Таверна "Чернаго Орла".
Таверну "Чернаго Орла" въ Констанцѣ никакъ нельзя было назвать элегантнымъ мѣстомъ. Находилась она въ узкомъ темномъ переулкѣ, на дно котораго солнце не заглядывало никогда, ни зимой, ни лѣтомъ. Въ самой тавернѣ было еще мрачнѣе, чѣмъ на улицѣ. Входить въ нее надо было черезъ низкую готическую арку по избитымъ скользкимъ ступенямъ. Пройдя общую залу, бывшую въ дѣйствительности погребомъ съ темнымъ низкимъ потолкомъ и плохо вымощенными полами, на которыхъ вдоль стѣнъ стояли бочки, посѣтитель попадалъ по другой лѣстницѣ, которая на этотъ разъ шла вверхъ, а не внизъ, въ отдѣльную комнату, предназначенную для болѣе важныхъ гостей. Впрочемъ, эта вторая комната была немногимъ лучше, чѣмъ первая. Полъ въ ней былъ деревянный, что было большимъ комфортомъ для ревматиковъ, которыхъ онъ предохранялъ отъ сырости. Съ небольшого двора черезъ низкое, рѣшетчатое окно въ комнату падалъ слабый отблескъ свѣта, не всегда, впрочемъ, а лишь въ тѣ рѣдкіе дни, когда зимой выпадалъ свѣжій снѣгъ, а лѣтомъ солнышко нѣсколько дольше задерживалось на дворикѣ. Посѣтители, впрочемъ, довольствовались и этимъ теплымъ падавшимъ на полъ отраженіемъ, прерываемымъ темными, колеблющимися тѣнями отъ оконной рѣшетки и игрой свѣта въ стоявшихъ на столѣ зеленыхъ стаканахъ. Свѣту было довольно, чтобы можно было пить и ѣсть, но совершенно недостаточно, чтобы читать трактаты, которыми магистръ Янъ Гуссъ и его ученики наводнили имперію и которые, несмотря на костры, проникали всюду, къ великому смущенію папы и всего духовенства.
Свѣта здѣсь было немного. Но добрые обыватели города Констанца въ 1418 году не были особенно требовательны на этотъ счетъ, хорошо зная, что на свѣтѣ безполезно требовать больше, чѣмъ вамъ удѣлено -- свѣта ли, или справедливости, или благочестія.
Къ тому же человѣкъ ѣстъ спокойнѣе, когда онъ не видитъ всего. Поэтому таверна "Чернаго Орла", несмотря на свои грязныя и мрачныя комнаты, не имѣла недостатка въ посѣтителяхъ. Не мѣшали этому и простыя масленыя лампы, которыя горѣли съ утра до ночи въ теченіе трехсотъ дней въ году, закапчивая потолокъ.
Вино въ этой тавернѣ было лучше, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ городѣ. Если принять во вниманіе, что шелъ уже четвертый годъ съ тѣхъ поръ, какъ собрался въ Констанцѣ великій церковный соборъ, и что запасы въ гостиницахъ почти у всѣхъ истощились, то въ этомъ была не малая заслуга таверны "Чернаго Орла", и не было ничего удивительнаго, что въ ея закопченныхъ подвалахъ собиралось теперь лучшее общество. Кромѣ того, ея хозяинъ, мастеръ Шраммъ, умѣлъ услужить своимъ гостямъ, а когда ему случалось слышать какую-нибудь глупость или что-нибудь неумѣстное, старался незамѣтно уйти и забывалъ слышанное.
Вотъ почему городской совѣтникъ Ранненбергъ бесѣдовалъ въ тавернѣ, ничего не опасаясь.
-- Я слышалъ, что вчера его святѣйшество сообщилъ собору каноны относительно реформы церкви и образа жизни духовенства, которые онъ намѣренъ обнародовать. Надѣюсь, что этого будетъ довольно. Въ противномъ случаѣ, народъ будетъ недоволенъ.
-- Да, конечно,-- согласился съ нимъ одинъ изъ собутыльниковъ.-- Не знаетъ ли кто-нибудь содержанія этихъ каноновъ?
-- Я слышалъ, какъ ихъ читали вчера. Но моя латынь, какъ вамъ извѣстно, сильно хромаетъ. Но бургомистръ, конечно, объ этомъ знаетъ.
-- Конечно,-- съ достоинствомъ отвѣтилъ бургомистръ Мангольтъ.-- У меня есть даже списокъ съ нихъ.
Собесѣдники зашумѣли.
-- Нельзя ли прочесть!-- кричало нѣсколько голосовъ.
-- Хорошо,-- важно отвѣтилъ бургомистръ,-- Господинъ секретарь, подойдите сюда и прочтите вотъ эту бумагу. Нѣкоторыя, наиболѣе важныя мѣста нужно перевести для тѣхъ, кто слабъ въ латыни.
Завистливые люди утверждали, что въ числѣ этихъ людей былъ и самъ бургомистръ, но, быть можетъ, это была и неправда.
Городской секретарь, высокій человѣкъ лѣтъ тридцати пяти, съ темнымъ строгимъ лицомъ, всталъ изъ-за стола и выступилъ впередъ. Взявъ бумагу отъ своего начальства, онъ подошелъ къ окну и сталъ читать первый пунктъ предлагаемой папой реформы, касающійся освобожденія отъ налоговъ. Папа обязывался впредь не дѣлать этого. Потомъ онъ перешелъ ко второму пункту, которымъ устанавливался новый порядокъ утвержденія союзовъ, корпорацій и т. п.
Всѣ слушали молча. Лишь изрѣдка у кого-нибудь вырывалось замѣчаніе:
-- Все -- внутреннія дѣла церкви. Не подѣлили добычи! Насъ это не касается. Пропустите это и переходите къ главному.
-- Все должно быть по порядку,-- строго замѣтилъ Мангольтъ.-- Это очень важно, хотя насъ, дѣйствительно, и не касается.
Секретарь прочелъ третій пунктъ, касающійся доходовъ отъ вакантныхъ каѳедръ, потомъ четвертый насчетъ симоніи. Всякій обвиненный въ симоніи тѣмъ самымъ извержется изъ своего сана, будетъ ли то простой священникъ, или епископъ, или даже кардиналъ.
-- Это хорошо. Но всего этого мало,-- возразилъ опять предыдущій ораторъ.-- Если въ симоніи провинится самъ папа, кто же тогда будетъ судить его?
-- Этого канонъ не разъясняетъ,-- басомъ отвѣтилъ секретарь.
-- Тутъ еще много пунктовъ. Продолжайте, продолжайте, г. секретарь!-- вскричалъ бургомистръ.
Дальше шло о десятинахъ.
-- Все о деньгахъ!-- проворчалъ опять тотъ же недовольный ораторъ. Чтобы подкрѣпить свое негодованіе, онъ разомъ опорожнилъ свой стаканъ и со стукомъ поставилъ его на столъ.
-- Деньги -- вещь необходимая, г. Вальтеръ. Безъ денегъ нельзя выпить и вина.
Кое-кто засмѣялся. Секретарь невозмутимо продолжалъ чтеніе.
-- Пунктъ седьмой. О жизни и нравственныхъ качествахъ духовенства.
Слушатели насторожились.
-- Наконецъ-то его святѣйшество дошелъ до дѣла,-- проворчалъ Ранненбергъ.-- Посмотримъ, что онъ скажетъ.
Пунктъ седьмой былъ очень длиненъ и кончался такими словами: "Мы порицаемъ и запрещаемъ всякія неправильности въ одеждѣ и въ покроѣ рукавовъ. И нарушители этого будутъ считаться преступившими каноны. Они будутъ отставляемы отъ должности на мѣсяцъ, а ихъ доходы за это время будутъ передаваться въ церковно-строительный капиталъ".
Секретарь кончилъ чтеніе.
-- Ну, о рукавахъ не стоило говорить,-- замѣтилъ кто-то.-- Читайте дальше. Переходите же къ самому главному.
-- Канонъ на этомъ и оканчивается,-- невозмутимо отвѣчалъ секретарь.
Всѣ взглянули на него съ изумленіемъ.
-- Что вы хотите этимъ сказать? Неужели это они называютъ реформой церкви? А какъ же съ октябрьскимъ декретомъ?
-- Здѣсь приложено объявленіе отъ бывшаго предсѣдателя собора, кардинала остійскаго, въ которомъ сказано, что декретъ вполнѣ, т. е. въ достаточной мѣрѣ исполненъ. Всѣ остальные вопросы предоставляется рѣшить при помощи подробныхъ конкордатовъ между его святѣйшествомъ и отдѣльными народами.
-- Слышите, при помощи конкордатовъ!-- воскликнулъ Мангольтъ.-- Старые каноны, стало быть, еще въ силѣ.
-- Пункты конкордатовъ тутъ перечислены, но между ними нѣтъ того, который относится къ нравственности духовенства.
Поднялся общій шумъ.
-- Намъ нужна реформа,-- кричало нѣсколько голосовъ сразу.-- Реформа! А ея и нѣтъ!
-- Если бъ я былъ членомъ собора, я постыдился бы показываться на улицахъ,-- пылко сказалъ Ранненбергъ.-- Три года они толкутся на одномъ мѣстѣ! Три года -- и никакой реформы!
-- Вы забываете о рукавахъ, мастеръ Ранненбергъ, о безнравственномъ покроѣ рукавовъ, безпрестанно оскорбляющемъ глаза вѣрующихъ. Можетъ быть, реформа коснется и брюкъ.
-- Конечно, все это очень важно. Теперь они будутъ развращать семьи людей въ короткихъ рукавахъ, а не въ длинныхъ, что будетъ правильнѣе. Чортъ бы побралъ всѣ эти рукава, папу, соборъ и всѣхъ,-- гнѣвно закончилъ онъ, плюнувъ на полъ.
-- Помилуй, Боже,-- возразилъ бургомистръ.
-- Онъ правъ!-- закричали другіе.
Взгляды народа во многомъ уже успѣли измѣниться. Прошло время Григорія VII, когда чернь, подстрекаемая папскимъ престоломъ и жаждою грабежа, громила дома женатыхъ священниковъ и заставляла ихъ отпускать ихъ женъ. Теперь уже никто не хотѣлъ возстановлять такимъ путемъ чистоту нравовъ духовенства. Въ сосѣдней Швейцаріи прихожане не принимали священника, если онъ не былъ женатъ или не имѣлъ постоянной любовницы. Мятежный духъ чувствовался всюду. Кое-гдѣ въ имперіи уже раздавались слова о томъ, что нужно бить священниковъ.
Бургомистръ въ смущеніи оглядывался вокругъ себя.
-- Правильно ли вы перевели документъ, г. секретарь?-- спросилъ онъ наконецъ.-- Мнѣ казалось, что тамъ было другое, когда мнѣ его читалъ кардиналъ вчера вечеромъ?
-- Ваша честь можете легко сами провѣрить, если вы потрудитесь подойти къ окну.
Поколебавшись съ минуту, Мангольтъ приблизился къ окну, но безнадежный взглядъ, который онъ бросилъ на бумагу, убѣдилъ присутствовавшихъ, что. онъ понималъ въ латинскомъ языкѣ столько же, сколько и въ греческомъ.
-- Повидимому, вы правы,-- произнесъ онъ и направился къ своему стулу.-- Впрочемъ, свѣту здѣсь такъ мало, что трудно разобрать, что написано.
-- Нельзя ли принести для его чести свѣчу?-- спросилъ совѣтникъ Шварцъ стоявшаго по другую сторону стола хозяина таверны.
Мангольтъ искоса взглянулъ на говорившаго.
-- Не стоитъ,-- промолвилъ онъ.-- Я не сомнѣваюсь, что переводъ вѣренъ. Но дѣло не въ текстѣ, а въ томъ, какъ онъ истолкованъ. Духъ...
-- Духъ!-- съ пренебреженіемъ прервалъ Ранненбергъ.-- Очень имъ нуженъ этотъ духъ! Имъ нужна плоть, а не духъ!
-- Не всѣ же такъ плохи, г. Ранненбергъ. Подобныя огульныя обвиненія всегда попадаютъ мимо цѣли.
-- Огульныя обвиненія!-- возразилъ Ранненбергъ полуудивленно, полураздраженно.-- Много ли найдется среди нихъ такихъ, которые ведутъ чистую жизнь. Ихъ можно перечесть по пальцамъ. И изъ ихъ-то рукъ мы получаемъ причастіе! Не много же пользы могутъ они намъ принести!
-- Я боюсь, что вы предубѣждены противъ нихъ,-- важно замѣтилъ бургомистръ.-- Я знаю, что вы недолюбливаете прелата, который помѣстился у васъ въ домѣ. Но я полагаю, что вы можете быть вполнѣ увѣрены во фрау Маріи: она женщина умная и добродѣтельная.
-- О, еще бы!-- подтвердилъ Ранненбергъ, хотя въ его тонѣ и не слышно было особой убѣжденности.-- Но я говорю не о себѣ, а о всемъ христіанскомъ мірѣ. Развѣ вы забыли, что было и что случается и теперь каждый день. То, что прежде ограничивалось мелкими домашними скандалами и переносилось, теперь стало несноснымъ съ тѣхъ поръ, какъ у насъ явились два папы съ двумя дворами и въ нашемъ городѣ завелись всѣ грѣхи Содома и Гоморры. У меня прежде волосы становились дыбомъ отъ того, что мнѣ приходилось слышать о папѣ Іоаннѣ и римскомъ дворѣ. Я не хотѣлъ этому вѣрить. Но теперь все это подтверждается воочію. Если бъ они какъ-нибудь скрывали про себя свои пороки и ограничивались веселыми дѣвицами, то, право, никто не сталъ бы и протестовать. Но вѣдь они развращаютъ честныхъ женщинъ. А что мы можемъ сдѣлать противъ нихъ? Ничего. Если васъ обидѣлъ свѣтскій человѣкъ, вы можете подать на него въ судъ. А если судъ не въ состояніи разобрать дѣло, можете убить обидчика. А попробуйте выступить съ обвиненіемъ противъ нихъ! Вамъ придется итти въ духовный судъ, который никогда не осудитъ своихъ. Иначе судьямъ надо было бы прежде всего произнести приговоръ самимъ себѣ. А попробуйте сами расправиться съ клирикомъ! Если вы убьете свѣтскаго человѣка, то, будь онъ хоть графъ, вамъ стоитъ перебраться черезъ границу, и вы въ безопасности. Но попробуйте тронуть тонзуру -- и васъ будутъ преслѣдовать по всему христіанскому міру, пока вы не погибнете. Пауль Ингельфингеръ умеръ жестокою смертью только за то, что разсказалъ о своемъ позорѣ. Вся ихъ жизнь -- одно распутство и вымогательство!-- воскрикнулъ Ранненбергъ, ударяя рукою объ столъ.
-- Неосторожныя слова, любезный Ранненбергъ, очень неосторожныя. Дай Богъ, чтобы они не вышли за эти стѣны. Что касается меня, то и мнѣ разъ или два случалось въ пылу спора сказать необдуманное слово. Но не будемъ забывать, что церкви должно быть обезпечено свободное отправленіе ея дѣйствій, иначе вѣдь можетъ случиться, что какой-нибудь ревностный священникъ, отказавшійся отпустить грѣхи свѣтскому человѣку, долженъ будетъ вымаливать у него пощаду.
-- Почему имъ не позволяютъ жениться?-- спросилъ кто-то.
-- Соборъ, какъ я слышалъ, не видитъ въ этомъ необходимости,-- наивно отвѣтилъ бургомистръ.
Дочь хозяина, стоявшая за буфетомъ, такъ и прыснула со смѣху.
-- Марта,-- строго обратился къ ней отецъ пойди-ка, посмотри, не поджарилось ли мясо для его чести. У тебя должны быть другія дѣла, чѣмъ торчать здѣсь и подслушивать.
Глаза Шрамма хорошо различали въ полутьмѣ, и онъ видѣлъ по лицу бургомистра, что тотъ не замѣтилъ, въ какой онъ попалъ просакъ.
-- Скверная дѣвчонка,-- продолжалъ ворчать хозяинъ, когда дочь уже ушла.-- Вѣчно подслушиваетъ и смѣется, гдѣ и смѣяться-то не надъ чемъ.
-- Не сердись, Шраммъ,-- съ важностью замѣтилъ бургомистръ.-- Дѣвицы всѣ таковы.
Потомъ онъ обвелъ присутствующихъ взглядомъ и продолжалъ:
-- Конечно, все можно перетолковать въ дурную сторону, если имѣешь къ этому склонность. Безбрачіе всегда было основнымъ правиломъ церкви, и она не можетъ отъ него отказаться.
-- Ни то, ни другое не вѣрно,-- послышался низкій голосъ секретаря, который все еще стоялъ у окна, держа въ рукахъ пергаментъ. Онъ стоялъ въ тѣни, но случайный лучъ мигающей лампы, боровшійся съ тусклымъ свѣтомъ, упалъ на его лицо, освѣтивъ его широкій, смѣлый лобъ и поблескивавшіе глаза.
Бургомистръ круто повернулся къ нему.
-- Какъ такъ?-- спросилъ онъ.
-- Ранѣе канона Сириціуса, появившагося въ 385 году послѣ Рождества Христова, не было никакихъ каноновъ, требовавшихъ безбрачія. До этого времени бракъ разрѣшался священнослужителямъ всѣхъ степеней.
-- Ты съ ума сошелъ, или ты пьянъ?
-- Церковь не разъ осуждала то, что прежде защищала, и наоборотъ. Вотъ и теперь она не позволяетъ мірянамъ пріобщаться отъ чаши, а вѣдь однажды папа Левъ Великій даже отлучилъ тѣхъ, кто это дѣлалъ,-- невозмутимо продолжалъ секретарь.-- Только въ одномъ церковь оставалась всегда неизмѣнной.
-- Въ чемъ же это?
-- Въ стремленіи захватить власть.
-- Ты зачитался, господинъ секретарь, и у тебя, очевидно, умъ зашелъ за разумъ. Вспомни лучше о Гуссѣ и занимайся своимъ дѣломъ. Иначе это кончится плохо для тебя. Что касается безбрачія, то тутъ дѣло ясное, и твоя начитанность тутъ ни при чемъ. Господь нашъ самъ сказалъ, что лучше быть холостымъ. Холостыми были и апостолы.
-- Господь говорилъ различно. Если бы его слова имѣли такое значеніе, то развѣ женились бы апостолъ Петръ и другіе?
Бургомистръ испуганно посмотрѣлъ на смѣлаго оратора и, подумавъ минуту, тихо сказалъ:
-- Я не могу спорить объ этомъ. Да едва ли это и приличествуетъ намъ. Вѣдь очень легко истолковать святое писаніе вкривь и вкось. Берегитесь, господинъ секретарь. Если церковь неправильно толковала его въ теченіе цѣлыхъ четырнадцать вѣковъ, то гдѣ же все это время былъ Святой Духъ?
-- Ну, этого я, конечно, не могу вамъ сказать.
-- Ага, не можете!-- съ торжествомъ вскричалъ Мангольтъ -- Вотъ что значитъ подходить къ такимъ вопросамъ безъ достаточнаго уваженія.
Секретарь молчалъ. Лампа продолжала вспыхивать и мигать, и въ сумракѣ нельзя было разглядѣть выраженіе его лица.
-- Какъ бы то ни было, мы должны настаивать на разрѣшеніи священникамъ вступать въ бракъ,-- сердито промолвилъ кто-то изъ присутствующихъ.
Гордый своей только что одержанной побѣдой, бургомистръ выпрямился.
-- Пора, наконецъ, смотрѣть на такія вещи спокойно и безъ раздраженія, какъ подобаетъ совѣтникамъ города, которому выпало на долю предоставить въ своихъ стѣнахъ гостепріимство одному изъ самыхъ большихъ соборовъ.,-- сказалъ онъ:-- какъ подобаетъ зрѣлымъ людямъ, передъ глазами которыхъ происходятъ великія историческія событія.
Онъ говорилъ витіевато, словно повторялъ заученную роль.
-- Мы не должны обращать вниманія на наши маленькія непріятности. Я уже объяснялъ вамъ, почему нужно сохранить привилегіи церкви. Хотя нѣкоторые священники и оказываются людьми недостойными, однако самый ихъ санъ такъ священенъ, что необходимо его охранять. Самъ Господь, взирающій съ небесъ на церковь, не допуститъ, чтобы такіе люди получили преобладаніе.
Съ минуту всѣ молчали.
-- Прекрасная рѣчь,-- прервалъ тишину совѣтникъ Шварцъ, дѣлая большой глотокъ изъ своего стакана.-- Прекрасная рѣчь.
Мангольтъ былъ польщенъ..
-- Я думалъ объ этомъ,-- отвѣчалъ онъ тономъ человѣка, который умѣетъ быть скромнымъ, но въ то же время знаетъ себѣ цѣну.-- Мы должны усвоить себѣ широкій взглядъ, какой дается самоотверженіемъ и вѣрой. Книжная мудрость тутъ не годится,-- добавилъ онъ, бросивъ взглядъ въ сторону секретаря.-- Мы прежде всего должны думать о правахъ церкви, а потомъ ужъ о своихъ собственныхъ.
-- Прекрасная рѣчь,-- повторилъ Шварцъ, слова отхлебывая изъ стакана.-- Самъ кардиналъ Бранкаччьо не нашелъ бы, что въ ней поправить.
Мангольтъ быстро взглянулъ на своего собесѣдника, но тотъ опустилъ свои глаза прямо въ стаканъ. Очевидно, это было чувствительное мѣсто для бургомистра.
-- Что вы хотите этимъ сказать, г. Шварцъ?-- спросилъ онъ.
-- Я?-- невинно переспросилъ тотъ.-- То, что вы сказали прекрасную рѣчь. Она еще лучше той, которую вы сказали, когда сожигали учителя и въ которой вы объясняли намъ, что нѣкоторыя изъ его положеній совершенно правильны въ родѣ того, напримѣръ, что священники такіе же люди, какъ и всѣ другіе, и имѣютъ право взять себѣ жену, какъ и всѣ прочіе, а за воровство, убійство и насиліе должны быть заключены въ тюрьму, тоже какъ всѣ прочіе. Много хорошихъ словъ вы тогда сказали. Не такихъ, разумѣется, какъ теперь, но вѣдь тогда вы еще не были такъ близко знакомы съ кардиналомъ Бранкаччьо. Великое дѣло, когда всегда можешь посовѣтоваться съ такимъ свѣтильникомъ церкви. Немалое удобство, когда знаешь, что кардиналъ ведетъ твою жену по стези добродѣтели и святости, когда тебя нѣтъ дома.
Лица нѣкоторыхъ собесѣдниковъ расплылись въ широкую улыбку. Другіе, чтобы скрыть смѣхъ, уткнулись въ свои стаканы. Репутація кардинала была не такова, чтобы похвалы Шварца могли къ нему относиться. Онъ былъ умный человѣкъ, но его вниманіе было устремлено всегда на грѣшную плоть, а не на душу. Кардиналъ жилъ въ домѣ бургомистра, у котораго была молодая и красивая жена. Люди непочтительные говорили про нее многое такое, что не стоило повторять.
Мангольтъ вспыхнулъ.
-- Что вы хотите сказать, мастеръ Шварцъ?-- еще разъ строго спросилъ онъ.
-- Я?-- переспросилъ Шварцъ съ такимъ же невиннымъ видомъ, какъ и прежде.-- Я стараюсь слѣдовать вашему примѣру и сказать такую же прекрасную рѣчь. Если это мнѣ не удалось, то прошу извиненія: мнѣ недостаетъ вашего таланта. Впрочемъ, такъ и надо, чтобы первый гражданинъ города превосходилъ всѣхъ другихъ. Вотъ и все.
У мастера Шварца былъ острый языкъ, и люди боялись его въ городскомъ совѣтѣ и внѣ его. Но въ данный моментъ бургомистръ почувствовалъ, что онъ не можетъ ему спустить, что что-то надо сдѣлать для спасенія своей чести.
-- Очень радъ это слышать,-- рѣзко сказалъ онъ.-- Но для того, чтобы предупредить недоразумѣнія, я съ презрѣніемъ отвергаю всякіе намеки, оскорбительные для моей чести. Кардиналъ Бранкаччьо никогда бы не посмѣлъ оскорбить кого-либо изъ магистрата города Констанца, да я и не позволилъ бы этого. Замѣтьте это, мастеръ Шварцъ.
И онъ ударилъ кулакомъ по столу.
-- А если бы онъ посмѣлъ, что бы вы тогда сдѣлали?-- спокойно спросилъ Шварцъ.
-- Что бы я сдѣлалъ?
Несмотря на весь свой гнѣвъ, бургомистръ растерялся.
-- Что бы я сдѣлалъ?-- повторилъ онъ безпомощно.
-- Да, что бы вы сдѣлали?-- настаивалъ Шварцъ.
Мангольтъ съ трудомъ овладѣлъ собою.
-- Я не допускаю даже возможности чего-нибудь подобнаго!-- съ негодованіемъ закричалъ онъ, опять ударяя кулакомъ по столу, отчего запрыгали всѣ стаканы.-- Одно такое предположеніе -- уже оскорбительно для меня, для моей жены и для кардинала. Я не желаю болѣе говорить объ этомъ.
Шварцъ пожалъ плечами.
-- Какъ вамъ угодно. Только, изволите видѣть, подобныя вещи иногда случаются. Отецъ Марквардъ сыгралъ такую штуку и со мной. Моя жена уже умерла, и мнѣ нечего скрывать эту исторію, тѣмъ болѣе, что она всѣмъ извѣстна и о ней знаютъ даже ребята. Сначала я тоже смотрѣлъ на такое предположеніе, какъ на оскорбленіе, однако оно оправдалось.
-- Кардиналъ Бранкаччьо -- не отецъ Марквардъ. Тутъ совсѣмъ другое дѣло,-- строго сказалъ бургомистръ.-- Я не хочу сказать что-либо дурное о вашей женѣ, ибо она уже умрела. Но, можетъ быть, вамъ слѣдовало бы лучше вести ее, мастеръ Шварцъ.
-- Совершенно вѣрно. Но я полагалъ, что сдѣлалъ для нея все, что нужно. Когда я убѣдился въ моей ошибкѣ, было уже поздно. Я принялся бить ее, но мало-по-малу это мнѣ надоѣло, и я оставилъ ее въ покоѣ. Она увѣряла, что отецъ Марквардъ околдовалъ ее и она не можетъ жить безъ него. Могу добавить, что съ нимъ я обошелся не такъ, какъ бы слѣдовало. Что бы вы посовѣтовали сдѣлать въ этомъ случаѣ, господинъ бургомистръ?
Бургомистръ былъ застигнутъ врасплохъ этимъ неожиданнымъ обращеніемъ къ нему.
-- Вамъ слѣдовало бы пожаловаться на него епископу,-- промолвилъ онъ, послѣ нѣкотораго колебанія.
Всѣ глаза были устремлены на него. Онъ чувствовалъ, что ему нужно что-то сказать.
-- Безъ сомнѣнія, его надо было наказать за тѣ пустяки, которые онъ отнялъ отъ меня, и самому попасть въ черный списокъ у епископа. Предположимъ даже, что епископъ смѣстилъ бы его. Ему не стоило бы большого труда добыть отъ папы грамоту, возстанавливающую его во всѣхъ его правахъ -- для этого у него было довольно денегъ. Сослались бы на errorem simpilcitatis, какъ было въ дѣлѣ отца Гильмериха, одурачившаго Эльзу Вильгерингъ мнимымъ бракомъ. Такимъ образомъ, епископъ не могъ бы помочь мнѣ. Не найдется ли у васъ другого совѣта, получше этого?
Бургомистръ успѣлъ обдумать нужный отвѣтъ.
-- Каждый человѣкъ самъ долженъ знать, что дѣлать въ подобномъ случаѣ.
-- Я всегда самъ такъ думалъ. Мнѣ надоѣло колотить жену, да и ни къ чему это не приводило. Она твердила, что ненавидитъ Маркварда, но не можетъ сопротивляться ему. Можетъ быть, онъ запугалъ ее адскимъ огнемъ или чѣмъ-нибудь другимъ. Она была хрупкимъ и боязливымъ созданіемъ, и я обѣщалъ ея матери обращаться съ нею ласково. Къ тому же, несмотря ни на что, я все еще любилъ ее. Поэтому я въ одинъ прекрасный день пригласилъ святого отца къ себѣ въ комнату и предложилъ ему денегъ вмѣсто моей жены. Я зналъ, что онъ падокъ на деньги, и разсчитывалъ купить у него свою собственную жену. Но достопочтенный отецъ и слышать не хотѣлъ объ этомъ. Онъ, повидимому, по-своему любилъ Герту и разсчитывалъ и безъ того получить мои денежки. Моя жена, завѣдовавшая въ это время моими дѣлами, уже не могла дать мнѣ удовлетворительнаго отчета о томъ, куда она дѣвала часть средствъ. Какъ бы ни было, отецъ Марквардъ отказался отъ моего предложенія. Тогда я пригрозилъ ему переломать ребра, но онъ только расхохотался. Если бы я это сдѣлалъ, онъ не замедлилъ бы объявить меня и жену еретиками. Я видѣлъ, какъ ихъ однажды жгли въ Страсбургѣ, и понималъ, что это могло значить. Если бы что-нибудь съ нимъ случилось, говорилъ Марквардъ, у него въ столѣ лежали уже соотвѣтственныя письма, которыя нужно было отправить по назначенію. Его братъ -- секретарь епископа, какъ вы знаете. Уѣхать куда-нибудь было нельзя. Здоровье моей жены было плохо, стояла зима, дороги были не безопасны, и, что было хуже всего, у меня не было свободныхъ денегъ. Я могъ бы платить Маркварду ренту, но я не могъ сразу собрать большую сумму. Вспоминая о еретикахъ, которыхъ сожгли въ Страсбургѣ, я взялъ отца Маркварда за руку, отвелъ въ комнату моей жены и просилъ его быть, какъ дома. Конечно, вы никогда не перенесли бы такого оскорбленія,-- прибавилъ онъ, вдругъ обращаясь къ бургомистру и сверкая на него глазами.-- Позвольте мнѣ спросить васъ, что бы вы сдѣлали на моемъ мѣстѣ?
Бургомистръ смутился.
-- Я?-- переспросилъ онъ.
-- Да, вы?-- продолжалъ Шварцъ, не сводя съ него глазъ.
Мангольтъ съежился подъ этимъ взглядомъ.
-- Не могу вамъ ничего сказать въ эту минуту. Я думаю, что все зависитъ отъ момента, какъ человѣкъ станетъ дѣйствовать,-- возразилъ онъ слегка дрожащимъ голосомъ.
-- Ну, посмотримъ, что вы сдѣлаете, когда наступитъ вашъ чередъ,-- рѣзко отвѣчалъ Шварцъ и повернулся къ своему стакану.
Нѣкоторое время всѣ молчали. Бургомистру давно уже подали котлету, но у него, повидимому, уже пропалъ апетитъ.
-- Котлета для вашей милости остынетъ,-- почтительно замѣтилъ хозяинъ таверны.
-- Кушайте, бургомистръ, кушайте,-- мрачно промолвилъ Шварцъ.-- Вамъ еще не приходится дѣлить мясо съ другими.
Бургомистръ принялся медленно ѣсть, но это, видимо, не доставляло ему увовольствія. Черезъ минуту онъ положилъ ножъ обратно и поднялъ глаза.
-- Это не то мясо, которое подавалось прежде, мастеръ Шраммъ,-- съ неудовольствіемъ сказалъ онъ.
-- Дѣйствительно, ваше милость, не прежнее,-- почтительно отвѣчалъ тотъ.-- Я самъ ходилъ за нимъ къ мяснику, стараясь угодить вашей милости. Но мастеръ Якобъ сказалъ мнѣ, что не можетъ уже давать мнѣ прежняго, такъ какъ долженъ поставлять его достопочтенному отцу Ардиджелли, которому оно очень понравилось.
Шварцъ громко расхохотался.
-- Ну, теперь и мясо отнято. Питайтесь хлѣбомъ, бургомистръ, и пейте воду: этого-то они не захотятъ отнимать у васъ.
-- Но это мясо вовсе не дурно,-- пытался возражать хозяинъ.-- Поближе къ косточкѣ оно очень нѣжно и вкусно. Если ваша милость захотите попробовать, вы сами убѣдитесь въ этомъ.
Мангольтъ, которому не хотѣлось пререкаться со Шварцемъ, послѣдовалъ его совѣту.
-- Вы правы, Шраммъ,-- промолвилъ онъ послѣ нѣкоторой паузы.-- Это не такъ плохо. Я не въ претензіи на его преподобіе.
-- Великолѣпно!-- вскричалъ Шварцъ.-- Теперь и мясо стало хорошо. Стало быть, нечего и думать о вашихъ планахъ обратиться къ папѣ и собору и подать имъ списокъ нашихъ бѣдъ, подкрѣпленный недавними фактами. Это было бы внушительно. Цѣлая процессія мужей, оскорбленныхъ этими святыми отцами, и женъ и дѣвицъ, обезчещеннымъ ими же. Но теперь, очевидно, ничего изъ этого не выйдетъ. И мясо стало недурно, и кардиналъ Бранкаччьо оказался весьма добродѣтельнымъ прелатомъ.
Бургомистръ наконецъ не выдержалъ.
-- Вашъ языкъ черезчуръ много болтаетъ, мастеръ Шварцъ!-- сердито вскричалъ онъ.-- Вы того и гляди наживете себѣ большихъ непріятностей.
-- Да? Я уже нажилъ себѣ непріятностей достаточно и не думаю, чтобы со мной могло произойти что-нибудь еще болѣе худшее.
-- Не будьте такъ самоувѣрены. Папа и соборъ сдѣлаютъ все, что возможно, для исправленія духовенства, но они, несомнѣнно, не оставятъ безъ наказанія заявленія и дѣйствія, въ которыхъ чувствуется ересь и бунтъ противъ установленныхъ каноновъ. Король, какъ говорятъ, уже изъявилъ на это свое согласіе. Инквизицію возстанавливать, разумѣется, не будутъ, но у нихъ найдется и безъ нея достаточно средствъ для того, чтобы обнаружить тѣхъ, у кого въ сердцѣ гнѣздятся мятежныя желанія. Ужъ если сожгли самого Гусса, который явился сюда, имѣя ручательство въ своей безопасности отъ самого императора, то съ людьми поменьше Гусса церемониться, конечно, не станутъ. Еще сегодня утромъ кардиналъ Бранкаччьо просилъ меня присматривать за членами городского совѣта и, если явится надобность, доложить ему.
Эти слова поразили, какъ громомъ, присутствовавшихъ. Лица тѣхъ, кто болѣе или менѣе одобрялъ рѣзкія выходки Шварца, теперь стали серьезны. Всѣ старались поскорѣе дать имъ другое выраженіе. Опять на міръ упала тѣнь власти церкви, той власти, которая тысячу лѣтъ тяготѣла надъ христіанскимъ міромъ и которая, какъ многіе вѣрили въ глубинѣ души, наконецъ должна была исчезнуть.
Всѣхъ охватилъ страхъ, страхъ передъ запертой дверью и безмолвной, непроницаемой стѣной, страхъ передъ своимъ сосѣдомъ, своей женой и дѣтьми, страхъ передъ неуловимой, но страшной опасностью, которая выглядывала изъ-за каждаго необдуманнаго слова, изъ-за женской красоты, изъ-за туго набитаго кошелька.
Замѣтивъ дѣйствіе своихъ словъ, бургомистръ поглядѣлъ кругомъ.
-- Мнѣ кажется, я ничего не сказалъ противъ церкви,-- началъ послѣ многозначительнаго молчанія Ранненбергъ, который первый началъ разговоръ.-- Я только выразилъ сожалѣніе по поводу непорядковъ, которые всѣмъ извѣстны -- даже собору, и высказалъ свое мнѣніе о мѣрахъ, которыя могли бы исправить ихъ.
-- Но вѣдь вы не какой-нибудь прелатъ, засѣдающій на соборѣ и подающій тамъ свой голосъ,-- не безъ лукавства прервалъ его Шварцъ.-- Вы вѣдь говорили, что причастіе, будучи въ рукахъ дурныхъ священниковъ, не дѣйствительно, а это уже ересь Виклефа, за которую людей жгли.
Ранненбергъ поблѣднѣлъ, какъ полотно.
-- Я никогда этого не говорилъ,-- громко возразилъ онъ.-- Я только сказалъ... когда меня спросили, какой результатъ...
Онъ тщательно старался подыскать слова, которыя могли бы опровергнуть то, что онъ говорилъ четверть часа тому назадъ съ полнымъ убѣжденіемъ.
Кровь бросилась ему въ голову, и онъ остановился въ смущеніи. Всѣ смотрѣли на него.
-- Вы не должны были говорить такъ!-- кричалъ опять Шварцъ -- Вы должны были вѣрить въ то, что вамъ говорятъ священники, и исполнять то, что они приказываютъ. Когда они требуютъ у васъ ваши деньги, вы должны отдавать ихъ. Когда они пожелаютъ имѣть около себя вашихъ женъ и дочерей, вы не должны препятствовать имъ въ этомъ. Иначе нашъ бургомистръ донесетъ на васъ кардиналу Бранкаччьо, кардиналъ папѣ, а папа прикажетъ сжечь васъ живьемъ.
-- Надѣюсь, бургомистръ,-- сказалъ одинъ изъ присутствовавшихъ:-- вы не придаете серьезнаго значенія тому, что вы только что сказали?
-- Напротивъ,-- отвѣчалъ Монгольтъ, замѣтившій эффектъ, который произвели его слова.
-- Вы, стало быть, хотите сказать, что вы будете доносить на вашихъ друзей и братьевъ, доносить о рѣчахъ, которыя говорятся въ минуту откровенности, когда люди сидятъ за стаканами?
-- Особенной охоты къ этому у меня нѣтъ, если только вы не будете меня вынуждать къ этому. Но защита вѣры должна перевѣшивать всѣ соображенія.
-- Но кто же говорилъ противъ вѣры? Я не говорилъ противъ нея ни слова.
-- И я не говорилъ.
-- Я тоже не говорилъ. Мы всѣ добрые католики,-- кричали всѣ наперерывъ.
-- Неправда!-- закричалъ Шварцъ въ лицо тому изъ собесѣдниковъ, который громче и настойчивѣе другихъ завѣрялъ, что онъ ничего не говорилъ противъ вѣры.-- Недавно еще вы говорили, что вы не вѣрите въ обязанность повиноваться папѣ.
-- Какое же это имѣетъ отношеніе къ вѣрѣ?
-- Вы еще спрашиваете? Да это самая душа ея! Господь основалъ свою церковь на св. Петрѣ и далъ ему и его преемникамъ власть надъ всемъ, что находится на землѣ. Преемникъ св. Петра есть папа. Кто не повинуется ему, тотъ, стало быть, не повинуется самому Богу.
-- Но я не вижу...
-- Спросите бургомистра.
-- Въ томъ, что говорилъ Шварцъ, есть много...
-- Слышите! Бургомистръ, передъ вами человѣкъ, на котораго слѣдуетъ донести, какъ на еретика. Онъ отрицаетъ власть папы.
-- Что вы! Что вы! Пропади вы съ вашимъ языкомъ!-- свирѣпо возразилъ задѣтый собесѣдникъ.-- Я никогда ничего подобнаго не говорилъ.
-- Кто же это былъ? Кто-то говорилъ. И даже въ этой самой комнатѣ, я отлично помню.
-- Не я,-- клялся тотъ.-- По всей вѣроятности, вы же сами это и говорили, чортъ возьми.
-- Развѣ я говорилъ что-нибудь подобное, бургомистръ?
Мангольтъ почувствовалъ, что онъ вдругъ пріобрѣлъ новую и гораздо большую, чѣмъ прежде, власть. Ему нравилось играть роль судьи, и онъ медленно и торжественно промолвилъ:
-- Охотно сознаюсь, что, насколько я знаю, я этого не слыхалъ, по крайней мѣрѣ въ этихъ самыхъ выраженіяхъ. Хотя, помнится, кто-то дѣйствительно говорилъ нѣчто подобное. Но...
-- Слышите,-- перебилъ бургомистра Шварцъ.-- Кто-то говорилъ. Кто же это былъ?
-- Не я!-- яростно вскричалъ человѣкъ, на котораго падало подозрѣніе.
-- Но кто же въ такомъ случаѣ?
-- Не знаю. Ей-Богу, не знаю.
Намѣренно или случайно, онъ посмотрѣлъ на своего сосѣда справа. У того, вѣроятно, совѣсть была не совсѣмъ чиста. Онъ разсердился.
-- Что вы такъ на меня смотрите?-- грубо спросилъ онъ.-- Ужъ не хотите ли вы сказать, что это былъ я?
-- Полагаю, что вы сами должны знать это,-- отвѣчалъ тотъ, пожимая плечами и радуясь, что ему удалось выйти изъ неловкаго положенія.
,-- Вотъ какъ! Ну, я васъ выучу, какъ обвинять людей! Вы должны будете взять эти слова назадъ,-- закричалъ тотъ, хватаясь рукой за ножъ.
Всѣ повскакали съ своихъ мѣстъ. Въ одну минуту поднялись крикъ и суматоха. Только одинъ секретарь стоялъ неподвижно у окна. На губахъ его играла непріятная улыбка. Никому и въ голову не пришло повернуть обвиненіе противъ него, хотя изъ всего того, что онъ говорилъ раньше, убѣжденія его были ясны.
Хозяинъ, все время почтительно прислушивавшійся къ разговору, какъ и подобаетъ хозяину, сидящему среди людей высшаго общества, рѣшилъ, что теперь время вмѣшаться и ему. Ему всегда удавалось выбрать самое время -- не слишкомъ рано и не слишкомъ поздно. Онъ быстро схватилъ кувшинъ съ виномъ, стоявшій сзади него на буфетѣ, и со стаканомъ въ рукѣ смѣло бросился между двумя врагами.
-- Прошу извиненія за то, что я такъ небрежно исполняю свою обязанность,-- сказалъ онъ лѣвому собесѣднику, наполняя его стаканъ, который какъ разъ оказался пустымъ.-- Его милость бросилъ свой взглядъ на меня, а не на васъ, господинъ совѣтникъ,-- объяснилъ онъ разъяренному врагу справа.-- Ваша милость, очевидно, не такъ поняли это.
Человѣкъ, котораго хозяинъ назвалъ совѣтникомъ, былъ имъ въ прошломъ году. Но ему понравилось, что его продолжаютъ величать такъ, ибо онъ почерпалъ въ этомъ увѣренность въ своемъ переизбраніи.
-- Если это такъ, то такъ и нужно было сказать,-- проворчалъ онъ, видимо, успокаиваясь.
-- Да вы не дали мнѣ времени,-- сердито отвѣчалъ другой.
Миръ не замедлилъ бы водвориться среди собесѣдниковъ, если бъ не Шварцъ, которому нравилось устраивать стычки.
-- У васъ у всѣхъ совѣсть не чиста,-- началъ онъ опять.-- Опускайтесь скорѣе на колѣни передъ констанцкимъ бургомистромъ Каспаромъ Мангольтомъ, временно исправляющимъ обязанности инквизитора, просите у него прощенія и умоляйте его, чтобы онъ пощадилъ вашу жалкую жизнь. Или еще лучше, идите во власяницахъ, посыпавъ главу пепломъ, къ его женѣ и умоляйте ее, чтобы она заступилась за васъ передъ достопочтеннѣйшимъ кардиналомъ Томазо Бранкаччьо. Это гораздо лучше обезопаситъ васъ.
Шварцъ привыкъ господствовать надъ ними, и теперь ни у кого не хватило духа спорить съ нимъ. Но бургомистръ, чувствуя, что дѣло идетъ о его чести, и сознавая, какую власть дали ему его слова, не преминулъ ею воспользоваться.
-- Я научу васъ относиться съ уваженіемъ и къ моему сану и къ моей семьѣ, мастеръ Шварцъ!-- рѣзко крикнулъ онъ.-- Вы не должны думать, что вы можете безнаказанно дѣлать то, что не смѣютъ дѣлать другіе. Всѣ отлично знаютъ, что вы были въ сношеніяхъ съ учениками Гусса въ то время, когда его сожгли, или до этого. Еще недавно до свѣдѣнія моего дошло, что вы имѣете общеніе съ подозрительными людьми и что въ вашемъ домѣ ведутся мятежные разговоры. Я предостерегаю васъ, мастеръ Шварцъ, что если вы не измѣните своего образа дѣйствій, то я буду вынужденъ сообщить о васъ подлежащимъ властямъ. Вы, конечно, знаете, что самое меньшее, что съ вами сдѣлаютъ,-- это присудятъ васъ къ наказанію, которое вы едва ли желаете для себя.
Теперь струсилъ и Шварцъ. Онъ понялъ, что дѣло принимаетъ серьезный оборотъ. Буря, которую онъ вызвалъ, разразилась надъ его собственной головой. Правда, онъ былъ слишкомъ уменъ и прекрасно понималъ, что едва ли соборъ, осудившій на сожженіе такихъ людей, какъ Гуссъ и Іеронимъ Пражскій, захочетъ наканунѣ своего закрытія сжечь такого незначительнаго человѣка, какъ онъ. Но онъ понималъ также, что судъ епископа, а потомъ, можетъ быть, и самого папы, не преминетъ взять съ него хорошій штрафъ, сообразно его состоянію. А дѣла Шварца шли въ гору со времени смерти его жены, когда, наконецъ, онъ избавился отъ вымогательствъ отца Маркварда. Шварцъ былъ слишкомъ практичный человѣкъ и не сталъ бы рисковать своимъ состояніемъ ради защиты своихъ убѣжденій или ради удовольствія подразнить бургомистра Мангольта. Поэтому, онъ быстро измѣнилъ манеру держать себя.
Поднявшись съ своего стула, онъ подошелъ къ бургомистру и, взявъ его за жирный подбородокъ, сказалъ:
-- Послушайте, дорогой мой, вѣдь вы не будете слишкомъ строги къ намъ? Вѣдь мы всѣ ваши дѣти и любимъ васъ, хотя иногда, можетъ быть, и сердимъ васъ. Простите насъ, какъ отецъ прощаетъ своихъ дѣтей. Вы вѣдь знаете, языкъ мой -- врагъ мой, и что я не всегда понимаю то, что говорю. Во всемъ этомъ виноватъ Шраммъ,-- прибавилъ онъ, сердито поворачиваясь къ трактирщику.-- Зачѣмъ ты, плутъ, далъ намъ такого крѣпкаго вина. Дай намъ полегче; съ водой или сидромъ, какое вашъ братъ обыкновенно подаетъ гостямъ. Принеси кувшинъ самаго лучшаго для его милости.
Трактирщикъ улыбнулся. Раздраженное выраженіе лица смѣнилось у бургомистра важнымъ и строгимъ.
-- Ну, вотъ,-- продолжалъ Шварцъ,-- мы здѣсь всѣ раскаиваемся, какъ только можемъ, и стараемся вернуть ваше расположеніе. Намъ вѣдь и въ голову не приходило сказать что-нибудь такое, чего не слѣдовало. Не такъ ли?
-- Конечно, разумѣется,-- подтвердили другіе.
-- Ну, вотъ видите.Неужели вы будете еще упрямиться, бургомистръ?
-- Я очень радъ, что вы, наконецъ, поняли свое положеніе, мастеръ Шварцъ,-- съ достоинствомъ заговорилъ бургомистръ,-- Конечно, у меня не было желанія доносить о томъ, что не говорилось серьезно. Но я предостерегаю васъ. Будьте осторожны и не заставляйте меня дѣйствовать противъ моихъ убѣжденій.
-- Ваша милость въ самомъ дѣлѣ намѣреваетесь ввести въ нашей средѣ свѣтскую инквизицію, и превратить перваго сановника города въ орудіе церкви?-- вдругъ раздался низкій голосъ городского секретаря. Этотъ голосъ попрежнему звучалъ спокойно, но рѣзалъ, какъ ножъ.
Мангольтъ встрепенулся и покраснѣлъ. Всѣ взгляды были обращены на него. Секретарь стоялъ такъ спокойно во время ссоры, что всѣ даже забыли о его присутствіи.
-- Занимайтесь лучше своимъ дѣломъ. Я лучше васъ знаю, что мнѣ дѣлать. Если я буду докладывать о нечестивыхъ мнѣніяхъ, то я исполню только то, что долженъ сдѣлать всякій христіанинъ. Нашъ первый долгъ -- служить церкви и вѣрѣ.
-- Однако не такъ давно въ этой самой комнатѣ кто-то сказалъ:-- если не ошибаюсь вы, ваша милость, что нашъ первый долгъ служить Господу Богу.
Въ тишинѣ, охватившей компанію, эти слова прозвучали какъ-то торжественно и грозно. Всѣ глядѣли на безстрашнаго оратора.
Сначала Мангольтъ не нашелся, что отвѣтить.
-- Какъ же мы можемъ исполнить нашъ долгъ по отношенію къ Господу Богу, если мы не будемъ повиноваться церкви и защищать правую вѣру?-- сказалъ онъ наконецъ.-- Развѣ мы не получили Его обѣщаній насчетъ церкви? Отвѣчайте же, господинъ секретарь, желающій поучать другихъ.
-- По временамъ церковь дѣйствуетъ такъ, какъ будто она получила совсѣмъ другое обѣщаніе.
-- Такъ иногда можетъ казаться. Но развѣ мы, свѣтскіе люди, можемъ разсуждать о дѣлахъ духовныхъ? Развѣ мы можемъ отпускать сами себѣ грѣхи и умилостивлять гнѣвъ Господень? Когда вы будете умирать, то сами обрадуетесь священнику, который можетъ примирить васъ съ Богомъ и отогнать дьявола. Ибо нѣтъ червя, который не умеръ бы, а огонь, ждущій насъ, огонь неугасимый!
И онъ самъ содрогнулся, воображая то, о чемъ говорилъ.
Одинъ или два изъ собесѣдниковъ перекрестились.
-- Бургомистръ правъ. Никто не знаетъ, что насъ ждетъ. Однажды, года два тому назадъ, я слушалъ какъ-то проповѣдь магистра Гусса и мнѣ казалось хорошо все, что онъ говорилъ. Но ночью я видѣлъ страшный сонъ. Мнѣ приснилось, будто злая крыса пожираетъ всѣ мои припасы.
-- Я тоже видѣлъ странный сонъ,-- тихо прибавилъ третій.-- Будемъ осторожны. Бургомистръ правъ.
-- Конечно,-- промолвилъ Шварцъ.-- Итакъ, предоставимъ ему заботу о нашемъ городѣ, а заботу о нашихъ душахъ священникамъ. А сами будетъ веселиться и избѣгать волненій.
Онъ подошелъ къ дочери трактирщика, которая, несмотря на приказаніе отца, опять тихонько прокралась въ комнату и стояла, слушая, у буфета. Въ пылу спора никто и не замѣтилъ ея присутствія. Подойдя къ ней, Шварцъ обнялъ ее за талію и сказалъ:
-- Вотъ хорошенькая дѣвица, которая такъ и ждетъ поцѣлуя. Будемъ брать хорошее вездѣ, гдѣ оно попадается.
И онъ сталъ цѣловать дѣвушку, которая со смѣхомъ старалась отбиться отъ Шварца, впрочемъ, не особенно сильно.
-- Не бойся ничего, красотка,-- говорилъ Шварцъ.-- Твой отецъ человѣкъ умный и, когда нужно, умѣетъ ничего не замѣчать.
-- Я увѣренъ, что вы говорите это въ хорошемъ смыслѣ, совѣтникъ Шварцъ,-- съ улыбкой промолвилъ трактирщикъ.
-- Конечно. Я никогда не поступлю съ ней, какъ какой-нибудь капелланъ. А? Капелланъ или красивый новый августинецъ?
-- Фи,-- протестовала дѣвушка:-- вы становитесь грубы, мастеръ Шварцъ.
Вмѣсто отвѣта Шварцъ закрутился съ нею въ танцѣ, а затѣмъ громко расцѣловалъ ее.
Всѣ смѣялись. Въ послѣдній годъ засѣданій собора всѣ старались веселиться, какъ только можно, и не легко можно было смутить чѣмъ-нибудь не только мужчинъ, но и женщинъ.
Не смѣялся только одинъ человѣкъ. Онъ медленно отошелъ на другой конецъ комнаты, взялъ фонарь, стоявшій на лавкѣ, и осторожно зажегъ его. Затѣмъ онъ надѣлъ свой плащъ, нахлобучилъ на голову мѣховую шапку, взялъ фонарь и, не говоря ни слова, пошелъ къ двери.
Всѣ смотрѣли на него.
-- Не сошли ли вы съ ума, секретаріусъ? Вѣдь вы идете на улицу съ фонаремъ среди бѣла дня? Или, можетъ быть, винцо дядя Шрамма дѣлаетъ такія чудеса, что вы уже больше не различаете дня отъ ночи?
-- Я отправляюсь искать человѣка,-- коротко отвѣтилъ секретарь. Не промолвивъ болѣе ни слова, онъ повернулся, открылъ дверь и вышелъ.
Компанія была поражена. Всѣ смотрѣли на дверь, черезъ которую вышелъ секретарь, и молчали. Наконецъ кто-то спросилъ:
-- Что за чертовщину онъ несъ?
-- Мнѣ кажется, дѣло просто,-- отвѣчалъ Шварцъ съ гримасой.
-- Ужъ не хотѣлъ ли онъ сказать, что мы не люди?
-- Похоже на то,-- продолжалъ Шварцъ такимъ тономъ, какъ будто это предположеніе его радовало.-- Это свидѣтельствуетъ о недостаткѣ уваженія къ вамъ, бургомистръ. Надо держать его строже.
-- Я сумѣю это сдѣлать, если понадобится,-- съ достоинствомъ отвѣчалъ бургомистръ.-- Но вы увѣрены, что таково было значеніе его словъ?
-- Боюсь, что это такъ. Мастеръ Штейнъ -- ученый человѣкъ и бывалъ во Франціи. Говорятъ, даже дальше, хотя онъ не подтверждаетъ этого. Безъ сомнѣнія, онъ читалъ про греческаго философа Діогена, который по какимъ-то непонятнымъ причинамъ поссорился съ своими согражданами. Въ одинъ прекрасный день онъ за часъ до полудня вышелъ на улицу съ фонаремъ, говоря, что дневного свѣта недостаточно, чтобы найти въ Аѳинахъ человѣка. Впрочемъ, соотвѣтствующее греческое слово имѣетъ болѣе высокое, болѣе совершенное значеніе, чѣмъ наше слово "человѣкъ".
-- Откуда вы все это знаете?-- подозрительно спросилъ бургомистръ.-- Насколько я знаю, вы вѣдь не изъ ученыхъ?
-- О, нѣтъ,-- скромно согласился мастеръ Шварцъ.-- Но, какъ вамъ извѣстно, въ моемъ домѣ долго жилъ достопочтенный и ученый грекъ, отецъ Хризолорасъ -- да упокоитъ Господь его душу. По вечерамъ онъ не гнушался бесѣдовать со мной и между прочимъ разсказывалъ мнѣ исторію о Діогенѣ.
-- Какъ бы тамъ ни было, это, несомнѣнно, оскорбительно для насъ!-- воскликнулъ совѣтникъ Гриммъ.
-- Но вѣдь сравненіе насъ съ аѳинянами должно быть лестно для насъ,-- возразилъ Вейнлинъ, кроткій человѣкъ, больше всего заботившійся о томъ, чтобы сохранить миръ.-- Я слышалъ, что это былъ большой и знаменитый городъ.
-- Онъ оскорбилъ весь совѣтъ,-- продолжалъ тотъ изъ собесѣдниковъ, который впервые поднялъ это обвиненіе.
На Вейнлина никто не обращалъ вниманія. Онъ былъ незначительный человѣкъ, и въ городской совѣтъ его избрали только потому, что съ незапамятныхъ временъ его предки сидѣли тамъ.
-- Онъ не имѣетъ никакого права оскорблять насъ! Чортъ его возьми! Иду искать человѣка! Чортъ бы побралъ его глупость. Удивляюсь, какъ вы миритесь съ этимъ, бургомистръ!-- сердито кричалъ Гриммъ.
-- Я еще поговорю съ нимъ и, если нужно будемъ, заставлю его раскаяться.
-- Это уже не въ первый разъ онъ позволяетъ себѣ такія вольности съ нами. Кто онъ такой, хотѣлъ бы я знать. Имя его не возбуждаетъ подозрѣній, но Штейны есть и въ Лауфенбургѣ, и въ швейцарскихъ кантонахъ. Онъ никогда не говоритъ о своей семьѣ. Его мать -- здѣшняя, а, кромѣ этого, мы ничего не знаемъ. Въ одинъ прекрасный день они появились здѣсь, никто не знаетъ откуда. Благодаря вашему вліянію, онъ получилъ мѣсто городского секретаря, которое не слѣдовало бы предоставлять не здѣшнему уроженцу, а тѣмъ болѣе человѣку, о прошломъ котораго мы не имѣемъ полныхъ свѣдѣній.
Гриммъ имѣлъ деньги и пользовался въ городѣ вліяніемъ. Поэтому онъ считалъ себя въ правѣ критиковать дѣйствія бургомистра.
Но и бургомистръ, въ свою очередь, заговорилъ самымъ авто ритетнымъ тономъ:
-- Онъ какъ нельзя болѣе подходитъ къ своему дѣлу. Кто можетъ это отрицать?
-- Да. Онъ ученъ, и даже очень ученъ. Но...
-- Я знаю, что дѣлаю, совѣтникъ Гриммъ. Позвольте, кромѣ того, сказать вамъ, что императоръ былъ чрезвычайно доволенъ его назначеніемъ.
Легкая усмѣшка пробѣжала по двумъ-тремъ лицамъ, но до того слабая, что бургомистръ Мангольтъ и не замѣтилъ ея.
-- Разъ я нахожу, что онъ пригоденъ для своей службы, никто не имѣетъ права жаловаться на это назначеніе,-- обрѣзалъ онъ своего собесѣдника.-- Мало ли что! Я могу даже отдать свою дочь за него замужъ, слышите, совѣтникъ Гриммъ! Впрочемъ, будьте спокойны. Если я найду, что онъ держитъ себя неуважительно относительно совѣта или меня, я сумѣю призвать его къ отвѣту, закончилъ бургомистръ, дѣлая рукой широкій жестъ.
-- И отлично сдѣлаете,-- поддакнулъ ему Шварцъ.-- Вспомните о высокомъ положеніи, которое вы занимаете и которое стало еще болѣе высокимъ благодаря вашему характеру и чувству долга. Не забывайте же объ этомъ.
-- Не забуду, мастеръ Шварцъ, не забуду.