Бываютъ бракосочетанія торжественныя, бываютъ и такія, когда вѣнчаются какъ бы украдкой. Причины тому различныя: недостатокъ средствъ, непослушаніе родителямъ, увозъ невѣсты: всѣ такія обстоятельства требуютъ, чтобы вѣнчаніе носило безусловно интимный характеръ.
Поль одинъ пришелъ въ церковь въ день своей свадьбы. У него не было друзей: въ мірѣ не найти бы другаго болѣе одинокаго молодаго человѣка, хотя бы уже потому, что медіумъ по характеру своей профессіи всегда бываетъ болѣе или менѣе одинокъ.
Въ Гарлей-Стритѣ Поль -- направлявшійся въ Мэрильбонскую церковь -- былъ остановленъ никѣмъ инымъ, какъ м-ромъ Эмануэлемъ Чикомъ.
-- Извините, м-ръ Пауль, сказалъ спиритъ, я былъ въ залѣ въ тотъ день, когда вы дѣлали свое сообщеніе.
-- Надѣюсь въ такомъ случаѣ, что вы приняли его къ свѣдѣнію, м-ръ Чикъ?
-- Съ удовольствіемъ выслушалъ и принялъ къ свѣдѣнію. То, что говорила послѣ того лэди Августа -- но вы ее не слышали -- все пустыя слова: мы знаемъ, м-ръ Пауль, мы знаемъ правду.
Онъ потеръ руки съ само довольствіемъ.
-- А теперь, сэръ, позвольте васъ спросить, развѣ я не сказалъ въ первый же вечеръ, какъ вы ихъ всѣхъ одурачили, что это чистѣйшій месмеризмъ?
-- Да, Чикъ, вы это сказали.
-- А вы за это на меня накинулись и послѣ того постоянно преслѣдовали. Не надо больше сеансовъ Эмануэля Чика. О, нѣтъ! Онъ уже устарѣлъ. Вредятъ другъ другу, вмѣсто того, чтобы поддерживать одинъ другаго.
-- Что же дальше, м-ръ Чикъ?
-- Да. А теперь вы задираете носъ, точно будто и не объявили передъ цѣлымъ свѣтомъ, что вы шарлатанъ.
-- По тому самому, Чикъ. Вотъ вы этого не заявили и, значитъ, не имѣете права задирать носъ.
-- Я всегда думалъ, что это вашихъ рукъ дѣло, что м-ръ Бруденель присовѣтовалъ мнѣ купить акціи его компаніи.
-- Нѣтъ я ничего не зналъ про это. Вы клевещете на меня, Чикъ.
-- Я не вѣрю вамъ. Ну да все равно, ваше ли дѣло, нѣтъ ли, а только хоть васъ и огорчитъ это, а м-ръ Бруденель поступилъ, какъ джентльменъ.
-- Нѣтъ, не огорчитъ. Я всегда считалъ его джентльменомъ.
-- Ну такъ вотъ знайте, что онъ уплатилъ мнѣ всю сумму сполна, цѣлыхъ двѣ тысячи фунтовъ. Было бы вамъ это извѣстно.
-- Благодарю васъ за сообщеніе, Чикъ. Мнѣ это пріятно слышать.
-- Мы, вѣроятно, не увидимъ васъ больше тамъ?
Онъ кивнулъ въ направленіи Сен-Джонсъ-Вуда.
-- Нѣтъ, Чикъ, нѣтъ, весело отвѣчалъ Поль, прощайте, прощайте.
Чикъ поглядѣлъ ему вслѣдъ.
-- У него есть то, чего у меня никогда не было, красивая наружность, пробормоталъ онъ. И при этомъ онъ фатъ. Это написано у него на лицѣ. Онъ фатъ и всегда будетъ фатомъ. Хотѣлъ бы я знать, для него онъ пошелъ на собраніе и отрапортовалъ имъ это. Хотѣлъ бы я знать, какая у него цѣль. Обратившійся медіумъ! На этомъ далеко не уѣдешь, иначе я бы тоже попытался. Хотѣлъ бы я знать, для чего онъ это сдѣлалъ?
Каждый профессіональный медіумъ, когда исторія о самоотреченіи Поля достигала его ушей, спрашивалъ себя: зачѣмъ онъ это сдѣлалъ? Добродѣтель безъ видимой награды непостижимая вещь не для однихъ медіумовъ.
И такъ бракосочетаніе Гетти было интимное и скромное, сообразно обстоятельствамъ. М-ръ Медлокъ отказался быть посаженнымъ отцомъ дочери, но его видѣли въ дверяхъ церкви, мрачно наблюдавшимъ затѣмъ, какъ улетучивались всѣ его надежды. Когда служба была окончена, онъ направился въ Бомонъ-Стритъ, вѣроятно затѣмъ, чтобы выразить свое соболѣзнованіе другой жертвѣ упрямства Поля и непослушанія Гетти.
Лавинія присутствовала въ своемъ парадномъ черномъ платьѣ, въ которомъ она похожа была на театральную ouvreuse. Она обильно плакала во время службы. Плакала ли она потому, что дочь покидаетъ ея домъ, или потому, что планъ мужа не удался,-- кто знаетъ. Сивилла и Висая были единственными свидѣтельницами бракосочетанія.
Церемонія была мрачная. И единственное вполнѣ довольное лицо -- была невѣста.
Когда церемонія кончилась и всѣ присутствовавшіе росписались, новобрачные простились съ своими друзьями въ ризницѣ.
-- Дочь моя, сказала Лавинія, увижу ли я тебя когда-нибудь? О, Гетти, Гетти!
-- Я буду вамъ писать, мама. Письма вамъ будетъ передавать Сивилла. Вы не должны знать,-- чтобы папа этого не зналъ,-- гдѣ мы поселимся. Я не желаю больше его видѣть... никогда... Съ вами же мы увидимся.... если помните, что я вамъ говорила вчера вечеромъ.
-- Не знаю, врядъ ли, Гайнесъ этого не захочетъ. Я не могу отказаться отъ своей профессіи. Чѣмъ мы будемъ жить? Твой отецъ не захочетъ объ этомъ и слышать. Мы ѣдемъ совершать объѣздъ по Америкѣ. Мнѣ надо кормиться, дитя, а теперь надо кормить и отца!
-- Прощайте, мама. Когда вамъ надоѣстъ ваше занятіе, пришлите мнѣ словечко черезъ Сивиллу. Прощайте, бросьте, мама, бросьте все это! прошептала она, въ послѣдній разъ цѣлуя ее.
Новобрачные уѣхали на станцію Викторія въ четырехъ-колесномъ кэбѣ, на верху котораго стоялъ ихъ багажъ, а остальная компанія осталась на подъѣздѣ церкви.
Лавинія продолжала плакать, скромное бракосочетаніе, и даже безъ всякихъ свадебныхъ подарковъ! Гетти не захотѣла принять ничего отъ семьи, въ домѣ которой Поль былъ недостоинъ.... Ни одного подарка, ни даже отъ Цециліи, которая любила ее, ни даже отъ лэди Августы, которая была благодарна ей за услуги, ни отъ Сивиллы -- Поль не долженъ былъ воспользоваться хотя бы парой перчатокъ въ этомъ домѣ.
-- Я плачу не потому, что Гетти вышла замужъ, миссъ Бруденель, говорила Лавинія. Поль будетъ ей хорошимъ мужемъ, я въ этомъ увѣрена. Такіе люди, какъ онъ,-- умные, добрые и покладливые -- большею частію бываютъ хорошими мужьями, если не сдѣлаются пьяницами. Но ужасно подумать, что случай самый выгодный, какой когда-либо представлялся для молодой четы, пропадаетъ даромъ. Вотъ что мнѣ обидно. Ему еще вчера предлагали какъ послѣдній шансъ, товарищество на половинныхъ барышахъ, причемъ деньги предоставлялось получать ему, и для начала предпріятія капиталъ въ двѣ тысячи фунтовъ. И онъ все это отклонилъ. А изъ-за чего? изъ-за пустаго предубѣжденія. Все изъ-за того, что ему пришлось бы пускать въ ходъ собственный умъ, а не духовъ. Но вотъ я знала съ самаго начала, что онъ не медіумъ. Медіума можно узнать по глазамъ; даже такого, какъ Эмануэль Чикъ -- хотя когда онъ входитъ, вся комната пропитывается запахомъ рома. Ну вотъ у Поля совсѣмъ не такіе глаза.
-- О! м-съ Медлокъ, но вѣдь Поль и Гетти чувствовали, что это будетъ нехорошо, отвѣчала Сивилла.
-- Нисколько не хуже всякой иной профессіи. И чѣмъ они теперь будутъ жить, желала бы я знать? Они уѣзжаютъ, и я лишилась дочери, потому что она объявила, что никогда и ни за что не позволитъ тому доброму старому господину, который предлагалъ товарищество Полю, провѣдать о томъ, гдѣ онъ живетъ. Я лишилась дочери. Положимъ, она была не такой преданной и доброй дочерью, какъ бы слѣдовало; она никогда не хотѣла помочь матери. И пренебрегла самымъ чуднымъ и божественнымъ даромъ ясновидѣнія. О! какой это стыдъ!
На этомъ обѣ дѣвушки ее оставили и пошли домой.
-- Все кончено, сказала Висая. Теперь ничего не остается, какъ увезти его назадъ въ Америку. Сивилла, не печатайте ничего про него въ газетахъ.
-- Душа моя, я въ помыслахъ не имѣла этого.
-- Не допускайте, чтобы лэди Августа что-нибудь напечатала. Она вѣдь сказала, что намѣрена это сдѣлать, въ тотъ день... помните... на митингѣ. Поль можетъ объ этомъ узнать, и это сдѣлаетъ его несчастнымъ. Самое лучшее для него теперь забвеніе.
-- Можетъ ли онъ забыть?
-- Вы не знаете моего мальчика, сказала Висая. Если онъ пожелаетъ что-нибудь забыть, то отвернется отъ этого и забудетъ черезъ недѣлю. Онъ забывалъ мнѣ писать и своимъ родителямъ... по цѣлымъ годамъ. Почему? Потому что между непріятной истиной и его претензіями существовало слишкомъ большое несоотвѣтствіе.
-- Написалъ ли онъ теперь своей матери?
-- О, да, я его заставила написать.. Онъ повинился въ своемъ долгомъ молчаніи. Я не совѣтовала ему пересказывать матери всей своей исторіи, потому что это могло бы совсѣмъ ее сразить. Поэтому онъ предупредилъ ее только о томъ, что привезетъ съ собой жену.
-- Но понравится ли Гетти жизнь съ его родителями?
-- Ей не придется жить съ ними. Поль никогда не уживется въ маленькомъ городкѣ. Я думаю, что ему придется поселиться за городомъ, но по близости отъ какого-нибудь большаго города, Бостона, напримѣръ, гдѣ врядъ-ли о немъ слыхали. Хотя и въ Нью-Іоркѣ онъ вѣрно былъ извѣстенъ только въ спиритическихъ кружкахъ.
-- Какъ вы думаете, способенъ Поль втянуться въ трудное дѣло журналиста? Вѣдь имъ приходится посѣщать митингъ, не спать по ночамъ и быть цѣлый день на ногахъ?
-- Я не думаю, чтобы онъ былъ на это способенъ. Но нашимъ журналамъ нужна всякаго рода работа: они даютъ всякаго рода чтеніе. Поль скоро научится писать такъ, какъ требуется, и такого рода вещи, какія находятъ сбытъ.
-- Бѣдный Поль! бѣдная Гетти! Но чѣмъ же такая работа на сбытъ лучше его прежняго занятія?
-- Ее вовсе нечего жалѣть. Она любитъ своего мужа. Это все для женщины.
-- Бисая.
Сивилла дотронулась до ея руки -- со стороны женщины это признакъ участія и уваженія.
-- Почему это... почему Поль не влюбился въ васъ?
-- Не знаю, Сивилла. Но оно пожалуй и лучше. Что до меня касается, я всегда любила этого хорошенькаго мальчика... и еслибы онъ и навелъ меня на мысль, что вѣдѣ въ сущности онъ мнѣ не братъ, то можетъ быть... Впрочемъ, все это пустяки. Я его сестра и люблю его какъ брата, а потому, Сивилла, никогда не допущу его до нужды.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Недѣлю спустя Томъ и Сивилла стояли на платформѣ Сен-Панкраса. Они пріѣхали проститься съ человѣкомъ, который спасъ ихъ состояніе и убѣдилъ м-ра Бруденеля согласиться на ихъ бракъ.
-- За такія услуги, говорилъ Томъ, я бы пожалъ руку динамитчику
Это не было обыкновенное прощаніе. Они не могли сказать другъ другу: "до свиданія" или "пріѣзжайте на будущій годъ", объ этомъ не могло быть и рѣчи, потому что Полю нельзя было вернуться въ Англію, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока жива была толпа народа, слышавшая его признанія на митингѣ.
-- Пиши намъ, Гетти, сказала Сивилла. Пиши во-первыхъ Цециліи, а во-вторыхъ и мнѣ, время отъ времени. Сообщай намъ, какъ ты устроилась и какъ тебѣ живется. Моя бѣдная Гетти!
-- Я очень счастлива. Я буду счастлива всю жизнь, храбро сказала она, беря подъ руку своего красиваго мужа.
-- Кондукторъ уже осматриваетъ билеты, замѣтила Висая. Прощайте, Сивилла. Я тоже буду писать вамъ, если позволите. Вотъ вамъ маленькій подарокъ. Положите его въ свой письменный столъ и заглядывайте въ него время отъ времени. Прощайте.
-- Поль, сказалъ Томъ, протягивая руку и крѣпко и дружески пожимая руку Поля, мы ваши должники. Намъ никогда не заплатить вамъ свой долгъ. Но, быть можетъ, современемъ вы припомните объ этомъ обстоятельствѣ. Обѣщайте мнѣ, если случай представится, вспомнить объ этомъ.
Поль покачалъ головой.
-- Вы очень добры, что пріѣхали проводить насъ. Я этого во всякомъ случаѣ не забуду.
Поѣздъ двинулся въ путь, и они скрылись изъ виду.
Сивилла развернула прощальный подарокъ, когда пріѣхала домой.
То былъ портретъ Поля, сдѣланный карандашемъ Висаей. Лицо было идеализировано. То былъ Поль, какимъ онъ могъ быть. Поль очищенный. Каждое лицо можно такимъ образомъ облагородить и идеализировать.
-- Да, сказала Сивилла, я буду иногда глядѣть на этотъ портретъ. Я буду помнить лицо Поля съ этимъ именно выраженіемъ.
ЭПИЛОГЪ.
Шесть недѣль спустя послѣ своей свадьбы Томъ и Сивилла вернулись домой. Эпоха, которую мы называемъ медовымъ мѣсяцемъ, не опечалила ихъ, не принесла съ собой разочарованія и не заставила ихъ усомниться въ своемъ будущемъ. Напротивъ, они были глубоко довольны другъ другомъ и своей судьбой, и всѣмъ свѣтомъ вообще. Что касается Поля и событій, описанныхъ нами, они почти совсѣмъ забыли о нихъ. Поль былъ лишь однимъ изъ многихъ, которые всю жизнь толпились вокругъ отца Сивиллы, отличавшимся отъ другихъ въ томъ отношеніи, что не хотѣлъ брать денегъ, былъ красивый и приличный молодой человѣкъ, наконецъ и въ томъ, что покаялся, посыпалъ главу пепломъ и исповѣдался во грѣхахъ при многолюдномъ собраніи. Эти инциденты въ его каррьерѣ, конечно, могли нѣкоторое время поддерживать память о немъ.
Но замужняя жизнь стираетъ мало по малу изъ ума Сивиллы все то, что не касается ея Тома. Портретъ Поля лежитъ въ ящикѣ, и она никогда не глядитъ на него. Томъ владѣетъ всѣми ея помышленіями.
-- Я надѣюсь, Томъ, говорила Сивилла -- дѣло было еще до свадьбы -- что нашъ домъ очистили теперь отъ духовъ и духовидцевъ. Если Поль ничего инаго не сдѣлалъ, то зато вынесъ это изъ дома.
По возвращеніи новобрачныхъ домой, лэди Августа дала обѣдъ.
Сивилла увидѣла безъ удивленія, хотя и съ огорченіемъ, что въ домѣ произошелъ возвратъ къ старымъ богамъ, до-Паулевской, если можно такъ выразиться, эпохи. Достопочтенный Беніаминъ Гуджъ, м-ръ Эмануэль Чикъ, м-ръ Эмилій Гортонъ, м-ръ Этельстанъ Кильбёрнъ, м-съ Треси Ганди и ея супругъ, со всѣми остальными были на лицо. Обѣдъ былъ большой, званый и парадный, и Сивилла увидѣла, что поджидаютъ еще какую-то почетную гостью, кромѣ ея самой.
-- У насъ будетъ сегодня новый интеллектуальный праздникъ, услышала она, какъ провозгласилъ громогласно м-ръ Веніаминъ Гуджъ. Мы это только и знаемъ, впрочемъ. Ждутъ какую-то даму... изъ Россіи... но имени ея мы еще не знаемъ. Она уже пріѣхала и находится въ домѣ.
Хорошо знакомое ощущеніе охватило Сивиллу, и сердце упало въ ней. Она увидѣла, что за обѣдомъ послѣдуютъ особенно интересныя манифестаціи.
-- Да, моя душа, сказалъ ея отецъ, проявляя всю прежнюю, хорошо знакомую ей нервность, у насъ такая гостья, общественное положеніе которой ручается за ея добросовѣстность. Она не безъимянная авантюристка, какія иногда у насъ появлялись. Она русская княгиня самой знатной фамиліи. Ея манифестаціи доказываютъ весьма развитую стадію спиритуалистическихъ усилій. Но мы сами увидимъ, дитя мое, и сама будешь судить. Мы всегда предпочитаемъ сужденіе тѣхъ, кто намъ враждебенъ. Томъ самъ будетъ судить о ней.
-- Не опытами и фейерверками по части магнетизма можемъ мы достичь великихъ результатовъ, вмѣшался Эмануэль Чикъ; -- мы должны медленно подвигаться впередъ, шагъ за шагомъ. Намъ приходится бороться съ лживыми и насмѣшливыми духами. Но подумайте, сэръ, о добытыхъ уже нами результатахъ. Это наука, сэръ, и должна быть ведена на научныхъ началахъ. Медіумъ долженъ искать своего пути. Государство должно давать ему средства для изслѣдованій, а результаты ихъ должны печататься для всеобщаго свѣдѣнія.
Тутъ русскій феноменъ, "княгиня" Ольга Александровна появилась въ дверяхъ.
Она была молода, и наружность ея была замѣчательна, если не красива. Она была одѣта въ черный бархатъ и кружева,-- костюмъ очень дорогой, простой и эффектный. Съ минуту она простояла въ дверяхъ, гдѣ свѣтъ падалъ на нее и озарялъ съ головы до ногъ, точь въ точь какъ актриса, появляясь на сценѣ, останавливается на минуту, чтобы дать время публикѣ осмотрѣть ея фшгуру, лицо и нарядъ. Черты лица этой молодой особы были правильны, хотя и рѣзки... но друзья увѣряли, что у нея тонкія черты; голосъ былъ тоже рѣзокъ и нѣсколько крикливъ; волосы черные, а глаза подъ цвѣтъ волосъ. Мы сказали бы, что она еврейка и назвали бы "развязной". Ротъ былъ у нея твердый... даже жесткій; улыбка застывшая на губахъ... друзья утверждали, что она обольстительна. Тѣ же, кому она не нравилась, говорили, что она неискрення и не добродушна. Ее называли Ольга Александровна, и она пріѣхала изъ Петербурга, но въ лицѣ у нея было что-то вульгарное. Она говорила рѣзкости, порою даже невѣжливости, но друзья утверждали, что это эпиграммы, и она написала книгу по-французски, которую перевели и на англійскій языкъ, но которую старомодные люди не допускали къ себѣ въ домъ. Друзья же утверждали, что то была книга, въ которой женщина впервые осмѣлилась высказать правду.
Обѣдъ прошелъ какъ одинъ изъ тѣхъ торжественныхъ обѣдовъ, какіе были такъ памятны Сивиллѣ, и одно время измѣнились подъ вліяніемъ живаго характера Поля. Обѣдъ былъ скученъ такъ же, какъ и торжественъ.
Она вспомнила первый вечеръ, когда появился Поль, и какъ всѣ присутствующіе вытягивали шеи и напрягали уши, ловя каждое его слово и движеніе. Но будучи женщиной, слѣдовательно предубѣжденной, Сивилла находила, что Поль былъ гораздо интереснѣе Ольги Александровны и гораздо красивѣе.
Но послѣдняя, оказалось, принадлежитъ къ новѣйшей таинственной философіи, пророкомъ которой была и есть никто иной какъ, г-жа Блавацкая. Въ настоящее время многіе знакомы съ этой теоріей, и ея выраженія въ ходу у приверженцевъ этого ученія. Ольга Александровна толковала про Тибетъ, магазмы, астральныя тѣла, кармы, іоги и о изотерическомъ буддизмѣ.
Присутствующіе, въ особенности лэди Августа, слушали и воображали, что впитываютъ въ себя удивительныя познанія. Но м-ръ Эмануэль Пикъ не слушалъ интересной бесѣды, а усердно кушалъ, наслаждаясь дѣйствительно прекраснымъ обѣдомъ и лучшимъ виномъ, какое ему когда-либо доводилось пить. Несчастная судьба медіумовъ заключается въ томъ, что они привыкаютъ къ хорошему портвейну и красному вину, и пить его имъ доводится очень рѣдко, лишь тогда, какъ они бываютъ приглашены въ такой гостепріимный домъ, какъ домъ лэди Августы. М-ръ Чикъ былъ въ настоящую минуту очень счастливъ, и ему было столько же дѣла до разглагольствованій новаго медіума, сколько до прошлогодняго снѣга. Его врагъ, Поль, уѣхалъ послѣ такого посрамленія, которое всякаго медіума -- и даже его самого -- схоронило бы навѣки. М-ръ Бруденель вернулъ ему его деньги. Онъ пригласилъ его также продолжать прежнія изслѣдованія
Затѣмъ послѣдовали обычныя манифестаціи.
Когда они окончились, достопочтенный Веніаминъ Руджъ подошелъ къ лэди Августѣ съ записной книжкой въ рукахъ.
-- Лэди Августа, какой чудный, чудный вечеръ. Никогда еще на памяти людской не бывало такого благороднаго проявленія дѣйствія духовъ на людскіе умы. Объ этомъ слѣдуетъ довести до свѣдѣнія публики и не теряя времени. О! лэди Августа, когда мы наконецъ устроимъ нашу коллегію, какая будетъ для насъ честь и какое счастіе для страны, если Ольга Александровна согласится быть въ ней профессоромъ. О! наша коллегія! Съ какимъ счастіемъ я буду въ ней секретаремъ, лэди Августа. Сколько усердія, сколько энергіи внесу въ дѣло.
-- Увидимъ, увидимъ, м-ръ Руджъ, отвѣчала лэди Августа. Вечеръ былъ дѣйствительно замѣчательный.
-- Что скажете, Чикъ? спросилъ Томъ sotto voce.
-- Фейерверкъ, м-ръ Лангстонъ, фейерверкъ.
Голосъ его былъ нѣсколько глухъ, а языкъ съ трудомъ ворочался. Хорошій портвейнъ производитъ такое дѣйствіе на нѣкоторые темпераменты.
-- Такой же пуфъ, какъ и у м-ра Пауля. Фейерверкъ и месмеризмъ. Повѣрьте слову, всѣ вернутся въ концѣ концовъ ко мнѣ и къ старой методѣ. Все это пуфъ. Ничто не вѣрно, кромѣ науки, м-ръ Лангстонъ. Я бы могъ сообщить вамъ такіе результаты...
-- Друзья мои, послышался голосъ м-ра Кира Бруденеля. Онъ надѣлъ pince-nez на носъ, и лицо его сіяло, а голосъ былъ торжествующій.
-- Мои дорогіе друзья, мы еще никогда не присутствовали на вечерѣ, отмѣченномъ такимъ великолѣпнымъ проявленіемъ силы. Этотъ вечеръ останется навсегда въ памяти у всѣхъ присутствующихъ, какъ непреложное доказательство явнаго прогресса... того, что мы стали ближе къ духамъ. Мы сдѣлали шагъ въ невѣдомой странѣ и узрѣли то, чего до сихъ поръ намъ не дано было видѣть. Мы не знаемъ, какъ благодарить васъ. Слова не могутъ выразить чувствъ, волнующихъ наши сердца. Мы поздравляемъ себя съ вашимъ пріѣздомъ.
Сивиллѣ опять стало неловко, можетъ быть, потому, что для нея это было повтореніе того, что она уже много разъ слышала прежде, а также потому, что по глазамъ отца она догадалась о томъ, что онъ скажетъ дальше.
-- Друзья мои, сказалъ онъ твердымъ голосомъ съ приличнымъ обстоятельствамъ движеніемъ руки, и притопнувъ ногой, мы стоимъ... наконецъ-то можно сказать, что мы стоимъ на твердой, какъ скала, почвѣ.
КОНЕЦЪ.
"Русскій Вѣстникъ", NoNo 11--12, 1888, NoNo 1--3, 1889