-- Поучилась бы у другихъ. У женщинъ, которыя имѣютъ праведность въ душѣ или, по крайней мѣрѣ, умѣютъ побѣждать свои неправедныя желанія.
-- Напрасно я говорилъ тебѣ, напрасно просилъ. Неужто ты не можешь даже въ святой день Господень побѣдить свою потребность въ земной пищѣ, когда ты еще не вкусила лучшей, которую можетъ даровать одно только Слово?
-- Женщина -- неужто я тщетно возвѣщалъ тебѣ -- не о хлѣбѣ единомъ живъ человѣкъ...
Лопарь съ Большого Острова говорилъ въ большомъ гнѣвѣ. Марія -- его собственная жена -- въ субботу утромъ стояла возлѣ кладовой и ѣла сушеную рыбу.
Она даже не обернулась на слова Іиско. Только поднялась на цыпочки и, держась одной рукой за столбъ, другой потянулась снять вторую рыбу. Потомъ спокойнымъ, насмѣшливымъ тономъ, всегда приводившимъ Іиско въ ужасъ, отвѣтила:
-- Это ты рыбу называешь хлѣбомъ?
Захлопнула окошко кладовой и обернулась.
Іиско никогда не могъ говорить, когда Марія смотрѣла на него. Во всякомъ случаѣ, никогда не могъ противорѣчить ей. Онъ не могъ объяснить, почему, но ему не хватало столькихъ словъ, которыя она знала, хотя говорили они на одномъ и томъ же языкѣ.
И такъ было не съ нимъ однимъ. Такъ было и со всѣми его работниками. Съ тѣми, что приходили служить ему,-- ради его ученія, приносили ему рыбу изъ озера и дрова къ его двери и слѣдовали за нимъ во имя Господа.
Среди нихъ тоже не было ни одного, который могъ спортъ съ Маріей -- смотря ей прямо въ глаза. Впрочемъ, нѣтъ, одинъ былъ-- Антарисъ. Но тотъ былъ слѣпъ.
Лопарь съ Большого Острова, думалъ, что проявилъ большое милосердіе въ тотъ разъ, когда принялъ къ себѣ Марію. Да и, конечно, это было доброе дѣло по отношенію къ ней. Матъ ея, Господь,-- по милости своей, прибралъ раньше, чѣмъ она умерла съ голоду, а объ отцѣ было извѣстно только, что онъ былъ изъ русскихъ грабителей -- нагрянувшихъ однажды изъ Норвегіи. Его захватили на мѣстѣ преступленія и убили, когда онъ изнасиловалъ мать Маріи. Поэтому дѣвочка росла, окруженная презрительнымъ состраданіемъ.
Марія была еще дѣвочкой, когда попала на Большой Островъ. Іиско полагалъ, что она еще подрастетъ, а передъ людьми она уже была его женой. Если-бъ только онъ могъ приблизиться къ ней! Но онъ не смѣлъ.
Самъ онъ говорилъ себѣ, что изъ состраданія. Она такъ молода. И временами его сомнѣнія превращались въ похвалы самому себѣ, и онъ убѣждалъ себя, что, укрощая свои плотскія желанія, дѣлаетъ это во имя Бога. Временами онъ думалъ даже о томъ, чтобы прогнать ее отъ себя. Ибо въ грѣхѣ была она рождена, и только грѣха можно было ожидать отъ нея. Но не смѣлъ сдѣлать и этого. Вѣдь онъ самъ сказалъ людямъ, что ее привелъ къ нему изъ милости Господь. Изъ милости къ нему или къ ней -- объ этомъ никто не думалъ. Всѣмъ было довольно знать, что ее привелъ Господъ. Она была честью для Іиско. Доказательствомъ милости Божіей. Искушеніемъ и большимъ испытаніемъ -- которое одинъ онъ мотъ выдержать.
А лопарь съ Большого Острова зналъ, что Марія искушаетъ его.
Онъ былъ старикъ -- но молодости въ немъ было много. Когда онъ былъ молодъ и годами, онъ хотѣлъ, однажды, взять женщину ради нея самой. Но онъ не могъ заплатить за ту женщину, и ее взялъ пастухъ. Тотъ былъ богаче его. Тогда Іиско не думалъ, что можетъ взять вмѣсто нея другую женщину. Все равно, какую. Но теперь онъ это зналъ.
Они стояли молча другъ противъ друга.
Онъ -- прикрывъ рукой глаза и въ смущеніи смотря на озеро, не подъѣзжаютъ-ли лодки, хотя и зналъ, что не увидитъ ихъ изъ-за тумана.
Она -- плотно сжавъ зубы и сильно вонзая ножъ въ спину рыбы, такъ что кости хрустѣли подъ лезвіемъ. Изрѣдка она мелькомъ взглядывала на него -- блестящимъ и острымъ, какъ ножъ, взглядомъ,-- казалось Іиско, когда онъ рѣшался покоситься на нее.
Ловкость, съ какой она дѣйствовала ножомъ, тоже была для него большимъ искушеніемъ. Онъ боялся ея, хотя ни за что на свѣтѣ не признался-бы въ этомъ. Кто научилъ ее обращаться съ ножомъ? Она была единственной женщиной на островѣ, а его работники,-- конечно, они умѣли вырѣзывать несла и роговыя ложки -- но ни одинъ изъ нихъ, да и никто во всемъ Нуоньясѣ никогда не игралъ съ ножомъ. По крайней мѣрѣ, съ такимъ безумствомъ, какъ Марія.
Это такъ раздражало Іиско, что иногда онъ начиналъ дрожать. И въ глубинѣ души сознавалъ, что въ немъ говоритъ не одинъ страхъ. Это было что-то другое, чего онъ не понималъ, хотя оно до такой степени захватывало его, что потомъ онъ долго чувствовалъ себя утомленнымъ. Это было что-то, тянувшее это быть поближе къ ней -- именно въ тѣ минуты, когда на нее нападала эта дикость.
Бывало такъ, что она стояла на дворѣ и работала надъ сѣтями или надъ чѣмъ-нибудь другимъ. И вдругъ роняла то, что у нея было въ рукахъ, и заливалась смѣхомъ, которому, казалось, никогда не будетъ конца.
Если Іиско находился по близости, то онъ тоже ронялъ топоръ, или что-нибудь другое и замиралъ отъ страха.
Вдругъ она когда-нибудь бросится на него, когда онъ меньше всего этого ожидаетъ!
Но всегда бывало такъ, какъ будто она совсѣмъ не видѣла его. Она пробѣгала мимо, почти натыкаясь на него, но не оборачивалась въ его сторону. И въ рукѣ у нея уже былъ ножъ. Она хохотала, какъ дитя, и бѣгала взадъ и впередъ. Подбрасывала ножъ высоко въ воздухъ и, играя, ловила его голой рукой. И все время лицо ея было обращено кверху и горѣло какой-то безумной радостью. Потомъ вдругъ схватывала ножъ и убѣгала въ лѣсъ.
Тогда Іиско приходилъ въ себя и бѣжалъ за нею. Онъ не могъ бѣжать такъ быстро, но слышалъ ея смѣхъ и зналъ, куда она побѣжала. И когда онъ, наконецъ, нагонялъ ее, она стояла у дерева -- нарочно она останавливалась или случайно, онъ не зналъ. Она больше не смѣялась. А всхлипывала и кричала, и кромсала ножомъ кору дерева, сколько могла достать рукой. И вдругъ -- сразу падала на колѣни -- обхватывала дерево руками -- и рыдала такъ, что все тѣло ея вздрагивало.
Іиско такъ радъ былъ бы подойти къ ней -- сейчасъ же, если-бъ могъ. Но у него уже не было силъ. Онъ долженъ былъ опереться о дерево и такъ стоялъ и смотрѣлъ на нее.
Сперва -- когда это только начиналось съ ней -- ему хотѣлось броситься на нее, отнять ножъ и взять ее силой.
Всякій разъ -- а это случалось часто -- его тянуло -- взять ее -- именно тогда.
Въ движеніяхъ ея, въ самой ея дикости былъ соблазнъ, манившій его. Но онъ не могъ. Онъ подходилъ къ ней всего на два шага -- согнувшись, словно для прыжка, съ готовыми схватить руками. Если она тогда пробѣгала мимо него, онъ отстранялся, и она была уже далеко прежде, чѣмъ онъ успѣвалъ броситься за еею.
Одинъ разъ, найдя ее на колѣняхъ возлѣ дерева, онъ собрался съ силами и подошелъ поднять ее. Тогда она была словно не живая. Совсѣмъ блѣдная, съ закрытыми глазами. И, когда онъ поднялъ ее, она показалась ему страшно тяжелой.
Тогда онъ сейчасъ-же подумалъ, что она больна, и отнесъ ее въ домъ. Она не произнесла ни слова, но на утро встала раньше него и словно ничего не помнила о томъ, что было вчера.
Іиско все думалъ, что она больна, до тѣхъ поръ, пока, однажды, съ ней не случилось того же при двухъ его работникахъ. Когда она побѣжала, одинъ изъ нихъ крикнулъ, что въ нее вселился нечистый духъ.
Это поразило Іиско, и онъ подумалъ, что это, должно быть, такъ и есть. Человѣкъ тотъ, можетъ быть, ясновидящій. Можетъ быть, онъ видѣлъ духа. Іиско ничего не отвѣтилъ, но, чѣмъ больше думалъ, тѣмъ больше убѣждался, что работникъ сказалъ правду, и въ ту ночь, и много ночей потомъ, искренно и долго молился единому живому Богу, чтобы онъ отозвалъ нечистаго духа. Не ради Маріи, а ради него. Ибо духъ, вселившійся въ нее, былъ, конечно, посланъ только для того, чтобы испытать его. Чтобы соблазнить его -- Іиско.
Всякій разъ, какъ Іиско видѣлъ въ рукѣ Маріи ножъ, озъ боялся, что нечистый духъ можетъ сейчасъ появиться. И онъ давно-бы уже прогналъ ее изъ своего дома -- изъ этой мѣстности, если-бъ не боялся, что духъ покинетъ ее и останется здѣсь. Можетъ быть, вселится въ него самого и будетъ терзать его такъ-же, какъ терзалъ Марію.
Теперь, когда она стояла передъ нимъ и рѣзала рыбу, онъ вдругъ подумалъ, что духъ находится возлѣ нея и не только тогда, когда она впадаетъ въ безуміе. Навѣрное онъ всегда при ней хотя и не всегда проявляется такъ сильно.
Этотъ острый блескъ въ глазахъ Маріи -- не что иное, какъ нечистый духъ. Онъ пользуется ею, чтобы смотрѣть на него -- Іиско. Чтобы подсматривать за нимъ.
Слѣдуя Писанію, онъ приказалъ, чтобы всѣ постились въ субботу утромъ до тѣхъ поръ, пока Господь не приблизится къ нимъ. И если его собственная жена нарушаетъ это приказаніе, то виновата не она одна. Грѣхъ лежитъ глубже, чѣмъ онъ думалъ. Это нечистый духъ соблазна, и Господь считаетъ его, Іиско, достойнымъ этого искушенія.
И онъ приметъ его -- крѣпкій въ вѣрѣ, какъ Господь самъ, по Писанію нѣкогда принялъ искусителя. Онъ надѣялся, что побѣдитъ его -- зналъ это.
Но было все-таки нѣчто, чего онъ не зналъ, въ чемъ онъ въ глубинѣ души сомнѣвался и что неясно понималъ.
Хотѣлъ-ли искуситель насмѣяться надъ его вѣрой и заставить его отпасть отъ Господа? Или-же -- онъ только хотѣлъ соблазнить его, чтобы онъ взялъ эту женщину?