I. Въ девять часовъ.
Много прелестныхъ и восхитительныхъ комнатъ въ Лондонѣ, но нѣтъ милѣе той комнаты въ городскомъ домѣ лэди Мильдредъ, которую барышни избрали своимъ убѣжищемъ.
Она находится въ нижнемъ этажѣ; два окна выходятъ въ паркъ, осѣненныя зеленью сирени и другихъ кустовъ, хотя домъ отдѣленъ отъ парка дорогой. На одномъ концѣ стеклянная дверь ведетъ въ теплицу; оттуда постоянно несется ароматъ цвѣтовъ; и здѣсь барышни собрали всѣ вещи, которыми дорожатъ всего болѣе. У Валентины тутъ стоитъ любимое фортепіано, а на немъ лежатъ ноты; стѣны увѣшаны картинами Віолеты; масса портфелей наполнены ея эскизами; тамъ же стоять шкатулки, наполненныя сокровищами, собранными во время путешествій, разныя красивыя и безобразныя вещи, вещи дорогія и всякіе пустяки, напоминающіе о Египтѣ, Греція, Италіи, Франціи и Германіи -- словомъ, обо всѣхъ мѣстахъ, гдѣ позволяется странствовать англійской дѣвушкѣ.
До сихъ поръ еще не вошло въ моду, но, надо думать, скоро войдетъ -- возить ихъ въ Соединенные-Штаты и Канаду, на острова Тихаго Океана, въ Австралію и Остъ-Индію, потому у молодыхъ барышень не было никакихъ вещей изъ этихъ странъ.
Около семи часовъ вечера, въ первыхъ числахъ іюля 1885 г., двѣ дѣвушки сидѣли въ описанной выше комнатѣ, гдѣ онѣ проводили обыкновенно большую часть дня. Но онѣ отличались обыкновенно спокойными, степенными манерами и плавными движеніями, какъ и подобаетъ молодымъ барышнямъ, которыя считаютъ, что жизнь есть не что иное, какъ сплошное и однообразное благополучіе, среди хорошенькихъ вещичекъ и мягкихъ подушекъ.
Сегодня же онѣ были очень взволнованы. Одна изъ нихъ, Валентина, стояла; другая, Віолета, сидѣла за столомъ. Въ рукѣ она держала карандашъ и проворно набрасывала какія-то фигуры на листѣ бумаги.
Онѣ были одного почти возраста и обѣ очень еще молоды; одѣты совершеннно одинаково и въ нарядныхъ вечернихъ туалетахъ. Если мужскому перу позволено описать въ главныхъ чертахъ ихъ нарядъ, предоставляя пополнить детали воображенію читателей, то я скажу, что на нихъ были платья изъ блѣдно-голубой шелковой матеріи, называемой, какъ кажется, сюра, которыя падали длинными складками отъ таліи и были съ одного боку подобраны и открывали кружевную юбку -- старинная красивая мода, вернувшаяся въ наши дни. Около горла платья были немного вырѣзаны, но очень мало, и обшиты кружевами. Вокругъ таліи обвивалась лента и оканчивалась бантомъ изъ лентъ и кружевъ. Онѣ были очень хорошо одѣты, хотя на видъ очень просто. Волосы у нихъ были того свѣтло-каштанаго цвѣта, который такъ нравится англійскимъ молодымъ людямъ.
Волосы Віолеты кудрявились отъ природы и въ нихъ играло солнце.
Волосы Валентины были чуть-чуть темнѣе и не завивались локонами, какъ у Віолеты, а ложились слегка волнистыми прядями. Онѣ причесывались одинаково и не совсѣмъ обыкновенно; а именно: проборъ шелъ не по срединѣ головы, а сбоку. Это очень мило, когда личико очень хорошенькое; въ противномъ случаѣ обыкновенная метода причесывать волосы предпочтительнѣе.
Глаза у нихъ были голубые, но у Валентины глаза, какъ и волосы, были чуть-чуть темнѣе и поглощали свѣтъ, который глаза и волосы Віолеты, наоборотъ, отражали: другими словами, они были глубже и серьезнѣе.
Росту обѣ дѣвушки были тоже одинаковаго и довольно высоки; фигурой тоже очень походили одна на другую; онѣ казались сестрами, и кто ихъ не зналъ -- принималъ за близнецовъ. Но были, однако, между ними и нѣкоторыя различія, хотя они и не сразу бросались въ глаза. Такъ, Валентина была шире въ плечахъ и вообще плотнѣе Віолеты. Голосъ у Валентины былъ густой и звучный; у Віолеты -- низкій и мягкій.
Что касается ихъ вкусовъ, то Валентина была музыкантша и пѣвица, а сестра ея рисовала съ немалымъ искусствомъ.
Свѣтъ зналъ, однако, что одна изъ нихъ -- дочь пэра, наслѣдница богатаго состоянія и во всѣхъ отношеніяхъ выгодная невѣста, а другая -- дочь какой-то прачки, особа самаго низкаго происхожденія и ничуть не интересная. Она была взята въ пріемныя дочери леди Мидьдредъ, неизвѣстно почему, и воспитана вмѣстѣ съ ея родной дочерью.
Лэди Мильдредъ стала выѣзжать въ свѣтъ съ обѣими дочерьми, какъ скоро имъ исполнилось двадцать лѣтъ, и задала свѣту мудреную загадку.
Она какъ будто говорила англійской молодежи: -- Юные джентльмены, вотъ двѣ прелестныхъ дѣвушки. Онѣ молоды, красивы, невинны и отлично образованы. Одна изъ нихъ -- моя дочь, а другая -- нѣтъ; одна -- богатая наслѣдница, а другая -- бѣдная дѣвушка. Влюбитесь, если смѣете. Предлагайте руку и сердце, если смѣете. Вы можете получить большое богатство или простой шишъ. Вы можете сдѣлаться внукомъ лорда и зятемъ баронета или же увидѣть себя окруженнымъ толпой кузеновъ въ кожаныхъ фартукахъ, всякими рабочими инструментами и швейными машинами, и манерами, сопровождающими обыкновенно эти эмблемы труда. Неужели любовь не стоитъ такого риска?
Очевидно -- нѣтъ, въ нашъ холодный и разсчетливый вѣкъ, потому что дѣвушки выѣзжали цѣлую зиму, а ни одного такого смѣльчака не выискалось.
Свѣтъ сердился и ждалъ. Черезъ три мѣсяца дочь лэди Мильдредъ будетъ совершеннолѣтняя; быть можетъ, и пріемная дочь -- также, но это ни для кого не было интересно. Тогда нельзя будетъ скрывать долѣе истину. Настоящая наслѣдница будетъ объявлена, и молодымъ людямъ можно будетъ ухаживать за нею.
-----
-- Валь,-- сказала одна изъ дѣвушекъ нетерпѣливо,-- право, мнѣ кажется, что вечеръ никогда не наступитъ.
-- Такого длиннаго, длиннаго дня еще не бывало,-- отвѣчала Валентина. Но, Віолета, онъ намъ принадлежитъ обѣимъ поровну и безпристрастно. Помни уговоръ.
-- Помню,-- серьезно отвѣчала Віолета:-- онъ обѣимъ намъ брать.
-- Если намъ придется гордиться имъ, такъ обѣимъ; стыдиться -- такъ тоже обѣимъ.
-- Стыдиться!-- повторила Віолета:-- Я полагаю, что онъ будетъ похожъ вотъ на это.
Она нарисовала ремесленника съ мѣшкомъ, съ инструментами въ рукахъ, въ клеенчатой фуражкѣ и фартукѣ, недурного собой.
-- Вотъ наилучшее, что мы можемъ найти въ немъ, милая Валь. Но даже и въ такомъ случаѣ намъ особенно гордиться не придется.
-- Ну чтожъ,-- сказала Валентина, разсматривая рисунокъ:-- ты сдѣлала его респектабельнымъ на видъ. У труда есть свое достоинство. Развѣ мы не можемъ гордиться умнымъ работникомъ?
-- Или же онъ будетъ похожъ на это!
Она нарисовала группу изъ двухъ рабочихъ, одѣтыхъ по праздничному и шествующихъ подъ-руку, крича во всю глотку.
-- Или же на это!
И она показала молодого парня, прислонившагося къ фонарному столбу, въ пьяной позѣ.
-- Перестань, Віолета. Онъ навѣрное не таковъ. Мамаша не пригласила бы его, еслибъ онъ былъ таковъ. Рано или поздно,-- продолжала она,-- мы узнаемъ истину, а до тѣхъ поръ нечего и затрогивать вопроса: кто изъ насъ двухъ -- его настоящая сестра. Мы обѣ встрѣтимъ его какъ брата, котораго не видѣли двадцать лѣтъ. Віолета, слушай: всѣмъ извѣстна исторія про нищенку, которая стала принцессой, но никто не знаетъ исторіи принцессы, которая стала нищенкой, надѣла лохмотья и вернулась въ бѣднымъ людямъ. Какъ ты думаешь: была она счастлива?
-- О, нѣтъ!-- содрогнулась Віолета:-- она навѣрное была очень несчастна и умерла молодою отъ разбитаго еердца,
-- Не знаю. Можетъ быть, она была большою радостью для бѣдняковъ и могла сдѣлать имъ много добра. Я думаю, что я охотно надѣла бы лохмотья, милая Віолета.
-- Этого никогда не будетъ! Ты -- въ лохмотьяхъ!
И Віолета опять вздрогнула.
-- Но они могутъ быть живописны. Тогда, милая Валь, ты надѣнешь ихъ, и я срисую тебя и пошлю картину, если только ее примутъ, въ Гросвеноръ.
-----
-- Берта, останься сегодня вечеромъ! Я хочу, чтобы ты присутствовала при семейномъ свиданіи, которое состоится въ девять часовъ.
Это происходило въ другой комнатѣ, въ гостиной лэди Мильдредъ, гдѣ сидѣли она сама и ея старинная пріятельница, Берта Кольхунъ.
-- Въ чемъ дѣло, Мильдредъ?
-- Я представлю дѣвочкамъ ихъ брата.
-- О! извини меня, Мильдредъ, но неужели это необходимо? Ихъ братъ, полагаю, простой рабочій.
-- Вотъ увидишь.
-- Бѣдная Полли!
-- Чѣмъ она бѣдная? Она такъ же хорошо воспитана, какъ Беатриса, и такъ же хороша собой.
-- И все-таки бѣдная Полли! Но, однако, Мильдредъ, ты забываешь одну вещь.
-- Что такое?
-- Представляя брата сестрѣ, ты выдашь свою тайну. Дѣвушки узнаютъ, которая настоящая сестра, по сходству съ братомъ, и весь свѣтъ узнаетъ.
-----
Четыре лэди обѣдали вмѣстѣ, но обѣдъ прошелъ въ молчаніи. Дѣвушки ничего не говорили, только поглядывали на часы и другъ на друга. Въ половинѣ восьмого онѣ ушли въ себѣ въ гостиную. Братъ долженъ былъ явиться въ девять часовъ.
Ахъ, какъ медленно тянулось время!
Въ девять часовъ вечера въ первыхъ числахъ іюня еще не бываетъ темно, а только слегка смеркается, и свѣта достаточно, чтобы видѣть лица и разговаривать.
Когда пробило девять, дверь растворилась.
-- М-ръ Клодъ Монументъ!
Дѣвушки взглянули другъ на друга и тяжело перевели духъ. Лэди Мильдредъ встала. Въ дверяхъ стоялъ молодой человѣкъ и глядѣлъ въ комнату смущенными глазами.
-- Великій Боже!-- пробормотала Берта, но такъ, что всѣ ее слышали.-- Да онъ джентльменъ!
Да. У него былъ видъ джентльмена и онъ держалъ себя какъ джентльменъ. Со стороны Берты было грубо сказать это, но у нея голова была набита ремесленниками въ замасленныхъ курткахъ и фартукахъ, и слова вырвались у нея нечаянно, и она надѣялась, что ихъ не слышали.
Но кто видѣлъ когда-нибудь простолюдина во фракѣ... если только онъ не оффиціантъ! Неужели же этотъ молодой человѣкъ -- оффиціантъ?!
-- Дѣти мои,-- сказала лэди Мильдредъ, беря молодого человѣка за руку:-- вотъ вашъ брать; Клодъ -- вотъ ваша сестра, Валентина или Віолета.
-- Великій Боже!-- вырвалось вторичное восклицаніе у Берты, когда она взглянула ему въ лицо.-- Онъ похожъ на нихъ обѣихъ!