Сентябрь 1917 года.
4 сентября. Итак, Рига сдана без боя. Что за сволочь эти русские!
6 сентября. Пенлеве очень озабочен внутренней политикой, и это неудивительно. Военный атташе думает, что падение Риги не поколеблет Французов. Сегодня я видел своего бывшего повара, находящегося сейчас на фронте в колониальном пехотном полку. Я спросил его относительно недовольства. Он ответил, что кое-где недовольство заметно из-за того, что война затягивается, но вместе с тем солдаты сознают, что необходимо продержаться еще одну зиму для получения приемлемого мира.
14 сентября. Что за шабаш происходит в России! Я надеюсь, что Корнилов почистит как следует этих солдат-социалистов, удирающих с фронта. Только что появился список нового кабинета (10 ч. 30 м.).[85] Тома возвращается в министерство, и передают, что Рибо согласился принять портфель министра иностранных дел. Не могу понять, как это Рибо соглашается на понижение. Я рад все же, что не приходится начинать все дело с новым человеком. Передавали, что социалисты будут настаивать на передаче Тома портфеля министра иностранных дел на том основании, что в России ожидали назначения его послом. Это было бы, в самом деле, смешно. В русских делах он оказался ложным пророком. Главные его предложения, именно, участие в Стокгольмской конференции и плебисцит относительно Эльзаса-Лотарингии, пришлось отвергнуть. Когда я видел его дней десять тому назад, он все еще продолжал думать, что русские вернутся на свое место. Между тем, это было как раз накануне бегства русских из Риги.
16 сентября. Вчера за обедом я встретился с Мэссими и его женой. Он был военным министром в начале войны. Он безусловно не оптимист. Он говорит, что война целиком ведется в расчете на истощение, и исход ее зависит от того какая сторона потеряет больше убитыми. Он не считает возможным настоящий прорыв германского фронта ни во Франции, ни в Бельгии. Если Франция и Англия могут держаться без России один год, два, три или даже больше, то это превосходно, но народы устанут раньше этого срока. Что касается мира, то он полагает, что французы были бы рады получить Эльзас-Лотарингию ценою возврата Камеруна и отдачи французского Конго, при условии отказа обеих сторон от контрибуций. Я высказал предположение, что немцы захотят получить обратно все свои прежние колонии, и что требование их послужит им предлогом сказать французам: «Англия преграждает вам путь к Эльзас-Лотарингии, отказываясь возвратить германские колонии». Я полагаю, что он опьянел от собственных слов, ходя из угла в угол комнаты. Надеюсь, что среди французских генералов немногие разделяют его образ мыслей.
Три новых министра посетили меня. Они оплакивают русских. Если русские возобновят наступление, то это будет приятным сюрпризом. В России дела идут с каждым днем все хуже и хуже, по приближаются осенние дожди, и крупные передвижения германских войск будут затруднены грязью.
17 сентября. Утверждают, что Винстон сказал будто бы: «Генералы не хотят заключать мира, а адмиралы не хотят сражаться». Предполагают, что он высказывался за перемирие на французском фронте до тех пор, пока американцы пробудут со своими силами.
Все новые министры, которых я видел, стоят за войну до конца. Они считают, что Россия вышла из игры, и будут довольны, если русские устоят на месте и удержат какое-нибудь количество немцев.
20 сентября. Меня посетил один итальянец, с которым я познакомился в Риме, некий сэр Филиппо де-Филиппи. Он находится на пути к британскому фронту, а затем в Англию. Он, по-видимому, сильно сомневается, чтобы стойкости Италии хватило более чем на год или хотя бы на год: он только надеется на это. Недостаток угля и пшеницы, а также общее положение во Флоренции, Турине и Романьи может привести к требованиям мира. Итальянцы намерены командовать над Триестом, по не вступать в него, так как, если бы они вступили в город, то австрийцы разрушили бы его бомбардировкой.
21 сентября. Большинство Палаты настроено в пользу выжидания прибытия американских сил, так как эксперимент Нивелля доказал Петэну и Фошу ошибочность политики, сводящейся к потере людей в предприятиях, обреченных на неудачу, и в попытках прорыва германского фронта без подавляющего количественного превосходства. Социалисты, однако, доказывают, что даже при тактике выжидания и сопротивления германским атакам ежемесячные потери через шесть месяцев окажутся больше потерь, ожидаемых в случае немедленного энергичного наступления, но социалистический идеал – это отказ от аннексий и контрибуций, участие в Стокгольмской конференции. Они верят также или притворяются, будто верят, в возможность Лиги Наций, которая сможет вынудить мир между народами, когда последние обнаружат наклонность к склоке и борьбе. Но кто же примет на себя роль полицейского? Тома хочет поддеть Рибо его парламентской декларацией о том, что Франция не ищет ни аннексий, ни контрибуций и требует только дезаннексии Эльзас-Лотарингии и возмещения убытков за разрушения, причиненные неприятелем. Тома истолковывает речи Рибо и министерские декларации в том смысле, что Франция отказывается требовать, в случае полного поражения Германии, занятия левого берега Рейна. Я уверен, что в таком случае французская публика потребует, чтобы нынешние владения Германии на левом берегу были дезаннексированы, и вместе с исправлением французской границы, необходимым для военной обороны Франции, области эти составили бы буферное государство между Францией и Германией. Социалисты непрактичные люди. Казалось бы, эта война должна научить их кое-чему о человеческой природе, в частности о бесчеловечной природе Германии, и о том, как германские социалисты приспособили свои старые теории к замыслам Германии, к ее жестокостям и к ее способам ведения войны.
22 сентября. Не так давно еще я упоминал о мятежном состоянии некоторых русских бригад, прикомандированных к французской армии. Они не хотят сражаться, не хотят передвигаться; они проникли в соседние французские части; их увели в тыл. Одна русская артиллерийская бригада была направлена через Францию в Салоники. Она окружила своих мятежных соотечественников и выпустила по ним 600 снарядов, при чем десять человек было убито, остальные же сдались и дожидаются своей отправки в Россию в качестве пленных.
Им долго придется ждать!
Жюль Камбон говорит мне, что пацифисты опять усиленно принялись здесь за работу.
23 сентября. Французская пресса высмеивает ответы императора папе; однако, «Юманите»[86] хочет, чтобы Антанта довела до сведения немцев свои условия мира. По этому поводу газета пишет:
Не находятся ли союзнические демократии в выгодном положении перед лицом этих двух империй, которые развязали войну и которые не решаются громко высказать свои условия мира? Эти демократии могут и должны каждый день обращаться к совести всех народов, к совести германской нации, которую нужно вывести из ослепления. Будем же неустанно противопоставлять осторожному молчанию центральных империй ясные заявления союзнических держав, которые требуют только справедливости, и мирные условия которых не зависят от военных событий. В борьбе этих двух сторон перед общественным мнением превосходство принадлежит несомненно союзникам, если только они сумеют использовать свое оружие».
Что за вздор! Что такое совесть германского народа? Каждый класс его создает свою особую теорию, воинственную или пацифистскую, но всегда согласованную с «Deutschland uber Alles», и не будет мира на земле до тех пор, пока не настанет «Deutschland unter Alles», а для этой цели мы должны продолжать борьбу до конца.
24 сентября. Эти глупенькие люди, желающие быть невинными, похожи на детей, тянущихся за луной. Они хотят невозможного и считают его возможным. Я говорю о социалистах. Вчера у них происходили собрания. Все они высказываются за участие в Стокгольмской конференции, при чем Тома делает оговорку, что вопрос об ответственности за войну должен быть подвергнут обсуждению. Конференция с немцами была бы похожа на игру в карты с шулерами. Апеллировать к совести германского народа вздорно. У них нет совести. А те, которые претендуют на таковую, подчиняют ее диктовке какой угодно бесчеловечности ради германского господства. Если состоится 154 конференция, на которую делегаты союзников отправятся с согласия своих правительств, то мы не получим мира, а будем ввержены в позорную отсрочку борьбы на несколько лет.
25 сентября. Здесь был некий джентльмен на пути из Рима. Он говорит, что в Турине происходили довольно серьезные беспорядки, и что в Риме достаточно громко шепчут о мире.
В России дела идут все хуже и хуже. Если бы только у Керенского хватило ума объединиться с Корниловым, чтобы выгнать всю эту сволочь из Петербурга, то, может-быть, был бы восстановлен хоть какой-нибудь порядок.
28 сентября. Некоторые лица думают, что Австрия находится при последнем издыхании и не может выдержать дольше, но она не может также заставить Германию заключить приемлемый для нас мир, а сепаратный мир с Австрией для нас неприемлем. Нужно было бы ей сперва сговориться с Италией, – а как Это сделать?