был дорог и необходим. Но когда домашние сообщили Водопьянову, что его вызывает к телефону Куйбышев, летчик вскочил с постели и подошел к аппарату. Он услышал густой спокойный голос:
— Кто у телефона?
— У телефона Водопьянов.
— С вами говорит Куйбышев. В десять часов утра приходите ко мне в Кремль.
— Товарищ Куйбышев, через два часа, согласно приказу, я должен вылетать к Каспийскому морю на поиски пропавших рыбаков, — доложил летчик.
— Передайте своему начальству, что ваш полет отменил Куйбышев. А на поиски рыбаков будут направлены другие летчики. До свидания!
Водопьянов догадался, зачем вызывал его Куйбышев. Наконец-то может сбыться горячее желание принять участие в спасении челюскинцев! Водопьянов уже обращался в две организации с предложением своих услуг, но там ему отказали. Казалось, пропала всякая надежда. И вдруг этот телефонный звонок ночью и вызов в Кремль!
Теперь было не до сна. Сгорая от нетерпения, Водопьянов ровно в десять часов утра вошел в кремлевский кабинет. Навстречу ему поднялся из-за стола Куйбышев. Большие серо-голубые глаза его казались утомленными. Очевидно, Куйбышев не спал. Да и не только этой ночью. Но, несмотря на усталость, глаза его светились приветливо.
— Садитесь, — пригласил Валериан Владимирович, крепко пожав руку летчика. — Слышал, что вы желаете лететь за челюскинцами. Ну, расскажите, как эту задачу думаете разрешить?
И он стал внимательно слушать летчика. Время от времени Куйбышев задавал вопросы, делал свои замечания, делился соображениями, и по всему этому летчик убедился, как хорошо знаком Куйбышев с особенностями летной работы, как подробно, во всех мелочах он изучил трагическое положение челюскинцев, всю технику и средства их спасения. И в то же время Водопьянов чувствовал, что Куйбышев, беседуя с ним, выспрашивал его, как бы изучал, присматривался к нему, проверял, насколько он может оправдать доверие.
— Ну, хорошо, — сказал Куйбышев, прощаясь с Водопьяновым. — Я верю тому, что вы сказали. Я слышал о вас как о смелом, хорошем летчике. Но лично я знаю вас очень мало. Я должен подумать… К этому полету следует особенно тщательно подготовиться, чтобы лететь наверняка. Придите завтра в десять часов, и мы все решим…
От Куйбышева летчик вышел окрыленный надеждой. И эта надежда вскоре осуществилась: Водопьянову поручили участвовать в спасении челюскинцев.
Однако одной авиацией Валериан Владимирович все же не ограничился. На всякий случай он привел в движение и другие силы, использовал и другие средства. За его подписью полетела телеграмма в Хабаровск, на имя крайкома партии:
«Выясните возможность оказания помощи челюскинцам на местных байдарках, шлюпках, возможность переброски из Петропавловска и Усть-Камчатска в район Уэллен — Онман собачьего транспорта и обеспечения собак кормом».
По распоряжению Куйбышева был снаряжен на север также отряд дирижаблей. Наконец было решено послать в Арктику ледоколы. Куйбышев послал телеграмму в Ленинград С. М. Кирову о срочной подготовке к походу ледоколов «Ермак» и «Красин».
Таким образом была снаряжена спасательная экспедиция. Она требовала четкой слаженности и умелого руководства. Главная трудность заключалась в том, что руководить приходилось на расстоянии многих тысяч километров. Однако и летчики, и моряки, и сами челюскинцы чувствовали необычайную стройность и согласованность всех спасательных работ, неослабное внимание к нуждам полярников, постоянную заботу о тех, кто находился там, среди льдов и полярной стужи. Для всех было очевидно, что ни одна мелочь не ускользнет от внимания Куйбышева. Все были твердо убеждены в том, что на каждый, даже незначительный их запрос придет точный, ясный ответ из Москвы, из кабинета Куйбышева.
Организуя помощь челюскинцам, Валериан Владимирович остро переживал тревоги, связанные с грозной судьбой дрейфующей льдины: она могла расколоться, развалиться на куски, и тогда гибель людей неизбежна.
Однажды на восемь дней прервалась связь со звеном летчика Каманина. Куйбышев не находил себе места. С помощью телеграфа и радио он обшаривал весь Дальний Восток, поднял всех на ноги и. успокоился лишь тогда, когда летчики дали о себе добрую весть.
В другой раз Валериан Владимирович пришел к себе домой встревоженный. Это заметили семейные, близкие друзья, собравшиеся по поводу рождения дочки Куйбышева — Гали. Все были в веселом оживлении, а Куйбышев сидел за столом хмурый, чем-то озабоченный.
Затеяли игру: каждый должен был по очереди рассказать о себе что-нибудь смешное. Игра удалась. Рассказы часто сопровождались взрывом смеха. Все еще более оживились.
Но вот дошла очередь до самого Куйбышева.
— К сожалению, — сказал он, — сегодня я не смогу ничего веселого вам рассказать. Вот это грустное письмо занимает все мои мысли.
И он протянул листок, исписанный детским, неуверенным почерком. Это было письмо маленькой дочки одного из челюскинцев:
«Спасите моего папочку, я очень люблю своего папочку. Ада».
Но как радовался Валериан Владимирович, когда к нему начали поступать сведения о том, что славные советские летчики стали вывозить челюскинцев на Большую землю группу за группой. И особенно он ликовал, когда стало известно, что летчик Ляпидевский вывез из дрейфующего лагеря всех женщин и детей.
— Ляпидевский-то, а! Молодец! — восторгался Валериан Владимирович. — И как хорошо, что я тогда не послушал экспертов и, вопреки их мнению, отправил за челюскинцами летчиков!
Валериан Владимирович звонил по телефону и делился с другими этой взволновавшей его весточкой. Его голос звучал радостно, глаза сияли счастьем. И положив трубку, он снова спрашивал:
— Кому бы еще позвонить?..
Но в этот момент раздавался звонок, Валериан Владимирович быстро брал трубку и на вопрос весело отвечал:
— Правда, правда! Сразу всех женщин и детей… Теперь будем надеяться, что Ляпидевский скоро и других вывезет…
Но эта надежда Валериана Владимировича не оправдалась. У Ляпидевского произошла заминка: испортился мотор, неприспособленный к полетам в арктических условиях. Пришлось заняться ремонтом. Мотор для утепления стали обматывать войлоком, а масляные баки — оленьими шкурами.
Работа затянулась на несколько дней, в то время как каждая минута была дорога, каждый час промедления угрожал челюскинцам гибелью.
11 марта Куйбышев отправил радиограмму: «Ляпидевскому, Петрову. Непонятна медлительность в деле вывоза челюскинцев. Правительство требует от вас и всего состава спасения всей экспедиции, а не одного случайного полета. Идеальных летных условий в Арктике не бывает. Предлагаю возобновить полеты из Уэллена при малейшей возможности, одновременно ускорив перенос всей авиабазы в район мыса Онман и Ванкарем, где условия для полета более благоприятны. Исполнение донесите. Куйбышев».
Эта радиограмма глубоко взволновала летчика.
— Примерно этого я и ожидал, — признавался впоследствии Ляпидевский, вспоминая о строгом выговоре Куйбышева. — Резкость тона не только не обидела, но, наоборот, именно такой тон и подсказал мне, как надо действовать с этого момента. От радиограммы веяло, как это ни кажется странным, какой-то неповторимой заботой и чуткостью. Словно отец, беззаветно любящий отец, строго, но ласково пожурил своего провинившегося сына… Лихорадочно заработало сознание. Еще энергичнее заработали руки. Исправить самолет и во что бы то ни стало выполнить приказ Куйбышева!..
Позднее, после блестящего завершения спасательной экспедиции, Куйбышев, встретившись с Ляпидевским уже в Москве и, вспоминая пережитое, шутливо спросил его:
— Сердились, наверное, на меня за мои резкие радиограммы? Знаю, знаю, не отрицайте. Ну, а теперь сердитесь? Нет! Ну, вот и отлично. Только знайте, не позволю вам почивать долго на лаврах. Скоро дам вам новые задания. А пока до свидания… в Кремле!
В Кремле на банкете, устроенном в честь челюскинцев и всех, кто принимал участие в их спасении, председательствовал Куйбышев, успешно выполнивший трудное задание партии и правительства.