I.
Въ половинѣ седьмаго въ гостиную, еще пустую, вошла дѣвушка, одѣтая какъ одѣваются на вечеръ. Для всѣхъ вообще это была миссъ Бруденель, единственная дочь: м-ра Кира Бруденеля. Но среди болѣе многочисленныхъ изъ своихъ друзей и знакомыхъ, мужскаго и женскаго пола, она слыла подъ именемъ Весталки, или Сивиллы, или же Додо. Она отзывалась на всѣ эти прозвища, хотя бы уже по той простой причинѣ, что ее нарекли при крещеніи Сивиллой Додоной. Ее нарекли бы, я ни мало въ томъ не сомнѣваюсь, Манто-Амальтея-Дафна-Пиѳія -- и тогда у нея было бы дѣйствительно прекрасное имя -- еслибы только классическія познанія ея пап а не хромали. Но вы согласитесь, конечно, что и настоящее ея имя звучало таинственно-язычески, какъ оракулъ, какъ отголоски имени дѣвственной весталки. Такое имя должно было бы по-настоящему принадлежать дѣвушкѣ съ большими, лучистыми глазами, блѣдными щеками и низкимъ лбомъ, властительнымъ какъ у древней жрицы, надѣленной священнымъ огнемъ прорицанія.
Но природа любитъ контрасты: Бланки часто бываютъ брюнетки, а Віолетты походятъ на пышныя розы; сыновья математиковъ дѣлаются поэтами, а изъ сыновей поэтовъ выходятъ инженеры. Міръ, въ дѣйствительности, полонъ людьми, которыхъ родители предназначали къ высшимъ и почетнѣйшимъ должностямъ, и которые заняли въ немъ совсѣмъ противуположное мѣсто.
Что касается Сивиллы, то природа-мать создала ее дѣвушкой нисколько не похожей на весталку -- не смотря на то, что она съ колыбели была торжественно обречена этому званію. Быть можетъ, я ошибаюсь. И несомнѣнно въ тѣ дни, когда весталки ходили выручать преступниковъ, украшали своимъ присутствіемъ процессіи, увѣнчивали жертвеннаго быка, къ его вящему тщеславію, вѣнками изъ розъ и занимали переднія мѣста въ циркѣ, когда гладіаторы убивали другъ друга, весталки имѣли опредѣленный типъ.
Говоря о весталкахъ, каждый представляетъ себѣ непремѣнно отрекшихся, не легкомысленныхъ дѣвушекъ, но блѣдныхъ, строгихъ, убивающихъ свою плоть и слѣдовательно некрасивыхъ, съ радостью остригшихъ свои чудесные волосы, съ упоеніемъ одѣвающихся въ безобразную хламиду. Таково, полагаю, популярное понятіе о весталкѣ.
Наружность нашей молодой дѣвицы говорила о чемъ угодно, только не о жизни самоистязанія, уничиженія или лишеній. Большіе смѣющіеся глаза, розовыя, готовыя постоянно сложиться въ улыбку губы, пушистые, вьющіеся волосы, румяныя щеки, высокая, стройная фигура -- все это такія черты, которыя, быть можетъ, и не мѣшаютъ подобному призванію, но вообще не считаются его отличительными признаками.
Вмѣстѣ съ тѣмъ она носила свое шелковое платье, съ такимъ видомъ, что это доставляло ей существенное и прочное удовольствіе, и что въ ней отсутствовало всякое стремленіе къ иному одѣянію. Въ рукахъ она держала вѣеръ изъ перьевъ, совсѣмъ суетную хорошенькую вещицу, а на рукѣ у нея красовался золотой браслетъ, осыпанный бирюзой.
И однако ее звали Сивилла-Додона. Лампы и свѣчи -- у леди Августы была такая же страсть къ восковымъ свѣчамъ, какая существовала въ восемнадцатомъ вѣкѣ -- были зажжены, огонь въ каминѣ разведенъ, но гости еще не пріѣзжали. Сивилла поглядѣла сначала на часы; она сошла во-время, за полчаса до пріѣзда гостей. Послѣ того она поглядѣлась въ зеркало, чтобы провѣрить то, что она видѣла въ собственномъ зеркалѣ и въ чемъ увѣряла ее горничная. Довольная тѣмъ, что видѣла, Сивилла улыбнулась, какъ вдругъ въ эту минуту растворилась дверь, и вошелъ молодой человѣкъ -- безъ доклада, потому что онъ жилъ въ домѣ; улыбка Сивиллы стала еще радостнѣе, и она покраснѣла, когда молодой человѣкъ, скромно вошедшій въ комнату, оглядѣвшись кругомъ и убѣдясь, что въ ней никого не было, подбѣжалъ къ Сивиллѣ, схватилъ ее за обѣ руки и, поцѣловавъ въ обѣ щеки и въ губы, съ самымъ преступнымъ невниманіемъ ко времени и мѣсту, прошепталъ:-- Милая, милая Додо!
Только счастливый влюбленный могъ позволить себѣ это.
Онъ могъ бы быть и гораздо некрасивѣе. Многимъ дѣвушкамъ приходится довольствоваться гораздо менѣе красивыми поклонниками. Начать съ того, что этотъ молодой человѣкъ былъ очень силенъ. Длина и пропорціальность его членовъ и ширина груди показывали атлета. Я не знаю въ точности, какую тяжесть онъ могъ поднять, и какъ высоко прыгнуть и тому подобное. Но всѣ говорили, что Томъ атлетъ. Онъ былъ однако болѣе нежели атлетъ. Аттестаты, свидѣтельствовавшіе объ его успѣшномъ пребываніи въ вертепахъ естественной науки и лабораторіяхъ, подготовили его къ занимаемому имъ мѣсту демонстратора въ Горномъ Институтѣ.
Люди, занимающіе такой постъ, разсчитываютъ современемъ стать профессорами и считаютъ даже самого профессора Гёксли не болѣе какъ своимъ предшественникомъ, а себя преемниками его знанія и славы; они намѣрены сдѣлаться членами королевской академіи наукъ, въ свое время докторами Оксфордскаго и Кембриджскаго университетовъ, членами клуба Atbenaeum, causa honoris; и -- какъ вѣнецъ своей ученой карьеры -- ректорами университетовъ Гласго Сент-Андрюсъ и Абердина. Слабымъ пунктомъ у этихъ ученыхъ молодыхъ людей является ихъ наклонность къ преждевременной серьезности. Пріятно видѣть двадцатипятилѣтняго молодаго человѣка сіяющаго весельемъ и жизнерадостнаго. Поэтому пріятно замѣтить, что Томъ Лангстонъ -- такъ звали молодаго человѣка -- не былъ еще избалованъ своей профессіей, но могъ смѣяться, шутить и быть счастливымъ.
Знавшіе Тома Лангстона сказали бы, что Сивилла не ошиблась, довѣряя ему счастіе всей своей жизни.
-- У насъ всего лишь нѣсколько минутъ въ распоряженіи, сказала она. Ты очень хорошо сдѣлалъ, Томъ, что такъ рано одѣлся. Нѣтъ, сэръ, прошу васъ не такъ близко; а то насъ могутъ застать врасплохъ. Стойте спокойно по ту сторону камина, а я буду стоять по эту сторону. Вотъ такъ-то лучше. Что еслибы пап а вошелъ и накрылъ насъ? Что тогда, Томъ?
-- Я бы кажется желалъ, чтобы такъ было. Тогда бы сразу все и объяснилось -- почему ты не позволяешь мнѣ переговорить съ нимъ, Сивилла?
-- Не теперь еще! о! совершенно безполезно было бы говорить теперь. Нельзя даже и выбрать болѣе неподходящаго момента. Мы ждемъ сегодня вечеромъ къ себѣ самаго удивительнаго человѣка. Онъ готовится все перевернуть вверхъ дномъ. Медіумы -- жалкіе старые болваны!-- совсѣмъ разбиты и уничтожены съ ихъ постукиваніями и всякимъ вздоромъ. Всѣ прежніе духи замѣняются новыми, и у насъ будетъ совсѣмъ новое откровеніе. М-ръ Эмануэль Чикъ и Лавинія Медлокъ приглашены также на сегодняшній вечеръ, бѣдняжки! Лэди Августа ждетъ, что весь свѣтъ немедленно обратится въ новую вѣру, и мое воспитаніе не будетъ болѣе въ загонѣ, такъ что я тотчасъ же приступлю къ своимъ обязанностямъ весталки, какъ только найдется пригодный человѣкъ. Конечно, въ концѣ концовъ обнаружится, что это новый шарлатанъ, но, должно быть, онъ ловкій малый. О! Томъ! если ты меня любишь, не говори пока съ папашей.
-- Черезъ нѣсколько недѣль ты будешь совершеннолѣтняя, Сивилла; и тогда даже твой отецъ...
-- Томъ, не говори этого. Я хочу выйдти замужъ, какъ и всѣ другія дѣвушки, съ согласія и съ благословенія своего отца.
Ея голосъ задрожалъ, а въ глазахъ появились слезы.
-- Ты не знаешь, какъ сильно онъ меня любитъ и какихъ великихъ вещей ждетъ отъ меня. Его сердце разобьется, когда онъ узнаетъ, что я не могу сдѣлать то, чего онъ ждетъ и на что надѣется.
-- Великихъ вещей! Отъ постукиванія!
-- Полагаю, что совсѣмъ безполезно говорить это, но право же, Томъ, если ты хочешь получить его согласіе, то долженъ притвориться медіумомъ и разговаривать съ духами, и все такое.
-- Какъ это грустно, Сивилла! но я рѣшительно не въ состояніи притворяться.
Сивилла тяжело вздохнула.
-- Нѣтъ, Томъ, конечно, ты не можешь обманывать. Но, право же, я чувствую... я не смѣю признаться въ своемъ невѣріи.
-- Но вѣдь ты не вѣришь?
-- Нѣтъ, я утратила всякую искру вѣры, и мнѣ страшно въ этомъ признаться. Всю свою жизнь я присутствовала при манифестаціяхъ и посланіяхъ, и всегда это было одно и то же. И, о! Боже мой! несмотря на всѣ посланія, мнѣ кажется, что мы топчемся все на одномъ мѣстѣ.
-- Да, такъ что или же и самые духи ничего не знаютъ, или же ихъ вовсе нѣтъ.
-- И я наконецъ узнала, какъ это все продѣлывается: стуки, музыка и всѣ прочіе фокусы.
-- Конечно, Додо, это все фокусы. Подумать только, что разсудительный человѣкъ можетъ всю свою жизнь поощрять обманщиковъ! когда передъ нимъ цѣлый міръ науки.
Это было сказано со всѣмъ презрѣніемъ не просто юнаго демонстратора, но цѣлаго профессора.
-- Будь терпѣливъ съ пап а, ради меня, Томъ, просила Сивилла. Онъ не изъ пустаго любопытства пытается проникнуть тайны, но чтобы открыть, если можно, что такое будущая жизнь...
-- А у меня полны руки тѣмъ, чтобы узнать здѣшній свѣтъ, гдѣ я живу. Дайте мнѣ науку, чтобы ею жить и любить ее, и когда жизнь пройдетъ, я безстрашно буду ждать будущаго... У каждой эпохи есть своя формула. Можетъ быть это формула нашей эпохи.
Было безъ двадцати минутъ восемь, и гости начинали съѣзжаться.
Прежде всѣхъ явились двѣ дѣвушки, которыя тоже пришли безъ доклада, потому что жили въ томъ же домѣ. Одна Цицели Лангдонъ, двоюродная сестра Тома и какъ и онъ находившаяся подъ опекой м-ра Кира Бруденеля, была слѣпа съ младенчества, но всюду ходила по дому безъ вожатаго, хотя компаньонка неотступно находилась при ней.
-- Ты здѣсь, Томъ? сказала она, подходя прямо къ тому мѣсту, гдѣ онъ стоялъ у камина. Ты рано сегодня одѣлся. Вотъ чудо.
-- Нисколько, Цисъ. Нетерпѣніе поскорѣе увидѣть сегодня вечеромъ фейерверкъ заставило меня поторопиться.
Цицели улыбнулась и сѣла, съ закрытыми глазами, со сложенными руками, въ терпѣливой и патетической позѣ слѣпыхъ.
Дѣвушка, вошедшая вмѣстѣ съ ней, была ея компаньонка, Гетти Медлокъ. Компаньонки, гувернантки и частные секретари всѣ на одинъ покрой. Или у нихъ мрачный и недовольный видъ, который они тщетно стараются скрыть, или же они напускаютъ на себя невозможную веселость, точно имъ страхъ какъ нравится ихъ доля, и они избрали бы ее преимущественно передъ всѣми остальными, еслибы имъ предоставили выборъ.
Гетти была еще слишкомъ молода, чтобы быть постоянно мрачной, но сегодня вечеромъ она казалась чѣмъ-то недовольна; всего вѣрнѣе своимъ платьемъ, которое не могло уже претендовать на свѣжесть -- это достаточная вполнѣ причина недовольства для дѣвушки. Быть можетъ, она была недовольна своимъ положеніемъ, хотя ей слѣдовало бы благодарить Бога за то, что она попала въ компаньонки къ такой добрѣйшей и кротчайшей дѣвушкѣ.
Гетти была дочерью нѣкогда знаменитой Лавиніи Медлокъ, чистокровнаго медіума той эпохи, нынѣ отдаленной отъ насъ уже цѣлой четвертью вѣка, когда люди любили вертѣть столы, слушать стуки и получать посланія отъ духовъ самаго первобытнаго свойства, когда для осиротѣлаго сердца было величайшимъ счастьемъ получить извѣстіе отъ умершаго родственника, что онъ счастливъ. Въ этомъ отношеніи никто не могъ сравниться съ Лавиніей Медлокъ. Но хотя она все еще продолжала поддерживать телефоническія бесѣды съ духами, люди перестали посѣщать ея домъ съ цѣлью узнать результатъ этихъ бесѣдъ. Злые люди ставили ее не разъ въ глупое положеніе, заставляя сообщаться съ умершими личностями, никогда не существовавшими. Замѣчательные умы, вызываемые ею, какъ, лордъ Байронъ, Шекспиръ и д-ръ Джонсонъ покрывали ее стыдомъ, отвѣчая несомнѣнную нелѣпицу, такъ что ея кліенты почти совсѣмъ оставили ее, и она была теперь вынуждена содержать меблированныя комнаты. Ея мужъ давно уже убѣжалъ отъ нея, выжитый изъ собственнаго дома, какъ онъ самъ говорилъ, стуками, вздохами, колокольчиками, шепотомъ, холоднымъ дыханіемъ и тому подобными явленіями. Онъ терпѣлъ, сколько могъ, но онъ не былъ изъ числа храбрыхъ, и нервы его не вынесли. Поэтому онъ уѣхалъ, захвативъ съ собою небольшой ручной мѣшокъ, и съ тѣхъ поръ пропалъ безъ вѣсти. Еслибы у Гетти было не такое недовольное выраженіе лица, она была бы очень хороша собой, болѣе поразительно хороша, чѣмъ Сивилла.
У ней были большіе, блестящіе глаза, почти черные, вещь очень рѣдкая у англійской дѣвушки, и роскошные густые черные волосы. То было лицо дѣвушки способной на сильную страсть, въ испанскомъ или итальянскомъ духѣ, со жгучей ревностью и местью.
Къ счастію, такія дѣвушки, въ наше время, когда сдержанность обязательна и считается стыдомъ проявлять сильныя чувства, рѣдки.
-- Хорошо, сказалъ Томъ, я надѣюсь, что великій жрецъ успѣшно выполнитъ свое служеніе и разсѣетъ всѣ существующія сомнѣнія; какъ ты думаешь, Цисъ?
-- Да и теперь уже очень мало кто сомнѣвается, отвѣтила Цисъ съ спокойнымъ убѣжденіемъ вѣрующей.
-- О! я сказалъ только то, что считаю умѣстнымъ послѣ каждой новой манифестаціи духовъ.
-- Для меня, отвѣчала Цицели, жизнь есть тѣнь. Говоритъ ли со мной духъ изъ здѣшняго міра или изъ другаго, разница не велика, лишь бы онъ былъ добрый духъ. Иногда мы приходимъ въ общеніе съ подобными духами.
-- Вотъ именно, и единственное средство избавиться отъ нихъ -- это входить въ общеніе только съ здѣшними духами. Судя по той нелѣпицѣ, которую они всегда говорятъ, я склоненъ думать, что мы никогда не сообщаемся съ добрыми духами того свѣта. Какъ вы думаете, миссъ Медлокъ?
-- Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете, м-ръ Лонгстонъ? Вѣдь вы знаете, что моя мать была медіумомъ цѣлыхъ тридцать лѣтъ? Неужели же я могу согласиться, что всѣ ея друзья недобрые духи?
Тутъ вошла лэди Августа, въ сопровожденіи м-ра Кира Бруденеля, и стали появляться одинъ за другимъ гости, приглашенные обѣдать и присутствовать при томъ, что могло затѣмъ послѣдовать.