Отношение Зайцева к художественной литературе довольно-своеобразно и не совсем последовательно. "Пора протрезвиться и увидеть громадную несоразмерность между пользой, приносимой поэзией обществу, и наградой, которую она получает", -- пишет Зайцев в рецензии на "Историю французской литературы;, Юлиана Шмидта. -- "Пора понять, что всякий ремесленник настолько же полезнее любого поэта, насколько положительное число, как бы ни было мало, больше нуля".

Однако в дальнейшем Зайцев оговаривается: "Разумеется, речь идет о служителях чистой поэзии, гнушающейся служить какому-нибудь практическому делу".

Эта оговорка, хотя и сделанная мимоходом, очень существенна. Смысл ее уяснится нам, если мы примем в расчет пространную рецензию Зайцева на стихотворения Некрасова. Рецензия эта представляет собой хвалебную, почти восторженную оценку всей литературной деятельности Некрасова. Некрасов, по словам Зайцева, имеет полное право на название мыслителя. Это -- мыслитель глубокий и честный; в основе его произведений лежит высокая гуманность. Некрасов -- народный поэт, потому что герой его песен -- русский крестьянин, но Некрасов не "поет" о крестьянстве, а думает о нем, о его бедах и горе "и мысли свои, глубокие и светлые, передает в прекрасных и свободных стихах, в которые без натяжек укладывается народная речь и которые чужды поэтических метафор и аллегорий". Кроме народа, героями произведений Некрасова являются "те труженики и страдальцы, которые работали мыслию или делом и хотя не непосредственно, но принесли свою лепту". В этом отношении стихотворения Некрасова не имеют себе равных во всей русской литературе. Идеал Некрасова построен на идеях любви и благосостояния и выражен в самой осуществимой форме. В доказательство этой мысли Зайцев цитирует предсмертные грезы Дарьи в поэме "Мороз красный нос". "Кто не поймет этого, -- пишет Зайцев об этой поэме, -- кто пройдет мимо этой картины равнодушно или с банальными похвалами, тот пошлый филистер, не видящий ничего дальше своего носа или носов своего кружка". Насколько высок идеал Некрасова, настолько силен и его протест против страданий народных масс, против безысходности их горя и ужаса их судьбы. Все, что есть лучшего в России, чтит Некрасова и верит ему.

Статья Зайцева о Некрасове, одна из Лучших его критических статей, показывает, что отрицательное отношение Зайцева к поэзии вообще, в частности к лирической поэзии, имеет резко классовый, всецело полемический характер. Когда Зайцев говорит о том, что поэты собственно всегда заняты сами собою, "возвышенностью своего призвания, идеальностью своих чувств и парением своей лиры", когда он упрекает лирических поэтов в том, ЧТО они в сущности совершенно равнодушны к тем возвышенным предметам, которые воспеваются ими, то все эти грозные филиппики направлены отчасти против представителей дворянской поэзии, отчасти против той эстетической, реакционной критики, с которою Зайцев считал своим долгом вести самую ожесточенную борьбу. Недаром упоминавшаяся выше рецензия на стихотворения Некрасова начинается с саркастических выпадов против этой критики. "В то время как вся русская молодежь читала, читает и знает наизусть стихи Некрасова,-- пишет Зайцев в начале этой рецензии, -- литературная критика последних лет большинством голосов отказывала ему не только в тех достоинствах, какие признавались за ним публикою, но и в десятой доле тех, которые та же критика находила в изобилии у поэта Фета, Тютчева и Майкова". Зайцев упрекает эстетическую критику в отсутствии беспристрастия и говорит: "В отношении г. Некрасова критика поступила так, что всякому человеку, не принадлежавшему к врагам "Современника", приятно вспомнить ее проделки, покрывшие ее стыдом и срамом. Приятно указать всем этим Дудышкиным и проч. на их былые подвиги и в то же время напомнить, как бессильны остались их натянутые нападки перед мнением всей нашей читающей публики, перед общим голосом всей молодежи".

Особенностями этой позиции, занятой Зайцевым в борьбе с эстетической критикой реакционных и либеральных журналов, может быть, и объясняются до некоторой степени его резкие и проникнутые крайней нетерпимостью оценки творчества Пушкина, Лермонтова, Фета, Каролины Павловой и других представителей дворянской поэзии. В упоминавшейся выше рецензии на книгу Юлиана Шмидта Зайцев говорит: "Если б стихи их (т. е. поэтов. -- Г. Б.) стали принимать в положительном смысле, то оказалось бы, что они каждый день говорят против сказанного накануне". Этими словами Зайцев характеризует в сущности свой собственный критический метод, примененный им в разборах произведений Фета, Каролины Павловой, Лермонтова и отчасти Пушкина. Во всех этих работах Зайцев только и делает, что принимает стихи разбираемых поэтов "в положительном смысле", т. е. все поэтические условности, неизбежные в лирической поэзии, -- все тропы и фигуры, гиперболы, метафоры, олицетворения и т. д. -- истолковывает совершенно буквально и таким образом доводит их до абсурда. Средства поэтической выразительности он воспринимает как величайшую бессмыслицу; ему кажется, что стихи превозносимого им Некрасова, как он выражается, "чужды поэтических метафор и аллегорий". Наоборот, разбирая стихотворения Фета и Каролины Павловой, Зайцев иронизирует над эпиграфами, над заглавиями, над отдельными поэтическими образами и все время старается доказать, что стихи этих поэтов совершенно бессодержательны и не заключают в себе никаких мыслей. Лермонтова он обвиняет в непоследовательности идей и образов и утверждает, что в "Демоне", "Герое нашего времени" и "Маскараде" множество нелепостей и что произведения эти обнаруживают невероятную мелочность содержания. В лирике Лермонтова он не находит ничего, кроме мелких, альбомных стишков и "рабских подражаний Пушкину". Поэмы Лермонтова или такого сорта, что не годятся даже "для чтения юнкеров", или "описывают черкесские .и кабардинские страсти" и потому "довольно скучны". Вследствие недостатка умственного развития Лермонтов в своих стихах воспевал проявление грубой физической силы. "И мог ли он быть другим, -- говорит в заключение Зайцев, -- чем были все, при той обстановке, которая его окружала, при тех условиях, в которых он рос и жил?".

Таков общий характер воинствующей антидворянской критики Зайцева; для того же, чтобы определить историческое значение этой критики и установить ее социальные предпосылки, необходимо рассмотреть ее в связи с общим направлением "Русского Слова" и особенно в связи с литературно-критической деятельностью Писарева.