Справедливая и достойная оценка русского солдата в отзывах о нем Фридриха Великого и Наполеона I окончательно утвердила его громкую известность в Европе. И действительно, что может быть выше солдата, олицетворяющего собой те именно качества боевой силы, которые составляют гордость и могущество любой армии! Но из поколения в поколение, верный самому себе и всегда строгий исполнитель своего долга, он становился иногда выше того уровня, на который его возвело общественное мнение. Таким он является по преимуществу на Кавказе, где жизнь его достойна особенного, всестороннего изучения. Зачисленный в службу и оторванный от родной семьи, без всякой надежды на скорое к ней возвращение, а быть может, и навсегда, он, с приходом в здешний край, всецело отдавался исполнению долга, с этих пор единственной руководящей его идее. Во имя ее вступал он в нескончаемую борьбу с местностью, климатом и людьми, подвергался всякого рода лишениям и с презрением относился к встречавшимся ему на каждом шагу опасностям. Завоевывая каждый клочок земли ценой крови, он не останавливался в шествии своем и настойчиво пролагал через грозные и угрюмые горные трущобы и непроглядную чащу девственных лесов путь к внесению первых семян просвещения и цивилизации к враждебным нам племенам. Эта именно боевая жизнь, со всей ее обстановкой, и выработала из нашего солдата тот особый тип, который мы назовем типом кавказского солдата, превосходившего своего собрата по оружию, вне пределов здешнего края, не только закаленностью в бою, опытностью и какой-то поразительной сметливостью, но, полагаем, более глубоким сознанием своего призвания, своего нравственного долга. Кончилась война, не стало и прежнего солдата, но остались его деяния, то есть те именно элементы, из которых он снова воскреснет в чудной боевой эпопее Кавказа, чтобы вечно жить для славы России и русского народа.
Таков наш взгляд на прежнего кавказского воина, завоевавшего России одну из богатейших ее окраин, а с ней неувядаемую славу и полную признательность грядущего потомства. Но, усвоив себе такое убеждение, мы с тем более тяжелым чувством обращаемся к тем отдельным личностям из кавказского военного сословия, которые, заклеймив память о себе гнусной изменой, передались чуждому им правительству, как бы в вечное посрамление и оскорбление своих соотечественников.
Подобные случаи современны первым годам нашего прихода в Закавказский край и повторялись, в большей или меньшей степени, до конца 1830-х годов. Главным притоном наших дезертиров была в особенности Персия, куда им легко было укрываться от заслуженного наказания за совершенные преступления, благодаря большому протяжению нашей границы с этой державой, необходимости содержать на разных ее пунктах или вблизи оттуда воинские команды и трудности усмотреть за переходом через сухую границу. Но, помимо страха от преследования законов, побеги наших солдат вызывались и другими причинами. Так, между прочим, лейб-гвардии Московского полка штабс-капитан князь Кудашев доносил графу Паскевичу из Нахичевани, от 26 сентября 1828 года:
"Побеги из Тифлисского полка, сколько я мог узнать, происходили от того, что 1) полковник Волжинский не весьма может дать хороший дух полку и заботливо распоряжаться о выгодах солдата; 2) полк весьма обижается, что ваше сиятельство не взяли его в поход против турок; 3) полк некоторое время получал дурной хлеб, ибо сухари, оставшиеся в магазине, выдавались ему взамен муки; 4) полк не получил некоторых денег вовремя, а за разработку Кавказской дороги, где работы производились в 1825 и 1826 годах, вовсе не получал; 5) во все лето в полку не отпускались мясная и винная порции, отчего солдаты почти все страдали тяжелыми недугами; 6) что когда пленные русские проходили из Тавриза, а особенно 42-го егерского полка, солдаты представили Тифлисского полка людям жизнь в Персию бежавших в обворожительном виде для солдата, и 7) некоторые солдаты мне открыли, что подсылаемые из Персии шпионы подговаривают их тайно на побег прямо к Аббас-мирзе".
Но каковы бы ни были причины, вызывавшие наших солдат к совершению одного из гнуснейших преступлений, дело в том, что из них образовались в разных местах пограничных нам ханств Персии более или менее значительные зародыши русского населения, тем более для нас вредные, что они служили пагубным примером для других и облегчали им средства к побегу. Эта основа беглого населения увеличилась впоследствии военнопленными, взятыми в 1827 году, в отряде генерала Красовского, в деле на реке Карасу, и пленными, не захотевшими воспользоваться разменом после заключения Туркменчайского трактата. Ниже мы увидим, каких правительству стоило трудов вывести большинство тех и других из Персии и положить предел злу, начинавшему принимать значительные размеры.