Всѣ лопари, жившіе возлѣ водъ Нуоньясъ, знали, что Китоку живется плохо. Не такъ плохо, какъ въ поселкѣ, среди людей, гдѣ одинъ всегда можетъ выпросить что-нибудь у другого, а гораздо хуже -- настоящая нищета.

Жена лопаря съ бухты, ближайшая сосѣдка Китока, изъ любопытства проходила мимо его жилья и разсказывала всѣмъ, кому не лѣнь было слушать, что живетъ онъ до того плохо, что у него нѣтъ даже соли посолить рыбу. Ребятишки и не слыхали, что такое хлѣбъ, а мѣховые халаты такъ и висятъ на нихъ лохмотьями съ тѣхъ поръ, какъ въ позапрошлую зиму умерла ихъ мать. Такъ что люди въ Нуоньясъ знали, что бѣдность у Китока большая.

Поэтому всѣ удивились и разсердились, когда разнесся слухъ, что какой то неизвѣстный человѣкъ, пріѣхавшій изъ-за пороговъ,-- никто не зналъ, откуда именно -- расположился ловитъ рыбу возлѣ юрты, гдѣ жилъ Китокъ.

Лопари въ Нуоньясъ всегда считали, что рыба въ озерѣ принадлежитъ имъ, и вначалѣ были недовольны, когда Китокъ явился въ эти мѣста, хотя онъ и поселился выше устья рѣки, ближе къ порогамъ. Правда, однажды, онъ попробовалъ зайти за послѣдній порогъ и закинуть сѣть въ самомъ озерѣ, но тогда прибѣжали и лопарь съ сѣвернаго берега, и лопарь съ южнаго берега, и жена лопаря съ бухты, накричали на него, назвали грѣшникомъ и прогнали.

Съ тѣхъ поръ Китокъ не подходилъ уже къ озеру и забрасывалъ свои сѣти, гдѣ было можно, въ рѣкѣ.

Рыбы тамъ было мало. Полдня приходилось грести, чтобы добраться отъ юрты къ первому порогу на западѣ, но если на пути не попадалось камней, то назадъ можно было доплыть въ одну минуту. А за пороги не заходилъ ни одинъ лопарь -- это всѣмъ было извѣстно.

У Китока была торфяная юрта на южномъ берегу рѣки. Была у него еще лодка съ парой веселъ, нѣсколько сѣтей, непригодныхъ для рыбной ловли въ рѣкѣ, и трое ребятъ, неизвѣстнаго возраста.

При помощи этой лодки и этихъ сѣтей онъ долженъ былъ добывать пишу для себя и для дѣтей изъ рѣчной воды, изъ которой, собственно, нечего было и добыть. Поэтому не удивительно, что Китокъ разинулъ ротъ, когда однажды, подъ осень, увидѣлъ утромъ, какого то чужого человѣка, ѣдущаго на лодкѣ внизъ по рѣкѣ.

Лодка была хорошая, ладная, это Китокъ сейчасъ же разглядѣлъ. На срединѣ рѣки человѣкъ вдругъ, сложилъ весла и взялъ, багоръ -- и сталъ измѣрять въ этомъ мѣстѣ глубину. Потомъ вытащилъ длинную сѣть, закинулъ ее поперекъ рѣки наискось, а послѣ этого отплылъ къ сѣверному берегу и тамъ высадился.

На берегу онъ развелъ костеръ, и Китокъ, видѣвшій, какъ дымокъ потяну,іся къ лѣсу, голодными глазами слѣдилъ за нимъ, и дивился -- что такое могъ этотъ человѣкъ жарить на своемъ кострѣ.

И вотъ, въ Нуоньясѣ разнеслась вѣсть, что явился чужой человѣкъ -- финнъ. Онъ приплылъ изъ-за пороговъ,-- гдѣ никто не могъ пробраться на лодкѣ. И никто не зналъ, откуда онъ.