В 1854 г. рецензии и заметки Чернышевского стали появляться на страницах "Современника". Чернышевский в это время был уже человеком, идеологически вполне сложившимся. Он успел выработать себе не только политическое, но и философское миросозерцание, после того как в течение нескольких лет, начиная с 1846 г., усиленно изучал современную ему философскую литературу. Он сам рассказал впоследствии историю своих философских исканий, начиная с 1846 г., и из его рассказа видно, что сначала он читал русские изложения системы Гегеля, затем получил возможность читать самого Гегеля в подлиннике и глубоко разочаровался в этом мыслителе.
В подлиннике Гегель оказался, по словам Чернышевского, более похож на философов XVII в. и даже схоластов, нежели на того Гегеля, каким являлся он в русских изложениях его системы. В это время Чернышевскому, по его словам, попалось одно из главных сочинений Фейербаха, и он стал последователем этого мыслителя. Преодолев понятия, внушенные полученным в детстве религиозным воспитанием, пройдя затем через гегельянство, Чернышевский стал убежденным материалистом-фейербахианцем, -- единственным, -- по выражению Ленина, -- великим русским писателем, "который сумел с 50-х гг. вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма".13
Для нас важно то, что в результате чтения Фейербаха определились не только философские, но и эстетические понятия Чернышевского. В предисловии к третьему изданию "Эстетических отношений искусства к действительности", написанному в 1888 г., Чернышевский, говоря о себе в третьем лице, таким образом объясняет замысел своей диссертации, которую он написал еще в 1853 г.: "Лет через шесть после начала его (Чернышевского. Г. Б. ) знакомства с Фейербахом представилась ему житейская надобность написать ученый трактат... Предметом трактата, который нужно было ему написать, должно было быть что-нибудь относящееся к литературе. Он вздумал удовлетворить этому условию изложением тех понятий об искусстве и, в частности, о поэзии, которые казались ему выводами из идей Фейербаха... Автор... желал только быть истолкователем идей Фейербаха в применении к эстетике".14
Философия Фейербаха представляла собой защиту первенства действительности над продуктами человеческого сознания. Фейербах писал: "глубочайшие тайны скрываются в простейших естественных вещах, которые попирает ногами вздыхающий о потустороннем умозрительный философ" ("Критика философии Гегеля").
Ведь действительность ("бытие") -- для Фейербаха основа всего, "смысл, -- разум, необходимость, истина, короче, всё во всем". Отвергая известные постулаты Канта о существовании бога, бессмертии души и свободе воли, Фейербах противопоставил им простую материалистическую формулу: "довольствуйся данным миром". Эта формула и была использована Чернышевским для борьбы с идеалистической эстетикой.
Эстетические тезисы Чернышевского известны: искусство не должно претендовать на то, чтобы быть выше действительности; цель искусства вовсе не в удовлетворении потребности человека к потустороннему, так как "действительность выше мечты, и существенное значение выше фантастических притязаний"; действительность не только живее, но и совершеннее фантазии; искусство только напоминает нам своими воспроизведениями о том, что интересно для нас в жизни, и старается до некоторой степени познакомить нас с теми интересными сторонами жизни, которых не имели мы случая испытать или наблюдать в действительности. Тезисы эти, как легко убедиться, являются применением основных принципов философии Фейербаха к эстетике. С первого взгляда может показаться непонятным, почему же, придерживаясь подобных принципов, Чернышевский должен был так высоко ценить именно творчество Гоголя, почему именно его должен был он ставить выше всех современных русских писателей? Чернышевский сам отвечает на этот вопрос в одной из своих ранних статей, -- в рецензии на "Поэтику" Аристотеля в переводе Ордынского (изд. 1854 г.). В этой рецензии Чернышевский, между прочим, говорит: "... кто по вашему выше -- Пушкин или Гоголь? Я вчера слышал спор об этом, и на него готовы отвечать Платон и Аристотель. В самом деле, решение зависит от понятий о значении и сущности искусства... Если сущность искусства действительно состоит, как нынче говорят, в идеализации, если цель его "доставлять сладостное и возвышенное ощущение прекрасного", то в русской литературе нет поэта, равного автору "Полтавы", "Бориса Годунова", "Медного Всадника", "Каменного гостя" и всех этих бесчисленных благоуханных стихотворений; если же от искусства требуется еще нечто другое... но в чем же, кроме этого может состоять сущность и назначение искусства?" И дальше Чернышевский излагает воззрения на сущность и назначение искусства, исходя из которых Гоголь должен быть поставлен выше Пушкина. ""Искусство для искусства", -- говорит он, -- мысль такая же странная в наше время, как "богатство для богатства", "наука для науки" и т. д.... богатство существует для того, чтоб им пользовался человек, наука для того, чтоб быть руководительницею человека, искусство также должно служить на какую-нибудь существенную пользу, а не на бесплодное удовольствие...
Поэзия имеет высокое значение для образованности и идущего вслед за нею улучшения нравов и материального благосостояния; она имеет это значение даже и тогда, когда не заботится о нем".15
Последние слова особенно важны для нас. Чернышевский превосходно понимал, что Гоголь -- писатель совершенно неподготовленный для революционного осмысления дореформенной русской действительности. В дальнейшем изложении мы увидим, что Чернышевский очень подробно остановился на отсталости, ограниченности и реакционности социально-политических воззрений Гоголя и показал историческую закономерность всего идеологического пути Гоголя. Следовательно, считать, что Гоголь понимает и правильно объясняет дореформенную действительность, Чернышевский никак не мог. Между тем, в первой же статье "Очерков гоголевского периода русской литературы" Чернышевский говорит: "мы называем Гоголя без всякого сравнения величайшим из русских писателей по значению".16
Откуда же такая высокая оценка?
Для ответа на этот вопрос необходимо учесть один из основных тезисов "Эстетических отношений искусства к действительности": "воспроизведение жизни -- общий характеристический признак искусства, составляющий сущность его; часто произведения искусства имеют и другое значение -- объяснение жизни; часто имеют они значение приговора о явлениях жизни".
При этом Чернышевский вовсе не имел в виду, что художник должен сознательно ставить себе цель произнести приговор над жизнью, -- в иных случаях художественное произведение может оказаться таким приговором независимо от воли художника. Эта мысль, как мы видели, была выражена Чернышевским еще в его рецензии на "Поэтику" Аристотеля -- в его утверждении, что поэзия может иметь большое значение для улучшения нравов и благосостояния общества даже тогда, когда она совершенно не заботится об этом.
Можно даже предположить, что это иногда независимое от воли писателя действие его произведений Чернышевский ценил гораздо выше его субъективных намерений. Он поступал в этом отношении как настоящий революционер: в русской литературе он искал прежде всего таких произведений, которые в наибольшей степени могли бы послужить орудием изменения действительности, независимо от субъективных намерений их авторов.
Произведения Гоголя, как казалось Чернышевскому в это время, в наибольшей степени могли удовлетворить этому назначению, хотя бы сами по себе они и не соответствовали тому художественному идеалу, который был указан Чернышевским в "Эстетических отношениях искусства к действительности".
Неудивительно поэтому, что как только Чернышевский начал сотрудничать в "Современнике" и для него уяснилась сложившаяся в это время литературная ситуация, он сейчас же начал самую решительную борьбу за восстановление литературной репутации Гоголя и за утверждение гоголевских традиций в русской литературе.